A&B

– А если же я решу жить как Бета?

– Сложный вопрос. Я думаю, у тебя это не получится. Ты же видишь, как к тебе относятся Беты. И что бы ты ни делал, так будет всегда. Ты просто родился Альфой, а не Бетой. Так что, у тебя тут всего два варианта – либо находиться в этом подвешенном состоянии, либо стать Альфой. Поэтому, я думаю, моей жизни Тени пока не угрожают.

– Ясно. Мы не под прицелом и то хорошо.

– Ты так странно спокоен.

– Ну, а как я должен реагировать?

– Обычно, узнав о том, что в этом мире есть люди, которым так много дозволено, люди с ума сходят. Начинают воображать, что и они так могут.

– За любым действием следуют последствия. Неважно Альфа ты, Бета или один из Теней, за то, что ты творишь, тебе придется отвечать. Если закон бессилен, то, значит, «прилетит» с другой стороны.

– А ты умнее, чем кажешься.

– Ты мне сейчас комплимент сделал или нагрубил?

– Скорее второе.

– Какой же ты все-таки говнюк. И кстати, может, не будешь больше подделывать истории болезней а?

– Я тебе услугу сделал. Лучше бы спасибо сказал.

– Какое, к чертям, спасибо?

Себастьян полностью проигнорировал последнюю фразу. В палате воцарилась полная тишина. Не нарушая это безмолвие, Себ встал с дивана и направился к выходу.

– Когда ты придешь в следующий раз? – окликнул его Араки уже у самого выхода.

– Наверное, больше не приду.– Себ остановился.

– Что? – Араки показалось, что он ослышался.

– Мне нужно уехать из города на неопределенное время. Прощай.

– Стой!

Не обращая никакого внимания, Себастьян вышел. Еще никогда ранее Араки не чувствовал себя более беспомощным. Если бы мог, он бы встал и остановил его, хотя сам и не понимал зачем. Его не покидало ощущение, что белобрысый прощается с ним навсегда, и он не хотел этого принимать. Но какое ему до этого дело? Разве он его не раздражал?

«После всего этого, ты просто возьмешь и исчезнешь? Будто ничего и не было? Серьезно?»

Выйдя из палаты, Себастьян тоже почувствовал себя несколько неприятно. Он уже решил свою судьбу в момент, когда рассказал ему про Деление, его скоро убьют, и его это ничуть не трогало. Но что-то другое скребло на душе. Он боялся, что Араки забудет про него, как забывали многие другие. С момента их первой встречи прошло не так много, но белобрысый успел к нему привязаться. Сначала он просто наблюдал за ним, принимая его за очередного интересного персонажа из книжки, которому волей судьбы предначертано погибнуть в конце. Но чем больше он узнавал его, тем меньше его устраивал такой конец. И незаметно из простого зрителя он сам стал одним из героев. Раньше он не знал, чем Араки так его заинтересовал, что он стал наблюдать за ним. Зачем он вмешался в естественный, как ему казалось, ход вещей и спас его? Почему не хотел, чтобы тот отошел в мир иной в больнице? Для чего он ходил его проведать? Теперь же для него все встало на свои места. Наблюдая, как он терпит все насмешки судьбы в свой адрес, как с ошеломляющим упорством пытается что-то изменить, хотя более безвыходную ситуацию, чем у него, сложно представить, белобрысый словно заразился этим желанием жить. И пусть Араки явно был во многом по-детски наивен и глуп, слишком доверчив и невнимателен к окружающим, у него было то, чего белобрысому недоставало – желания сопротивляться этому несправедливому жестокому миру. Не плыть по течению, принимая это как единственно правильный способ, а изо всех сил грести против, не обращая внимания на то, каким неумолимо сильным является поток, рано или поздно ломающий всех, кто в него попадал. И у Араки, конечно, были моменты, когда он, истощенный этой вечной борьбой, был готов опустить руки, когда ему все казалось безразличным, но даже в таком состоянии он не перестал плыть дальше, не пошел ко дну камнем, а выжил, перенеся все это, и более того, не поступился своими принципами. Ведь если бы он дал отпор, все закончилось бы иначе. Это и вызывало уважение и интерес белобрысого, ведь он был как раз из тех, кто плывет по течению, осознав после пары тройки досадных ударов судьбы, что борьба с этим потоком так же бессмысленна, как сама жизнь.

«Всех рано или поздно смоет этот поток, как и все, что однажды родилось, умрет. Непреложный закон жизни. Что бы ты ни делал, кем бы ни родился, сколько бы усилий ни прилагал, итог всегда будет один. Для всех. Без исключений. Все что, как тебе казалось, у тебя было, те, кого ты любил, все твои надежды, мечты, стремления, чувства и достижения обратятся в прах. И разве, зная это, стоит тратить свои силы, чтобы так страдать?» – думал Себастьян. Тем не менее, он понимал, что с того момента, как впервые ему в голову забрела эта мысль, весь мир словно потускнел. Все утратило свою значимость. Постепенно исчезли все желания и мечты. Он и не надеялся больше когда-либо стать счастливым, ощутить что-то такое, что смогло бы вновь разогнать кровь по жилам, а сердце заставить биться чаще. Вместе со всеми желаниями и надеждами словно пропали и все силы жить. Временами он просто ни разу не поднимался с постели за несколько дней. Он частенько забывал поесть или умыться. Ему просто давалось это с невероятным трудом. Если бы кто-то в такой момент ворвался бы в его квартиру и приставил ему дуло к виску, он, без сомнений, даже не пошевелился бы. Думал ли он о чем-нибудь, часами пролеживая бока на кровати и смотря в потолок? Нет. Полная пустота, как и внутри его души, так и вокруг него. Единственным стимулом в последнее время встать с кровати для него была его вредная привычка. Сильное желание покурить поднимало его с кровати, а покурив, он шел делать остальные дела, не потому что он этого хочет, и даже не потому что должен, а скорее просто по привычке. И даже столь низменное желание было совсем недолговечно. Все чаще он не находил больше в себе сил встать с кровати и для того, чтобы покурить. Чем бы это закончилось, остается только гадать. Но встретив Араки, внутри будто загорелся маленький огонек. Забытые эмоции, желания словно ожили. И за все это он был благодарен именно Араки. Хотя тот этого и не понял.

Размышляя об этом, Себастьян и опомниться не успел, как дошел до дома. Наскоро собрав все самое необходимое в небольшой ручной чемоданчик, он вышел из квартиры. Спускаясь по лестнице, он успел вызвать такси, кое-куда позвонить, предупреждая о своем приезде, и теперь, стоя на холодном воздухе бесснежной зимы в своем черном пальто, ждал машину, куря сигарету. Время уже было далеко за полночь. Для таких глубоких ночей характерна такая звенящая тишина, будто все человечество в раз вымерло. Было так тихо, что самым громким звуком было тление сигареты. Но ничто не вечно, и эту умиротворяющую тишину бесстыдно нарушил звонящий телефон.

– Алло,– подняв трубку, сказал белобрысый.

– Я правильно понял, ты собрался на Арену?– Голос принадлежал мужчине, а тон его был каким-то чересчур торопливым.

– Ни тебе «здравствуй», ни «как дела», сразу с порога…

– Ты едешь или нет?

– Еще и перебил.

– Да или нет?

– Да еду-еду.

– Я уже было подумал, что свихнулся. Неужели у тебя мозги на место встали, и ты перестал забивать свою голову глупостями?

– Это не глупости. Но мозги вправить не помешает. Именно за этим и еду.

– Как грустно. Я-то думал, что рано или поздно ты доведешь себя и повесишься или застрелишься.

– Какой ты добрый.

– Ну кто бы говорил.

–Как я понял, ты тоже собрался на Арену?

– А то! Как я могу упустить очередную возможность всадить тебе пулю промеж глаз? Да и кто тебе мозги поставит на место, если не я? Не эти же доходяги, недоальфы?

– Майк, ты мне лучше скажи, есть ли какие новости касаемо… – Он замолчал, потому что отчасти знал, что он его и так поймет, а отчасти считал этот вопрос не нужным, ведь он знал на него ответ.

– Да нет. Тихо, как в мавзолее.

– Как я и думал. Увидимся на Арене.

– Ага. Давай.

Только стоило сбросить звонок, как подъехало такси. Выбросив сигарету, Себ сел в салон.

«14»

После ухода Себастьяна, Араки еще долго не мог прийти в себя. И виной тому было не откровение про Альф, а беспокойство по поводу того, что белобрысый так странно попрощался с ним. И беспокойство это не покинуло его ни на следующий день, ни после. Время шло, прошла сначала одна неделя, потом другая, но белобрысый так и не появился. Конечно, лечение никто не отменял, и оно было все таким же изнуряющим, но оно явно того стоило. Как обычно, опережая все прогнозы врачей, Араки оправился раньше срока. Теперь никаких явных последствий от произошедшего он не ощущал. Он мог спокойно ходить, двигаться, вставать, ложится, держать ложку, карандаш и любые другие предметы, словом восстановился полностью. Но из больницы до официальной выписки его не выпускали. Даже просто прогуляться во дворе никто не разрешал. Но и без прогулок ему было чем заняться. Признав его дееспособным, к нему явились те, кто собирал и распоряжался его пожертвованиями. Без какой либо скромности с порога они озвучили собранную и уже потраченную суммы, а также во сколько они оценивают свою работу. Уладив мелкие детали, они полностью передали все средства в его владение. Оставшаяся денежная сумма не была столь огромна, как он себе воображал, но все равно довольно приличной. По его подсчетам ее хватит, чтобы доучится в старшей школе, совершенно не ощущая нужды в чем-либо, но это если не брать расходы на содержание отца.

Медицинские счета, что были ему даны для отчета о потраченных средствах, были действительно ужасающими. Стоимость одного его лечения навскидку превышала стоимость одной хорошей квартиры в элитном районе с охраной и консьержем, а вот содержание его отца в 30 таких же квартир. И это просто огромные цифры, от которых голова идет кругом. Благо все предыдущие расходы были уже покрыты, переживать нужно лишь о будущих. Но если учитывать расходы на отца, деньги кончатся меньше чем через полгода, как бы он ни экономил. Нужно принять единственно верное решение, но именно на него-то Араки и не был способен. Принять решение по отключению аппаратов жизнеобеспечения граничило для него с убийством собственного отца. На это он пойти не мог, но и отказаться от своей мечты – тоже. Его словно разрывало на две части.

И находясь в таком смятении, как никогда, он хотел увидеть Себастьяна. Он знал, что вряд ли тот ему поможет, но от простого совета или поддержки он не отказался бы. Остальные все шарахались от него. Единственной, кто спокойно с ним разговаривал, была все та же Кристи, но она была загружена работой, и поболтать особо не получалось. А после работы она мчалась к дочери, что вполне можно понять. Это давящее чувство одиночества теперь, казалось, было куда сильнее, нежели раньше.

День выписки, которого он так ждал, наступил весьма внезапно. Во всех этих переживаниях и суете он совсем потерял счет дням. Как только его выпустили из больницы, он сразу же направился к отцу. Зайдя в палату, он ожидал почувствовать тот же запах медицинского спирта и медикаментов, что царил во всей больнице, и который он ощущал в палате ранее. Но тот запах, что в реальности он почувствовал, был совсем не тем. В нос резко ударил запах гниющей плоти, тухлятины и отбросов организма. Хоть его отца и регулярно мыли, обхаживали и даже делали массажи, избежать элементарных пролежней не выходило. Он ссохся еще сильнее, хотя, казалось, больше и некуда. Тело местами покрывали темные трупные пятна. Зрелище, прямо скажем, не из приятных. И даже Араки не смог удержаться и сморщился, зайдя в палату. От запаха к горлу тут же подступила рвота, но ему повезло, он смог сдержаться. Не без усилия он прошел дальше и сел на стул.

«Это мой отец? Больше похоже на залежавшийся труп…»

Обычно, когда он его навещал, в голове у Араки непроизвольно всплывали старые воспоминания о детстве. Он разговаривал с ним, рассказывал, что ему вспоминалось или же о своих делах так, будто сейчас он лежит не на больничной койке, а сидит напротив него за столом и мирно прихлебывает чай. Но не сегодня. Сейчас единственное, что он делал – это боролся с отвращением и постоянным желанием выбежать из палаты. Из-за этого ему было стыдно перед отцом, но сделать с этим что-то он не мог. Пока он мучился от чувства вины и своей беспомощности, в его голове промелькнуло: «Когда все это уже кончится?!». Но осознав всю глубину этой мысли, он ужаснулся самому себе.

«Я не имею права на такие мысли! Он вырастил меня, воспитал, а я хочу, чтобы он умер? Да что я за сын после этого?!» – он схватился за голову. По щекам у него потекли слезы. Как же мучительно было осознавать, что смерть его отца неизбежна, и что он сам уже настолько устал видеть, как страдает самый дорогой ему человек, что сейчас он желает ему только смерти. Это желание было для него чуждым и до невозможного отвратным, и все же оно было. Как бы ему ни было противно, что бы он ни делал, как бы себя ни заставлял и ни перебарывал, это желание, словно сорняк, въелось в его душу.

«Хватит. Пожалуйста, хватит»– Он держался за голову так, что его ногти до крови впивались в кожу.– «Хватит! Не хочу этого! Я хочу, чтобы он жил!»

Он сам не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он зашел. И, наверное, он бы еще не скоро вышел из палаты, если бы его не выпроводили медсестры. Он и не обращал на них внимания и даже не слушал, что они говорили. Он просто послушно встал и вышел из больницы. Наутро он не помнил, как дошел до дома, как открывал дверь или как лег спать, но это мало его заботило. Он чувствовал себя омерзительно, но, тем не менее, нашел в себе силы умыться, одеться и выйти из дома. Шел он по привычному для себя маршруту в школу. Вот только к отцу заходить не стал. Знал, что сейчас этим он сделает себе только хуже.

«Я должен сконцентрироваться на учебе. У меня менее полугода осталось, и за это время я обязан сдать выпускной экзамен. Иначе …» – он не стал продолжать мысль.

Шел он неторопливо, хоть и опаздывал. Кроме гнетущих мыслей об отце и учебе, его волновало и то, как теперь к нему отнесутся в классе. Как изменилось отношение других? Теперь он не просто страшный двухметровый парень, а известный страшный двухметровый парень. Тем более что история, в которую он попал, была отнюдь не однозначной. Еще в больнице он узнал, что есть многие, кто не согласен с тем, что он – герой. Да он и сам так не считал, но вместе с тем есть те, кто считал, что маньяком был Араки, а Шарифова подставили. Вариаций мнений на этот счет было множество. Но, что его успокаивало, самой популярной версией была та, где Араки – герой. «Скорее всего»,– думал он. – «Они придерживаются того же мнения, что и большинство, но… А если нет? Шарифов был со многими в классе знаком и много с кем дружил. Вполне возможно, что версию с маньяком Дэннисом сочтут маловероятной. И что тогда?»

Поразмышляв над этим еще минуту, он понял, что ничего не будет ясно, пока он не зайдет в класс. А все эти догадки лишь пустая трата времени. Было еще кое-что, что занимало его мысли. Он надеялся, что Себастьян появится на занятиях. Он давно хотел поговорить с ним. Не о чем-то конкретном, а просто поболтать. Просто хотел, чтобы его белобрысая голова болталась где-нибудь неподалеку. Во время лечения у него было много времени подумать над тем, как он к нему относится. Пусть он его не понимал. Пусть он явно странноват. Пусть и характер у него, с точки зрения Араки, ужасный. Себастьян – первый сверстник, который отнесся к нему по-доброму, без страха и даже с некоторой заботой и сочувствием. Сейчас ему было немного стыдно перед ним за свое поведение.

«Если бы не он, то я был бы уже мертв. Он все время мне помогал, а я только и делал, что ныл и жаловался. Даже не отблагодарил толком. Он не был обязан меня спасать, ходить меня навещать или рассказывать мне про Альф, но он делал это. Ведь ему тоже нелегко пришлось, я уверен. И он ужасно рисковал, рассказывая мне про Альф. Интересно, куда он поехал? Чем сейчас занят?»

Зашел в класс он за пару минут до звонка. Все как один, увидев его, замолкли. Араки, встав в проходе, напрягся, не зная чего ожидать. В толпе одноклассников, он увидел Ли и Бастера. Они потупили взгляд. Решив нарушить неловкое молчание, к Араки подошла староста класса. Это была коротко стриженная темноволосая худощавая девушка довольно низкая даже по общим стандартам, а рядом с Араки казалась совсем маленькой. Она всегда была самой активной в классе и с радостью занималась всей организационной работой, даже успевала посещать два кружка и учиться на отлично. Бесспорно, она была и самой общительной девушкой в классе. Обаянием ее природа не обидела. Подойдя к Араки, она поклонилась, имитируя уже утраченный обычай его исторической родины. Правда делала она это не совсем верно, руки у нее были плотно прижаты к телу, да и наклонилась сильно ниже, чем следовало. И так же, не разгибаясь, она начала говорить:

– Хиро Араки, от лица всего класса я хочу поблагодарить тебя за твой подвиг. Благодаря тебе мы все можем быть спокойны за наши жизни. Спасибо тебе за это и прости, что ничем не смогли тебе помочь.

Она разогнулась и взглянула на Араки. В глазах промелькнул привычный страх, но совладав с собой, она постаралась улыбнуться. Другие одноклассники, смотря на него, попытались сделать то же самое. Но улыбки эти были фальшивыми.

Все они делают это, не потому что действительно благодарны, а из чувства общественного долга, сразу понял Араки. Просто так правильно. Это похоже на то, как младшеклассники в день Единства стоят напротив каменного мемориала в честь павших на войне. Все они думают о чем-то своем: как бы побыстрее слинять, как тут скучно, о новой видеоигре, да о чем угодно, только не о трагедии, случившейся несколько десятков лет назад. И винить их за это нельзя, они еще неспособны осознать всю важность этого мероприятия. Может, повзрослев, они поймут, и может, кому-то даже будет стыдно за эти мысли, но не сейчас. Сейчас они стоят напротив этой каменной глыбы с кучей накарябанных на ней ничего незначащих для них имен, потому что так нужно делать, потому что так сказали родители, потому что иначе будут ругать взрослые. Вот и они сейчас пытаются давить из себя эти улыбки, не потому что хотят этого, а потому что так диктует большинство. И если они не будут строить из себя благодарных, то другие будут их порицать. Каждый из них все равно боится Араки, как и раньше, а, возможно, и сильнее.

– Если тебе вдруг что-то понадобится, не стесняйся и обращайся сразу ко мне. Помогу, чем смогу,– продолжила староста.

– У меня есть одна просьба ко всем вам,– сказал Араки.– Я не считаю себя героем или, не дай бог, спасителем, поэтому я хочу, чтобы все было как прежде. Пожалуйста, давайте забудем этот инцидент. Вы мне ничего не должны.

– Но мы не можем…– тише обычного сказала староста.

– Я очень вас прошу.

– Хорошо. Мы постараемся,– ответила она и вновь поклонилась.

Прозвенел звонок, и все расселись по партам. Первым делом Хиро посмотрел на парту позади себя. Там было пусто. Для верности он даже под парту заглянул. Никого. Это огорчило его, он надеялся, что, может, белобрысый появится позже, но ни после первого, ни второго, ни последующих уроков он не появился. Расстроившись еще сильнее, после уроков неосознанно он пошел по тому маршруту, которым они ходили в булочную. Сам того не замечая, он искал его среди прохожих. Дошел до киоска. За прилавком стояла та же девушка, но на пальце у нее уже красовалось другое кольцо. Оно было золотое с маленьким бриллиантом. Он заказал себе булочку с маком и крепкий кофе. Как и раньше, она лучезарно улыбнулась ему и отдала пакетик и кофе. В этот раз он не стал улыбаться в ответ. Он сел на скамейку и неспешно съел булочку. Нельзя сказать, что он тосковал по Себастьяну, но он хотел, чтобы тот в своей любимой манере вдруг появился из ниоткуда. Доев, он встал со скамейки и направился к дому.

«Интересно, где он сейчас? Что делает?»

Себастьян стоял в большом плохо освещенном помещении. Стены и пол были сплошь закрыты стальными листами, а по размерам это помещение сравнимо с ангаром для хранения самолетов. Везде причудливо стояли бетонные блоки разной длины, толщины и высоты. Стояли они не в ряд и не по какой-то другой трудно угадываемой системе, а будто случайно разбросанные по территории под разными углами. Некоторые из блоков лежали, словно большие кости домино. По периметру на высоте примерно четвертого этажа жилого дома выступало из стены что-то похожее на балкон. Он шел вдоль всех четырех стен, а под ним, поддерживая, стояли большие бетонные колонны. Сам балкон был закрыт толстым бронированным стеклом. И обычно за этим стеклом толпились люди, внимательно наблюдавшие представление у себя под ногами. Сегодня – исключение. На них было пусто. Это место Альфы зовут Ареной.

Белобрысый стоял, прижавшись спиной к одному из блоков. Одет он был в серые, под стать цвету блоков, армейские брюки, сверху черная майка, а на ногах – черные массивные ботинки со шнуровкой. По одной руке тонкой струйкой текла кровь из пореза на плече, а во второй он держал нож. На лице и руках было видно пару свежих ссадин и синяков. Себ внимательно вслушивался в окружающее пространство. В тишине он различил звук шагов. Это был среднего телосложения парень, выше Себа на полголовы. Волосы его были темно-каштанового цвета такой длинны, чтобы намокшие от пота они лезли на глаза. Он был очень измотан, и на его руках тоже виднелась пара серьезных ран. При тусклом холодном освещении его волосы отливали алым оттенком, а глаза – кроваво-красным, как два безупречных рубина. Он вышел на середину всей площадки и забрался на один из лежащих блоков толщиной с высоту табуретки.

– Выходи, змееныш! – он крикнул как можно громче, и в пустом помещении это раздалось эхом. Голос был такой же, что и у звонившего на днях торопливого паренька.

«Ага, сейчас» – подумал Себ и плотнее прижался к блоку.

Они находились на расстоянии пары метров друг от друга, но, к счастью Себастьяна, их разделяли каменные блоки. Он подошел к концу блока, за которым прятался, и резко выпрыгнул вперед, метнув нож. Между его блоком и другим был небольшой зазор, ведущий прямиком к месту, где сейчас стоял красноглазый парень. Он в последний момент заметил маневр белобрысого и слегка отклонил голову. Нож пролетел совсем рядом с его головой, оставив неглубокую царапину на щеке.

– Вот ты где! – с радостью воскликнул парень и тут же ринулся к пытающемуся спрятаться Себу.

Он явно превосходил белобрысого и в силе, и в ловкости, и в скорости. Поэтому долго догонять ему не пришлось, но Себастьян прекрасно предвидел все его удары, умело уклоняясь то от одного удара, то от другого. Он знал, что если он хоть раз ошибется, оступится или потеряет бдительность, то этот нож, которым сейчас так резво размахивает красноголовый, войдет в него, как в масло. Себ достал запасной нож и тоже попытался нанести удар, но этот парень, похоже, предвидел его удары ничуть не хуже, отчасти потому что удары Себа были медленнее. Сильная сторона Себастьяна – оборона. Предвидя удары противника, он всегда успевал поставить блок или же увернуться, но в нападении ему всегда не хватало силы и скорости. И белобрысый знал это.

«Если все так и продолжится, то я проиграю»

Он решился на рискованный шаг. Резко присев и выпрыгнув из этого положения вперед за доли секунды, подобрав момент так, чтобы это произошло, когда противник моргал, он блестяще создал впечатление, будто он исчез, хотя в реальности он всего лишь находился ниже уровня зрения. Опешив, Майк неосознанно попятился назад. Белобрысый занес руку с ножом и выставил ее вперед во время прыжка, намереваясь перерезать ему горло. Пусть и не сразу среагировав, красноголовый раскусил и этот маневр, но блокировать удар он уже не успевал, поэтому решил перейти в нападение и выставил руку, тоже целясь в горло. Почувствовав холодную сталь у своего горла, оба замерли. Оценив ситуацию, они синхронно подняли свободные руки к потолку, не отнимая лезвия от горла своего противника. Подняв руки, они одновременно сжали их в кулак и тут же разжали. По всему помещению разнесся оглушающий гудок.

– Поединок между «Кровавым королем» и «Бледной тенью» окончен в ничью,– разнеслось по зданию железным механическим голосом.

Услышав это, они оба убрали ножи обратно в ножны.

– В следующий раз я точно перережу тебе глотку,– недовольно пробурчал красноголовый.

– Конечно,– с сарказмом сказал Себ и неожиданно для себя вдруг заикал.

Красноголовый хихикнул.

– Случись это чуть раньше, могло бы сыграть решающую роль,– красноголовый дразнился.

– А не пошел бы ты…– Себ развернулся и пошел к уже открывшейся двери под балконами.

– Какие мы злые. Вспоминает, наверно, кто-то.

– Я не столь суеверен как некоторые «короли»,– раздраженно ответил Себастьян, утерев пот со лба.

Они зашли в еще более темное помещение. Это был узкий коридор. Они шли рядом, направляясь в травмпункт.

«Если меня кто и вспоминает, так это может быть только этот придурок»– подумал Себ и тут же икота прекратилась.– «Так и знал»