Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

С трудом мне но все-таки удалось успокоить Зою Владимировну и я прошелся по комнатам. Везде чувствовалось присутствие злой и в чем-то даже ущербной ауры. Грабителей было трое, сразу же по следам аур определил я. Причем, все трое были пьяными, по крайней мере, мучились с похмелья, раз были такие злые.

Цветы Зои Владимировны, за которыми она так тщательно ухаживала, были безжалостной рукой вырваны из горшков, сами цветочные горшки были зачем-то вынуты из проволочных гнезд и в большинстве разбиты ударами об пол. Среднее зеркало трельяжа разбили яростным пинком.

В моей комнате исчезли компьютер и видеомагнитофон. Музыкальный центр тоже отсутствовал. Провода от колонок были выдраны из него с корнем. Мать говорила, что забрали пуховики, кое-какую одежду, все шкафы были вывернуты, все из них выброшено наружу. Впечатление было такое, что грабители упорно искали что-то, что было им совершенно необходимо, но не могли отыскать и потому в ярости крушили все, что могли. Кажется, я догадывался, что они искали. Наверняка, драгоценности, которых у нас, кстати, не было.

Мать испытывала какое-т непонятное отвращение к золоту. Я знал, что у нее кроме обручального колечка, которое она никогда не снимала с пальца, больше никакого золота не было. Зоя Владимировна и Игорь Николаевич не гнались за дорогостоящими безделушками и лично для себя даже одежды покупали очень мало. Обстановка отцовской и материнской спальни, не в пример моей комнате, отличалась прямо-таки спартанской простотой. Практически, они продолжали жить точно так же, как и жили до той поры, когда отец ушел в предприниматели, а он, кроме как на книги, вообще не умел тратить деньги.

Я посмотрел на стеллажи и убедился, что книги грабители вообще не тронули. Видно, не нужно было таким людям главное богатство моего отца.

– Совсем обнаглели, подлецы! – пробормотал стоявший рядом со мной молоденький сержант. – Уже днем начали квартиры бомбить, сволочи!..

Следователь закончил задавать свои вопросы Зое Владимировне и вместе с милицейским нарядом собрался уходить, пообещав ей сделать все возможное.

Я вышел из квартиры вслед за ними, проводил следователя до милицейской машины и только там спросил:

– Найдете грабителей, Степан Ильич? Скоро?

– Постараемся. – следователь пожал плечами.

Я почувствовал в его жесте неуверенность. Преступность в нашем, прежде тихом городке, за последние годы резко пошла взлет и дел у милиции вдруг стало так много, что она буквально была захлестнута криминальным взрывом. Людей, профессионалов у них катастрофически не хватает, – вспомнились мне слова отца.

– Может быть, тогда мне доставить вас с нарядом к грабителям? – спросил я.

Степан Ильич сразу весь подобрался и остро посмотрел на меня.

– Знаешь кто они?

– Нет, не знаю. Но могу привести вас к ним. Знаете, у меня нюх, как у ищейки. По запаху приведу. – я произнес последнюю фразу с необходимыми модуляциями голоса и это сработало.

Степан Ильич посмотрел на меня, на машину, в которой уже скрылся наряд.

– Не сомневайтесь, приведу куда нужно! – еще тверже сказал я.

– Может быть, на машине?

– Вы можете ехать на машине, мне же придется идти пешком. Нюхать. – сказал я.

Не мог же я признаться следователю, что мое видение следов ауры становятся слабее при взгляде даже через более тонкое оконное стекло, не говоря о толстом триплексе лобовых стекол УАЗика.

Я двинулся вперед, а машина с нарядом и следователем двинулась за мной следом. Следы тройки грабителей шли в направлении пээмковского магазина, скрывались в нем и снова выходили из него. Впечатление было такое, что они вообще ничего не боялись. Потом следы привели меня к универсаму, поднялись вверх на железнодорожную линию и пошли вдоль нее по направлению к экспедиционному поселку.

Степан Ильич вылез из машины и с молодым сержантом пошел вместе со мной, а УАЗик, повинуясь энергичной команде следователя, рванул в обход.

Машина присоединилась к нам как раз к тому времени, когда следы трех аур привели меня к цели. Ею оказался небольшой балок, из трубы которого вился дымок.

– Здесь, Степан Ильич. – сказал я. – Следы ведут в эту дверь. Грабителей трое.

Степан Ильич недоверчиво посмотрел на меня, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.

– Пошли, ребята, вперед! – приказал он. – А ты, Андрей, останься в машине.

«Как бы не так!» – подумал я и пошел следом за ним.

Выполняя приказы следователя, один из милиционеров зашел сбоку, чтобы следить за окном на противоположной стороне балка, а сержант и еще один из милиционеров тихонько подошли к двери покосившейся постройки, обитой пергамином.

– Приготовиться! – тихо сказал следователь. – Стучи, сержант.

Раздался тихий стук в дверь молоденького сержанта. Я стоял сзади и с любопытством наблюдал за действиями следователя и милиционеров. Раньше мне никогда не приходилось видеть милицию в работе по задержанию преступников. Пистолетов они почему-то не доставали.

– Кто там? – отозвался на стук сержанта недовольный хриплый голос. – Кого черти несут?

– Открывай, Михайловна! – негромко отозвался следователь. – Свои. Да открывай же, черт бы тебя побрал! Дождь начинается.

Едва запоры были сняты, сержант и следователь рывком распахнули дверь и оттолкнули в сторону хозяйку. Когда они скрылись внутри темного тамбура, а последний милиционер занял позицию у двери. Я тоже шагнул внутрь помещения. Не успел я проскочить его, как в балке раздался истошный крик:

– Атас, ребята!… Легавые!

И мимо меня попытался удрать плохо различимый в тамбурном сумраке маленький человечек. Я успел подставить подножку и он кубарем покатился к выходу, прямо в руки заглядывающего в дверь милиционера.

В маленькой комнате, единственном жилом помещении, которое было отделено от кухни досчатой перегородкой, сидели за столом двое с поднятыми руками. Стол был заставлен консервными банками, уже открытыми, и недопитыми бутылками водки. В одном из сидевших за столом людей я с удивлением узнал знакомого мне парня, которого я перед Новым Годом встретил в квартире своего бывшего соседа.

Прошедшие семь месяцев явно не пошли ему на пользу. Лицо опухло от пьянки. Небритая несколько дней щетина неряшливо топорщилась. Воротник грязной, до предела заношенной рубашки, выглядывал из-под рваного, когда-то щегольского свитера. Несмотря на поднятые руки, лицо его не выглядело физиономией сдавшегося, признавшего свое поражение человека.

– Мент… Сука! – шипел он с ненавистью глядя на следователя.

Я почувствовал, как в моей душе медленно закипает застарелая злость. Третий раз он попадается на моей дороге, – подумал я. – Не пора ли и честь знать? Я шагнул вперед, продолжая вглядываться в опухшее, небритое лицо, зашел сбоку у стола, потом перевел взгляд на сидевшего рядом с парнем соседа и услышал предупреждающий голос сержанта.

– Берегись, Степан Ил…

Крик сержанта перекрыли раздавшиеся два подряд выстрела. Каким чудом в руках у парня оказался пистолет, я не успел заметить. Зато, наносная шелуха последних десятилетий слетела тоже с меня мгновенно. Тело начало само действовать по давно усвоенной армейской науке.

Пистолет вылетел из руки парня, мой правый кулак врезался ему в солнечное сплетение и он согнулся. Взятые в замок руки словно сами собой опустились на его затылок и колено тут же начало встречное движение. Удар колена в лицо у меня получился менее мощным, чем когда-то у Ведунова, но и того, что я сделал, вполне хватило. Парень утробно рыкнул и откинулся назад. Лицо мгновенно покрылось хлынувшей кровью и рваными ранами. Кожа не выдержала удара, нанесенного со скользом. Секунду я смотрел на изуродованное лицо парня, потом опомнился от раздавшегося тихого стона.

Все произошло так быстро, что Степан Ильич только сейчас начал клониться в сторону и поднимать руку, хватаясь за грудь. Мгновенно забыв о парне, я бросился к следователю, подхватил его на руки и, быстро осмотревшись, положил его на стоящую в углу кровать, застеленную грязным покрывалом.

Сержант защелкивал наручники на руках оцепенело сидевшего все это время за столом третьего грабителя. Милиционеры, оставшиеся снаружи, уже затаскивали в комнату сбитого мною с ног маленького пожилого человека и слегка упирающуюся хозяйку «кильдыма».

Я мельком поглядел на них, потом занялся потерявшим сознание следователем. Первая пуля, которую выпустил в него мой знакомец, была неопасной. Она скользнула по ребрам правого бока, вспоров кожу, и ушла в сторону. Зато другая рана была опасной. Пуля пробила грудную клетку, прошла сквозь правое легкое и застряла под лопаткой. Времени мне терять было нельзя, так как с каждой секундой увеличивалась зона кровоизлияний, я выводить кровяные сгустки я еще не умел толком.

– Смотреть всем мне в глаза! – приказал я собравшимся в комнате людям. – Сейчас вы все заснете, а когда я хлопну в ладоши, проснетесь и ничего не сможете вспомнить из того, что сейчас увидите.

Подкрепив свое устное распоряжение мысленным внушением, я вновь повернулся к лежащему на кровати Степану Ильичу, мысленно зондируя вторую рану. После мысленной формулы заговора руды, кровь послушно перестала течь. Мои пальцы начали светиться и призрачное голубое свечение окутало лежащее передо мною тело. Некоторые хлопоты я испытал, пока мне удалось зацепить полевым захватом уткнувшуюся в лопатку пулю. Зато когда я ее извлек, остальное было для меня более легким делом, хотя оно по-прежнему требовало от меня полного напряжения всех моих сил.

Я снова что-то соединял, сращивал, удалял сразу в тысяче мест и щедро расходовал на процесс регенерации свою энергию. Когда я снова вернулся к обычному мироощущению и перестал светиться, прошло, наверное, минут пять. Шесть человек стояли в комнате с застывшими лицами и только изуродованный мною парень, завывая, полз на четвереньках к выходу.

– Замри! – рявкнул ему я и он послушно замер.

Повернувшись к застывшим, как изваяния, остальным я хлопнул в ладони и они зашевелились. Один из милиционеров сразу же направился к стоявшему возле двери на четвереньках парню, а сержант быстро подошел ко мне.

– Как он, Степан Ильич?

– Ничего страшного. – успокоил я его тревогу. – Пуля прошла скользом по правому боку. Бинты у вас есть?

– Есть. – ответил он. – В машине.

И тут же повернулся к напарнику: «Сбегай к машине, Александр».

Поверхностную рану от первой пули я оставил без всяких изменений. Я только убрал боль, тщательно приложил друг к другу кусочки кожи и плотно забинтовал, как учили меня в армии. Потом разбудил Степана Ильича. С дырками, или, вернее, с одной лишней дыркой оставшейся в пиджаке и рубашке, я предоставил право разбираться самому Степану Ильичу.

Я вернулся домой только через три часа, которые мне пришлось пробыть в здании нашей окружной милиции, подписывая всякие протоколы и показания. Зато вернулся я на милицейской машине и с тремя мешками нашего добра и даже деньгами, которые три подельщика успели поделить между собой и частично истратить.

Возле своей квартиры с выломанными дверьми я застал маленькую бригаду плотников, которая ставила новые двери и меняла замки. Сначала мать упрекнула меня за столь неожиданное исчезновение, зато потом, когда я втащил в прихожую свои мешки, она быстро переменила свое мнение и даже расплатилась с плотниками из тех денег, которые мне вернули в милиции.

Когда плотники закончили свою работу и ушли, мы с Зоей Владимировной разобрали доставленные мною мешки, разложили и расставили все по своим местам. Потом пошли на кухню перекусить.

– Знаешь, Андрей, я не надеялась, что Степан Ильич такой хороший сыщик. – сказала она и вздохнула. – Удивительно, как это милиция, которую все критикуют, смогла так оперативно сработать. И он хорошо знает Игоря и даже тебя, этот Степан Ильич.

– Так ведь он, мама, наверняка, свою машину у отца в мастерской ремонтировал. Потому и знает. А насчет меня, так это должность у него такая, знать всех подозрительных подростков! – пошутил я, однако с долей правды.

О своем участии в возвращении вещей я предусмотрительно умолчал.

Незаметно подошел к концу август. В последнюю декаду месяца наша дудинская погода испортилась. Подошло к концу короткое северное лето, небо затянула серая облачная пелена, стало холодно, и почти постоянно сыпал на землю холодный дождь.

У нас дома был самый настоящий праздник. Двадцать пятого числа вернулся из своего вояжа отец. Зое Владимировне он привез каким-то чудом сохранившийся букет ландышей. Нежный, давно забытый аромат распространился по комнате. Зоя Владимировна при виде редкостного букета ахнула, закрыла глаза и сделала глубокий вдох, поцеловав в щеку и тут же убежала за вазой. А мне отец купил небольшую простенькую книжечку Коростылева «Джуна Давиташвили. Ее способности глазами обычного человека».

– Ты ее прочитал? – спросил я.

– Нет, сын, только пролистал.

Вернулась из комнаты Зоя Владимировна, успевшая поставить букет ландышей в специальную вазу, и стала рассказывать Игорю Николаевичу эпопею с ограблением нашей квартиры и мгновенным возвращением украденных вещей и денег.

Отец выслушал жену спокойно и внимательно, потом не торопясь вышел в прихожую и долго смотрел на новую дверь. Я пошел вслед за ним.

– Замки были выломаны? – спросил он меня.

– Замки нет, зато язычки были выдернуты с корнем.

– Понятно! Такую дверь действительно можно только от честного человека ставить. Плечом выбить можно.

Я посмотрел на хмурое лицо отца и понял, что стоять нашей двери осталось очень немного.

– А твои вещи как? – неожиданно спросил он. – Магнитофон, компьютер?

– В порядке. Слушай, отец, забрал бы от меня компьютер. Тебе он, наверняка, больше бы на работе пригодился. А мне микрокалькулятора хватает.

– Неужели наигрался?

– Времени у меня сейчас на игры мало остается, отец. – сказал я. – Забирай его для дела.

– Я подумаю, сын. Знаешь, я тоже предпочитаю микрокалькулятор.

– Знаю. У тебя, отец, МК-55. Неплохая машинка. Но лучше иметь МК-71. Она с фотоэлементом для постоянного подзаряда аккумулятора. Не нужно батареек, даже включать и выключать не нужно. Открыл книжечку, свет упал на фотоэлемент и она сама включилась, закрыл – выключилась.

– Где ты такой микрокалькулятор видел?

– У дружка. И операций у нее больше.

– Ты лучше скажи, как у тебя дела с карбюраторами? – отец переменил тему.

– Нормально. Как и обещал, делаю по четыре штуки в день. Клиенты очень довольны. Только Вахрушев смотрит на меня волком и ругается.

– Неужели ты сделал что-то не так? – удивился отец. – Обычно Николай очень спокойный человек.

– Он ругается только потому, что убежден, с такими переделками карбюратор вообще не должен работать. А с твоей поездкой как?

– Насчет твоих чертежей? – переспросил отец.

– Ну, да. – сознался я.

– В Тольятти я специально побывал в конструкторском отделе. – отец замялся. – Специалисты познакомились с ними. И тоже в один голос утверждают, что такой карбюратор не может работать.

– Но ведь работает же.

Отец молча развел руками.

– Ладно, отец, не расстраивайся. – сказал я. – Будем делать карбюраторы и экономить местный бензин.

– Я и не расстраиваюсь, а в комитет по изобретениям я от твоего имени все-таки подал заявку. С чертежами и подробным описанием карбюратора.

– Я, папа, ничего в таких делах не понимаю. Черт с ними, с тольяттинцами. Мы и без них проживем.

– Так ведь обидно! Сколько бензина можно сэкономить в масштабе России.

Я сидел в своей комнате и читал привезенную отцом книгу о Джуне, когда в комнату вошла мать и сказала:

– Андрейка, там к тебе пришли… Думаю, что к тебе.

– Кто, мама?

– Иди, посмотри сам. – сказала она со странным выражением лица.

Любопытство мое было разбужено и я вышел из комнаты. Зрелище, которое я увидел в нашей прихожей, заставило меня ахнуть и улыбнуться.

В прихожей стеснительно переминаясь с ноги на ногу стоял огромный мужик, бережно держа в огромной лапище руку маленькой, прямо-таки крохотной, женщины. Голова этого человека почти упиралась в потолок, широченным плечам было тесно в нашей прихожей.

– Вы к кому? – удивленно спросил я.

Маленькая женщина критически окинула быстрым взглядом мою фигуру и заговорила. Слова из ее маленького ротика вылетали с пулеметной скоростью.

– Нам сказали что в этой квартире живет электрасенс какой-то молоденький парнишечка который может вылечить моего охламона если это ты то будь добр посмотри этого набитого дурня мы заплатим хорошие деньги Миша не стой столбом поздоровайся с мальчиком а это твои родители видно хорошие люди не стой как чурбан я сказала тебе сколько будет стоить?..

И дальше все в таком же духе.

Несколько минут я стоял, хлопая глазами и бессмысленно таращился на эту крохотную молодую женщину, все продолжавшую стрелять нескончаемой очередью слов, да с такой скоростью, что разобрать что-либо было невероятно трудно.

Гигант по-прежнему переминался с ноги на ногу, смотрел то на меня своими добродушными глазами, то на маленькую женщину и изредка гудел могучим басом.

– Ну, Маша.. Ну, хватит тебе… Ну, перестань, Маша.

Женщина, не обращая внимания на гиганта, продолжала стрекотать, не делая никаких перерывов, чтобы вдохнуть воздух. Из кухни выглядывали мои родители и смотрели на женщину круглыми от изумления глазами.

От нескончаемого потока слов я сразу же утерял всякий смысл этой скорострельной очереди и почувствовал, как у меня медленно вспухает голова.

– Стоп! – сказал я приказным голосом. – Ни одного слова больше! А то я этого не вынесу. Отвечайте только коротко и ясно: это ваш муж?

– Конечно, муж! А то кто же? Был бы он мне не мужем, так я бы…

– Стоп! – снова гаркнул я. – Ни одного слова больше.

Мысленное заклинание помогло и маленькая женщина наконец-то закрыла рот. Я посмотрел на добродушного гиганта.

– Отвечайте лучше вы, это ваша жена?

– Жена, Маша. – прогудел гигант.

– А пришли вы зачем?

– Это…, лечить…

– Кого?

– Да вроде меня.

– Как вас зовут?

– Мишей. – прогудел гигант и посмотрел на жену, которая то и дело открывала свой ротик, но, сдерживаемая мысленным приказом, не могла произнести ни единого слова.

– От чего же вы желаете вылечиться, Михаил? – с любопытством спросил я.

– Это… Пусть Маша скажет. – застеснялся голубоглазый великан и снова стал переминаться с ноги на ногу.

Я с сомнением посмотрел на женщину, делавшую отчаянные попытки заговорить, отрицательно покачал головой и опять повернулся к ее мужу.

– На вид вы совершенно здоровы, Михаил. Я никогда не видел более здорового человека. Даже ваша аура мне об этом говорит.

– Дак ведь стыдно мне. – протянул он. – Вчера я немного задержался после работы…, и вот…

– Что, вот?

– Выпили немного.

Путем настойчивых вопросов я постепенно вытянул из стесняющегося великана его историю. Работал Михаил грузчиком в нашем Дудинском порту. Не пил, не курил и зарабатывал, по его словам, порядочно. Жили они с женой в однокомнатной квартире. Поженились прошлым летом и детей у них пока не было. Зато дом был полная чаша. А вчера в бригаде отмечался какой-то юбилей и ребята уговорили Михаила выпить. Выпил он грамм сто пятьдесят, не больше, а потом удрал от ребят домой. Зашел на кухню и там случайно смахнул со стола сразу пять тарелок.

– Случайно, понимаешь, получилось! – гудел он приглушенным стеснительным басом. – Я ведь и трезвый иногда что-нибудь задеваю дома. Тесно мне. А Маша решила, что меня надо лечить.

И он окончательно замолчал.

– От алкоголизма, что ли? – догадался я.

– Ага.

Я едва удержался от смеха.

– Ладно, лечить так лечить. А твоя жена, Михаил, пусть пока посидит с моей мамой на кухне, чайку попьет, пока мы тебя будем лечить.

Я представил состояние моих родителей после того, как маленькая женщина окажется на кухне и фыркнул.

– Идите, Маша, на кухню и поговорите пока с моими родителями.

Я освободил ее от молчания и поспешно повел гиганта в свою комнату. Когда я усадил Михаила в кресло, жалобно застонавшее под его тяжестью, гигант стал немного разговорчивее. Оказалось, что он приехал в Дудинку три года назад и в первый же год получил от порта однокомнатную квартиру – за хорошую работу. А прошлый год из отпуска привез из своей деревни, находящейся где-то в нашей сибирской глубинке, жену Машу.

– Трындычиха она, моя Маша, да мне то что… Пусть говорит… Даже нравится. Вот только строга очень.

В комнату, качая головой, вошел Игорь Николаевич.

– Можно, я с вами посижу немного? – спросил он.

– Конечно, можно, папа. – ответил я и прислушался к пулеметным очередям, доносившимся из кухни. – Сбежал?!

Отец покосился на Михаила и незаметно от него пожал плечами.

Когда странный пациент, а особенно его жена, убежденная, что ее супруга вылечили от алкоголизма, покинули нашу квартиру и в ней наконец-то наступила благодатная тишина, отец рискнул высунуть нос из моей комнаты. На кухне мы застали мать, поспешно читающую заклинание от головной боли.

– Как, сынок, вылечил? – морщась спросила она.

– От чего его лечить, мама? Он совершенно здоров! – засмеялся я. – Если кого и нужно лечить, так это его супругу, от излишнего темперамента.

– Сорока она! – коротко сказала мать.

Игорь Николаевич смотрел на мать со странным выражением.

– Знаешь, Зоенька, я теперь понимаю, что я самый счастливый муж на всей планете. – неожиданно заявил он и подмигнул мне.

– Это почему? – спросила сразу зардевшаяся от удовольствия Зоя Владимировна.

– Хотя бы потому, что ты говоришь гораздо меньше слов, чем эта Маша, и раз в пять медленнее. Кстати, я вижу, что у вас тут ничего не изменилось. Только у Андрея пациентов стало больше.

– Ты же ничего еще не знаешь, Игорь. – сразу же подхватила она его полушутливую фразу. – Тут на днях наш сын такое чудо совершил!…

Догадываясь о чем пойдет речь, я поспешно отступил и скрылся в своей комнате. Родители остались на кухне и я долго слышал их тихие голоса.

Перед сном отец зашел в мою комнату.

– Я бы хотел поговорить с тобой серьезно, сын, не возражаешь? – спросил он.

– Конечно, папа, давай поговорим.

– Я вот о чем, сын. – начал он, усаживаясь в кресло, – Я знаю, что вы, подрастающее поколение, относитесь с некоторым пренебрежением к нам, родителям. Вы называете нас предками, батями, конями… Впрочем, не это главное. Я хочу сказать, что еще совсем недавно ты, сынок, тоже был таким же самым обыкновенным мальчишкой. Взбалмошным, капризным и так далее.

Отец заметил мой протестующий жест и предупреждающе поднял руку.

– Подожди, Андрей, дай мне высказать все, что накопилось. Ведь об этом говорю не в упрек тебе. После больницы ты, конечно, сильно переменился, стал не совсем обычным человеком. Сначала ты увлекся материными книжками об экстрасенсах и магией. Я думал, что у тебя это одно из твоих увлечений, которые так быстро у тебя проходили раньше. Теперь я вижу, что это у тебя серьезно. Достаточно серьезно, ведь так?

Он пристально посмотрел на меня и я кивнул.

– Все это время я пытался читать эти же книги. Даже во время своей поездки я выкраивал время. Пытался все осмыслить. Главное не в том, что я так и не смог принять все это в свою душу, прочувствовать. Весь мировой опыт и факты жизни почти всех таких людей свидетельствуют о лишениях и трудностях, с которыми таким людям приходится сталкиваться. Раньше таких людей называли колдунами, ведьмами, сжигали на кострах, убивали. Теперь, за несколькими исключениями, их травят в печати, избивают фанатики, объявляют шарлатанами, закрывают в психушки. Ты прочитал в той книжке, что я тебе привез, сколько пришлось пережить Джуне?

– Я не успел прочитать, но я знаю об этом, папа.

– Это очень трудный путь, сынок. Ты уверен, что сделал правильный выбор?

Я кивнул.

– В больнице, а особенно после морга, отец, я стал думать. И пришел к выводу, что человеческая жизнь очень хрупка, ранима, что ли? И что к жизни вообще нужно относиться очень бережно. Жить не только для себя, но и помогать другим. Как сказал голос: лечить. Я почувствовал, что могу помогать, могу лечить, что во мне проснулось что-то такое, необычное. Я просто обязан делать это. Понимаешь?

Игорь Николаевич кивнул, а потом спросил:

– А с диагностикой неполадок в машинах? Это тоже в тебе проснулось?

– Да.

– Можешь объяснить, как это у тебя получается? Все-таки машины ближе моему разуму, чем лечение с помощью биополя?

– Хорошо, я попытаюсь, отец, хотя не уверен, что мне это удастся. Вокруг людей я вижу ауру. Такое свечение вокруг всего тела, а над головой оно становится еще более заметным и образует как бы светящийся золотистого цвета нимб. Как на иконах святых. У машин тоже есть свое свечение. Только у человека оно живое, переливающееся всеми цветами радуги в зависимости от характера и настроения, а у машин оно не живое. Какое-то мертвое, более жесткое. Я смотрю на работающий двигатель, слышу, как он работает, вижу его свечение. Потом я начинаю видеть…, нет, я неправильно выразился. Начинаю представлять себе его работу. Вот ходят в цилиндрах поршни, вот крутятся валы шестерни, как зацепляются друг за друга зубья и что при этом происходит. Правильно все это работает или неправильно и что нужно сделать для того, чтобы все детали начали работать правильно. Я как бы вижу все это. Только не глазами или, вернее, не только глазами, а как бы сразу всем телом и мозгом. Душой.