Век агрессии. Возможности и допущения

Подступимся ещё раз к тому, что Век агрессии – это объект, реальность «в себе», а для нас будет как непознанная «вещь». В то время как наши субъективные размышления есть представлениями о Веке агрессии, то есть, «реальность в уме». В размышлении элементы объекта и субъективные суждения переплетаются и уже в образах, смыслах и символах находят общие моменты, оставаясь однако субъективными знаниями. Но это не должно стать помехой, ведь «все человеческое знание субъективно», замечает итальянский социолог В. Парето. И всё же, нам не помешает щепотка скепсиса, чтобы выпрямлять время от времени изгибы своей субъективности.

Но есть две вещи, которые не должны вызывать сомнение. Это то, что жизнь, взятая во временных рамках столетия и не только, исходит из действия общих факторов, содержание которых вполне укладывается в основные категории разума по Аристотелю (время, пространство, род, числа, причины, субстанции, личность и др.). И то, что с общими факторами будут связаны силы основания века, которые люди своей жизнедеятельностью предъявляют миру. Но дело в том, что своей очевидностью и непреложностью общие факторы как бы утопают в потоке жизни, не выделяясь особо на обычный взгляд. В то время как факторы, ставшие различимыми по силе воздействия на жизнь, обрисовывают выпукло облик века и могут делать зримыми черты образа жизни людей.

Вопрос в том, как один фактор из общего «семейства» факторов жизни становится различимым, то есть особенным и специфическим, и обретает свою решающую роль в жизни века. Связано ли это с необходимостью существования, как в прошлые века, а позже и с эволюционным ростом, или такое быть может лишь по стечению обстоятельств, новому замесу каких-то элементов жизни? При этом, как было уже сказано, мы ведём разговор о времени господства субъективности, что также должно было влиять на активизацию аффективных сил.

Не исключая саму необходимость как таковую по жизни, отметим, что фактор, который станет различимым в данном веке, будет давать о себе знать по мере вызревания его значимой роли в жизни людей. Здесь различимое может по стечению обстоятельств образовываться как причудливое скопление сил вокруг одного какого-то явления, действования, бытующего по жизни. Следует отметить, что стечениям, дающим жизнь новым образованиям принадлежит важная роль во вселенной. Сама земля возникла в силу исключительного стечения обстоятельств. В нашем понимании стечение как скопление вокруг явления есть процесс формирования специфического фактора в значении века, существование которого связано с активным воздействуем на жизнь, готовностью устраивать ей новые приключения во всей своей полноте. Так различимое становится тем местом, где встречаются чувства и мысли, что объясняет не только сами действия, их характер, но и особые смыслы поведения.

Сегодня мы воочию видим, какое зловещее приключение по стечению непредвиденных обстоятельств навязал миру коронавирус, взбесившийся грипп, который в агрессивных масштабах сеет смерть, и уж точно ограничивает жизнь людей в карантине. Следует признать, что такое поистине средневековое испытание застало человечество врасплох, и оно, несомненно, будет отнесено к разряду катастрофического, если не трагического в глобальном мире и станет чёрной меткой различимого в характеристике века. Ведь коронавирус – это далеко не другой класс в ряду смежных вирусов, он выступает как персонифицированное зло, реальная угроза государственному благополучию и общественной жизни. И кто его знает, каким будет ЭХО коронавируса в последующем для социальной и психической жизни. И каким, вообще, будет мир в целом.

А пока надо думать о том, что в силу побочных неурядиц, и прежде социального порядка, происходит сближение коронавируса с человеческой агрессией в реалиях жизни. Их слияние станет реальным падением правил многих институтов жизни, возможно воцарение беспорядков, и тогда чувства, выплёскиваемые эмоции лягут по естеству в основу насильственных действий улицы. Чтобы не упустить построение государственного порядка на насильственной основе, и к этому всё идёт, важно знать обустройство жизни на агрессивной основе. И здесь понимание того как складывается Век агрессии в своём естестве будет актуальным. А мы тем временем возвратимся к нашим размышлениям о том как складывается в своей основе Век агрессии.

В развитие уже сказанного, следует уразуметь, что различимое как фактор жизни тесно связан со смысловыми пристрастиями, и вызывает не только беспокойства, но и рост раздражительности. И если первые зачастую могут изливаться в тревожных ожиданиях и постоянно переживаться, то раздражения вызывают отвержения, не исключая и каких-то действий агрессивного характера. Сплетаясь на таких началах с общими силами века, различимое как действующая сила по жизни станет устойчиво задавать характерное (знаковое) и воспроизводиться в устойчивой генерации жизнедеятельности. И как целое, это уже будет результатом устойчивого развития нового качества формы и нового чувства – образа комплекса сил в значении века. Такое различимое века может иметь место в сфере производства, характеризуя способ жизни, но если оно, различимое, выделяется в поведенческой сфере, то пристало говорить о коллективных установках и принципе жизни.

Заметим также, что век имеет свои внутренние реалии жизни, которые сводятся к обыденным и повседневным делам, и то внешнее, что вызвано войнами, революциями и теперь уже и глобальным терроризмом. И если во внутренней жизни век по существу осуществляется как созидательная и культурная сила, что является также корневым, то в своих внешних проявлениях век однонаправлено действует как сила разрушительная. Эти противоположные силы не исчерпывают всех возможностей силового поля века. Поэтому оставим место и действию каких-то сил, тому, что скрывает флёр. Они связаны будут скорее с корневым, и действием каких-то влечений, усиливающих роль созидательного или разрушительного начала. Это быть может чем-то мистическим, интеллигибельным и не поддаваться рациональному пониманию. В толковании их смыслов мы станем отчасти прибегать к художественным приёмам, а также к метафизическим схемам.

Однако центральными, определяющими замысел книги и наши размышления, будут следующие вопросы: какое сцепление обстоятельств привело к Веку агрессии? В какой мере этому способствовала возросшая напряжённость в поведенческих отношениях и в мире? А главное: какова здесь роль чувств и чувствований, действий и мышления, а вместе с ними обиды и зависти, тревоги и страха? И как Век агрессии сам по себе выражается во времени и пространстве, когда агрессия является значимой уже не только во внешних проявлениях, но и стала действенным началом в внутренней жизни? А это уже относится к вопросу о значении значения, венцом которых является значение агрессии в раскладе века.

* * *

Век агрессии не рождается, ведь все его составляющие по сути уже имеются, пусть и в малой форме, и не в тех связях. Он скорее складывается из них, как было отмечено выше, при стечении и усилении потворствующим его сложению обстоятельств. Такое может происходить в текущем веке, когда оформляется целостная структура составляющих, где структурообразующим является агрессия. Это и есть в сущности Век агрессии, который является единством в разнообразии, и разнообразием в единстве, что отвечает принципу философии, о котором говорил ещё Гераклит. Однако то, как происходит складывание Века агрессии лучше объяснить поэтапно в категориях сущего, иного-сущего и способа существования.

В бытии первого осуществления сущего как актуализированных элементов агрессивного в изменённых состояниях, а это есть момент отрицания в текущем веке, и, одновременно, стечения обстоятельств, скорее непредвиденных (например, коронавирус), когда складывается вторая уже ступень. Это осуществление иного-сущего, выражающееся в агрегированных связях между элементами, которые обретают своё устойчивое существование в Веке агрессии как едином. Если такое реально происходит, то это означает, что Век агрессии имеет собственное бытие и способ существования. Что можно привести в защиту этого положения?

Здесь следует прежде указать на то, что в бытийном опыте текущего века имеются отрицательные, напряжённые чувства и разнузданные мысли, стечения и обстоятельства во вражде, которые не достигли своих целей, они источают агрессию в ожидании. Такие чувства как обида и зависть, тревога и страх, скапливаясь в реальной жизни и в политике на территории агрессии должны нам говорить о потенциальных возможностях складывания Века агрессии. Но какие ещё силы гонят чувства в сторону агрессии – однозначного ответа нет, ибо на то они и есть силы стечений, возникающие по обстоятельствам. Со стороны же самой агрессии следует отметить её изменённые состояния, об этом как ключевом моменте наших размышлений будет позже сказано и в контекстах общественной жизни.

Как и другие века, принадлежащие одной эпохе, Век агрессии состоит из комбинации различных физических предметов и живых существ, однако значимая роль чувствующего человека здесь неоспорима. Ибо в значении такого века релевантными в связке будут такие человеческие качества, как чувство и чувствование, мышление и воля, себялюбие и жестокость, задействованные сами по себе и «питающие» друг друга.. А сами комбинации пообъектно образуются на основе трёх основных связей: человек и другой; человек и физический мир; человек и мир власти, притом, что человек волен не только созидать, но и всё разрушать. Во многом это и служит предпосылкой тому как Век агрессии складывается и может существовать.

Совмещение общего и особенного как доминант века в виде связного комплекса жизни в контекстах различимого, определяется как главный предмет рассмотрения и размышлений объявленной тематизации Века агрессии. Такой предмет берётся в сопряжении с различными образами агрессивного действия как в повседневности, так и в большой политике. Здесь раскрытие коммуникативных связей между субъектом (веком) и агрессией (предикатом), мы будем связывать с постижением смыслов, имеющих отношение к сущностному в складывании века. Поэтому если Век агрессии не метафора, а реальность и факт сознания, из чего мы исходим, то он должен предстать как фокус напряжённости между жизнью и агрессией. Когда в людских отношениях ощущается «живое» присутствие агрессии. А в собственных жизненных горизонтах присутствует агрессия. Ибо сама жизнь чревата всесилием агрессий. Такое перво-наперво видится в конфликтных отношениях людей, наций и государств, обусловленных тревогой и страхом, подтверждается во вражде языка и событийном ряде повседневной жизни. В них-то и создаются напряжённости достигаемых смыслов.

Однако нельзя сказать, что складывание Века агрессии этими персонажами ограничивается. Следует учитывать, как уже отмечалось, что происходят процессы, какие-то стечения, создающие сумбур «из предшествующего и представлений возможного», они надстраиваются над существующими отношениями и сносят обычную конфигурацию составляющих жизни в сторону агрессии. И тогда под порывами чувств и силой навеянных мыслей попутно смещаются чувствования существующего века, и предстаёт новая целостность. Так созревают и расширяются смысловые горизонты Века агрессии, ибо утверждаются смыслы агрессии по стечению обстоятельств во множестве. Это и стечения или скопления предшествующего векового опыта (войн, террора и криминала), и изменённых состояний агрессии под воздействием информационных напряжений, и чрезмерный настрой политиков на агрессивное решение спорных вопросов.

Судя по всему, в Век агрессии мир людей будет просматриваться в сумеречных тонах. И такое должно выражаться в переживаниях и широко проявляться в чувственном мире, а также быть на слуху. Всё сказанное имеет место, когда известное явление опривычивается в новом качестве и становится по изменённым состояниям довлеющим. И тому есть весьма ощутимые веяния, особые состояния чувствования и знаки, которые станут нами раскрываться. Но нельзя не сказать в этой связи и о непомерно возросшей «технической» силе агрессии за счёт ядерного оружия, имеющего разрушительную силу в значении апокалипсиса.

Как уже явствует из сказанного, мы будем делать не один заход, идти разными путями, размышлять, чтобы прояснить как Век агрессии складывался в реальности, и какие были к тому жизненные предпосылки, и что он представляет собой как целостность. При этом ведущим для нас будет гештальт (образ) Века агрессии как целое. Отсюда свойства составляющих будут определяться характером этого целого. Здесь мы воспользуемся основным положением гештальт теории. Поэтому суть подхода не в описании содержания Века агрессии, а в прослеживании метаморфоз персонифицированной агрессии, ставшей решающим персонажем века, когда агрессия несёт ответственность за характеристики века как целого. Но без сил – стечений, познаваемых и непознаваемых, которые в единстве актуализируют названные элементы, Век агрессии не мог бы реально состояться.

Остаются вопросы стечений, водворившие агрессию на такую значимую роль в глобальном масштабе. Какой смысл в них таится, и поддаются ли они проблематизации? Или, быть может, это нечто из прошлого, вопреки очевидному? Можно также предположить, что дух века сносит «отношения» в сторону агрессии. Но в любом варианте понимание должно быть связано с психической и социальной реальностью существования Века агрессии, обрисованного на основании принципа развития и принципа целостного подхода. Мы не станем исходить из одной какой-то философской системы, а в психологии делать выбор между описательной психологией и объяснительной. Нам важно в соответствии с названными принципами подобрать те ключевые понятия, и прежде чувственного ряда, которые позволят в размышлениях связно обрисовывать Век агрессии.

* * *

Итак, что может говорить нам о реальности процессов складывания Века агрессии? В первом приближении назовём здесь апофеоз самого понятия «агрессия», которое прочно вошло в обиходное сознание и заняло устойчивое место на «языке» чувств, мыслей и мышления. И всё потому, человек чаще сталкивается со словом «агрессия», чем с явлением (действием) агрессия. Он узнаёт о многих видах агрессии посредством понятия «агрессия», а не опытным путём. Агрессивные события, которые образуют поверхность глобальной агрессии, также становятся достижимыми на основе родового понятия и ключевого слова «агрессия».

Более того, как имя существительное агрессия способствует широкой практике глагола, прилагательному и наречию. А крепость этого понятия в своей основе была выверена в веках, что также должно свидетельствовать о его «живучести». Ведь понятие «агрессия» – это одно из немногих мыслимых имён, не обветшавших во времени, оно и сегодня не изнашивается от частоты словопрений и дискурсов, а только множится новыми значениями, ибо продолжает расти во мнении как необходимое и должное. Не отрываясь от своей сути, слово оставляет за собой возможность захвата новых территорий непосредственной практики и отношений. Например, агрессивная ложь, агрессивный менеджмент, агрессивная реклама, агрессивное лечение, агрессивное молчание, агрессивное вождение и пр., говорят об этом. И такая всеохватность, конечно же, не связана с благозвучием слова «Агрессия»; оно имеет свой резон в явлении, которое называет. Причём в таких проявлениях и нюансах, что впору говорить о судьбе агрессии быть с человеком в его крайностях его выражения. Некогда выработанное насильственной практикой, агрессия стала воплощением всего деструктивного в образе жизни людей. Не отрываясь от своих истоков, агрессия принимает новые виды, называть разные формы разрушительности, сохраняя первоначальное имя. Но что лежит в её истоках, каков её изначальный вид?

Как данность, безотносительно своего имени, она предстаёт неким ресурсом энергии, предназначенным использоваться инстинктивно и большей частью по злому умыслу. Мы об этом судим, исходя обычно из поведенческих проявлений, выделяя здесь как правило отражение и нападение. Нам также известно, что эти особенности были присущи агрессии во все времена и они своеобразно видоизменяли её по мере происходящих изменений в жизни людей. И что именно Нападение смогло «достроить» этот ресурс до агрессии, придавая ей новые виды и смыслы по назначению. Факторами этих изменений агрессии должным образом служили сами отношения людей, обусловленные чаще всего потребностями и взаимоисключающими интересами. В период дикости и много позже безымянная агрессия могла выражаться реактивно, в основном как инстинкт, добавляя силы и ярости естеству. В такой агрессии первоначально не было особого смысла, во всяком случае человек не осознавал её как цель и не мог предвидеть и рассчитать последствия своей агрессии. Таковой и поныне остаётся инстинктивная агрессия и в частностях, усиливая реакции и остроту проявления защиты и гневливости человека.

Но также очевидно, что путь становления агрессии, то, как она задавалась в своих реалиях, был органически связан с преднамеренностью и имел смыслы. И что именно преднамеренность была во многом мотиватором и побуждающей силой агрессии, выражая волю, интерес и желание вкупе. Так, аккумулируя их ситуативно вместе с чувствами, агрессия могла закрепляться в социальности, представая в многообразии своих действенных форм.

По мере усложнения общественной и коллективной жизни, широкого развития не только государственного властвования, но и помимо него группового и межличностного, а также оценочного положения вещей, которые выражают преднамеренность и служат желанию иметь, агрессия утверждается уже как постоянно действующий социальный фактор. Социальность способствует росту полей агрессии, развивает её всеохватность, участвуя, таким образом, в обновлении и возвышении агрессии. Ведь по стечению многих социальных обстоятельств и обусловленных ими метаморфоз самой агрессии, а также личностных переживаний назревающих глобальных проблем, происходит то, что агрессия выдвигается уже на передние планы жизни, чтобы играть роль вековой значимости. И здесь важное место отводится развивающимся надличностным сущностям агрессии, привносимых в сознание. Разработке этого положения будет уделяться особое внимание, согласно нашему пониманию существа вопроса о Веке агрессии.

Заметим также, что в новом статусе агрессия не стала признавать поступательного шага в своём развитии и какой-либо «очерёдности». Такая агрессия, востребованная и нацеленная на масштабность исполнения, могла только ворваться со своим «уставом» в текущий век, который ещё шёл, и фактически начать складываться в целостность Века агрессии. Выдавая в отдельных странах и государствах, свой облик усилением агрессивных значений и смыслов в политике, технологий войны, возвышением субъективности мировосприятия и сродни с ними актуальных агрессивных чувств и переживаний. Подобное осмысливание и чувствование действительности находит выражение в культурных образцах, в ментальности этноса, в культивировании помыслов и чувств, в агрессивных действиях государства.

Агрессия утверждается в медийном пространстве как объективно существующее, и продолжает обогащаться за счёт привлечения новых субъективно выраженных аспектов. Так Век агрессии начинает активно «шагать» по планете, целостно выражаясь в действенном существовании и своём обрамлении. Здесь наполнение агрессией многих жизненных квот (частей), изменённые состоянии самой агрессии и личности, поступающего агрессивно по должному, будут местами скапливания ингредиентов, которые интегрируются в целостность Века агрессии. Но как агрессия в жизни людей и обществ смогла обрести смыслы века? И что это за век «по делам своим», в чём его отличие?

Выделим три глобальных смысла агрессии, дающие понимание способа существования Века агрессии. Во – первых, агрессия, опираясь на политику, выражением которой являются войны, а также на терроризм, обретает смыслы глобальной значимости. Во – вторых, уже будучи составляющей множественных индивидов, агрессия приобретает смыслы всеохватности и всеобщности. Наконец, в – третьих, это смыслы, связанные с изменёнными состояниями агрессии, когда агрессия становится надличностной сущностью.

Эти смыслы говорят, что Век агрессии в сущностных чертах есть век глобальности агрессии, отражаемый в сознании, которая подпитывается надличностными сущностями агрессии, и в состоянии ситуативно воспроизводиться каждый раз в реальности. Это век который утверждает культовые признаки агрессии, и живёт по ним; когда индикатором «зрелости» является повышение квоты межличностной и межгосударственной агрессии. Это век, когда смысловые определённости находят себя в разрушительности, в нагнетании страха и особых переживаний. Век, когда растёт политическая разбалансированность, конфликтность и непризнание незыблемости межгосударственных границ. Сюда же отнесём феномен глобализации агрессии, её рост в медийной среде и в интернете. Все эти и другие характеристики жизни и деятельности вековой значимости в едином обрамлении и предстают как Век агрессии во времени и пространстве. Такое композиционное видение позволит говорить о Веке агрессии как многогранном объекте и рассматривать его актуальные аспекты в виде единицы анализа действительности.

Век агрессии актуален сам по себе в силу обуславливаемой напряжённости и действенной вражды, как и то, что эта актуальность будет усиливаться и обрастать смыслами при выделении ключевых аспектов рассмотрения. Приоритетными здесь представляются аспекты, связанные с изменёнными состояниями агрессии, глобализацией медийности и смысловыми напряженностями в мире множественных индивидов. Именно они во многом задают тон и оправдывают собственное название «Век агрессии».

С этой точки зрения в целевой заданности подчеркнём общую предметность Века агрессии как субъективно-объективного явления. Станем выделять сущностные характеристики Века агрессии с акцентом на агрессию, наметим основные пути и способы познания. Прибегнем и к образному, художественному постижению Века агрессии в действительности. Всё это для начала будет представлено в виде своеобразного абриса, наброска, как лаконичное описание исследовательских особенностей Века агрессии. Без подробностей и логического обоснования, последние будут приведены позже и по разделам.

Исследовательский абрис Века агрессии, композиционно станет задаваться и обрисовываться в виде рисунка, с тем, чтобы можно было на этой основе создать картину Века агрессии, развернув схваченнос в абрисе.

В таком целеполагании данная работа предстанет первой попыткой понять до некоторой степени основы становления и существования Века агрессии. Назвать его характерные черты и отличительные особенности, помеченные практикой людских отношений и усилением взаимосвязей агрессии, чувств и чувствований. Выявить тревоги и опасения, которые привносит Век агрессии в жизнь людей, и как это бывает схвачено в мыслях и чувствовании. Сказать и про то, будет ли нынешняя востребованность агрессии, несущая повальное зло, иметь такое же всеобъемлющее продолжение.

Обосновывая актуальность складывающейся целостности в его зрелом виде и смысловой определённости, мы полагаем, что можно постичь предельности смыслов, значимые для становления и существования Века агрессии. Как то, что обретало смыслы в изменённых состояниях. При этом рассматриваем, что предельность смыслов есть его объяснительный принцип. Ибо в такой предметности связываем общие проблемы изучения складывающегося Века агрессии как он есть, и что будет с ним наперёд, в контекстах составляющих и их смысловых отношений.

Всеохватность и множественность, масштабность и глубина проникновения агрессии в повседневность – эти признаки и характеристики Века агрессии определяем в конечном счёте как факт принятия жизненной максимы, которая гласит – «Когда агрессия становится определяющей силой индивидуального значения, когда растёт её всеохватность, то этому должно отвечать подобным образом, чтобы соответствовать миру людей во множестве». Именно так усиливается и расширяется общая культура и практика агрессивного. Ибо с объективно – субъективной за данностью происходит воспроизводство и развитие множества напористых людей, как реальных носителей агрессивного. Таким образом утверждается универсальность агрессии в жизненных средах; возрастает её значимость в сфере политических и межгосударственных отношений. Всё это не может не вести к утверждению человека агрессии в глобальном плане.

В целях осмысления сущностного в становлении всеобъемлющей и универсальной агрессии, с необходимостью обрисовываются содержательные моменты агрессии, взятые также в контекстах прошлого и настоящего. Они даются в русле вопросов: как метаморфозы агрессии усиливали её роль в жизни людей? Почему чувствование агрессии, и связанные с этим переживания, становятся довлеющими в Век агрессии? Будет ли продлеваться смысловая заданность агрессии как аргумента силы в межличностном общении, в противостоянии групп и государств. Сохраниться ли агрессия как необходимый оплот суверенитета государства и внутреннего порядка. Иными словами, будут ли люди исходить из существующих смыслов миропорядка, основанных всецело на силе и напористости.