Мup

Скоро в комнату пришел Пьер. Он выглядел совсем плохо: бледный, руки тряслись, зрачки стали огромными. Я испугался за него, предложил ему прилечь, он молча согласился.

– Нам нужна помощь. Как связаться с водителем?

Он покачал головой.

– Через пару часов он сам приедет и сменит меня.

– Сменит? – выброс мыслей привел меня в чувство, и я сразу вскочил с дивана. Слабость словно по волшебству улетучилась. Видя моя преображение, Пьер улыбнулся:

– Мы были правы. Ты особенный, – он попытался собраться с силами, но поняв, что попытки бесполезны попросил: – Можешь принести мне воды, пожалуйста?

Я принес стакан воды из кухни, после чего он покачал головой и сказал, что ему нужно поспать. Закрыл глаза и повернулся на бок, оставив меня наедине с моими запутанными мыслями. «Когда-нибудь мне точно все станет ясно. Нужно лишь время», – успокаивал я себя.

***

Я открыл глаза. За окном была глубокая ночь. В доме стояла такая тишина, что казалось, даже звенело в ушах.

Пьер мирно спал на диване рядом. После отдыха прояснились мысли, ушла нервозность. Словно после волшебного эликсира, мое тело наполнилось спокойствием и силой. Я как будто преобразился изнутри: краски перед глазами стали ярче, мозг стал лучше работать, запахи стали острее, появилось больше уверенности.

Провизор молчал, и мне пришлось подойти к часам на кухне, которые я увидел еще днем, чему сильно удивился, но теперь понял их предназначение. Они показывали, что мы проспали почти семь часов. Интересно, где водитель? Я вышел на улицу. Машины не было. Может, он приезжал, но Пьер решил продолжить дежурство?

Вернувшись в гостиную, я громко спросил, чтобы разбудить Пьера:

– Ты решил остаться?

В ответ мой товарищ даже не шелохнулся.

– Пьер! – еще громче сказал я.

В ответ послышался слабый стон.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, вспомнив наш с ним разговор. Теперь у меня не было сомнений, что это место как-то по-особенному влияет на людей. Может, тут есть какая-то радиация? Я больше не хотел гадать, мне нужны были конкретные ответы, поэтому я повторил уже командным тоном:

– Пьер! Прошло семь часов. Какие наши дальнейшие действия?

– Мм, – получил я в ответ.

Дело приобретало неприятный оборот. По неизведанным причинам мне стало здесь намного лучше, Пьер же даже не может говорить. Где мы, и насколько далеко раскинулась «глухая зона», мне было совершенно неизвестно. Одно было ясно: сидеть и смотреть, как чахнет человек – недопустимо. Мне хотелось действовать, и немедленно. Энергия внутри меня бурлила, побуждая как можно скорее принять решение.

– Я пойду за помощью, – сказал я громко и четко лежащему человеку. – Ты уверял, что нам надо подождать пару часов. Они прошли. Так дальше продолжаться не может.

– Мм… Не… – Пьер сделал попытку подняться и сесть, но опять упал на спину. Я подхватил его под руку и помог ему принять полусидячее положение. Руки его сильно тряслись, дыхание стало тяжелым, при выдохах он опустошал свои легкие неровными партиями. Глаза впали, под ними четко оформились черные мешки. Кожа на лице сжалась и собралась в длинные морщины. За какие-то полдня он словно постарел лет на тридцать. Я никогда не слышал о таких быстрых преображениях.

Мне стало страшно за него. Что если я не смогу быстро привести помощь? Насколько времени мне придется оставить его здесь одного?

– Может, это инфекция? – сказал я вслух, не ожидая услышать никакого ответа. Другого объяснения я найти не мог: моему резкому ухудшению и потом улучшению самочувствия, и главное, тому, что происходило с Пьером.

– Не-ет! – проговорил Пьер. – Нет. Не оно. Не оно. Не оно, – хватал он ртом воздух.

Он взял меня за плечи своими ослабленными руками, и, пытаясь собраться с мыслями, уставился на меня глазами, потерявшими всякий цвет. Я до сих пор помню этот взгляд: как много он хотел сказать. Уверен, что он переживал тогда целый букет невообразимых эмоций.

Он старался дышать глубже.

– Ты не знаешь ничего, – наконец пробормотал он, закатив при этом наверх зрачки, отчего стал похож слепого. Прошло не меньше минуты, пока он скопил силы для продолжения фразы. – Мне здесь не выжить. Слишком долго ждать. Слишком долго. Я не готов был к этому. Не готов. Не готов. Не… – он умолк.

– Пьер, к чему ты должен был быть готов? Скажи мне! – положил я свою руку на его кисть. Она была подобно льду. Даже дрожь прекратилась. Я начал растирать его руку, не зная, чем еще могу помочь товарищу в столь патовой ситуации.

– Оставь меня, – прошептал он. – Слишком долго. Я скоро умру. Все бесполезно, – внезапно он улыбнулся. – Давид не ошибся. Ты живее всех живых, – слова давались ему тяжело и перед каждой фразой он подолгу собирался с силами. – Ты изменишь этот мир.

Я ничего не понимал. Меня начинали бесить эти витиеватые фразы. Нужно было решить все и сразу. К чему эти дурацкие загадки? Не нужно было быть гением, чтобы понять, что я отличался от других, как минимум от Пьера. На меня не действовало то, что убивало моего товарища. Это придавало мне уверенности, я даже был уверен в тот момент, что способен найти способ излечить Пьера. Если в целом, то мое состояние можно было сравнить с сильным наркотическим опьянением: бодрость, чувство превосходства. Только при этом сохранялась ясность мышления.

Мне хотелось встряхнуть его, выбить из него недуг, а потом заставить говорить прямо. Но как только я поднимал взгляд на его жуткое лицо, я терял уверенность, не понимая, что же мне нужно делать.

– Ты ничего не знаешь. Никто не знает. Лишь избранные, – он в очередной раз очнулся, когда я уже оставил попытки растереть его руки. – Я не человек.

– Пьер… – я не хотел слушать этот бред. Лучше тогда просто молчать и надеяться, что водитель вернется, пока не слишком поздно.

– Нет. Это правда. И ты тоже. Мы все – не люди. Но лучше тебе не знать…

Он умолк. Все мои усилия разговорить его не помогали. Вопросы оставались без ответов. Я так и не узнал, не хотел ли он отвечать или не мог, но в ответ была тишина. «Мы все – не люди». Это звучало как откровение, вырвавшееся наружу из глубин, где его долго сдерживали. Когда он говорил эти слова, он преобразился, привстал, он хотел оторваться от дивана и от тех сил, что его здесь держат. «Но это не может быть правдой. Этому нет никакого объяснения, – крутилось у меня в голове. – Чертова развалюха! Очнись же опять! Если не люди, то кто? Нет, что за чушь? Как я могу думать об этом? Просто он в очередной раз решил запудрить мне мозги.

Пока я был погружен в мысли, которые переполняли меня, заставляя то ходить по комнате, то выходить на улицу, где я совершал небольшой круг и возвращался в гостиную, Пьер перестал дышать. Взяв его за руку, я понял, что он умер.

***

Я не хотел оставаться в доме вдвоем с покойником. Мне было жутко от одного вида недвижимо лежащего человека. Провизор глухо молчал. Первый раз в жизни я был отключен от всего мира так надолго. Как люди жили раньше? Мне было непонятно, что делать в такой ситуации: негде посмотреть инструкцию, невозможно ни оповестить необходимые службы, ни поделиться с кем-то своими переживаниями. Все как будто копилось во мне, наполняя внутреннюю чашу. Но, что странно, это чувство имело и свое преимущество: я как будто все больше и больше наполнялся жизнью, не растрачивая ее на других. Я ощутил самого себя, мог четко выразить свои собственные мысли, даже решения стали только моими, а не продиктованными мне тысячами мыслей других людей. Касаясь своего тела, я испытывал новые ощущения. Не нужно было сравнивать, анализировать прошлый опыт. Я почувствовал мое тело с его преимуществами и недостатками. У меня немного зудела левая нога, немного болел живот, видно, эффект обезболивающего стал проходить, правый глаз немного дергался – все эти, такие обычные, ощущения стали восприниматься совершенно по-новому. Это чувство можно было сравнить с тем, когда начинаешь трезветь после многодневного запоя.

Чем дольше я сидел, тем отчетливее понимал, что нужно убираться из этого злополучного убежища. Все уже пошло не по плану и ждать дальше было мало того, что бессмысленно, так еще и опасно. Самой лучшей идеей мне показалось найти способ вернуться в Петербург и отыскать там Давида. Больше я никому не мог верить. Если Пьер отдал жизнь во имя плана этого человека, значит, на него можно положиться, как минимум – попробовать сделать это. Я взял теплую куртку, которая висела в прихожей, и направился во тьму по дороге, по которой мы сюда приехали. Через пятьсот метров дорога превратилась в еле заметный проезд среди леса. Прекрасная конспирация для дома. Попав на такой путь, мало кто сможет догадаться, что в конце будет ждать огромная усадьба.

Я вслушался в звуки. Пение птиц, шуршание травы, звук листьев, перебираемых ветром. Почему я раньше не обращал внимания на звуки природы? Я остановился и глубоко вдохнул. В тот момент я осознал, каким маленьким и ничтожным я был в этом огромном мире, многогранном и вечном. За миллионы лет до нас так же росли деревья и летали птицы, солнце всходило по утрам и освещало все вокруг. Мне показался сумасшедшим наш уклад жизни, который возвел гигантскую стену между людьми и природой. Я ощущал каждый вдох, который открывал мне новый прекрасный коктейль ароматов. Я не понимал, что это за запахи, но они казались мне какими-то настоящими, отчего было странное ощущение в носу, похожее на жжение, словно я впервые в жизни вдохнул сильный аромат духов.

Я поднял голову. В небе надо мной было огромное количество звезд. Таких же, как всегда. Но они словно ослепляли. Несмотря на темноту, было ощущение, что в глаза бьет яркий свет после долгого нахождения в кромешной тьме. Этот свет обволакивал меня, я хотел дотянуться до небес, приблизиться к этим звездам – столь прекрасным мне казалось мерцание каждой из них: они были уникальны, но одновременно так похожи друг на друга! Я пытался вспомнить названия созвездий, но не смог. В привычной ситуации я бы моментально запросил информацию из базы через провизор и быстро сориентировался. Но эта штуковина в моем мозгу молчала. Я понял, что больше не хочу получать информацию. Я впервые ощущал собственные мысли.

Я упал на колени, чтобы прикоснуться лицом к траве, вдохнуть запах земли. Все было так знакомо, и в то же время было невероятно новым, ярким, настоящим. Трава казалась мягким ковром, который хотелось трогать снова и снова. Я взял травинку и попробовал ее на вкус. Во мне словно разорвалась бомба, язык начал гореть от этого вкуса. Он не был приятным, как вкус тирамису или мороженого, но был сильным, неповторимым.

Я заорал. Чувства, эмоции вырывались из моего тела. Я прозрел, начал дышать и чувствовать ароматы.

На меня снизошла благодать? Вся предыдущая жизнь потеряла смысл. Может, мне, как пророкам древности, открылся настоящий мир? Может, именно поэтому они предпочитали обществу аскетический образ жизни в пещерах и лесах? Как можно вернуться к прошлому, испытав такие чувства и увидев мир настоящим?

***

Я провел в том месте всю ночь. Одурманенный новыми ощущениями, я не мог вернуться к реальности. Только к утру мои органы чувств начали привыкать, и я вспомнил, как оказался в лесу. «Кейт! Мне нужно спасти ее», – вспомнил я. Как все изменилось за одну ночь! Теперь я четко осознавал не только свою привязанность к ней, но свой долг – я втянул ее в эту заварушку, допустил, чтобы она привязалась ко мне. Теперь я обязан ее защитить. «Вы в ответе за тех, кого приручили…»

Пройдя метров пятьсот по тропе, я увидел движущийся мне навстречу автомобиль. «Вспомнили о нас, наконец!» – к горлу подступила злость, рожденная мыслями о несчастном теле Пьера, оставленном в доме. Я очень четко представлял в тот момент, что хотел сказать при встрече водителю, бросившему нас так по-предательски и позволившему человеку погибнуть.

Когда машина оказалась в десяти метрах от меня, я увидел, что мы приехали на другом автомобиле, и за рулем сидит неизвестный мне человек. Рядом с ним находилась незнакомая женщина. Я огляделся по сторонам, думая куда мне броситься: слева вдаль уходил кустарник. Справа был еловый лес, в нем можно было спрятаться, только пробежав несколько сотен метров. Природа не позволяла быстро исчезнуть. Мозг принял решение не паниковать и встретиться с незнакомцами, тем более что их, скорее всего, послал Давид.

Они остановились передо мной, но выходить не спешили, о чем-то беседуя между собой. Наконец мужчина открыл дверь и выглянул из-за лобового стекла, все еще находясь телом в машине, как будто боялся меня и готов был в любой момент вернуться назад, если бы я попытался напасть на него.

– Кто вы? – я начал разговор, но осекся, почувствовав странное ощущение свободы речи. Мне нравилось: чувства преследования не было. Я как-то вскользь почувствовал: у меня всегда было ощущение, что все слова, сказанные мною до того момента, записывались.

– Стойте пожалуйста на месте, не двигайтесь, и никто не пострадает, – сказал мужчина, достав что-то из внутреннего кармана куртки. – Меня зовут Игнат. Со мной едет Дори. Мы из группы детерминации «Голос».

Я прекрасно знал, что такое «Голос». Их основной задачей было поддерживать гармонию между рационалами и оппозиционами, попутно выявляя коптаров и другие группировки, которые могли бы навредить гармонии сложившегося мира. Официально это была независимая организация, существующая на деньги частных спонсоров. На самом деле, и это уже не было ни для кого секретом, они спонсировались правительством рационалов и поэтому напрямую действовали в их интересах. Существовала еще теория, что «Голос» правит миром, и что именно его основатели придумали разделить мир на оппозиционы и рационалы. Мне это казалось очередной теорией заговора, не имеющей под собой оснований – хотя бы потому, что сложившаяся политическая система была слишком сложной.

Бежать поздно! Я стоял на месте и ждал продолжения, которое незамедлительно последовало: женщина быстро вышла из машины и направила неизвестный предмет в мою сторону.

– Мы знаем, что ты не один из них. Мы приехали спасти тебя. Если ты не наделаешь глупостей, скоро все встанет на свои места, и ты сможешь вернуться к своей прежней жизни.

– Вы знаете, кто я? – я сам удивился своему спокойствию: мне не было страшно и не хотелось сбежать. Интерес преобладал над всем остальным, что бы ни происходило в мире: передо мной в тот момент открывалась другая его сторона, настоящая, неизведанная.

– Да. Ты – Виктор Брон. Тебя обманом заставили вступить в запрещенное сообщество. Мы приехали, чтобы спасти тебя, – нагло врала женщина, все еще угрожая мне непонятным прибором. По выражению ее лица было видно, что она сама не верила тому, что произносит.

– Вы хорошо подготовились, – сострил я. – Ваши провизоры работают здесь, ведь правда?

Этот вопрос вызвал у незваных гостей беспокойство и заставил их перейти к активным действиям. Девушка нажала на кнопку и еле заметный зеленый луч впился в мою грудную клетку. Меня парализовало, и через несколько секунд я потерял сознание.

Очнулся я на заднем сиденьи автомобиля. Впереди сидели уже знакомые мне мужчина с женщиной. Я не понял, что со мной произошло, потому что, открыв глаза, я превосходно себя почувствовал. Было лишь неприятное ощущение от эластичных наручников, которыми мои руки были скованы и прикреплены к специальному магниту впереди стоящего кресла.

В машине был жуткий запах. Опахи. Новая мода курить специальный табак, придающий силу. Несмотря на запрет, он все больше набирал популярность среди молодежи, так как согласно многочисленным исследованиям не имел побочных эффектов, кроме жуткого запаха.

– Я решила, что это будет самым правильным решением, чтобы мы не навредили друг другу, – повернулась ко мне женщина. Вблизи было видно, что она уже преклонных лет, но все ещё привлекательно выглядит. Рыжие с красным отливом волосы прикрывали ее щеки, нос был вздёрнут. Ее лицо вызывало доверие – несмотря на сложившуюся ситуацию, где мы оказались по разные стороны баррикад.

– Мы сейчас покинем глухую зону и тогда уже сможем нормально поговорить, – сказала она.

В отличие от женщины, мужчина вызывал у меня антипатию. Не только потому, что продолжал дымить этим отвратительным табаком, но и выражением лица, манерой движения. Надменный индюк, он представлял собой классический образ агента «Голоса», какими их рисуют в современных интерактивных постановках. При этом я не мог выявить ничего выдающегося: одежда, лицо, глаза – все было обычно, но вызывало во мне негодование.

– Там лежит труп моего приятеля. Нужно забрать его, – холодно сказал я, глядя в глаза женщины в зеркало заднего вида.

– Мы не можем туда вернуться, – покачала она головой. – Это слишком опасно. Мы все можем погибнуть, но, я думаю, ты это и так понял.

– Хм, – усмехнулся я. – Вы многого не знаете. Для кого-то это место становится санаторием и раскрывает сознание.

Было сложно не заметить удивление и быстрый обмен взглядами моих тюремщиков.

– Нет, – твёрдо, без колебаний последовал ответ мужика.

– Я думал, у вас существует пресловутый кодекс чести. А как же все рассказы о том, что члены «Голоса» призваны сохранить мир во всем мире, помогать людям и бороться с бесчинствами? Кажется, примерно так звучат ваши пафосные лозунги. Или вы оказались порчеными орешками, презирающими свои собственные правила? – начинал расходиться я, отчего мне становилось только веселее, – Что о вас скажет общественность, когда узнают о таком поступке?

– Заткнись, – рявкнул мужик. – Плевать мне, что скажут. Никто ничего не узнает.

– О, – продолжил я. – То есть меня убьют в любом случае, – тут я окончательно потерял чувство страха. – Но тогда вы зря теряете время…

Моя фраза осталась без ответа. После порыва взрывного героизма, мозг перешёл на рациональные рельсы, и я стал раздумывать, как сбежать, даже ценою риска для жизни. В тот момент мне было не страшно умереть, я боялся, что они прочитают мои мысли и быстро выйдут на Кейт, если уже не вышли. Мне было противно, что я могу стать причиной гибели этой девушки, хоть она и была роботом. Тогда я вспомнил о последних словах Пьера.

– Мой друг сказал, что мы все – ненастоящие. Вы слышали что-нибудь об этом?

Женщина побледнела и повернулась ко мне. Она медленно покачала головой и почти беззвучно прошептала:

– Так ты ничего не знаешь…

***

Более не было сказано ни одного слова – минут пятнадцать-двадцать, пока мы не въехали в зону, где заработал провизор. Мои похитители сразу стали чувствовать себя более расслаблено. Может и на них «молчание» действовало негативно? Они активно начали передавать мысли: может, друг другу, может, своим соратникам, но я точно понимал, что к консенсусу они прийти не могут. Для меня же поток информации, направленный прямо в мозг, был сравним с роем пчёл, оказавшихся в черепной коробке, пчел, которые хаотично летают и постоянно жалят. Да, от каждого нового приходящего сообщения я испытывал боль. Мне казалось, что мир снова ускользает от меня, и я вновь становлюсь послушной куклой, пляшущей под дудку провизора. Это противное ощущение заставило меня отвлечься от последней фразы, сказанной впереди сидящей леди. Ее недоумение заставило меня иначе взглянуть на слова Пьера, и тогда уже я однозначно понял, что здесь существует какая-то тайна. Но я не спешил с расспросами, так как был уверен, что скоро все раскроется само собой.

Так и случилось, когда меня привезли в огромный дом, по адресу которого я понял, что нахожусь неподалеку от Минска. На нем висела красивая позолоченная табличка без намека на интерактивность: «“Голос” поможет всем».

Мне не нужно было приглашения, я сам открыл дверь, которая была, к моему удивлению, не заперта, и пошёл в сторону входа, откуда вышли два вооруженных парня.

Гостиная сильно отличалась от внешнего вида дома, она была оборудована по последнему слову техники, пространство было полностью обустроено голографическими интерьерами: помещение могло быстро перестраиваться под любой тип отделки в зависимости от требований. Здесь меня уже ждали: пожилая женщина лет семидесяти-восьмидесяти и, к моему огромному шоку, сбежавший водитель.

– Предатель чертов! – поприветствовал я его.

– Ну-ну, хватит. Не стоит говорить лишнего, не понимая ситуации в целом, – голос пожилой женщины оказался очень приятным, слегка бархатистым, со старческой хрипотцой, – меня зовут Адель. Я знаю, кто вы, Виктор. И скажу, что это честь для меня – принимать вас. Если бы мы были осведомлены заранее, то лучше бы подготовились. К сожалению, сейчас мы можем предложить только это, – и она указала рукой на сервированный стол. Надо отметить, что я действительно долго не ел, но аппетита совершенно не было.

– Не могу ответить взаимностью, – я не хотел играть никакой роли, от провизора у меня все сильнее болела голова, и я мечтал, чтобы из нее вытащили эту дрянь. И еще я чертовски хотел сломать шею предателю водителю. Какая еда?

– Но это пока, – кивнула она головой в сторону моего врага. – Рерих, как и вы, считал нас врагами, пока не понял, какой силой вы обладаете. К сожалению, как и любая огромная сила, она обладает опасностью для всех нас. Да, и для коптаров в том числе, и для вашей возлюбленной. Не надо так смотреть на меня. Я все знаю, а Давид, кстати, раньше был моим близким другом, пока его не захватили апокалиптические идеи. Давайте присядем и побеседуем наедине.

Она села за стол и положила себе несколько креветок, выдавив после этого на них лимонный сок. Все остальные поняли ее намерение и покинули помещение, оставив нас наедине.

– Присоединяйтесь, пока не остыло, – Адель положила креветку в рот и с наслаждением начала жевать. – Свежайшие, из Тихого океана, специально заказываем. Попробуйте.

Я сел напротив и посмотрел ей прямо в глаза:

– Я вижу, что вам не терпится рассказать мне всю правду!

***

– Не вижу смысла скрывать от тебя то, о чем все здесь в курсе – в той или иной степени. Только знай, что после этого твоя жизнь перевернётся. И тогда ты сам сможешь выбрать, на чьей ты стороне: на нашей или Давида, – улыбаясь, женщина с удовольствием очищала очередную креветку, выдерживая между словами небольшие паузы. Я не спешил перебивать ее, ожидая продолжения. – Это началось очень давно. Меня ещё тогда не существовало. Была великая война. Это было лет двести назад, не помню точнее. Это Давид отличается подробнейшим знанием истории. Мне тяжело даются цифры, с детства не могла запомнить даты, так уж создана…

Только война была не между людьми, как ты привык думать, как тебе внушили и записали с помощью провизора в твой мозг. Нет, это была война машин с людьми. Машины уже тогда были почти полными копиями людей. Абсолютно идентичные, зачастую более интеллектуальные и интересные собеседники, чуткие любовники, внимательные и преданные, в меру эмоциональные. Они были совершенней людей, год от года они заменяли людей не только в работе, многократно лучше были их успехи не только в продажах или сервисе, но и в личной жизни. Ребёнка можно было усыновить, а жить с органиком намного спокойнее: не надо переживать, что тебе изменят, а небольшие необходимые для жизни ссоры обеспечены. С каждым годом органиков становилось все больше и больше. Их стало так много, что на них даже перестали обращать внимание, не уничтожать после отказа в использовании, их просто засылали на склады. О, это было ужасное, но великое зрелище. Десятки, сотни миллионов машин стали создавать свой социум, жить своей жизнью, и знаешь, без какой-либо злости к людям, которые так спокойно заперли их сгнивать заживо. Для машин люди были богами, да и сейчас так осталось.

И, наверное, все было бы хорошо, если б однажды человек по имени Шейл не изобрёл небольшое устройство, которое совершенно перевернуло уклад жизни на земле. Ты ведь догадываешься, о чем я говорю? – по-матерински улыбнулась Адель. – Провизор. Сейчас сложно представить, что можно жить без него. Но тогда это была диковина, абсолютная победа человечества. Только вот в мозгу человека эта штуковина совсем не приживалась. Проходило два дня и мозг отторгал провизор. После чего человек был больше похож на овощ, чем на сознательное существо. Органически выращенный мозг – и все работает, но живой, созданные природой – нет. Тогда и зародилось движение свободомыслящих оппозиционеров, которые считали это доказательством наличия Бога в человеке, они утверждали, что Бог отвергает плоды прогресса. Вначале это были кучки неорганизованной молодёжи, стариков, лишившихся всего из-за машин, несчастных любовников, брошенных из-за машин, которые в постели вытворяли невероятные вещи.

Со временем это движение приобрело организованный характер. Они перешли в наступление. С неистовой яростью они уничтожали роботов, органиков и другие плоды прогресса. Но самое интересное, что чем более жестокими становились их поступки, тем больше к ним примыкало людей. И вот однажды их стало уже столько, что, казалось, война окончена, и мир готов погрузиться в средневековье, откатиться к лошадям и телегам. И тогда группа влиятельных промышленников и ученых пошла на крайний шаг: они стали устанавливать провизоры в мозг новейших органиков, которые были абсолютно неотличимы от людей, да это и были по сути клоны лучших людей, и внедрять их в террористические группировки. Таким образом, не применяя силы и военной мощи, правящая элита смогла изнутри подорвать оппозиционное движение. Это были плохие времена, шла настоящая гражданская война, пока в один день все не изменилось.