Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

Три человека – три пророка поняли тенденцию местных божеств к слиянию сознаний в единое целое и выдвинули идею монотеизма. Они первые поняли, что мы, люди, – сами создаем себе такого бога, которого заслуживаем! Своими учениями они стремились сделать человечество лучше, мудрее, осторожнее. А вместе с нами – станет лучше и наш Бог!..

Глава 6

Вечером четвертого дня Игорь Николаевич, смущенно улыбаясь, рассказал мне о споре, который получился у него с Вахрушевым из-за моей доработки карбюратора нашей «Нивы». Когда он рассказал Вахрушеву о том, что на одной заправке смог проехать пятьсот семьдесят километров, то наш двигателист ему не поверил.

– Понимаешь, сын, я не сдержался и сунул ему ключи от машины и гаража, да еще наговорил всякого.

– Из-за чего же ты так вспылил, отец?

– Да он… Он посмел предположить, что ты потихоньку подливал бензин в бак. Что столько километров на одной заправке переведенная на семьдесят шестой «Нива» никогда не сможет пробежать.

Я засмеялся.

– Все это ерунда, отец. Пусть Вахрушев сам поездит и убедится. Зря ты вспылил. Поставили бы на горловину печать или пломбу повесили. Я думал, что попросишь у меня чертежи переделок.

– А что, у тебя уже есть чертежи? – удивился Игорь Николаевич. – Покажи!

Я достал из стола и протянул ему пару листов ватмана, над которыми трудился тоже не меньше двух дней. Отец долго рассматривал чертежи, потом сказал:

– Ничего не скажешь, сделаны грамотно. Значит, ты именно этим занимался эти дни? Когда ты только этому научился?

– Я же читаю твои технические журналы, а в них есть и чертежи ДААЗов. Откуда я и срисовал, только со своими переделками. И еще, учти, отец, этот карбюратор переделан под особенности двигателя нашей машины. Поставь его на другую «Ниву», результаты будут хуже.

– И на много? – встревожился отец.

– Нет, думаю, что не на много, но восемь литров при езде по дорожному циклу можно гарантировать. В крайнем случае – восемь с половиной.

– Задал ты мне задачку, сынок, – притворно вздохнул отец, – Теперь нужно будет мотаться по городам и весям, оформлять заявку на рационализацию или патент оформлять. И, главное, везде доказывать, что это не липовая рационализация, не гомогенизатор какой-нибудь.

– Можно сделать проще, выделить мне в мастерской закуток, поставить маленькие станки, достать где-нибудь «гнома» с гибким приводом, чтобы металл в полостях не выбирать вручную, набор маленьких шарошек, фрез. С минимальным оборудованием я тебе, отец, смогу четыре карбюратора в день переделывать.

– Ладно, сын. Экономия почти трети горючего на сотню километров стоит того, чтобы идти сразу обоими путями. Кстати, а с карбюраторами других марок как дело будет обстоять?

– Похуже немного. Но ведь выигрыш в полтора литра тоже не плохо. Как ты считаешь?

После занятий йогой я все-таки, не смотря на данное себе обещание, не удержался. Достал из нового шкафа «Волшебника земноморья» Урсулы Ле Гуинн и наслаждался чтением талантливо написанной книги до двух с половиной часов ночи.

Засыпая, я вдруг неожиданно сквозь дрему вспомнил, что через два дня Ведунова выпишут из больницы.

В понедельник сразу произошли два события, отразившиеся на моей жизни. Рано утром Игорь Николаевич собрался на семичасовую электричку и зашел в наш спортзал, чтобы проститься со мной. Оказывается, он сегодня улетал в длительную командировку по маршруту Красноярск-Москва-Тольятти и обратно. Поэтому его можно было не ждать больше двух недель.

– Береги маму, сын, – сказал он и крепко пожал мне руку.

– Может быть, тебя проводить? – предложил я.

Он засмеялся.

– Справлюсь и без тебя! Кстати, Вахрушеву я дал указание, чтобы он помог тебе оборудовать рабочее место, если у тебя это действительно серьезные намерения.

– Конечно, серьезные! – обиделся я.

Отец засмеялся, поощрительно похлопал меня по голому плечу, пощупал заметно округлившиеся бицепсы.

– Действуй и дальше в том же духе, сын.

И ушел.

На кухне после занятий на тренажерах я обнаружил куда-то собравшуюся мать.

– Садись завтракать, Андрей. – сказала она и озабоченно посмотрела на часы.

– А ты куда собралась, мама?

– На работу, сынок! – сказала она и улыбнулась.

– Вы что, договорились сегодня с отцом, что ли? Сначала он, теперь ты. И мне ничего не сказали.

– Просто не хотели тебя зря расстраивать.

– Но ведь отец…, – я остановился, но потом все-таки решил продолжать. – Он ведь получает очень много, мама. Да и я начал работать, не лучше ли тебе бросить свою работу, тем более сама говорила, что получаешь на своей почте очень мало.

– Глупый ты еще, Андрейка! – засмеялась Зоя Владимировна и погладила меня по голове, как несмышленыша. – Без работы человек не может. Очень быстро тогда болезни и старость начнут подкрадываться.

И она весело закончила:

– Будешь уходить, не забудь запереть двери, работничек!

Что-то весело напевая, она еще раз улыбнулась мне и выпорхнула за двери. Так я неожиданно для себя остался дома один и, немного повздыхав, стал собираться в мастерскую.

На обед мать тоже не пришла и обедать мне впервые с тех пор, как я вернулся из больницы, пришлось в одиночестве.

Только я успел поесть и начал мыть посуду, как в двери постучали. Чертыхаясь про себя я поспешил к двери.

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста! – услышал я женский голос и отворил дверь.

Стучалась наша соседка, которая жила с нами на одной площадке. Это была женщина, примерно, моих лет, не очень серьезная. Раньше она жила в своей однокомнатной квартире вдвоем с дочерью, но потом дочь уехала на «материк» то ли работать, то ли учиться, я точно не знал.

Сейчас она стояла передо мной, бережно держа на весу левую руку, кисть которой была обмотана окровавленной тряпкой.

– Я слышала, что вы хорошо умеете… умеешь…, – поправилась она, взглянув на меня, – Лечить раны.

Я молча провел ее на кухню, на ходу произнося мысленную формулу заклинания. Когда я усадил ее на стул и размотал тряпку, кровь уже перестала течь и открылась глубокая резаная рана.

– Как это, Римма Андреевна, вас угораздило?

– Банку консервную пыталась ножиком открыть. – морщась от боли и отводя от руки взгляд сказала соседка.

– Ну, хорошо, Римма Андреевна, сейчас вы закроете глаза и будете думать о том, что ваша ладонь прямо на глазах становится целой, рана зарастает. Края раны постепенно сближаются, смыкаются. Ближе смыкаются… Мышечные волокна соединяются… Сосуды становятся целыми… Остается на коже шрам, тонкий, как волосок… Свежий, розовый… А вот и он исчезает…

Закончив заживление раны на ладони женщины, я хлопнул в ладони и Римма Андреевна открыла глаза.

– Так быстро? – удивилась она. – И, главное, ничего не заметно. Спасибо вам…, тебе Андрей! – поблагодарила она.

– А это у вас что? – спросил я, указывая на ее правую руку, где не хватало двух суставов указательного пальца.

– Это? – она поглядела на руку. – Это еще в молодости случилось, когда я на заводе работала. На «материке». Едва руку успела вытащить из-под штампа.

И она привычно попыталась спрятать руку под стол.

– Сначала я как-то стеснялась, а теперь уж что… привыкла.

– Может быть, попробуем ваш пальчик по новой вырастить, Римма Андреевна? – спросил я, наблюдая, как призрачным светом астрального тела светится давно отрубленный палец.

– А разве такое возможно? – удивленно спросила соседка.

– Пока не знаю, но попробовать можно.

– А это не будет больно? – все еще сомневаясь спросила она. – Я уже за эти годы привыкла к тому, что у меня его нет.

– Если решитесь, то приходите сегодня вечером. – сказал я и поглядел на часы. – А до вечера меня не будет дома.

После обеда я постарался освободиться пораньше. Выйдя к «Белоснежке» я не пошел домой, а уселся на низенькие качели и стал поглядывать в сторону автобусной остановки. Сегодня должны были выписать из больницы двойника, где-то к четырем часам, но шел уже пятый час вечера, а Ведунова все не было. Может быть, он уже давно дома, а я тут кручусь, подумал я и перешел на круговой обзор с помощью локатора.

Сразу же стали прозрачными стены девятиэтажки и я мысленно прошелся по бывшей своей квартире. В ней никого не было. «Значит, еще не пришел, – понял я, – Наверное, Светлана его встречает вместе с ребятишками». Я снова уселся ждать.

Ведунов показался только в начале седьмого. Он шел в сопровождении Светланы, тяжело и как-то неуверенно ступая по земле. Я смотрел на своего двойника и не узнавал. Только сейчас, когда он был в одежде, мне бросилась прямо-таки невероятная худоба его тела. Темно-серый в полосочку костюм болтался на нем, как на вешалке. Справный могучий мужик превратился за полтора месяца в ходячий скелет.

Светлана все время старалась идти рядом, поддержать, но он явно хотел держаться подальше от жены.

Меня они не заметили.

– Ребятишки дома? – коротко спросил он, когда они подошли к подъезду.

– У Саши оставила, у соседки. – ответила Светлана и он кивнул головой.

– Понятно.

Проводив глазами двойника пока он не скрылся в подъезде, я медленно пошел домой. Странное чувство охватило меня. Хотелось все бросить к чертям и вновь соединиться с двойником в одно целое. Но как я мог это сделать, если его разум по-прежнему был окружен непроницаемой зеркальной стеной, не пропускающей ничего сверхчувственного? «А твои приемные родители? – вынужден был напомнить я сам себе. – Хочешь, чтобы они бились в истерике над трупом своего сына?»

Когда я поднялся на свой второй этаж, Римма Андреевна уже стояла возле нашей двери и нажимала кнопку электрического звонка.

Я усадил ее на кухне и мне не сразу удалось установить спокойствие собственного духа и сосредоточиться. Затем я заставил соседку закрыть глаза и начал сеанс регенерации, предложив ей мысленно сосредоточиться на ощущении своего отрастающего пальца. Сам я только мысленно рисовал на кончике культи точку роста и экономно посылал свою энергию для подстегивания процесса регенерации тканей и конструкции отсутствующего первого сустава.

Мать вернулась домой поздно. Я успел приготовить ужин и долго сидел на кухне, терпеливо ожидая ее возвращения.

Мелодичный сигнал электрического звонка раздался в восемь вечера. Я бросился к двери и открыл ее. Зоя Владимировна молча прошла в прихожую, так же молча сняла обувь и прошла на кухню. Увидев, что ужин уже стоит на столе, она слабо улыбнулась.

– Спасибо, сынок…

– Что случилось? – спросил я с тревогой и вдруг увидел, что она плачет.

Слезы капали прямо в тарелку с подогретым борщом, хотя она прилагала немалые усилия, чтобы сдержаться.

– Несчастье у одной из моих подруг, сынок! – наконец сообщила Зоя Владимировна, – И опять эти проклятые мотоциклы.

– Расскажи по порядку, что произошло, мама?

Зоя Владимировна начала рассказывать. Оказалось, что такой же шестнадцатилетний оболтус, как я, мать которого тоже работала на центральном Дудинском почтамте, уговорил своих родителей купить себе мотоцикл. Ну и гонял на нем в последние дни как бешеный, во всю пользуясь хорошей погодой. И, конечно, догонялся. Уехал за девятнадцатый пикет и по асфальту попытался выжать из машины всю скорость. Под колесо попал камень и парнишка юзом проехался на боку вместе с мотоциклом, не снабженным, как на грех, дугами безопасности. На краю асфальтовой полосы торчала гряда камней и парень влетел в эту, оставленную дорожниками, гряду.

Я мысленно попытался представить, что там произошло и поежился. Бок, наверняка, стесало, как гигантским рашпилем. Но оказалось, что парень докатился до каменной гряды почти на излете и одет он был хорошо для такого путешествия, так что бок почти не пострадал. По крайней мере, так выходило по бессвязному рассказу матери. Хуже было другое. Оказалось, что нога его попала между рамой и колесом, да еще попался навстречу большой каменный обломок с острыми гранями. Этот камень почти начисто срезал пареньку ступню.

– Это ведь так страшно, сыночек! – всхлипнула Зоя Владимировна, – Марина говорила, что нога у него болталась на какой-то одной жилке. А кровь хлестала фонтаном. Хорошо еще, что ехали люди и все видели. Перетянули ногу жгутом и доставили в больницу. Да и Виктор Иванович был на месте.

– Ногу спасли? – быстро спросил я.

– Отре-е-за-ли!..

Зоя Владимировна уже не сдерживаясь рыдала. Я обнял ее за плечи, погладил по голове.

– Не плачь, мама. Лучше скажи: ты с мамой этого мальчика в больнице сидела?

Я сосредоточился и медленными импульсами энергии стал успокаивать бурю, бушевавшую в душе матери. Не сразу, но мне это удалось, ее рыдания стали утихать.

– Я сидела с ней, пока не вышел Виктор Иванович и не сказал, что мальчик будет жить. А вот ногу ему отрезал. Шестнадцать лет и уже калека… Инвалид!

Внезапно она резко повернулась ко мне.

– Пообещай мне, сынок! Нет, лучше поклянись мне всем, что только для тебя свято. Поклянись, что никогда не сядешь за руль этого проклятого мотоцикла. Я больше не переживу, если с тобой что-нибудь случится!

– Ну что ты, мама! – растерянно сказал я. – Сама посуди, как я могу тебе поклясться, когда жизнь пошла такая, что не водить машину просто невозможно.

– Поклянись, сын! Я прошу тебя! Очень прошу, Андрейка, я не смогу больше жить спокойно, если не буду уверена, что ты никогда не возьмешься за мотоциклетный руль.

И она неожиданно сползла вниз со стула и обняла мои ноги.

– Ну что ты, мама, ну что ты! – растерянно забормотал я, поднимая ее.

– Поклянись мне, сыночек! – продолжала настаивать Зоя Владимировна.

– Хорошо, клянусь! – был вынужден уступить я столь неистовому напору. – Клянусь, что никогда не сяду на мотоцикл. Ты довольна?

– Извини, сынок, что я вырвала у тебя эту клятву. Теперь мне будет спокойнее жить. – сказала она успокаиваясь.

– Мама, ты лучше скажи матери этого парня, чтобы они зашли к нам, когда он выйдет из больницы. Понимаешь, мне кажется, ну, во общем, я думаю, что смогу ему вырастить новую ступню. Вернее, помочь его организму вырастить.

Зоя Владимировна посмотрела на меня серыми, широко распахнутыми глазами.

– Но, сынок, ведь этого никто не может! Ни один экстрасенс. Я нигде о таком не слышала и не читала.

– Понимаешь, мама, сегодня днем к нам пришла соседка Римма Алексеевна, что живет в сорок второй квартире. Глубоко порезала левую ладонь. Ножом пыталась открыть банку с консервами. Рану я ей залечил. А потом заметил, что у нее не хватает на правой руке указательного пальца.

– Конечно, знаю. – сказала мать и с любопытством посмотрела на меня. – Она всегда старается спрятать эту руку, на которой нет пальца. Наверное, стесняется.

– Я пытаюсь вырастить ей новый палец. Сегодня, пока тебя не было дома, я провел с ней первый сеанс по регенерации тканей. Уже завтра можно будет видеть первые результаты – началась регенерация или нет. Она сидела на этом же стуле.

Я указал на стул, на котором сидела Зоя Владимировна. Странным образом, но именно этот нелепый с точки зрения любой логики аргумент почему-то убедил мою мать. А может быть, каждая мать уверена даже на подсознательном уровне, что именно ее дитятя самый гениальный и самый выдающийся на свете человек, которому все по плечу.

– Кстати, мальчика, с которым случилась беда, ты обязательно должен знать, Миша Верхозин. Учится в одной с тобой школе в параллельном классе. Да и бабушка его работает у вас в раздевалке, баба Шура Верхозина.

– Конечно, знаю! – вынужден был подтвердить я. – Только ты, мама, пока опыт с соседкиным пальцем не закончился, не делись с Мишкиной мамой. Молчи. Договорились?

– Конечно, договорились, сыночек!

Я с сомнением посмотрел на мать и она перехватила мой взгляд.

– Ничего не скажу. Пока ничего… – и мать покраснела под моим пристальным взглядом.

После утренних упражнений на тренажерах я не выдержал и забежал к соседке, чтобы своими глазами посмотреть на палец. Римму Андреевну я застал уже одевающейся, чтобы бежать на работу.

– Как, Римма Андреевна, палец?

– Чешется, Андрей. Ужас как чешется! – пожаловалась она. – Так и зудит, так и дергает…

Я взял ее огрубевшую от работы ладонь и мысленным приказом умерил зуд. Посмотрел на культю. В ее центре появился заметный бугорок, обтянутый тонкой розовой кожицей. Даже простым глазом было заметно, что регенерация тканей пошла и при моей небольшой энергетической помощи процесс будет продолжаться и, следовательно, завершение процесса дело времени.

Вчера я решил не привлекать к себе и своим способностям излишнего внимания и потому рассчитал длительность процесса регенерации примерно на месяц, чтобы он шел со скоростью, близкой к естественным возможностям организма и не требовал больших затрат энергии с моей стороны. Но после вчерашнего рассказа матери я передумал.

– Вам обязательно ходить на работу? – спросил я. – Процесс только начался, можете случайно задеть обо что-нибудь. Повредить.

– Как же мне тогда быть? – соседка с сомнением посмотрела на меня.

– Может быть, у вас есть отгулы? В конце концов палец стоит того, чтобы о нем немного позаботиться. Потерпите два дня, а на третий день у вас будет уже новый палец. Позвонить и договориться вы сможете от нас по телефону.

Когда я вернулся к себе, матери уже дома не было. Ушла на работу, оставив на кухонном столе завтрак и наспех написанную записку. Я прочитал ее и улыбнулся, мысленно пожелав ей удачи. Она писала, что сегодня попытается дозвониться до отца.

С соседкой у меня больше не было никаких хлопот. Римма Алексеевна дозвонилась до своего начальства и взяла на два дня отгулы. А на третий день с удивлением рассматривала свой новый палец с кожей нежной и розовой, как у новорожденного младенца. Чтобы она никому не проболталась, я наложил на благодарную женщину малые чары. Зато Зоя Владимировна, в психику которой я не решился вмешиваться, проболталась в первый же день своей подруге Верхозиной.

Подготавливаясь к будущей встрече с Михаилом Верхозиным, я решил принять некоторые меры предосторожности и однажды напросился с Зоей Владимировной сходить к ним в гости. Естественно, мать, которая собиралась навестить подругу, не смогла мне отказать, и я целый час рассматривал семейный альбом, разглядывая фотокарточки и постепенный рост своего будущего пациента. Мать Михаила, тетя Марина, встретила меня с вполне понятным волнением и не знала куда меня усадить. Сначала я был удивлен столь трогательным приемом, оказанным шестнадцатилетнему оболтусу, но, посмотрев на мать, сразу все понял: не выдержала моя Зоя Владимировна, проболталась!

Мать перехватила мой взгляд и отчаянно покраснела, когда я осуждающе покачал головой.

– Ну, ты и даешь, мама!

– Должна же я как-то поддержать свою подругу в таком горе, сынок. Я даже сводила ее поглядеть на палец Риммы Алексеевны, чтобы она надеялась.

– А если бы у меня не получилось с пальцем?

– Тогда не знаю.

И Зоя Владимировна кинулась спасаться от меня к матери Михаила на кухню.

Вырваться от гостеприимной хозяйки мне удалось с большим трудом. Меня затащили на кухню и напоили чаем с натуральным медом и старались так угодить, что я уже не рад был, что напросился с матерью в гости. Но надо же мне было узнать, как этот мой однокашник выглядит, чтобы не попасть впросак!

Удрав от Верхозиной и своей мамаши, я направился знакомой дорогой к холму эльфов, предварительно убедившись, что самодельный магический жезл по-прежнему находится в моем кармане. Изготовил я его три дня назад, дождавшись рекомендуемого Черной Книгой времени суток, и прочитал над ним мысленные формулы нужного заклинания. Я хотел зарядить его энергией от холма эльфов, чтобы иметь при себе резервный запас энергии.

Но в этот день мне до него добраться не удалось. Поднявшись на кладбище и подойдя к могиле Мамеда, я сразу же обнаружил следы ауры недавно бывшего на могиле человека. Следы ауры Ведунова. Было видно, что он долго стоял над могилой и о чем-то думал. Четкий, хорошо заметный след ауры потом уходил к озеру за кладбищем, огибал его и постепенно терялся из вида в зарослях кустарника. Ведунов направлялся к энергетическому холму и был там. Обратного следа не было.

Я облокотился на металлические прутья оградки и стал ждать. Это должна была быть наша первая встреча, когда мы могли поговорить с двойником лицом к лицу и, возможно, мне, наконец, удастся что-либо у него выяснить.

Воспоминания о прожитой в теле двойника жизни внезапно нахлынули на меня такой могучей волной, что полностью поглотили мое внимание и я проследил тот момент, когда Ведунов появился на кладбище.

Несколько минут я смотрел на ковыляющую в моем направлении человеческую фигуру, почти не узнавая самого себя, как вдруг понял, что Ведунов слаб для такого похода и что ему очень плохо. Я быстро подскочил к нему.

– Вам плохо, Юрий Анатольевич? Обопритесь на мое плечо.

Двойник посмотрел на меня своими глубоко запавшими глазами и неожиданно слабо улыбнулся.

– А выдержишь, парень? Я мужик довольно тяжелый. – и с сомнением осмотрел мою долговязую фигуру.

– Выдержу, Юрий Анатольевич, не беспокойтесь.

Я подставил плечо и он тяжело оперся на меня.

– Выдохся немного, понимаешь… В последнее время мотор не тянет, черт бы его…

– Может быть, присядете? Вон скамейка.

– Пожалуй, мой мотор не будет против. – согласился он.

Усевшись на скамью и откинувшись на ее спинку он несколько минут отдыхал, изредка поднимая на меня глаза и пристально разглядывая. Чувствовал я себя под его взглядами очень неуютно..

– Откуда, парень, ты знаешь меня? – неожиданно спросил он.

– Так ведь мы почти соседи, Юрий Анатольевич. В соседнем доме живем, трудно не знать.

– Понятно. – пробормотал он и опустил голову.

Потом опять поднял на меня глаза.

– Случайно не Андреем зовут? – спросил он и, увидев как я кивнул, улыбнулся. – Мне дочка о тебе в последние дни все уши прожужжала: Андрюша да Андрюша. Это ты с ними возился возле садика и железную дорогу, значит, тоже ты подарил. Не жаль было отдавать такую дорогую игрушку?

Я отрицательно замотал головой. Убедившись, что мой двойник ни о чем не догадывается, я испытал такое облегчение, которое удивило меня самого. Значит, я подсознательно боялся этой встречи один на один. Странно…

То, что Ведунов меня не узнал и считал подростком, в этом случае было мне на руку и я решил не торопить события, хотя намеревался вначале поступить по другому. То, что подсознательно я боялся разговора с двойником, боялся попасть под его влияние, было, конечно, ерундой, но стало для меня самым настоящим открытием.

Посидев на скамейке несколько минут Ведунов решительно встал на ноги. Держался он теперь значительно увереннее и протянул мне руку.

– Пошли? – спросил он. – Или у тебя здесь какие-то дела?

– Нет. Никаких дел у меня пока нет.

– Тогда пошли.

И мы не торопясь двинулись к выходу с кладбища. Стараясь не привлечь внимание своего двойника, подсознание которого по-прежнему было закрыто от меня зеркальным слоем защиты, я осторожно подпитал энергией его сердце и уже на железнодорожной линии он окончательно оправился.

Когда подошли к знакомому подъезду, он посмотрел на меня и спросил:

– Может, зайдешь? Жены и ребятишек пока нет. Светлана на работе, дети в садике.

Но я замотал головой. Не хотелось мне заходить в свою бывшую квартиру. Воспоминания и так теснились в моей голове, лишая покоя. Смотреть на знакомые до мелочи вещи, стены, детские игрушки и вспоминать былое оказалось выше моих сил.

– Как хочешь. – уступил он. – Но помни, что мои двери всегда для тебя открыты, парень. Понадобится помощь, тоже заходи.

– И вы тоже заходите ко мне, Юрий Анатольевич. – предложил я. – Вместе с ребятишками заходите.

Глава 7

Нас обокрали. Надо же такому случиться! Когда я пришел на обед, в доме было все перевернуто вверх дном. Суетился наряд милиции в три человека, я на кухне сидела расстроенная Зоя Владимировна. Рядом с ней находился мужчина в штатском костюме и что-то сосредоточенно писал в потрепанном блокноте. Делает опись пропавших вещей, – догадался я, – Наверное, следователь.

– Степан Ильич – представился он и крепко пожал мою протянутую руку.

Увидев меня, Зоя Владимировна кинулась ко мне подстреленной чайкой.

– Андрей! Нас обокрали! – закричала она и заплакала.

– Ну что ты, мать, – я, как маленькую, погладил ее по голове. – Что ты так убиваешься! Это же только вещи, мама. Успокойся. Вспомни, что все в нашей семье живы и здоровы. А вещи… Черт с ними!..

– Воры украли даже те деньги, что ты отдал мне. – прошептала она растерянно. – И цветы все поломали, и зеркало в трельяже разбили…

– Деньги мы с тобой еще заработаем. А вещи?… Найдут этих воров, мама, никуда они не денутся.