Полная версия
Рок. И посох в песках оружие. Книга 2. Том 1 «Угроза из прошлого»
– С дороги, с дороги! – Вдруг, услышал он, прямо над собой чей-то резкий, визгливый голос. – Вы, что ослепли? Не видите знаки суффета? С дороги ротозеи!
…Бриан повернул голову. Навстречу им, по той улице, на которую они свернули только что, а колонна Бриана, заполнила почти всю ширину улицы, двигалась странная процессия?! Она состояла из вооружённой охраны, коя окружала «разношёрстную» по своему составу свиту, в которую входили жрецы, разукрашенные актёры, танцовщицы и рабы, несущие с десяток закрытых кибиток-носилок, с плотно занавешенными окнами. Впереди процессии, в окружении десятка всадников, верхом на лошади, гарцевал человек в запылённом плаще, блистающем своей серебряной отделкой.
– Что раззявили рот! С дороги вам говорят! – кричал он в крайней агрессивной манере общения. – Чего вы здесь забыли? Насколько я знаю, дядя направился навстречу мятежникам! А вас, нерасторопных, неуклюжих увальней, он что, оставил подметать площади у его дворца?..
Бриан, ещё полностью не выучивший наречие народа Тунесса, но прекрасно знающий греческий язык, хорошо понял смысл сказанного последнего, ругательного предложения! Тем более, что оно сопровождалось громким смехом, гарцевавших рядом с ним всадников. Он пошёл вперёд…
– Да вы что, не понимаете по-хорошему?! – Всадник замахнулся на Антония плёткой…
Кровь бросилась в голову Антония. Он инстинктивно поднял руку и её кисть, нестерпимо больно ожгло, прилипшей к ней плёти всадника… Бьющий плетью человек не предполагал, что может произойти с ним после этого. Успев сжать ладонь, удерживая в ней плеть, Бриан, резко, дёрнул её на себя с такой силой, что рука всадника потянулась к нему, и схватив её другой рукой, Бриан сдёрнул с лошади незадачливого всадника. Тот, не ожидавший этого, полетел с лошади вниз головой и приземлился бы на лицо, если бы руки Бриана, не придерживали его и он, вследствие этого, отчётливо приземлился на ягодицы, скривившись при этом от боли… В это время, плеть всадника, была уже в руке Антония. Он сделал резкий замах и опоясал «приземлившегося» у его ног по пояснице… Тот взвыл неистовым визгом… Плеть поднялась ещё раз…
– Остановитесь! Прошу тебя! – услышал он, неожиданно для себя, просящий, немного испуганный голос, обратившийся к нему на греческом диалекте.
Голос принадлежал женщине, в котором чувствовалась больше просьбы, чем того самого испуга… Бриан, с горящими гневом глазами, взглянул в направлении раздавшегося голоса. В шагах четырёх от него, стояла девушка. Её взгляд был направлен на поднятую плеть в руке Бриана!.. Взгляд Антония остановился на девушке… но плеть продолжала находиться в поднятой руке. Взглянув на девушку… Бриан почувствовал, что гнев его… как то мгновенно утих… а его внимание остановилось только на… обратившейся к нему.
Девушка имела тёмные волнистые волосы. Они красиво спадали на её грудь, хотя и были подвязаны на голове золотисто красной лентой. Волосы были оплетены ещё более тонкими, золотистыми ленточками, которые блестели под лучами утреннего солнца. Большие глаза девушки, поднятые в испуге на руку Антония, сочетались с цветом её волос. Они обрамлялись темными домиками бровей и предавали лицу мимику лёгкого испуга. Лицо девушки было необычайно, просто невообразимо красиво. Все линии его были пропорциональны и соразмерны. Темные брови подчёркивали большие глаза, а правильный, тонкий нос подчёркивали алые, пухлые губы. Красота девушки вмещала в себя смесь многих народностей! И эта смесь, произвела на свет чудесный цветок, появившийся для того, чтобы подчеркнуть красоту всех представительниц этих народностей. Каждая из них дала этому цветку по самому прекрасному лепестку, создав необычайное, волшебное соцветие красоты. Фигура девушки была без единого изъяна. Бриан, подняв на неё свой взгляд, был просто сражён красотой незнакомки! Он, медленно, опустил руку, не отрывая взгляда от девушки…
– Спасибо. – Просто сказала она. – Спасибо, что откликнулся на мою просьбу!
После этого она перевела взгляд на упавшего с лошади и бросила ему несколько фраз с небольшой долей гнева и сарказма:
– Это было довольно глупо с твоей стороны, Гисгон! Замахиваться на незнакомого тебе человека?! Бравировать перед ним! Я говорила тебе – до добра это не доведёт.
Она снова подняла взгляд на Антония.
– Кто вы, незнакомец? И куда ведёте такой многочисленный отряд?
Спешившиеся всадники окружили лежавшего, всё ещё стонущего карфагенянина и помогли ему подняться. Бриан бросил плеть в его сторону и, повернувшись к незнакомой девушке, ответил:
– Мы из армии Гамилькара! Что мы здесь делаем? Этого я открыть не могу, даже самой очаровательной царице на свете! Ибо есть на свете военная тайна. Меня зовут Антоний Бриан. Я бывший трибун Римской республики. После заключения мира, решил пройти часть своего пути на этой земле с человеком, сохранившим мне жизнь в одном из столкновений прошлой войны! С кем, я, имею счастье беседовать?
Слова Антония вызвали в девушке искренний интерес.
– Я, Лейла! Дочь Ганнона Великого. Мы прибыли сюда из Карфагена, для участия в празднествах в честь нашего покровителя Милгарта! Нас целая делегация! С нами и жрецы из одноименного храма в Карфагене и танцовщицы для придания торжествам веселья! Есть среди нас и факиры и бродячие артисты!.. – Рассказывала Лейла, глядя в глаза Бриана.
Антоний очарованный её взглядом совсем забыл о нанесённой ему обиде, видимо, ка он это понял, её высокомерным братом…
– Одно ваше присутствие на этом празднике украсит его, как появление на небе солнца! – искренне вымолвил Антоний, не в силах оторвать свой взгляд от девушки.
Лейла пристально поглядела на Антония. Она привыкла слышать комплименты в свой адрес от различных мужчин, но впервые при произнесении этих слов Антонием, ей, вдруг, стало очень приятно и это сразу, в удивлении её сознания, отозвалось учащённым сердцебиением. Она улыбнулась и… благодарно заметила:
– Спасибо! Но на празднестве будет большое количество красивых девушек и без меня!..
В это время, поднявшийся и отряхнувшийся от пыли Гисгон, встряв в разговор, ядовито заметил:
– Что ты, дорогая сестра, любезничаешь со всякими подчинёнными и служащими Баркидов? Тем более перебежчиками-латинянами? Кои просто боятся вернуться домой, из-за своего пленения! Ведь, явно, за ним что-то есть! Раз он не воспользовался обменом пленных, проводимых в Сицилии!
Глаза Бриана снова блеснули гневом, но Лейла взяла бывшего трибуна за руку и потянула в сторону своей переносной кибитки, из которой она и появилась, решив посмотреть, почему встала процессия.
– Не обращайте внимания, Антоний, на моего глупого брата! Он полон гордыни, как и многие из родов Ганнонов! Это рок Ганнонов! Один лишь дядюшка Гамилькон, который учил меня верховой езде, излечился от этого недуга! Теперь, они ненавидят и его! Но дядюшка не обращает на это внимания и повторяет, что война изменила его сознание. Он долгое время воевал бок о бок с Гамилькаром Баркой, командуя сначала флотом, а потом гарнизоном Лилибея! Мой брат, также, плохо находит и с ним общий язык!
Они подошли к носилкам. Лейла повернулась к Антонию.
– Мне было очень интересно, увидеть представителя народа, с которым мой народ так долго вёл войну! Хотя мне непонятна её причина? Что в ней отстаивали стороны?
Девушка отпустила руку трибуна:
– Но, я надеюсь, что мы ещё встретимся, Антоний!
Она залезла в кабинку носилок и смуглые слуги, тут же подняли её себе на плечи. Процессия тронулась. Антоний смотрел на носилки, занавешенные от солнечных лучей лёгкой материей. Но вот занавеска отодвинулась, и Антоний увидел, как Лейла ещё раз взглянула на него. Сердце трибуна, отреагировав на этот взгляд, участило своё биение в груди. Антоний впал в забытьё, из которого его вывел один из номархов отряда.
– Да, от взгляда такой женщины можно сойти с ума! Мы движемся, Антоний? – произнёс он.
Антоний, очнувшись, повернулся и коротко произнёс:
– Вперёд!
Отряд сдвинулся в сторону, пропуская встречную процессию, и продолжил своё движение к заданной точке. Антоний шёл в голове колонны. Мысли его были об увиденной им удивительной девушке и о своей судьбе, сделавшей такой зигзаг, и забросивший его в ряды бывших «врагов». Отправляясь на войну и наслушавшись страшных рассказов о жестокостях пуннов, об их коварстве, он никогда бы и в мыслях не предположил, что окажется среди них, по собственной воле! Что он переплывёт море и окажется, как и его предшественники 16 лет назад, на берегах Африки! Но ему посчастливится больше! Он попадёт в Карфаген! Но не в качестве завоевателя, а в качестве союзника на какой-то немыслимой для его представления войне. Войне не его государства, но, похоже, развязанной его тайными происками! И честь данного слова, не оставит ни капли сомнения, что именно на этой стороне стоит настоящая честь его республики, которую защищает он сейчас с оружием в руках! И вот, оказавшись в лагере у Карфагена, судьба забросит его в совершенно незнакомый город, о существовании которого, ещё месяц назад, он и не подозревал. Что, в этом городе, на ничем не примечательной улице, он встретит девушку! Девушку, которая, вот так, в один миг, изменит его состояние души изнутри, наполнив его сердце теплом мыслей о ней и какими-то незнакомыми, до этого времени, чувствами! Антоний видел её глаза внутри себя и подумал, что после этой встречи он уже не тот Антоний Бриан, что шёл в этот город ночным маршем, накануне… И воспоминания о Лейле, это убедительно подтверждали. Размышляя в этом направлении, Антоний продолжал путь…
…Отряд достиг заданной точки. Бриан, осматривая строение ворот, говорил с номархом стражи, несущей у них дозор.
– Мы ничего не заметили подозрительного сегодня! Самая большая делегация, прошедшая через эти ворота, была из Карфагена! Да вы, её должны были встретить дорогой сюда? Они двигались вам навстречу!
Бриан молча утвердительно кивнул номарху и хорошенько осмотрелся вокруг…
К воротам примыкали три улицы. Эта часть города, отстраивавшаяся от дворца Наместника, имела самые зажиточные дома. Они шли от самого дворца Ганнона и располагались по левую сторону улицы, по которой они попали к воротам. Поэтому, площадь, сопряжённая с ней и воротами, да и сама улица были самыми широкими из всех трёх. Площадь же возле самих ворот была обширней, чем такая же на южной стороне города! На восточной стороне Антоний не был, поэтому, судить о площади располагающейся там не мог, но увидев здесь такое свободное пространство, он призадумался… Все три улицы, сопрягаясь с воротами города, выходящими на карфагенский тракт, автоматически расширялись! Это обуславливалось пропускной способностью ворот и тем, что одна из улочек, шедшая вдоль крепостной стены, вела напрямую в гавань. Хоть она и была не очень широка, но две повозки с лёгкостью разъезжались по её ширине и, поэтому, те, кто хотел попасть сразу в порт, сворачивали на неё. Другая улица, расположенная слева от въезда в город, вела в южную часть города. Она шла в довольно затяжной подъем, и он достигал своей верхней точки в полтора стадия от ворот. По этой улочке движение было самым слабым и ею пользовались в основном горожане. Вдоль всех прилегающих к площади ворот улочек шёл торг различным товаром и всякой мелочью, такой необходимой в путешествиях и просто дороге. Поэтому, все, что необходимо иметь в запасе находясь в пути – можно было купить, или выменять, на площади у ворот. Это было необходимостью, чтобы какая-то непредвиденная, неожиданная и нежелательная поломка не осложнила доставку товара в необходимое место. И торговля оправдывала себя – уходящие из города караваны, идущие в Карфаген, не бегали по городу, запасаясь необходимым, а знали, что все купят у самых ворот! От самых необходимых продуктов в дорогу – до железного гвоздя!
Несмотря на утро, на площади было довольно людно. Антоний, чтобы не показать мятежникам своё присутствие, развёл свой отряд по прилегающим башням у ворот, усилив наблюдение, как на самих башнях, так и на площади. Хотя его сторона, считалась самой неблагоприятной для нападения мятежников, Антоний, осмотревшись, пришёл к выводу, что это обманчивое мнение. Корт считал, что в прилегающих богатых домах горожан, есть вооружённая охрана, которую в случае нападения можно будет применить на своей стороне! Но это было бы возможным, при совершенной лояльности горожан к суффетам Карфагена, а в городе наблюдалось брожение мнений. И неизвестно ещё, на чьей стороне окажутся эти отряды! Так рассудил Антоний, осмотрев площадь! В его голове созрели мысли о проведении ряда мер, которые помогут в обороне ворот в случае нападения, и он, с присущей ему твёрдостью, стал проводить их в жизнь и ожидать развитие событий…
Глава 14
В лагерь Матоса прибыли послы от Гамилькара. Посольство было совсем небольшим – всего три человека. Но, одним из них был Гикет. Его знали многие в корпусе Гамилькара. Гикет в прошлом, до того, как ушёл в политику совета суффетов, был в соратниках у Барки и, поэтому, старожилы корпуса знали его отвагу и непререкаемую честность. Узнав о его прибытии, Матос созвал на совещание своих ближайших сподвижников. В шатре Матоса, произошёл обмен мнениями по встрече Гикета.
– Что ему здесь надо? Надо пленить его, как мы пленили других! Посадим в яму к Гиксону, пусть посидит там, и ждёт нашего решения! – Кричал Авторит. – Чем меньше у Гамилькара, останется таких соратников как Гикет, тем легче нам будет справиться с ними!
– Ты галлат в своём уме? Ты предлагаешь перейти нам границы, за которые не перешёл Спендий? – отреагировал известный и уважаемый в корпусе полугрек, наёмник из Масилины, Поликарп.
Он, совсем, недавно, присоединился к восстанию, прибыв в числе последних наёмников из Сицилии.
– Я, с Гикетом, вышел из окружения у Гелы, девять лет назад! А ты, пробывший в корпусе всего лишь два последних года, советуешь совершить мне такое гнусное предательство?! – продолжил Поликарп.
Глаза его налились гневом. Его взор сверлил галлата и его приближенных, не как соратников, а скорее, как врагов.
– Да, Поликарп, предлагаю! А кто нас послал почти в центр Африки?! Разве не магнаты Карфагена, с молчаливого согласия Барки? Замысел был у них один! Чтобы как можно больше воинов, из нас, остались там навсегда, сгинув в пустынях и джунглях! Укусы змей, мух, членистоногих – все бы это сделало своё дело! А ты, теперь, будешь защищать их? Жалеть? А они нас жалели, отправляя на явную гибель? Да и какая, лично мне разница Гиксон или Гикет, скучают в наших ямах? Вы, что, все ещё, собираетесь заигрывать с Гамилькаром?
– Я не стоял в строю с Гиксоном!? А с Гикетом стоял! И если он сюда приехал по своему желанию? То и уедет по нему же! Клянусь воительницей Афиной, все, кто встанут на его пути, будут есть кровавый песок, который оросят собственной кровью! – Поликарп не шутил, это знали все, кто служил с ним. Поликарп наполовину обнажил свой меч, сверля взглядом Авторита и его свиту.
– Друзья, постойте! Не стоит ссориться по столь незначительному поводу!
– Да, Поликарп, успокойся! Ведь, ещё никто не принял сторону Авторита!
– Давайте хоть выслушаем, что хочет предложить Гикет?
Раздались успокаивающие голоса со всех сторон. Военачальники, встали меж Авторитом и Поликарпом, стараясь их успокоить и отвлечь от ссоры.
– Я даже слушать его не хочу! – Авторит, вырывался от окруживших его сослуживцев, его разъедала желчь. – Мы подняли знамя восстания! Зачем нам слушать своих врагов?
Матос хранил молчание, наблюдая за всей ссорой. Он о чём-то думал, слушая ссорящихся соратников. Скорее всего… он просто ждал, какая сторона победит в этом споре… и уже от этого, хотел принять своё решение насчет встречи в Гикетом. В это время распахнулись сворки полога шатра и в внутрь его, быстрой походкой вошёл Сергий Коста, в сопровождении двух воинов.
– Наконец-то, Сергий! – искренне обрадовался Матос, – прибыл посол от Гамилькара. Это некто Гикет. Наш бывший соратник. Его многие знают, как бесстрашного и честного воина! Что нам делать? Он ведь может своими речами воздействовать на умы своих бывших соратников?
При этих словах, лицо Авторита скривилось в усмешке. После появления в лагере этого латинянина, он стал заметно пользоваться доверием Матоса все меньше и меньше… и это медленно разъедало его изнутри. Матос, все меньше спрашивал мнение самого галлата и все больше полагался на мнение латинянина. Авторит полностью утрачивал своё влияние на ливийца, вызывая открытую враждебность и ненависть к Косте. Этот хитрый латинянин, так втёрся в доверие к Матосу, и произошло это так быстро, что Авторит уже проклинал тот день, когда не решился казнить всех прибывших с ним, под предлогом поимки пресловутых, засланных убийц вождя Матоса, отправленных Спендием!.. Но сам, Авторит, не доверял никому, ни Спендию, ни Матосу! Но… об этом он ни говорил никому… до времени.
– …Не понимаю, в чем соль самого спора? – говорил в это время Коста. – Выслушать посла обязана каждая цивилизованная сторона?! Матос! Ты же претендуешь на трон Ливии?! Как же, ты, будешь выстраивать отношения, с соседями поправ все устои человеческой морали? Выслушаем посла! В военном искусстве, чем больше ты знаешь о враге, тем ближе твоя победа! – Коста, улыбался во время этой речи, и это сняло напряжение, царившее в шатре ещё минуту назад.
Присутствующие почувствовали облегчение от энтузиазма и уверенности Косты, это разгладило их лица и уняло, бушующие в сердцах, тревоги, по поводу общения с бывшим соратником.
– … Пусть он расскажет, чем дышит враг? Что он нам может противопоставить?! Если боишься, что он, с кем-то, ненароком, перебросится словами по дороге сюда, то лучше ему навстречу отправить кого-то, кто сможет воспрепятствовать этому! Того же Авторита! Пусть встретит врага у ворот и сопровождает его сюда! И по пути следования, как бы невзначай, показывает ему мощь твоего войска, Матос!
Это предложение, сказанное в добром расположении духа и очень дельное, было воспринято многими с одобрением. Даже Матос, просияв лицом, вопросительно, с улыбкой взглянул на Авторита. Совет был деятельный и подходящий…
Этот вариант был оценён всеми, кроме, самого Авторита. Он вспыхнул, отвечая на слова Косты:
– С каких это пор, прибывший в лагерь римский наёмник, распоряжается в нем? Авторит сделай то, Авторит сделай это! Матос, ты хоть сам ещё имеешь собственное мнение? Без слов этого латинского прихвостня! Я здесь, что, последний гонец? Ты забываешь, что подо мной 20 тысяч галлатов! И они не самая худшая часть этой армии! Что же ты хочешь? Чтобы после того, как я высказался совсем не пускать этого пуннийца в лагерь, сам же его поехал встречать? После посыла, никому не известного, римского наёмника? Ты, что, хочешь выставить меня на посмешище?
Лик Авторита горел гневом и яростью, будто ошпаренное ковшом кипятка, выплеснутого ему в лицо! Его свита, видя, как завёлся вождь, тоже стала проявлять враждебность…
– А, что тут случилось до меня? – Непринуждённо спросил Коста, – Авторит высказался против приёма послов?! Ну, в принципе, это не первое его глупое высказывание! Отнесёмся к нему снисходительно! В тех местах, откуда он родом, не было цивилизации! Галлаты даже в гости, друг к другу не ходят! Предпочитая проводить время в диких плясках вокруг костров и округлых камней, кои у них заменяют храмы и светилища (от свет), после того как они ушли от пращуров Севера и одичали, одикарились в скитаниях! Но надо отдать должное им! Они очень требовательны к словам! – Улыбнулся Коста.
Эта язвительная улыбка, окончательно вывела из себя Авторита.
– Не забывай, что мои сородичи, не раз насиловали женщин в твоём городе, после оставления его этрусками! И плясали в нем, на пожарах твоих храмов! – Закипел он.
Он хотел сказать большее, и открыл было рот, но, в последний момент, передумал это делать, взглянув в лицо Косты.
– Да, – подтвердил слова Авторита, Коста, – но, теперь, ваши задницы не могут переправиться, даже, через реку По. А мы можем!
Это было сказано голосом, совсем непохожим на тон приветливого, коим говорил Коста до этого. Его глаза сделались стеклянными и пронзили всех окружающих галлата и его самого холодным взглядом смерти.
Рука Авторита инстинктивно потянулась за мечом, висящим на поясе, взгляд сына волчицы вселял в него ужас…
– Не забывай Авторит! – вдруг, раздался громкий, тяжёлый голос Матоса. – Это я возвысил тебя в своём лагере! Даже среди твоих галлов, есть воины поискусней тебя!
Матос выступил вперёд, дабы избежать кровопролития.
– Ты не обратил бы на меня внимание, если бы тебе не указал на меня наместник Гелы, Скрофа! – так же зло ответил, Авторит, но тут же осёкся, поняв, что сболтнул этим лишнее…
Лицо Матоса налилось синевой. Коста, к этому времени овладев собой, почуял бурю, что может накрыть этот лагерь и поспешил вмешаться в грозу, уже наполнившую шатёр, и готовившуюся пролиться кровавым дождём…
– Хорошо! Друзья и соратники! Перестанем спорить! Я внёс предложение встретить посла, я же его и исполню! Я сам выйду навстречу послу Гамилькара! – внёс он новое предложение.
Матос широко раздув ноздри, смотрел на Авторита. Но Коста, своим новым предложением, разрядил обстановку в шатре. Латинянин, подойдя к галлату, вплотную, громко, чтобы все это слышали, обратился к Авториту:
– От тебя мне нужно с десяток наездников! В качестве моего почётного эскорта и нашего гостя! Заодно, зная твою маниакальную подозрительность, пусть твои поводыри проследят, чтобы не я, не наш гость, не общались в дороге! Не передавали кому-либо, чего-либо на пути к шатру! – Этим, окончательным своим требованием, он загнал упёртого галлата в тупик и тот, скрипя зубами от бессилия, молча согласился…
Коста, сказав это, повернулся и вышел из шатра… За ним следом вышли его воины…
Авторит стоял в ступоре… Он понимал, что, окончательно, теряет всякий вес в лагере… Что латинянин и умнее его, и намного сильнее, и подготовленнее в военном деле! Но природное стремление к умственному тщеславию, жажда власти, посредством непомерно раздутой гордыни в нём, скручивали его сознание в клубок, в котором окончательно утрачивались ростки каких-либо зачатков мудрости.
– Ну что же ты, галлат? – вывели его, из ступора, слова Поликарпа. – Тебе нужно справить Косте эскорт, который он у тебя попросил, недоверчивый ты наш! Или ты уже не хочешь, даже, этого делать?
Авторит повернулся к одному из своих приближенных и кивнул ему головой. Тот быстро покинул шатёр…
…Коста, вышел из шатра и, не дожидаясь никого, сел на поданную ему, по его же знаку, лошадь. Через мгновение, три всадника неслись по направлению к центральным воротам лагеря… Прошло четверть часа, прежде чем, они достигли ворот огромного лагеря. Миновав их, Коста выехал на возвышенность, чтобы осмотреться. Вдали, под тенью гранатового сада, он увидел стоящих лошадей. Повернув туда, они пустили коней вскачь, именно, в ту сторону…
При приближении к предполагаемой точке нахождения послов, из-под тени деревьев, появились три человека, в военной экипировке.
– Меня зовут Сергий Коста! Я послан, командующим Матосом, встретить и сопроводить вас в ставку вождя! Прошу вас следовать за мной!
Гикет посмотрел на латинянина. В его глазах читался крайний интерес. Он подал Косте тубу с письмами.
– Вот мои полномочия, скреплённые печатью Гамилькара!
В этот момент, позади, послышался топот многочисленных копыт и на пригорок выехало с десяток конных. По их виду, послы безошибочно определили в них галлатов. Прибывшие, во главе с рослым галлом, окружили беседовавших, на хрипящих, фыркающих скакунах…
– …Да, бумаги и печати в порядке. – Сказал Коста, вешая тубу на пояс. – Ну, что же, прошу в лагерь!
Карфагеняне, повернувшись, сели на лошадей, и кавалькада тронулась в путь…
– Какова цель вашего визита в наш лагерь? – спросил Коста.
– Наш визит был направлен не только к вам. До вас мы посетили лагерь болеара Зарзы! А после, переговорив с ним, имели беседу со Спендием!
– Но, ведь как я слышал, ты, Гикет, знаком со Спендием? О чём же говорили «старые» друзья?
– Мне очень интересно, кто тебе сказал об этом наёмник? Да, действительно, я знаком со Спендием, Зарзой и Матосом! Также, как и со многими другими, оказавшимися по другую сторону лагеря! И мне непонятна причина такого оборота событий? Но, с кем, я разговариваю?
Коста улыбнулся, глядя в глаза Гикета.
– Я один из примкнувших к восстанию. Таких тысячи! – уклончиво произнёс Коста. – Выполняю всякого рода поручения нашего вождя Матоса!
Гикет внимательно следил за мимикой лица Косты и видел лишь хитрый задор в его глазах, при произнесении этих слов…
Вскоре, отряд достиг ставки Матоса и, поднявшись на холм, послы спешились. Далее, они, провожаемые Сергием Костой, вошли в шатёр ливийца…
…Матос находился в тревожном ожидании. После того, как Коста покинул лагерь, он перекинулся парой фраз с Авторитом.