A&B

– Чего мы такие недовольные, я не понимаю?– спросил красноголовый.

– Майк, все ты понимаешь.

– Нет, не понимаю.

– Какого черта, ты со мной в полсилы дерешься?

– А какой мне интерес убивать тебя сейчас, когда ты не в форме? В чем азарт, ты мне скажи? Это как беззащитных котят топить. Удовольствия нуль! Я хочу победить тебя в честном бою, а сейчас ты просто жалок. А самое отвратительное знаешь что? То, что это целиком и полностью твоя вина. Неудивительно, что пролеживая бока на кровати несколько лет, ты растерял навыки.

– Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Именно поэтому я и недоволен.

– Ну это ничего, такими темпами ты скоро вернешься в былую форму, а может, даже чему новому научишься. И вот тогда-то и сыграем по-настоящему! – Его глаза, казалось, разгорелись еще сильнее.

«15»

Проходила неделя за неделей. Каждый день серый и однообразный. Подъем, ванна, завтрак, школа, булочная, дом, опять уроки, ужин, сон. И так снова и снова. В школе он, как обычно, ни с кем не разговаривал, а дома теперь всегда было пусто. Не с кем и парой слов перекинуться. Но, несмотря на одиночество, к отцу он не зашел с тех пор ни разу. Он не хотел вновь пройти через эту пытку. Себастьяна он не видел, но надежда встретиться его не покидала. Он постоянно искал его голову среди случайных незнакомцев, на которых натыкался на улице. В школе первым делом проверял парту позади себя. И каждый раз после занятий шел в ту булочную. И такая редкая для него вещь как покупка булочки на улице – такой роскоши он раньше позволить себе не мог – превратилась в опостылевшую до скрежета в зубах рутину. Только одно происшествие добавило немного красок в эти унылые будни. Ли и Бастер как-то подловили его после школы. Они долго извинялись за то, что натворили на том складе. Было видно, что с духом они собирались долго, и когда Араки дал понять, что зла на них не держит, они выяснили, что им втроем по пути, и у них завязался разговор.

– Как, кстати, себя чувствует Оливия? Давно ее нет,– сказал Хиро. Ли и Бастер переглянулись.

– Не очень. Она все еще в психушке. Нам толком ничего не говорят, понимаешь…– Бастер замолчал на пару секунд, подбирая слова. – Они с Дэном… в общем, они встречались. Я даже представить не могу, что она чувствует.

– Если бы это была обычная депрессия, ее наверняка отпустили бы уже,– вмешался в разговор Ли.

– Вы не ходили ее навещать?

– Да мы бы с радостью, но к ней никого не пускают, даже ее родителей. Мы ходим к ним иногда, так пытаемся как-то помочь, поддержать по мере сил. Они сами почти ничего не знают о том, что с ней. Она иногда им звонит, но тоже ничего не объясняет. А в больнице их выпроваживают. Говорят, что больная просила никого не пускать к ней. Можешь, если хочешь, с нами как-нибудь сходить. Я думаю, они будут рады,– сказал Бастер.

– Спасибо, но я откажусь.

– Как знаешь. – Он пожал плечами. – А как этот беловолосый?

– Не знаю. Я его давно не видел.

– Вы с ним друзья или что-то типа того?

– Нет. Я едва с ним знаком.

– Странно. Мне казалось, что вы близкие друзья.

– Что странно так это то, что вы никому про него ничего не сказали, и то, как ты спокойно сейчас о нем говоришь. Если я правильно помню, он тебя в осколки втоптал.

– А. Так ты и это помнишь.

– Конечно.

– Скажем так, таким людям как он лучше дорогу не переходить.

«Он что, в курсе про Альф?»

– Я не знаю, как это объяснить,– продолжил Бастер. – Просто есть такие люди, на которых только посмотришь и сразу начинаешь чувствовать себя жалким, слабым человечком не способным ни на что. Таких людей словно окружает аура страха. Не знаю, почему так происходит, да и знать не хочу. Раньше мне казалось, что ты такой же страшный, как и они. Но после того, что произошло, тебя я не боюсь. Ну и все же мы узнали, на что способен этот беловолосый. Если бы не ты, он убил бы Дэна.

– Тут он ему не особо помог,– снова вмешался Ли.

– И то верно.

– Но тот беловолосый, правда, ужасен.

– Мы уже это проходили. Как бы он тебя ни пугал, ты должен быть ему благодарен. Он спас твою шкуру и остановил Дэна,– нудящим тоном проговорил Бастер.

– И все равно.

– Ну, раз так, то ты должен и Араки боятся,– начал дразнить его Бастер.

Араки едва заметно улыбнулся. Ему вовсе не были обидны его слова, и ему даже было приятно, что они так беззаботно общались в его присутствии. Раньше он мог об этом только мечтать, но тогда это бы вселило в него надежду подружиться, а сейчас он понимал, что это невозможно, да и не хотелось, почему-то.

«Что бы ты ни делал, так будет всегда. Ты просто родился Альфой, а не Бетой»– вспомнились ему слова Себастьяна.

– Араки – совсем другое дело. Ты посмотри на него! – Он ткнул в него пальцем. – Такого проглядеть сложно. Так хоть понятно, откуда исходит угроза. А что с этим белобрысым делать? Его же заметить нереально! Это действительно жуть! Как спасаться от того, кого не видишь? Не понравишься ты ему, он придет однажды и тихо перережет тебе горло, пока ты спишь! И ты никогда заранее этого не узнаешь. Может, он и сейчас рядом, просто мы его не видим.

– Хватит чушь нести! – прикрикнул Бастер.– Глупости это все! Зачем, скажи, ему тебя убивать?

– Надеюсь, что незачем.

– Это уже на паранойю похоже. Ладно, я устал от твоего бреда.

– Не бред это,– недовольно бурчал Ли.

– Еще какой.

Они дошли до развилки. Ли и Бастеру – направо, Араки – налево.

– Араки! – позвал Бастер, перед тем как попрощаться.

– Что?

– Если встретишь его, передай ему нашу благодарность.

– Хорошо.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Так они и разошлись по разным сторонам. Конечно, Араки удивляло отношение Ли, но еще больше удивляло именно отношение Бастера. Это казалось ему совершенно не логичным. Он должен был бояться белобрысого или хотя бы ненавидеть за то, что он с ним сделал. Шрамы на лице пусть и не сильно заметные, но останутся на всю жизнь, а он отнесся к нему с уважением и даже почтением.

«Странно все это. Вот будь он тут, наверняка бы понял, почему так»

Время шло. Январь месяц закончился, наступил февраль. Ударили холода, но погода до странного была сухая.

«Ни единой снежинки за всю зиму»– огорченно думал Араки.

Не то чтобы зима была его любимым временем года, но он считал, что она по-своему красива. И, конечно, грустно было смотреть на серый безжизненный пейзаж вместо ярко-белоснежного. Голые деревья, вечные белые тучи, замершие лужи, хмурые люди. Араки сидел на скамейке возле булочной и дожевывал булочку. Отломив небольшой кусочек, он раскрошил его и кинул на асфальт. Тут же подлетела стая голубей и усердно начала клевать. Он наблюдал за их суетой под своими ногами. В этом не было чего-то удивительного или необычного, но их толкотня за пищу завораживала, словно гипноз. Он и не заметил, как рядом прошел парень с белыми волосами, зашел в киоск, купил булочку с кофе и подошел к скамейке.

– Может, подвинешься?– раздалось рядом.

Араки не сразу признал этот голос и, подняв, наконец, голову, увидел Себастьяна. Он не мог поверить, что перед ним реально Себ. «Он изменился»– пронеслось в его голове. Теперь напротив него стоял другой человек. Нет, это был все тот же Себастьян, но его взгляд, осанка и, казалось, даже внешность были иными. Цвет кожи был более здоровый, хоть все еще и бледный. Исчезли мешки под глазами, да и сам он будто вытянулся. А еще его лицо покрывали свежие ссадины. Над бровью и правой щекой были медицинские повязки.

Удивительно, он так ждал этой встречи, день за днем приходя сюда, и оказался к ней полностью не готов. Он был настолько поражен его таким обычным внезапным появлением, что пропустил мимо ушей его просьбу подвинуться, и сейчас просто сидел и хлопал глазами.

– Ты подвинешься или нет?– ему пришлось повторить.

Со второго раза до него дошло, и он подвинулся на край скамейки. Довольный, что может сесть, Себ расположился на другой стороне скамейки и достал булочку. Он снял перчатки, и Араки с удивлением заметил, что и руки у него были все перебинтованы.

«Что же с тобой произошло?»– подумал Хиро и поздоровался.

– Привет. Я уже начал думать, что ты не вернешься.

– Я, если честно, тоже так думал. – Речь его была такой же, как и раньше: холодной и безэмоциональной.

– Ясно. Что произошло?

– С котом подрался.

– Что же это был за кот? Лев, что ли?– Араки не хотел этого говорить, но вырвалось само собой.

Ответа не последовало. Молча, Себастьян съел булку, запив ее кофе. Понравилась ли ему выпечка, вкусный ли был кофе, было не понятно, на его лице, как всегда, ничего не отразилось. Араки уверен, что он с таким выражением лица может и камни пережевывать. Но кое-что, пусть и запоздало, пока Себастьян спокойно трапезничал, дошло до его сознания – он был рад его видеть. Как верный пес радуется возвращению хозяина, так и он был счастлив его встретить. Разве что хвостом не вилял. Он и не представлял, насколько ему его не хватало. Да, он каждый день искал с ним встречи. Да, он понимал, что хочет его видеть. Но масштабов этого желания не осознавал, и совсем не понимал его причину. «Ну не мог же я, в конце концов, так сильно к нему привязаться за такое короткое время?»

– Я тебя умоляю, какой там лев? Так, дранный кошак,– доев, он таки ответил.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, чем последние два года.

– Я рад.

Себ встал со скамейки и надел перчатки обратно.

– У тебя на сегодня есть планы?

– Нет, а что?– Хиро удивился.

– Прекрасно. Пойдем прогуляемся.

Изумляясь все сильнее и сильнее, Хиро встал и покорно пошел за белобрысым. Они пошли в неизвестном для Араки направлении и миновали несколько густонаселенных кварталов. Хиро несколько раз по пути спрашивал, куда они идут, но Себ отмалчивался. Шли они минут 20 и свернули во двор больницы. «Онкологический диспансер №88»– гласила стальная табличка около входа.

– Зачем мы сюда пришли? – спросил Хиро, входя через большие стеклянные двери вслед за белобрысым.

– Просто иди за мной.

Они миновали нижний холл, где обычно толпятся посетители, и прошли к лифтам. Выйдя на последнем этаже, они неспешно шли по узкому серовато-белому коридору. По левую руку коридора располагались палаты больных. В каждой палате были прозрачные двери и встроено что-то вроде окна. Повсюду раздавались едва слышные стоны, хрипы вперемешку со звонкими шагами суетливых медсестер по кафелю. Хоть Араки и пролежал на больничной койке больше полутора месяцев, но эти звуки для него были в новинку. Чаще всего в больнице тогда он слышал разговоры, смех или звуки телевизора, а иногда и все вместе, крайне редко это были стоны боли, а если они и появлялись, то быстро затихали после укола обезболивающего. Но тут все будто пронизано безнадежностью, страданиями. Тишина и несмолкающая боль, боль, боль.

– Здесь держат тяжелобольных, оставшихся без ухода родственников. Посмотри на них внимательнее. Как думаешь, что они чувствуют? – Белобрысый остановился напротив одной из палат.

Взглянув в окно, Хиро увидел просторную палату с шестью койками. На каждой лежала женщина. Может, когда они были здоровы, то были совсем друг на друга не похожи, но сейчас он видел шесть сильно похудевших, изможденных женщин. Кожа их была серовато-нездорового оттенка. Губы были ссохшимися и потрескавшимися, а глаза – будто стеклянными без единого проблеска жизни и надежды. Они напоминали живых мумий из старых фильмов. Одна девушка была моложе остальных. Даже сейчас он не дал бы ей больше 25 лет. Она лежала близко к окну и вела себя как-то странно. Лежа на боку, она изо всех сил вцепилась в подушку и содрогалась в непонятных слабых судорогах. То ли это были беззвучные рыдания, то ли из-за боли, он не понимал. Вдруг она подала голос и заревела. Ничего ужаснее Араки прежде не слышал. Это был не крик, а вой. Она заливалась слезами и орала. Он перепугался.

– Что с ней?! Врача!

Себастьян одернул его. Араки непонимающе уставился на него. Скоро в палату зашла медсестра, вколола что-то девушке и связала ее по рукам и ногам. Но рев не прекращался еще долго. В ужасной боли она изгибалась и рвала подушку, кричала что-то невнятное. От такого зрелища кому угодно станет плохо.

– Почему ей никто не помогает?!

– Они сделали все, что могли. Через пару минут подействует обезболивающее. Только вот, надолго ли? Онкология – страшная вещь. Эта девушка живет от приступа к приступу. Ответь на вопрос, как думаешь, что творится в ее голове? О чем она думает день изо дня?

– Не знаю, я же не ты. Я не умею читать мысли.

– Хорошо, я тебе скажу. Сейчас ей очень больно, и все, чего она хочет – прекратить это. Мне, конечно, сложно представить, что именно сейчас она испытывает, но, вероятно, невыносимые муки. Вся ее жизнь теперь – одни мучения. Ее шанс выжить довольно близок к шансам твоего отца. Она уже на это не надеется. И другие в этой палате – тоже. Они лежат и думают, когда то же самое настигнет их, как скоро они также будут извиваться от боли и орать до потери голоса. Но я привел тебя не на них смотреть. Пошли.

Себастьян развернулся и пошел дальше по коридору. Он остановился напротив последней палаты. За стеклом стояла всего одна кровать. На ней лежал мужчина на вид лет 35-40. Он был такого же болезненного вида, что и те женщины, но было кое-что отличавшее его от них. На лице его красовалась бешеная улыбка, а взгляд был безумным. Он был надежно привязан к постели, но периодически дрыгал то ногой, то рукой и мерзко хихикал.

– Вот про него стоит рассказать подробней. Знакомься, это – Эльвин Зорде, в прошлом ведущий архитектор нашего города. По его проектам построено множество зданий, в том числе дом, в котором я сейчас живу. Его можно назвать гением. Все здания, что он проектировал, продуманы до мелочей. Перфекционист, инноватор, исключительный изобретатель, да просто титан архитектурной мысли. У него была насыщенная и счастливая жизнь. Блестящая карьера, казалось, любящая жена, умные дети. О чем еще можно мечтать? Но жизнь непостоянна. У него нашли опухоль, когда ему не было и 40 лет. Жена его долго не думала, быстро собрала вещи, развелась, заграбастав половину его немаленького состояния, и увезла детей в другой Район. У них давно другая жизнь и другой папа. Он остался один. От него отвернулись все, и те, кого он считал друзьями, с радостью предали его, сумев растащить оставшиеся средства. Вначале он, как мог, боролся, надеялся, что все еще наладится. Прошел через несколько операций, химиотерапию, но все без толку. А боль становилась только сильнее с каждым днем. Ему постоянно колят сильнодействующее обезболивающее. Если проще, то наркотики. Он – уже наркозависимый. И он это осознает и то, в каком он положении находится. Как думаешь, чего он сейчас желает?

– Вылечится?

– Сдохнуть. Каждый день его рвет на части боль. Каждый день он лежит привязанный на этой койке. Каждый день все, о чем он думает – это когда он умрет. Он не является безнадежным лежачим больным, поэтому легальная эвтаназия ему недоступна. У него было несколько попыток самоубийства. После этого его держат связанным против его воли, только чтобы он продолжал страдать, потому что так, по их мнению, правильно. Это ли не ад?

– Я понял, зачем ты меня сюда привел, но в моем случае все по-другому.

– Ну, конечно, у тебя все иначе. Мы же все такие уникальные. – Сложно было не заметить откровенный сарказм.

– Это – мое дело. Тебя оно никак не касается, и хватит об этом.

В этот момент Эльвин заметил за стеклом наблюдавших за ним парней и бурно отреагировал на это. Пытаясь привлечь еще больше внимания, он начал безумно дрыгать конечностями, вертеть головой, выгибать тело, насколько позволяли веревки. Когда он понял, что все их внимание сосредоточено на нем, он повернул голову в их сторону и попытался что-то сказать, но, видимо, сил сказать достаточно громко у него уже не было, поэтому раздался лишь неразборчивый глухой шепот. Араки готов поклясться, что прочитал по его пересохшим губам фразу : «Убейте меня». От такого его бросило в холодный пот.

– Ты прав, это – не мое дело. Пошли дальше. – Себ развернулся и пошагал обратно.

– Куда теперь? – Араки догнал его.

– В парк, проветрим голову.

– Ну от этого я не откажусь.

– Вот и славно.

Араки вышел из больницы и сразу почувствовал облегчение от того, что вырвался из этой преисподнии. Сделав глубокий вздох свежего воздуха, мысленно он поблагодарил всех возможных богов, судьбу и само проведение, что на месте этих людей был не он. При этом он сразу пристыдился этих мыслей – радоваться чужому горю, пусть и в таком ключе, он считал низостью. Себ неспешно пошел вперед, Араки – следом, и довольно скоро они дошли до одного популярного парка. Это был небольшой искусственный лесок, растительность которого в основном состояла из елок. Сейчас, как и в любое время года, их пушистые ветви сверкали глубоким темно-изумрудным цветом, который сам по себе завораживал, а в такую серую безликую погоду был просто отрадой для глаз. К тому же парк был ухоженный, чистый. Красивые ровные брусчатые дорожки обрамляли и пронизывали весь парк. Прелестные кованые оградки вокруг множества детских площадок, находящихся на территории парка, были словно визитной карточкой этого места. Они были особенные, во всем городе таких больше не сыщешь. Из-за обилия детских площадок, то там, то тут попадались родители со своими детьми, в основном мамочки. Периодически был слышен счастливый детский смех или же наоборот надрывный плач, разговоры взрослых, шумиха, детская возня, но, несмотря на такое количество самого разного шума, многолюдно тут не было. Наоборот, это место было довольно уединенным из-за густой растительности и узких дорожек. К тому же погода к активным прогулкам не располагала, так что людей было намного меньше обычного.

Прогуливаясь, они и не заметили, как зашли вглубь леска. Араки только сейчас понял, что за то время пока они сюда шли, а это, наверно, минут тридцать, они не сказали друг другу ни слова, витая каждый в своих мыслях. Хиро просто необходимо было время, чтобы отойти от перенесенного шока, а вот о чем думал этот белобрысый, он совершенно не представлял. Выражение лица у него было такое же, как и всегда – никакое. Так глубоко в этот парк мало кто заходил, поэтому чуть сбоку от тропинки было устроено что-то вроде укромного закутка. Дорожка вела дальше, но именно в этом месте была вытоптана растительность рядом. Это место облюбовали подростки и некоторые маргинальные личности. Повсюду были окурки, шелуха от семечек и осколки стекла. В кустах, если поискать, наверное, нашлось бы куда больше всякой дряни. Вверх по дорожке валялась разбитая пивная бутылка.

Оба парня поморщились от отвращения. Неприятно видеть, когда в таком даже в такую погоду красивом месте валяется кучами мусор и отходы. Отвлекшись, они и не заметили, как из-за поворота неуклюже выбежало радостное дитя лет 3 от роду. Это был маленький мальчик, одетый в плотный темно-синий комбинезон. Чуть погодя следом выглянула мать. Она вела коляску и приглядывала за резвящимся сыном на расстоянии пары метров. К сожалению, она слишком поздно заметила битую бутылку. Заманчиво блистая на свету, она заинтересовала мальчика, и он уже вовсю несся к ней.

– Рома, стой!– крикнула она, но Рома упрямо бежал к бутылке.

Она постаралась его догнать, но явно не успевала. Себастьян и Араки тоже поспешили остановить мальчика, но были слишком далеко. Как обычно бывает в таких случаях, мальчик, словно назло, споткнулся перед бутылкой и полетел лицом прямиком на нее. Мать понимая, что не успевает, необдуманно прыгнула вперед, схватила его за капюшон и оттащила назад, но, не рассчитав силу прыжка, потеряла равновесие и упала на колени совсем рядом с бутылкой. Первым делом она обернулась к ребенку. Тот непонимающе смотрел на нее, сидя на асфальте. Тихо взвизгнув от внезапно пришедшей боли, она поднялась. Ее колени были разодраны, а из одной ноги торчал осколок.

– Вам помочь?– наконец, добежав, спросил Себастьян.

– Да нет, не надо, спасибо.

– Вы поранились.

– Да ерунда,– отмахнулась она и осторожно вытащила осколок. По ее ноге тут же потекла тонкая струйка крови.

– У меня бинт с собой. Дайте, хоть перевяжу.– Себ достал из кармана запакованный одноразовый бинт.

– Хорошо.

Пока Себастьян перевязывал колено девушке, Араки решил поймать уже куда-то активно уползающего мальчугана. Догнав, он принес его к маме. Она, добродушно улыбаясь, поблагодарила парней, потом отчитала Рому и, слегка прихрамывая, пошла дальше. Эти двое тоже продолжили идти дальше.

– Удивительная женщина,– вслух изумился Араки.

– Все родители такие.

– Не все.

– Такое поведение – естественно. Любовь к своему ребенку – это настолько сильное чувство, что родитель готов на все, лишь бы его чадо было в безопасности и, по возможности, счастливо. И потому она как мать прыгнет на осколки, сорвется в пропасть, принесет какие угодно жертвы, лишь бы его спасти. Она и не подумает поступить как-то иначе. Это потрясающе. Есть еще много других чувств, но нет ни одного более сильного и чистого чувства. Конечно, не все и не всегда идет гладко. В этом мире живут и наркоманы, и аморальные личности, и психбольные, и другие, кто по каким-то причинам не любят своих детей, но, согласись, это скорее исключения подтверждающие правило, чем его опровергающие. Родители желают своим детям счастья и благополучия, и они готовы ради этого сделать что угодно. Араки, возможно, что когда-нибудь и мы будем на их месте.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я всего лишь хочу, чтобы ты понял, чего хотел бы твой отец. Ладно, думаю, мы достаточно проветрились, пошли дальше.

– Куда опять?

– Зайдем еще кое-куда.

Они пошли дальше по тропе и вскоре вышли за территорию парка, почти сразу попав на крупную автостраду, ведущую за город. Себастьян быстро поймал такси. Араки не услышал, куда именно они едут, но уже не стал спрашивать. В его голове и без того творился полный сумбур, а теперь ему и вовсе казалось, что его собственные мысли ему не принадлежат. Он не понимал, что происходит. Он, правда, делает все верно по отношению к отцу? Все, действительно, должно быть так? Теперь он в этом не уверен. Он просто уставился в окно и отрешенно наблюдал, как сменяется картинка за картинкой по ту сторону стекла, изредка вспоминая крики той девушки, взгляд архитектора и улыбку матери, спасшей свое дитя от осколков. Спустя минут двадцать они прибыли туда, куда планировал белобрысый.

Сначала Араки показалось, что их высадили на обочине ничем не примечательного отрезка трассы. Вокруг были лишь голые деревья, гравиевая обочина и дорога, уходящая далеко за горизонт. Пройдя чуть дальше, он увидел, что впереди был поворот, ведущий к большим готическим кованым воротам. Они были проржавевшими и ужасно старыми. Забор, примыкающий к воротам, был не лучше. За воротами асфальтированная дорога закончилась и превратилась в узкую вытоптанную тропу. Себастьян открыл их с ожидаемым мерзким скрипом. Кладбище по виду довольно старое. За большинством могил давно не ухаживали, и они заросли высокой пожухшей травой. Это место в целом навевало ощущение запустения и заброшенности. Привычные густые белые облака, промозглый ветер, то тут, то там шныряющие вороны, покореженные старые памятники, окружающий лес, стоящий без листвы, холод, пробирающий до костей. Себастьян шел впереди, не оборачиваясь, точно зная куда идти. Молча, за ним шел Араки. Они остановились рядом с одной могилой такой же старой, как и все остальные. Надпись на памятнике было не разобрать. Ее закрывала поросшая растительность, похожая на странный гибрид виноградной лозы и болотного мха. Все, что можно было разглядеть – черно-белую фотографию молодого парня на вид лет 20-ти, одетого в военную форму старого образца. Себастьян зашел за оградку и аккуратно очистил памятник от растительности. Когда Хиро прочел надпись, он оторопел. «Себастьян Лаэр. 2003-2028 гг.» .

– Здесь похоронен мой дед по маминой линии. Меня назвали в честь него. Забавно, если учесть, что мы с ним совсем не похожи.

– Таким молодым… – тихо сказал Хиро, но Себ его прекрасно услышал.

– Жизнь Альф очень не продолжительна. Ему было 25, когда его убили.

– Убили?

– Да. А ты что думал, он своей смертью умер?

– Но… Как же так?

– Такова жизнь. Никогда не знаешь, как и когда она оборвется. И в этом ее особая прелесть. Его история…– Себ кивнул в сторону памятника.– Давно забытое прошлое. Я не знаю, как это произошло. Честно говоря, мне все равно. Я не знал его, каким он был.

– Твоя мать его не навещает? – вырвалось у Араки.

– Она умерла, когда мне было девять.

– Прости, я не хотел.

– Ничего. Я совсем плохо ее помню. Думаю, это нормально. Она ведь своего отца тоже не помнила.

– Я вот считаю, что это совсем не нормально. Мы должны помнить своих предков, свою историю.