Хуторяне XXV века. Эпизоды 1-21

– Прогноз погоды на месяц не узнаем, – ответил Батя.

– А вот если бы почтальон пришел, в газете бы прочитали, – сказал старичок Прохор.

Дверь в горницу медленно раскрылась. В темном проеме, освещенном только сиреневым сиянием из кадки с живой водой, показалась согнутая фигура. Фигура пятилась задом, а руками тащила кого-то явно упирающегося.

Василиса, которая спускалась в эту минуту по лестнице и увидела под вздернутой рубашкой черную кожу вошедшего, и, может быть, даже и курчавую голову, скрытую пока от всех в горнице зелеными штанами, воскликнула:

– Джон! Кого притащил?

– Что, и вправду Джон? Что это ты в такой неудобной позе? – спросила Марья Моревна.

Джон продолжал пятиться к центру, не отпуская кого-то из рук, пыхтя и отдуваясь.

Старичок Прохор поднялся с лавки и проковылял к Джону, посмотрел через его широкую спину в прихожую.

– Он за порог цепляется, тут пнуть его надо. Только я не смогу по причине колена, – сказал он и вернулся к лавке, вертя головой за черным пятнышком в воздухе.

– Ах ты, здоровая какая! – Прохор, едва усевшись, хлопнул свернутой в трубку газетой по лавке.

Большая черная муха резво отскочила в сторону и с гулом взвилась под потолок.

Иван отпустил три разноцветных проводка, встал и обошел Джона со стороны головы.

– Пнуть, говоришь, хорошенько? – спросил он.

– Именно, пнуть, – подтвердил старичок Прохор, не отрываясь от наблюдений за мухой.

Иван пнул, что-то щелкнуло, и Джон с размаху приземлился на пятую точку аккурат посредине горницы. На живот ему упал попискивающий подметальщик.

Джон собрал лапки подметальщика в подобие букета, потом ловко перевернул его брюшком вверх и обратился к Ивану:

– Вань, дай отвертку.

– А тебе зачем? – спросил Иван, протягивая руку за спину в сторону ВУмника, чтобы передать отвертку Джону.

– Да надо немного в мозгах у этого подметальщика поковыряться. Не слушается.

Иван так и застыл с протянутой назад рукой. И все тоже подались к Джону и захлопали глазами. Даже Батя пошевелил головой, услыхав такую новость, что подметальщик да вдруг не слушается человека. Батя даже набрал воздуху, чтобы что-то сказать веское, но промолчал и только еще раз покачал головой.

– Да как же это так! – воскликнула Марья Моревна.

– Да вот так, – ответил Джон. – Мух что-то в дом поналетело. Я ему, – Джон потряс подметальщиком, – говорю, мол, прыгай и бей их. А он только глазками таращится и лапки под брюхо прячет.

– А раньше бил? – спросил Иван.

– А то как же! Прыгал до потолка и одновременно до трех сбивал. Я, правда, на окно сетку поставил. Мух не стало. Так он потом у меня на осах практиковался. Целое гнездо на чердаке извел. А однажды и до воробья добрался, но тут силенок не хватило. Из воробья, конечно, пух-перья полетели, но воробей жив остался.

– А как же теперь, откуда мухи, если сетка на окнах? – поинтересовался старичок Прохор.

– Да кто их знает? – пожал плечами Джон. – Может, через дверь. А то я еще видел, что они – мухи некоторые – сетку прогрызают. Какая-то новая популяция, здоровые такие, черные.

Джон передохнул:

– Так дашь отвертку?

Иван повернулся к ВУмнику, у которого в лапке была отвертка.

Но ВУмник и не думал вкладывать инструмент в протянутую руку Ивана. Он мелко дрожал, а лапку с отверткой прятал за спинку.

– Ты что же это? – удивился Иван и потянулся к ВУмнику.

Но тот вдруг перестал держать телевизор и бросился от Ивана под дальнюю лавку.

– Ах, ты! – воскликнул Иван, едва успев подхватить падающий телевизор.

– И с вашими тоже что-то не в порядке, – сказал Джон, поднимаясь и пересаживаясь на стул.

Своего подметальщика он по-прежнему держал за все лапки.

– Ш-ш-ш, – прошептал старичок Прохор, – поднося палец к губам. – Сейчас проведем эксперимент.

Сморщенным пальчиком он указал на полку с чайным сервизом, украшенным рисунком цветастых бабочек. Под полкой сидела большая черная муха.

– Поняла, – заворожено произнесла Василиса, – научный эксперимент.

Она сложила ладони лодочкой возле алых губок и шепотом позвала:

– Пушистик!

Из дальнего угла, от сундука Марьи Моревны раздался топоток, и в горнице показался Василисин персональный подметальщик с серебряной длинной шерсткой до самого пола, подаренный ей на свадьбу как раз Джоном. По пути он деловито собирал невидимые обычным глазом крошки и даже хотел прибрать в свой мусороприемник горстку гаечек возле стула Ивана.

– Но-но! – грозно сказал Иван, прикрывая гаечки ногой.

Серебристый подметальщик, он же "пушистик" подбежал к туфелькам Василисы и поднял на нее свои четыре глаза.

– Убей муху, – негромко скомандовала Василиса, движением головы указывая на стену с полкой.

Подметальщик повернул глаза, потом поджал под себя лапки и не тронулся с места.

– Живо! – повторила Василиса.

Подметальщик зашевелился, медленно подполз к стене под полкой, пошевелил объективами на гибких тонких штангах как бы прицеливаясь.

– Ну! – воскликнула Василиса, – смерть насекомым!

Подметальщик пискнул, подпрыгнул и всеми восемью лапками ударил по чашкам на полке. Потом приземлился и тут же начал резво собирать посыпавшиеся осколки в кучку.

Муха слетела со стены, сделала круг по горнице, присела на спинку подметальщика, который на это никак не среагировал, и снова перелетела на стену.

– Свихнулся! – воскликнула Марья Моревна.

– Они что, сегодня все не в себе? – возмутился Джон.

– А может, вспышка на солнце? – сказал старичок Прохор, доставая из кармана черные очки и поворачиваясь к окну.

– Ерунда какая-то, – подытожил Иван, аккуратно ставя телевизор на пол, – разбираться надо.

Он взял из дрогнувшей лапки второго ВУмника отвертку и направился к пушистому подметальщику. Тот пронзительно запищал и скрылся за сундуком.

– Боится, – сказал Иван, знает кошка, чье мясо съела! Прячется, значит, соображает.

– Плохо! – сказал Батя, отгоняя от стакана другую, но тоже большую черную муху.

Обе мухи взлетели, встретились под потолком и стали кружиться. Гудение от их серебряных крылышек напоминало гудение ветра в проводах.

Кто-то стукнул в дверь. Дверь скрипнула и нехотя отворилась. На пороге стоял ЭДИП – электрический доставщик информации почтовой.

– Вот те раз, просто техническая революция! – радостно воскликнул старичок Прохор, глядя в окно, из которого была видна калитка.

– Что это тебя так развеселило? – спросила Марья Моревна.

– Да калитку этот чертов почтальон в этот раз не поломал, правильно, во внутрь открыл.

– Как деды повесили, так и будет висеть, – пробасил от стола Батя, грозно посмотрев на ЭДИПа.

Василиса подошла к почтальону, взяла у него из лотка конверт и газету. Приложила дважды – по числу корреспонденций указательный палец к серебряному значку на груди автомата: лично подтвердила получение. Газету отдала старичку Прохору, а письмо отнесла Бате.

– Ну, иди уж, – сказала Марья Моревна почтальону.

ЭДИП повернулся и занес ногу над порогом.

– ЭДИП, как у тебя с комплексами? – как всегда, когда видел почтальона, спросил Иван.

Пластиковая спина с эмблемой Мирового Информационного Фонда в виде стилизованного золотого паука на секунду замерла. Верхняя часть корпуса повернулась в сторону Ивана и из динамика раздался ответ:

– Должен отнести вопрос к разряду не поддающихся осмыслению и потому уничижительному. Обязан доложить о попытке уничижения и унижения.

– Иди, докладывай! – в сердцах сказал Иван, – да поторопись, а то у нас сегодня день бесплатных пинков.

– Обязан доложить об угрозе физического воздействия, уничижения, унижения и уничтожения – повторил ЭДИП и вышел.

– Зачем ты с ним так, он же ящик безмозглый, к делу тяжелому не по своей воле приставленный, – сказала Марья Моревна.

– А затем, что я уже раз сто калитку чинил с тех пор, как его научили входить, а того, что калитки в разные стороны открываются, не запрограммировали. Раньше газеты в ящик за забором клали, а как приняли декрет об обязательном подтверждении в получении путем пальцеприлагания, так он и ломает.

– В этот раз, когда входил, не сломал, – повторил старичок Прохор.

– Теперь совсем ломать не будет, – сказал Батя, передавая письмо Василисе, – на, прочти.

Письмо было из центрального офиса почтовой компании. В нем сообщалось, что для исполнения пожеланий многочисленных домовладельцев в программу ЭДИПов добавлена опция открывания калиток во внутрь.

– Выбор направления открывания определяется самим автоматом путем моментального анализа сопротивления. Никаких дополнительных знаков, указывающих направление открывания калиток, на входе не требуется, – прочитала Василиса.

– Вот какие умельцы, – покачал головой старичок Прохор, – и в какую сторону открывать сами понимают!

– Только обидчивые какие-то, – сказал Иван, возвращаясь к телевизору.

– Тут и об этом написано, – Василиса перевернула страницу, – вот: для пополнения информации о частных предпочтениях получателей корреспонденции в целях улучшения их обслуживания в программу внесены более чувствительные настройки на интонации, тембр голоса и многие другие параметры домовладельцев.

– Ну, теперь понятно, – ответил Джон, – у кого эдиповы комплексы, а у кого ЭДИПовы программы.

Он потряс своего подметальщика за лапки, посмотрел на груду фарфоровых осколков, до сих по не убранных, и спросил:

– Что с этими бездельниками делать будем?

– И с мухами, – добавил старичок Прохор, глядя на потолок, у которого носилась уже целая туча черных больших мух.

Джон поставил своего подметальщика на пол, показал ему пальцем на мух под потолком, и скомандовал:

– Убрать!

Подметальщик прижался к полу, сложил лапки на спинке, но остался неподвижен.

– Не слушается, – удивленно произнес Джон.

– Это какой-то бунт машин, – сказал старичок Прохор, шурша газетой со своей лавки.

– Ладно с мухами, давай телевизор починим, – позвал Джона Иван, – я неисправность нашел, осталось контакты восстановить.

Джон и Иван занялись телевизором. Оставшийся возле них ВУмник старательно подавал инструменты и держал фонарик, освещая через снятые планки черное чрево аппарата.

– Зачем ему так много мозгов, если мы от него только прогноз погоды и ждем? – спросил Иван, имея в виду телевизор.

На его риторический вопрос никто отвечать не стал.

– Я понял, почему он чашки раздолбал, – сказал Джон, глядя на осколки у стены – Василиса ему во второй раз сказала убить не муху, а насекомых. Вот он на нарисованные бабочки и нацелился. Учить их надо.

– Да, у этого мозги лишние, а у тех – не хватает, – сказал Иван, засовывая отвертку в телевизор.

Бах! раздалось от стола.

– Попал! – воскликнула Марья Моревна

– Убил! – захлопала в ладоши Василиса.

Батя поднял широкую ладонь, под которой оказалась раздавленная черная муха, и наклонился к столу:

– Ну-ка, дочка, принеси лупоглаз!

Василиса резво сбегала к сундуку и вернулась. Батя прищурил один глаз, а вторым принялся рассматривать раздавленную муху.

– Готово, должен заработать, – сказал Иван, с помощью Джона возвращая телевизор на стенку, – где пульт?

Старичок Прохор, не отрываясь от газеты, вытащил пульт из кармана и протянул, не глядя, Ивану.

– Да, не будет она больше работать, – произнес Батя.

– Да не она, а он, телевизор, – поправил Батю Иван, – почему не будет? Сейчас включим.

Иван нажал на кнопку, телевизор зашипел, настраиваясь на каналы, в объемном экране замерцали звездочки и искорки.

– А я не про ящик, я про нее, – сказал Батя.

– Про муху? – спросил Иван.

– Не муха это, – произнес Батя, откладывая лупоглаз, – а хрень автоматическая назначения неизвестного.

– Да ну! – удивились Иван с Джоном, с двух сторон подходя к Бате.

Василиса тоже приподнялась со своего стула и легла грудью на стол, чтобы поближе рассмотреть черную пыль перед Батей.

Джон посмотрел в лупоглаз, потом передал его Ивану.

– Да, – согласился Иван, – ничего живого. Микросхемки на микробатарейках.

– А какие манипуляторы, как волоски, – добавил Джон.

– Изящная работа, – сказал Батя.

– Но зачем? – спросила Василиса.

– А затем, что почтальонов оскорблять не надо, и газеты вовремя получать, – прокашлял с лавки старичок Прохор. – Вот тут черным по белому написано, что и не мухи это вовсе. А в порядке эксперимента выпущены в автономный полет модернизированные уборщики хлама атмосферного мелкого. Вот как теперь пыль именовать следует – хлам атмосферный мелкий.

– Тогда все понятно, – сказал Джон, разгибаясь.

Он подошел к своему подметальщику, присел возле него и погладил по спинке:

– Ты-то сразу понял, что это не мухи, а микроавтоматы. На своих рука не поднимается.

– Так и есть, – сказал Иван, – нас еще в школе учили, что домовые автоматы имеют блокировку против команд или случайных сигналов, направленных на уничтожение других автоматов. Это из-за того, что им приходится в тесном контакте друг с другом работать без присмотра, а научить всех понимать, что другие делают – сложно для таких небольших габаритов. Так вот, чтобы не учить, решили просто запретить физический контакт. Толерантность, одним словом.

– А гудят все-таки препротивно, – пожаловалась Марья Моревна, закрывая уши ладонями.

– Сделай звук погромче, – посоветовал старичок Прохор, с любопытством глядя в телевизор.

Он поерзал на лавке, устраиваясь поудобнее, и позвал:

– Марья Моревна, иди сюда. Твоя передача – кулинарная,

– А то и правда, совсем забыла, захлопоталась! – воскликнула Марья Моревна, усаживаясь рядом с Прохором.

В телевизоре медленно поворачивался великолепный, украшенный кремом, взбитыми сливками, ягодами и чем-то еще по виду вкусноты неописуемой огромный торт. От экрана медленно поплыл аромат ванили, клубники, арбуза и цветов.

– Пахнет, как плантация фиников, – сказал Джон.

– Как земляничная поляна, – добавила Василиса.

– Как вересковая пустошь в цвету, – щегольнул эрудицией Иван.

– Моей шестидесятиградусной пахнет, – пробубнил старичок Прохор.

– Да помолчите вы! – сказала Марья Моревна, бесшумно шевеля губами, повторяя рецепт с экрана.

Тут черное облачко под потолком издало совсем уж гнусное жужжание, сгруппировалось в клин и … стремительно влетело в экран, облепив торт со всех сторон!

Запахло горелой пластмассой, что-то вспыхнуло, и экран погас. Мухи посыпались вниз. Из-под дальней лавки тут же выбежали давешние ВУмники с отвертками в лапках, а оба подметальщика бойко застучали лапками по полу.

– Пойду на свежий воздух, – сказал Иван, – пока эти тут приберутся.

Он прошел мимо бадьи со щукой, на ходу смочив ладонь и протерев холодной живой водой лоб, вышел на крыльцо.

– Черт! Чтоб его! – раздался через минуту с крыльца громкий крик.

– Случилось что? – спросил Джон, выходя следом за Иваном.

– Случилось, – сказал Иван, показывая на дорожку к забору. Калитка была сорвана и лежала так, как будто ее сильно толкнули наружу.

– Это тебе месть за ЭДИПов комплекс, – посочувствовал Джон, – надо написать в управление, чтобы сменили почтальона.

– Бесполезно писать, – сказал Иван.

– Почему?

– Да потому, что мы думаем, это бунт машин, а это перекос в мозгах!

Вечером, как обычно, сидели в саду на скамейке.

Джон достал трубочку и умело плевал через нее жеваной бумагой по мухам, попадая часто.

Старичок Прохор делал то же самое, но все время промазывал.

– Попробуй, разберись тут, какие из них настоящие, какие нет? – ворчала Марья Моревна. – Кто теперь этим автоматам ум-разум вправит.

Ум-разум автоматам вправляла щука. Вокруг бадьи в прихожей собралась челядь и, опустив объективы к полу, внимали ее неслышным наставлениям. ВУмники, подметальщики, огородники и прочие помощники поскрипывали и попискивали. Молчали только полные синеокие подавальщицы, пришедшие с кухни.

Впрочем, всем и так известно, что подавальщицы вообще не говорят – а только хороводы водят, да поют.

ВРЕМЕНА ГОДА

Батя сидел за столом на своем стуле с высокой резной спинкой. Стучал кулаком по столу.

– Кто!

Удар

– Написал!

Удар.

– Времена!

Удар.

– Года!

Удар.

Звенящая тишина.

Удар.

– Да кто бы не написал, с него и взятки гладки, – сказал с лавки старичок Прохор.

– И что это за новость такая нежданная, – в расстроенных чувствах добавила Марья Моревна, – этот циркуляр сыграет недобрую шутку с нами.

– Лучше я сейчас сыграю, – воскликнула Василиса и побежала к полке.

Достала рулончик, расстелила скатомузку прямо на столе, сама уселась поудобней.

– Вот, "Времена года". Со “Святок” начну!

– Хорошо, – сказал Батя, а сам насупил брови.

Старичок Прохор на лавке согнулся, положил подбородок на ладони, но пальцами уши то прикрыл. Василиса низко нагнулась над напечатанной клавиатурой и ударила по клавишам.

– Хорошо, сказал Батя, – громко!

В прихожей затопали. Вошел Джон.

– Празднуете уже? Или только репетируете? Правильно делаете, Рождество скоро.

– Да уж теперь не известно, когда, – пробормотал Иван.

– А может, и вообще никогда, сказал старичок Прохор и ткнул пультом в телевизор. – Вместо погоды одни амазонки.

– Плохо, – сказал Батя.

– Случилось что, Трофим Трофимыч? – спросил Джон, приваливаясь спиной к двери.

Дверь вздохнула и ощутимо напружинилась.

– А под стол загляни, – сказал Батя.

Под столом лежали смятые в комки бумажки. Джон вопросительно посмотрел на Марью Моревну. Марья Моревна щелкнула пальцами.

– Ох! Самому уж и не нагнуться с трудов-то, родимому!

На щелчок из-за сундука выбежал на восьми ногах покрытый шелковистой ангорской шерстью в пол шустрый подметальщик. Побежал под стол, но не выдержал – сделал крюк, стер капельки от растаявших снежинок с сапогов Джона, и, прибавив скорости, помчался к бумажкам. Уставил на них три из четырех глаза, а четвертый воздел вверх прямо сквозь столешницу на Марью Моревну.

– Почитать! – строго сказала Марья Моревна.

Подметальщик завертел лапками, разгладил листы.

– Ему! – Марья Моревна кивнула в сторону Джона.

Подметальщик побежал, неся белые листы над собой, как белый флаг. Подбежал к сапогам Джона и подпрыгнул на добрые полтора метра, всучил циркуляр прямо в черные руки, опустился медленно, распушив как облако белую шерсть, и, зыркая во все стороны глазами на палочках, спрятался за сундуком.

– Зачем вашему четыре глаза? – спросил Джон.

– Чтобы лучше видеть, – хихикнула Василиса.

– Четыре глаза, – хорошо, сказал Батя.

– Да только инженеришки с мозгами что-то напутали, – добавил Иван. – Он, когда в перекрест сам на себя смотрит, задумывается. Пинать приходится.

– Сам себя не узнает, горемыка, – жалостливо пояснила Марья Моревна.

Джон тем временем прочитал бумагу, почесал облупившийся нос.

– А с носом-то что? – спросила Василиса.

– Да подморозил вчера на ветру, – ответил Джон, удивленно разглядывая циркуляр, – на санях-самоходах наперегонки вдоль взлетной полосы гонялись.

– Так, значит, видел ящик с надписью, которым двух погрузчиков вчера же и придавило? – спросил Иван.

– Ящик видел, – ответил Джон. – И лапы погрузчиков, торчат снизу как щупальца осьминогов. Дергаются, выбираются помаленьку.

– Вот-вот, – прокудахтал старичок Прохор. – Скоро и в нашем озере осьминоги заведутся.

– Плохо, – сказал Батя.

Джон посмотрел на свои подчищенные подметальщиком сапоги, шагнул к столу, сел.

– А надпись на ящике прочитал? – продолжал спрашивать Иван.

– Читать некогда было, – ответил Джон, – гонка!

– Вот, молодежь, – всплеснула руками Марья Моревна, повернувшись к Бате, – ящик такой, что лес загораживает, сблизи смотреть, а они надписи не читают. Ничем не интересуются!

– Плохо, – согласился Батя и повернулся к Василисе, – а ты с музыкой-то повремени. Дело обмозговать надо.

– Да что за дело? – спросил Джон, – не томите. У меня голова не щучья, самому догадываться.

– Щука не догадывается, она точно знает, – поправила Джона Марья Моревна

Ее поддержал старичок Прохор:

– Вот и я говорю, щука – не попугай. Здесь вам не Африка!

– Не вам, а нам, – обиделся Джон, – при чем тут Африка!

Старичок Прохор уставился на Джона, как будто первый раз увидел.

– Читать надо на ящиках, не на заборе, чай, для знающих людей писано.

– А все равно не поссоритесь, – сказала Василиса.

– Ну, значит, так, – сказал Батя и задумался, подперев голову кулаками. – Дело, значит, не простое, а государственное.

Все замолчали. Джон тихонько пересел на лавку к старичку Прохору, наклонился к самому уху, спросил:

– Я что-то совсем ничего не пойму, дед Прохор. Государственные дела разве в вашей избе делаются. Я думал – там, – Джон кивнул на потолок.

– Там, там, – также шепотом ответил Прохор. – Там делаются, а тут переделываются.

Батя вздохнул, сжал кулаки. Марья Моревна, сидящая по-прежнему рядом, обвела настойчивым взглядом по лицам.

– Коровам оно, может и хорошо. А где мне амбары новые строить? А молотилку вторую кто подаст? – угрожающе произнес Батя.

– Медведи шалить начнут. Надо бы патронов прикупить, – задумчиво сказал Иван.

– Погреб затопит. И так худой. А как без погреба? – Марья Моревна склонила голову на плечо Бати.

– Колено, ох! – разболится, – старичок Прохор начал интенсивно растирать больное колено.

– А в отпуск когда же, Ванечка! Ведь собирались! Африку повидать мечтали, – взяла Ивана за руку Василиса.

– А скажи ты нам, будь добр, как у вас в Африке без погребов живут? – встрепенувшись, спросила Марья Моревна Джона.

Старичок Прохор толкнул локтем Джона в бок и предрек:

– И про санки-то забудешь.

– Да нормально живут, – ответил ошеломленный таким мрачным прогнозом Джон и вскочил.

– Что у вас тут происходит. Когда я входил, Трофим Трофимыч про “Времена года” спрашивал. Кто написал. А про санки я не забуду. Очень я эту забаву люблю!

Батя выпрямился на стуле, насмешливо посмотрел из-под густых бровей на Джона. Старичок Прохор тут же понял, какой ветерок подул, и тоже насупился.

– И кто написал? – спросил Батя.

– Наши, – Петр Ильич Чайковский, – ответила за Джона Василиса.

Потом посмотрела на стену, где с незапамятных времен висела картина маслом, изображающая виноградники на склонах Везувия, и добавила:

– А их – сеньор Антонио Лусио Вивальди.

– А ЭТИ? – спросил, ткнув пальцем в сторону бумаг в руках Джона, Батя.

– Эти, – Джон растерянно зашелестел листиками, – эти… – он нашел нужное имя, – министр Занзибаров.

– Так! – сказал Батя. – А выше что написано?

Старичок Прохор выдернул листки из рук Джона, кряхтя взобрался, на лавку.

– Читаю, – сказал он и начал нараспев:

– Циркуляр номер… так-так… Начало пропускаем, вот главное: "установить в квадрате, ограниченном 50-ой и 70-ой параллелями северной широты, 25-ым и 45-ым меридианами восточной долготы среднюю зимнюю температуру, равную температуре всхожести овса плюс 5 градусов Цельсия." А называется циркуляр "О временах года". Вот!

– Новость, так новость, – согласился Джон, глянул на картину с Везувием и добавил:

– Виноград посадите?

– Не дождутся! – ответил Батя.

– Наше все – из яблок и с медом, – многозначительно вставил старичок Прохор.

– А на ящике, – внес ясность Иван, – написано: “Даешь два урожая в год!”. В ящике – термоустановка.

Старичок Прохор засуетился и поминутно кивая головой на телевизор стал выдавать неслыханное:

– Особый луч устремляется вверх, достигает озонового слоя, отражается от него и плавно опускается по заданной параболической траектории, обеспечив в зоне покрытия среднюю температуру заданного диапазона.

– Как-то так, – вздохнула Василиса, по молодости и неразумению тоже иногда слушавшая новости.

Джон, наконец, уразумел широту проблемы. Он перевел глаза на другую стену, где тоже висела картина маслом, но изображающая солнечный февральский денек и детей на горке. Он встал и патетически провозгласил, почти как мавр в известной пьесе, текст, правда, использовал свой собственный:

– Я сюда не за этим ехал!

Потом повернулся к Бате:

– Что делать будем, Трофим Трофимыч? Письмо писать?

Зазвонил телефон. Василиса поднялась, сходила в прихожую, принесла трубку, протянула Ивану:

– Тебя. С космодрома.

Иван встал и отошел к окну, повернулся ко всем спиной.

А Джон пересел с лавки к столу:

– Трофим Трофимыч! Давайте прямо сейчас писать. На обороте – для наглядности.

– Ясность в этом деле должна быть полная, – согласился Батя.

– Я карандаш принесу, – промолвила Василиса и снова пошла к полке.