Мой ад – это я сам

– Я готов ко всему, прекрасная Хиона, и ничего не боюсь, даже смерти. Я уже говорил Эву, – мое счастье окончилось вместе с детством. Поверьте, то жалкое существование, которое стало моим уделом после кончины отца – просто отвратительно!

– Я тоже согласен, – ответил Эвер. – Я уже понял, новые впечатления притупляют сердечную тоску… Мне это полезно. Да и Гармагер для меня после того, что мы испытали по дороге сюда, не соперник, а брат.

– Вот и отлично! – воскликнула Хиона. – Мне, как и прекрасной Каре, надоело одиночество, и я устала охранять этот высокогорный райский склеп. Ваши приключения развлекут и меня. А потом я придумаю, что для вас сделать. Каждый обретет то, к чему стремится. Да и мои монахи заждались, двадцать лет мечтают о Преображении. Им тоже пора его получить. Так что, вперед, мои смелые гости. Вперед, к истокам вечного движения, вечного стремления, вечного обновления!

Царица подошла к фонтану и обрызгала юношей водой. У Гармагера закружилась голова, он потерял ориентацию и свалился на пол. Придя в себя, принц заметил лежащего рядом Эвера. Прошло еще одно томительное мгновенье, и молодые люди превратились в горячие источники. Вода в них долго бурлила, набирая силу, а потом ринулась в серебряную воронку, расталкивая холодные капли, падающие с волшебной резной чаши.

– Мне надо вниз, к реке, – думал Эвер, выискивая щели в скальной породе. – Пока вниз, а потом, наверняка, услышу шум водопадов!

– Сейчас высвечу себе дорогу … Где мои талисманы? – думал Гармагер. – Как ни странно, они у меня… Их кошачьи глаза укажут мне самый короткий путь к реке. Отлично, знаю куда бежать. Вперед, только вперед! Вот, черт! Темно, как в безлунную ночь в засаде… Что я слышу? Что за звуки! Может, река близко? Похоже на звон серебряных мечей на поле боя. Ах, как я соскучился по своей дружине. Вернусь, попрошу Хиону показать в чаше, что с ними.

– Что за нежный перезвон? – думал Эвер. – Неужели река рядом? Какой мелодичный…Так звенели монисты на груди любимой, когда она танцевала при свете костра … Боже, как бьется сердце… А какой мрак вокруг. Темно в глазах, как тогда, когда я зарывался в водопад ее черных кудрей. Похоже, скоро доберусь до цели…

В полдень воды источников достигли горного потока. Соприкоснувшись с ледяной речной водой, теплые родниковые струи превратились в купающихся юношей. Возбужденные и усталые они вылезли на берег.

– Какой ты горячий, Эв. Не заболел ли? – спросил принц с тревогой в голосе.

– Со мной все в порядке. А вот ты весь заледенел, Гарм! Неужели простудился?

– Да, что ты! Чувствую себя превосходно, бодрый как никогда!

– Отлично, посидим на солнышке, а потом в гору, назад к Хионе.

– Лично я предпочел бы домой. У меня в апартаментах роскошно, как во дворце Альморава. Пойдем ко мне, выпьем, отдохнем, приведем себя в порядок, а завтра снова к царице.

– Я согласен. К себе тебя не зову. Мне дома хорошо, но принца туда не пригласишь. Тебе у меня не понравится… Убого, да и не слишком опрятно.

… На рассвете следующего дня молодые люди робко переступили порог храма и остолбенели. На троне восседала прекрасная дева в изысканном наряде цвета чайной розы. На голове у нее была такого же оттенка шапочка в форме цветка, украшенная сверкающими аметистами, а замысловатые узоры ее одеяния были составлены из матовых нежно-розовых кораллов.

Не успели юноши подойти к трону, как Хиона, обрызгав их водой из фонтана, в мгновение ока превратила в два зерна. Царица осторожно подняла их с пола, отнесла к двери и бросила в клумбу, что была разбита у стены храма.

В полдень на теплом весеннем воздухе распускались два удивительных цветка. Пунцово-алый Эв, открыв глаза, завибрировал под нежным дыханием ветерка. Повертев своим махровым венчиком по сторонам, он немедленно принялся радостно зазывать к себе суетливых стрекоз и озабоченных пчел. Увидев на соседнем кусте нежно-розовый цветок, он еще пуще зарделся, решив, что рядом находится самая очаровательная в мире бабочка.

– Как она восхитительна! – подумал юноша, призывно размахивая лепестками. Однако, почувствовав ее аромат, пришел в откровенный восторг, он понял – перед ним родственное создание.

Ядовито-желтый Гарм открыл глаза чуточку позже и огляделся. Солнце светило ярко, нежные запахи поднимались от весенней земли. Рядом, вишневый от смущения, Эв заигрывал со сладко пахнущей розой шиповника. Гарм отвернулся и стал рассматривать голубой небосвод, с интересом вглядываясь в пушистые молочно-белые облачка. Проворная бабочка, привлеченная роскошным золотистым венчиком, уселась на цветок. Гарм вздрогнул и согнал ее. Назойливая гостья, взлетев, снова опустилась на него.

– Вот пестрая дрянь! Полюбоваться на мир не дает. Навязалась на мою голову! – подумал принц и задергался всем телом, сгоняя непрошеную гостью.

Бабочка, почувствовав дрожь отвращения, сделала вид, будто ничего не случилось. Она не желала сдаваться, а потому, красиво помахав разноцветными крылышками, еще сильнее вцепилась в пушистый венчик, пытаясь удержаться на приглянувшемся ей золотистом ложе. Обозленный Гарм так грубо защемил ей лапку, что та, наконец, сообразила – дело приняло нежелательный оборот. Теперь уже перепуганная нахалка сама захотела ретироваться, да не тут-то было. Лапку заклинило намертво. Долго еще легкокрылая красотка билась, пытаясь высвободиться, пока, обессилив, не повисла на цветке, как подстреленная дичь на поясе у охотника.

На закате юноши приняли свой обычный вид. Они обнаружили, что сидят в клумбе у стены храма, перепачканные землей. В руке у Эвера цветущая ветка шиповника, а в кулаке у Гарма огромная раздавленная пестрая бабочка.

– Я пошел домой мыться, – проворчал принц, раздраженно стряхивая с руки пыльцу, а потом, не оглядываясь, быстрым шагом отправился к себе.

– Это какой-то диковинный, необыкновенно душистый вид, – решил Эвер, нюхая цветы, а потом, бережно поддерживая рукой ветку, побежал домой ставить ее в воду.

…Следующий день выдался холодным и дождливым, а потому молодые люди решили провести его дома.

– Я какой-то восторженный дурачок! – думал о себе Эв, вспоминая свои необыкновенные превращения.

– Ничего нового! – размышлял Гарм.– Лишний раз убедился, что везде царит обычное потребительство, которое люди, как правило, прикрывают возвышенными словами. Куда ни оглянись, везде только и болтают, что о страсти, влечении, любви! А на самом деле отношения у всех на уровне насекомых: поел, попользовался и полетел дальше… Любопытно, зачем Хиона проделывает со мной все эти трюки? Решила открыть мне глаза на мир? А может, хочет убедить, будто я недостаточно развит, раз до сих пор ничего в нем не понял? Однако, что бы царевна мне не доказывала, я не расстроюсь! Наоборот! Мне давно не было так интересно жить, как сейчас! Клянусь, я с радостью жду любых превращений!

… Утро следующего дня выдалось морозным, возможно, поэтому Хиона встретила своих гостей в роскошной темно-коричневой шубе и золотисто-бежевой мохнатой шапке. Золотой песок вперемешку с агатами украшали не наряд.

Хиона гостеприимно пригласила юношей следовать за ней в храм. Они поднялись по длинной лестнице, что находилась позади трона, и попали в просторную светлую комнату с огромным окном. Подойдя к нему, молодые люди удивленно переглянулись – перед ними, как на ладони, предстала вся долина с ее ухоженными полями на склонах гор, с разноцветными домиками, окруженными зарослями цветущего кустарника, и с крошечными фигурками работающих монахов.

– А теперь друзья, вперед! – скомандовала царица и обрызгала их водой из золотого флакончика, который вынула из кармана своей необъятной переливающейся шубы.

Одно волшебное мгновенье, и два молодых тура выскочили из окна. Ловкий прыжок, и они оказались на небольшом уступе, с которого, легко поскакали в разные стороны.

Эв, почуяв нервными, влажными ноздрями запах молодой козочки, пустился вдогонку. Она мерещилась ему в каждом белом облачке, что пряталось в лощинах гор, окружающих Плато.

Гарм со всех ног понесся к вершине. Его, как магнит, притягивала к себе, оседлавшая белоснежный пик горы, грозовая туча.

– Что там внутри нее, что за ней, что выше нее? День впереди, я еще успею добежать и посмотреть, – думал принц, бесстрашно устремляясь вверх.

На заходе солнца два утомленных тура спустились в долину, а когда наступила темнота и окончилось действие заклинания Хионы, измученные юноши, едва попрощавшись, разбрелись по домам.

Два дня молодые люди провели как затворники. Эвер неожиданно для себя осознал, что окончательно излечился от своей прежней привязанности.

– Я чувствовал только то, что ощущают все, живущие на Земле. Самое главное, что в этом не было ничего из ряда вон выходящего. И не зачем было так терзаться? В конце концов, если хорошенько поискать, всегда можно найти себе подходящую подругу.

Незаметно его мысли обратились к царевне Хионе, и он прошептал:

– Вот, кто единственная на свете, неповторимая женщина! Прекрасна, величава, мудра. Может, она вообще из другого мира? Странно! Она тогда сказала Гарму, что предпочла бы меня. Наверняка, пошутила, просто хотела его подразнить. А вдруг она отсюда уйдет? Преобразит жизнь монахов и исчезнет. Навсегда исчезнет.

Эв нахмурился, замолк, и на сердце у него снова стало тоскливо и тяжело.

Гармагер нервно ходил по дому, швырял свои детские игрушки и громко ругался.

– Еще одно такое испытание и я решу, будто я – урод. Все бегают, суетятся только для того, чтобы найти себе пару. Ради этого и живут! Сказал бы, что это животные чувства. Так нет же! Так ощущает все живое, даже цветы. Теперь я, слава Богу, понял, моя мать не исключение. Женщина, как женщина. Не была бы королевой, можно было бы и оправдать… Хиона обещала ответить на все вопросы. Было их несколько, а теперь остался только один. Почему выбор матери не вызвал протеста ни у советников, ни у войска, ни у народа? Я один почувствовал себя оскорбленным и униженным. Выдержу все, но это узнаю. Осталось недолго.

Наступило ясное и холодное утро. Молодые люди, одевшись потеплее, с первыми лучами Солнца переступили порог храма. Навстречу им выплыла Хиона. В наряде из небесно-голубых и бирюзово-синих перламутровых перьев, отделанных аквамаринами и сапфирами, она походила на экзотическую птицу.

– Привет, друзья! Готовы сегодня полетать? – с тревогой поинтересовалась царевна, но, увидев довольные улыбки на лицах гостей, обрызгала из водой из серебряного флакончика и произнесла заклинание:

– Оборотитесь пернатыми, по душе своей!

– Перед глазами Гармагера все поплыло, закружилось, он оперся плечом на дверной косяк и через несколько секунд почувствовал, что удерживает равновесие, стоя крепкими когтистыми лапами на цветущей дорожке храма. Еще мгновение, и юноша гигантской белой птицей вылетел в открытую дверь.

– Господи, какой кондор! Просто королевский! Могучий, бесстрашный! Неужели это его суть? Ты, Гарм, воистину, Прекрасный Принц… Лети и наслаждайся! – восторженно крикнула Хиона, а потом, оглянувшись вокруг, спросила:

– А кем же ты стал, Эвер? Кем?

Толстый серебристо-сизый голубь сел на ее плечо.

– Полетаем вместе, ненаглядная? – нежно проворковал он, слетел на дорожку, клювом сорвал красный цветочек и бросил к ногам волшебницы.

– Ты, пожалуй, прав, Эв! Мы полетим вместе, и я покажу тебе горячий Фиалковый источник, вокруг которого круглый год благоухают первые весенние цветы. Он находится в глубокой лощине и о нем не знает никто из жителей Бирюзового Плато. Его вода излечивает душевные раны, открывает тайные радости Земли, дает силу смотреть в будущее без страха и слез. Ну, что, дружок, вперед! – царевна призывно махнула рукой, засмеялась и, обернувшись синей птицей, выпорхнула в открытую дверь. Вслед за ней, важно хлопая крыльями, неуклюже вышел голубь. Он растеряно огляделся, но, увидев парящую вдали Хиону, легко взмыл в небо.

– Какая красота, какое блаженство – ворковал сизак, разбрызгивая теплые бирюзовые капли родниковой воды на хрупкие лепестки фиалок.

– Ты сам прелесть, Эв! – проворковала Хиона, – сбрасывая свой птичий наряд. – Заканчивай купаться и лети ко мне. Свои перышки можешь оставить около кустов. К нам сюда никто не придет. Иди и обними меня покрепче, а то мне прохладно! Не тревожься ни о чем, лучше поцелуй меня!

– Неужели ты любишь меня? – тихо спросил Эвер, оборачиваясь юношей.

– Ты задаешь вопрос, на который я никогда не смогу тебе честно ответить. Да и что может сказать на это женщина, существующая в пространстве, но вне времени? Одно обещаю – мы будем вместе столько, сколько пожелаешь, и, клянусь, ты об этом никогда не пожалеешь. Со мной ты узнаешь наслаждения недоступные простым смертным! Если не оробеешь, я наброшу на долину такой плотный шатер облаков, что наша брачная ночь продлится трое суток. У нас это будет так, как было у самого Зевса с его возлюбленной Алкменой. Ну, а захочешь изведать любовные ухищрения Громовержца, мои чары к твоим услугам. Только скажи, и ты превратишься в того, в кого пожелаешь. Надумаешь стать Лебедем, я буду твоей Ледой, отважишься обернуться Быком, я стану твоей Европой, рискнешь превратиться в Змея, я безропотно сыграю роль Персефоны, а если придет в голову принять облик Сатира, я без всякого смущения изображу Антиопу4. Моему колдовству это все подвластно!

– Прости, Хиона, но о подобных превращениях Зевса я даже не слыхал. Я просто невежа, а это так ужасно! Одно знай, моя царица! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать достойным тебя. А пока могу предложить только свою преданность. Обещаю, буду любить тебя, пока дышу и клянусь, сумею остановиться вовремя. В тот момент, когда почувствую себя дряхлым старцем, первый скажу – ты свободна!

– Со мной старость тебе не грозит, и проживешь ты столько, сколько захочешь. А сейчас ни о чем не спрашивай! Иди ко мне и целуй меня.

Белый кондор летел, подгоняемый холодным ветром. Мощные крылья несли его ввысь, наполняя грудь бодрящим, звенящим воздухом. Опьяненному полетом Гарму, казалось, будто из поднебесья он видит окружающую жизнь гораздо отчетливее, чем это было там, внизу. Принц блаженствовал. Он, то с восторгом скользил по хрупким перьям облаков, сливаясь с ними, то парил, чувствуя себя парусом, уносимым воздушным потоком, то, складывая крылья, камнем падал в пропасть, чтобы в последнюю секунду взмыть, пронзив прилепившуюся к вершине тучу. Наслаждение от полета обострялось ощущением полного господства своей неукротимой воли над назойливыми мыслями и опостылевшими страданиями, так безжалостно разъедающими его беспокойную душу и сильное подвижное тело.

– Господи! Благодарю тебя! Я жив, я спокоен, я свободен! Каждой клеточкой я ощущаю полноту бытия! Я счастлив потому, что у меня есть только один повелитель – это ты, Всемогущий! – думал Гарм, опускаясь на заснеженный пик горного хребта. – Какой день! Какой безумный и радостный день! Жаль только, что впереди обычный вечер, когда я снова стану простым, неприкаянным смертным!

Поздно ночью Гармагер расположился у камина и, задумчиво глядя на горящие угли, пил терпкое сладкое вино. Постучал Эвер. Вошел. Молча сел рядом. Взял со стола хрустальную чашу и наполнил ее до краев.

– За самый прекрасный день в нашей жизни, Гарм. Да не позабудется он никогда! – тихо произнес Эв и, не чокаясь, залпом выпил. Потом бросил чашу в огонь и, не прощаясь, медленно удалился.

А в это время Хиона в своем уютном кабинете давала наставления главному жрецу Агнеру. Узнав от царевны о грядущем Преображении, он с радостью вызвался выполнить ее поручение за пределами Бирюзового Плато. За свою долгую жизнь Агнер испытал так много, что теперь искренне не желал для себя никаких перемен. Он считал, что не будет иметь лучшей доли, чем та, которая у него уже есть.

– Преображение – процесс болезненный, но в результате него каждый монах получит то, о чем мечтал все эти годы, – продолжала Хиона. – А так как я твердо решила, что мои подданные не должны страдать, я облегчу их муки, и ты поможешь мне в этом. После Преображения рано утром проводишь всех к Фиалковому Роднику. Искупаются и успокоятся. Дорогу к источнику я тебе потом покажу. А теперь самое главное… Преображение резко изменит чувства и мысли моих служителей, а потому, наверняка, найдутся желающие покинуть долину. Я открою короткий путь, ведущий к людям, поскольку не думаю, что кто-то решится возвращаться, так как пришел – через перевал… Так вот, сквозь горы есть проход. Он идет вдоль нашей реки и начинается за большим валуном, покрытым вечнозеленым лишайником. Я говорю о камне, который прикрывает вход в подземелье, куда убегает вода. Когда сбросите его, не пугайтесь! То, что вы увидите, это не тропа, это – узкий карниз, едва возвышающийся над стремниной. Этот путь крайне опасен – в половодье его заливает бурлящий поток, а в холода на нем образуются огромные наледи. Невредимым по нему может пройти только тот, у кого в руках подснежник с Фиалковой Лощины. Когда дорога открыта – цветок распускает свои лепестки. С этим же подснежником желающие смогут вернуться на Плато. Предупреди всех, возвращаться можно только с близкими и налегке. Тяжелые и громоздкие вещи тащить за собой нельзя – не дойдут, погибнут, и цветок не спасет. И еще. Жители долины обязаны воздавать почести тому, кого я оставлю здесь вместо себя. Забудут об этом, случится непоправимая беда!

А теперь поручение тебе лично, Агнер. Через неделю после преображения ты один отправишься вниз. Там внизу, на берегу реки у подножия Черных гор находится богатое селение. Найдешь самый просторный, самый дорогой дом, купишь его и станешь ждать в нем тех, кто придет отсюда. Вот полная сумка изумрудов, тебе их хватит на много лет. Разумеется, этот дом станет твоим, но ты будешь обязан принимать в нем не только моих подданных. Вероятно, когда-нибудь появится тот, кто захочет попасть на Плато любой ценой, поэтому возьми с собой два подснежника – один для себя, другой для гостя, чья душа устремится в долину так, как это было когда-то у тебя самого. А теперь, иди отдыхать, Агнер. Только по дороге домой зайди к Эверу и передай, завтра днем я его не жду. Придет Гарм – настало время, когда я смогу помочь ему разобраться со своим прошлым.

… На следующее утро в храме появился Гармагер. Увидев Хиону, он склонился в галантном поклоне, а потом воскликнул:

– Благодарю Вас, великая царица, за ту радость, которую Вы позволили мне вчера изведать!

– Пора мне исполнить то, что я обещала Вам, принц, – грустно произнесла Повелительница Гор и Долин. – Подходите поближе к чаше, становитесь на колени, смотрите в нее и слушайте!

Хиона опустила в воду изумрудный перстень, фонтан замер, вода помутнела, забурлила, а потом сквозь нее стало высвечиваться изображение.

Гарм увидел Малую гостиную своего замка в Альмораве, на кресле в бледно-голубом расшитым серебром одеянии, сидела мать, рядом на ковре старая нянька играла с красивой девочкой лет шести.

– Акош, дорогая, иди в детскую. Я жду важного гостя, – с волнением вставая, произнесла королева Кара.

– Это моя сводная сестра? Странно, но она премиленькая девчушка! – удивленно прошептал принц, а потом грустно заметил, – а вот мама немного постарела, жаль.

– Входите почтенный Галард! – произнесла Кара, нервно комкая в руках кружевной платок. – Входите!

Медленно вошел высокий, благообразный старик и поклонился.

– Это наш главный жрец! Он исчез из замка в тот день, когда мне исполнилось тринадцать лет, – пояснил Гармагер.

– Встаньте, уважаемый и расскажите, почему Вы вернулись?

– Мое служение окончилось, королева. Я десять лет был затворником в храме Всесильного, где молился за Вашего сына. Всемогущий услышал меня и возвестил: сбудется только пророчество Вернада. Гармагер никогда не будет царствовать в Альмораве, потому что сменится династия. Но Создатель милостив! Он устранил проклятье старика, призвавшего Смерть на голову принца, и изменил линию его судьбы. Теперь Ваш сын не погибнет! Он жив и будет жить до скончания веков!

– Господи, но это так ужасно!

– Вы несправедливы ко мне, королева! Я сделал все, что в человеческих силах. Скажу искренне, сделать больше не дано смертному! – обиделся старик.

– Все равно, это ужасно. И право, я не знаю, что страшнее – ранняя смерть или вечная жизнь, – сказала, заливаясь слезами, Кара.

– Я полагаю, вечная жизнь все-таки лучше! – произнес оскорбленный в своих лучших намерениях жрец.

– Возможно, возможно… Мне судить об этом не дано! – подавленно произнесла королева-мать.

– Поймите меня правильно, Галард. Если уж я, волей Судьбы, не могу посадить своего единственного сына на трон, то хотела бы помочь ему обрести простое человеческое счастье. Я была бы довольна, увидев, что он здоров, имеет любящую, преданную супругу и здоровых талантливых детей. А вечность… Что такое вечность? Я, лично, в ней ничего не понимаю… В любом случае, спасибо Вам за Ваш великий подвиг служения. Чем я могу Вас, главный жрец Альморава, отблагодарить за тяжкие годы затворничества?

– Я прошу только об одном. Расскажите мне правду о том, что происходило здесь за эти годы. Отчего погиб великий Агомар, почему ушел принц Гармагер, как советники и народ приняли нового короля?

– Вам, уважаемый, расскажу все, ничего не утаю. Вы мудрый человек и великий знаток человеческих характеров, а потому вряд ли чему-нибудь удивитесь. Но, прошу Вас, удовлетворите и мою любознательность. Я хочу узнать все подробности, связанные с проклятием старого Вернада, Вы ведь присутствовали при этом! Садитесь, святой отец. Я полагаю, наша беседа будет долгой… Фрукты и родниковую воду – главному жрецу королевства, а мне – мой утренний напиток! – распорядилась Кара и величественным жестом показала своему гостю на кресло.

Гармагер удивленно взглянул в потемневшее лицо Хионы, а потом, вцепившись руками в края серебряной чаши, весь превратился в зрение и слух.

Красивая молодая служанка принесла все, что приказала королева и бесшумно удалилась. Кара, слегка пригубив свой бокал, начала.

– Я точно не знаю, что произошло в походе между Вернадом и моим супругом, но вернулся он тогда не в себе. Что-то невнятно пробормотал о проклятии, а потом на сутки заперся у себя в кабинете, где крушил все, что попадало под руку. После зайти туда было невозможно – он разбил там все, что билось, и разорвал все, что рвалось. Ко мне в покои Агомар больше ни разу не зашел – как женщина я для него умерла. Характер у мужа после стычки с Вернадом испортился окончательно. Не прошло и месяца, как он рассорился со всеми нашими соседями, а потом затеял совершенно бессмысленную бесконечную войну с Таранией. Я полагаю, о ней вы, Галард, ничего не знаете, так как в тот момент уже были затворником в монастыре, куда отправились по моей просьбе, чтобы стать ходатаем за нашего сына перед лицом Всевышнего. Я всегда буду Вам за это благодарна, и никогда не забуду, что Вы были единственным человеком, кто набрался мужества и пересказал мне трагическое пророчество старика Вернада… Итак, продолжаю…

Вы помните, что Тарания – богатое государство, там отлично подготовленная армия и жестокий, хитрый правитель. За три года мелких побед и крупных поражений в Альмораве не осталось никого, кто мог бы успешно противостоять его воинам. Все здоровое мужское население страны было уничтожено. Женские монастыри были переполнены отчаявшимися матерями, сестрами, невестами и женами погибших. В стране толпами бродили воинствующие, но ни на что не годные подростки, и просящие подаяние беспомощные старики. Надо было кончать войну, согласившись на любые условия, что было бы справедливо, так как мы сами были ее зачинщиками. Но Агомар и слушать об этом не желал. От злобы он весь почернел и метался по дворцу, словно тигр в клетке.

И вот однажды супруг сообщил мне, что придумал, как выйти из этого положения. Подробности его плана я узнала на следующий день от задыхающегося от негодования первого министра. Оказалось, на утреннем заседании военного совета король потребовал закрыть в стране женские монастыри, дряхлых старушек отправить в богадельни, а всех дееспособных монахинь согнать в войско. Чтобы окончательно выкорчевать из душ несчастных последние ростки женственности, Агомар предложил побрить их наголо. Видит Бог, он отлично понимал, в кого может превратиться женщина, возненавидевшая не только свою жизнь, но и свой собственный облик. Да! В качестве поощрения, король надумал дать право этим амазонкам не только грабить захваченные территории, но и угонять по одному рабу, чтобы использовать его в личных целях. Дабы пленники могли, не испытывая отвращения к лысым завоевательницам, исправно исполнять отведенные им роли, правитель приказал ослеплять их. К тому же, Агомар здраво рассудил, что слепой враг абсолютно безопасен, так как не способен к сопротивлению и его в любой момент легко прикончить.

– Просто чудовищно! – прошептал изумленный жрец.

– Я продолжаю, – сказала Кара, сделав большой глоток своего искрящегося напитка. – Наш военный советник осмелился возразить королю. Заявил, что такая армия недееспособна, так как позади нее всегда будет тащиться караван из враждебно настроенных инвалидов, со временем, возможно, еще и с грудными младенцами на руках. Агомар, к тому времени уже желтый от бешенства, заявил, что озверевшие от непрерывных грабежей и убийств самки, имея возможность таскать за собой только одного трутня, не будут с ним долго церемониться, а потому обоз будет всегда в два раза меньше, чем войско из опьяненных ненавистью, жадностью и жестокостью лысых амазонок.