Тени Парфенона

Хозяйка предложила Диане стул возле стола, а сама уселась на диван, сложив на коленях руки, прямая и скорбная.

– Вы, наверное, хотите знать про вчерашнее утро? – спросила она. – Я пыталась вспомнить что-нибудь… необычное… Но ничего такого не было. Алекс встал, как всегда, в пять, немного погулял с Икаром… Икар это вот, наш пес. Потом привел его назад, взял сумку и уехал в храм. И… всё.

– Он сказал, когда вернется?

– Да, он обещал вернуться не позже трех. Но я вчера была на работе до вечера, так что обедать он должен был с дочерью… А потом Лариса звонит мне где-то около четырех и говорит, что дома его до сих пор нет, а из храма позвонили, сказали, что он и на службу не пришел. Но я никак не думала… Испугалась, что, может, ему плохо стало… или автобус в аварию попал… Позвонила в астиномию, и они… сказали.

Женщина стиснула руки и умолкла. После небольшой паузы Диана спросила:

– Значит, отец Александр ничего не говорил о том, что собирается с кем-то встречаться? – Госпожа Зесту качнула головой. – А когда он вчера вернулся после прогулки с собакой, он тоже ни о чем необычном не говорил? Никто ему не встретился, ничего подозрительного?

– Нет, нет… Да вы знаете, если б он кого и встретил, он мог и не рассказать, особенно если что-то неприятное. Он старался нас не расстраивать лишний раз… Но вчера он вернулся спокойный, веселый даже. С Новолетием поздравил. Когда он уходил с Икаром, я еще спала, а тут уже проснулась.

– Он всегда так рано вставал?

– Да, всегда в пять, уже одиннадцатый год, с тех пор как собаку завел.

Диана невольно обвела глазами комнату, подумав, что держать в такой тесноте собаку – не самое разумное решение… Госпожа Зесту, видимо, угадала ее недоумение:

– У нас тесно, конечно, но он завел собаку прежде всего для себя, потому что полнеть начал.

– Полнеть?

– Ну да, понимаете, у священников режим дня не совсем здоровый: много стоять приходится, а когда литургия, то завтрак поздно; обед, ужин – всё сдвигается… Вот Алекс и подумал: будет собака – поневоле придется каждый день гулять, ходить много. Так и вышло, с тех пор уж он не толстел…

– Понятно. То есть он всегда сам гулял с собакой?

– Да, но иногда я или Лариса, если вечерняя служба у него поздно заканчивалась.

– Значит, вчера ничего обычного не было. А до этого, в предыдущие дни? Он не рассказывал о каких-то конфликтах с сослуживцами или с кем-нибудь еще? Может быть, какая-то ссора, угрозы?

Женщина медленно качнула головой.

– Я думала об этом, пыталась вспомнить… Нет, ничего такого. Да он особо и не рассказывал о конфликтах, даже если они и случались. То есть я видела, когда он не в настроении, но старалась не расспрашивать.

– Почему?

– Он не любил таких расспросов. Если считал нужным что-то рассказать, то говорил сам, а так, если не хотел говорить, то только пробурчал бы «пустяки» и рукой махнул… В любом коллективе бывают конфликты, церковь – не исключение, но он старался дома просто жить в семье, быть с нами… чтобы не тащить сюда никакие дрязги.

– То есть он относился к церкви как к работе: вернулся домой и оставил всё за порогом?

– Нет, не так. – Кажется, женщина немного обиделась. – Церковь для него была местом служения. Высокого служения. И он не хотел… унижать ее сплетнями и пересказами чьих-то неблаговидных поступков. У всех свои слабости, в том числе у священнослужителей, но это же не повод перемывать кости! У нас в семье и без этого хватало тем для разговоров.

– Каких же, например?

– Да каких угодно… Алекс интересовался современной наукой и культурой, литературой, кино, а не только одни духовные книги читал, если вы об этом подумали. Но и духовных книг читал много. Он говорил: «Ко мне люди приходят, могут спросить, что я думаю о такой-то книге, стоит ли ее читать. Я должен знать, что им ответить». Он к своим обязанностям серьезно относился. И современную культуру тоже старался узнавать, он ведь духовником был, а это общение с разными людьми, надо со всеми уметь говорить…

– И он умел? У него было много духовных детей?

– Не могу сказать, об этом он не рассказывал. Но люди его любили, спросите хоть у батюшек в Парфеноне!

– А почему он решил стать священником? Я знаю, что сначала он работал на заводе. Что привело его в церковь?

– Он с детства был очень верующим, с пяти лет убегал в храм, когда гулял. И еще со школы хотел священником стать. Но его мать очень этому противилась, не давала благословения, даже грозилась из дому выгнать. Так что он сначала выучился на механика, пять лет проработал, а потом сказал матери, что хочет высшее образование получить и пойдет в академию. Она решила, что в нашу главную, и дала благословение. А он поступил в Духовную. – Тут вдова слабо улыбнулась. – Ну, а потом уже что ж, стал учиться, пришлось ей смириться с тем, что сын все-таки будет священником.

– Что значит целеустремленность!

– Да, он был очень целеустремленный! Если что считал правильным, то добивался упорно.

– То есть он мог при случае пойти на конфликт, если его понятия о правильным разошлись бы с понятиями коллег или начальства?

– Да, мог. Но он старался улаживать конфликты мирным путем.

– Итак, в последнее время ни о каких ссорах вы не слышали. А раньше? Были ли у отца Александра серьезные стычки с кем-то на работе, скажем, несколько месяцев назад? Или еще раньше?

Госпожа Зесту задумалась ненадолго.

– Серьезных вроде и не было… Разве что… Но это было уже давно, больше двух лет назад…

– Да? – Диана насторожилась. – Когда именно?

– Как я помню, весной две тысячи одиннадцатого… Митрополит решил сделать казначеем Димитрия, а большинство священников возмутилось, что он слишком молод, неопытен. И Алекс тоже говорил, что поручили заведовать деньгами «мальчишке», очень недоволен был, ворчал.

– Вы имеете в виду Димитрия Логофетиса? – уточнила Диана.

– Да. Ну, ему в этом году тридцать исполнилось, уже не мальчишка, конечно. – Женщина слегка усмехнулась. – Просто он выглядит молодо и так, знаете, франтовато. Священники там все старше него, им трудно было его всерьез воспринимать. Димитрий – юрист по образованию, очень умный молодой человек. До него казначеем в Парфеноне женщина была, бухгалтер, опытная, предпенсионного возраста. Видно, владыка решил дать дорогу молодым. Но это было правильное решение. Димитрий хорошо себя показал.

– В самом деле?

– Да, его скоро все оценили и стали хвалить…

– И отец Александр?

– Алекс хвалить не хвалил, но уже не ворчал. Один раз я его спросила, как там новый казначей справляется, а он засмеялся: «Парень не промах!» А потом он даже домой к нам приходил.

– Логофетис?

– Да. Алекс тогда приболел, а у него день рожденья как раз был и именины, всё в один день, на Александра Константинопольского. Димитрий к нам пришел, принес поклон от владыки и подарки… Такой вежливый, обходительный, мне понравился… Даже Ларисе понравился, хотя она у нас такая критиканка, особенно в отношении парней! В общем, я думаю, этот конфликт из-за казначейства точно в прошлом.

Диана ощутила досаду: пока никаких зацепок не вырисовывалось. А если они и есть, вдова о них без понятия.

– На опознании вы сказали, что рубашка, в которой был найден отец Александр, не его. А во что он был одет вчера, когда вышел из дома?

– На нем была белая рубашка с коротким рукавом. А всё остальное – то, в чем его нашли.

Белая – ну, конечно, на белой кровь сразу видна, вот убийцы ее и поменяли. Жаль, что найти ее, видимо, не получится.

– У отца Александра был ежедневник или записная книжка?

– Да, ежедневник был, но он его всегда брал с собой в храм, так что он должен быть в сумке…

– Которая пропала.

– Да…

– А что еще он носил в сумке?

– Как обычно – паспорт, книги, телефон… когда жарко. Когда прохладно, телефон он клал в карман куртки.

– Планшета или ноутбука у него не было?

– У него… у нас есть ноутбук. Мы им вместе пользовались. Немного, правда, так, что-нибудь в интернете посмотреть, фильмы иногда… Но с собой Алекс его никогда не брал.

– Мне придется на время забрать у вас этот ноутбук. Мы должны узнать, что отец Александр смотрел в интернете в последние дни, кому писал по электронной почте. Это может быть важно для следствия.

– А разве это можно, – удивилась вдова, – узнать, что он смотрел в интернете?

– Да, есть способы.

Диана мысленно улыбнулась. Люди, особенно немолодые, всё еще часто думали, будто данные о том, что они делают во всемирной паутине, волшебным образом исчезают, когда они закрывают программу и выключают компьютер. Тем лучше: возможно, проверка принесет что-нибудь интересное.

– Ну, что ж, забирайте, – промолвила госпожа Зесту. – Едва ли я буду в ближайшие дни бродить по интернету… А если что, у Ларисы есть компьютер.

Она встала, взяла с пианино ноутбук и передала Диане. Та поблагодарила и, достав из своего рюкзака большой пакет для вещественных доказательств, поместила туда ноут и выдала вдове расписку о его временном изъятии для нужд следствия.

– Значит, ежедневник он носил всегда с собой. А дома у вас есть какая-нибудь отдельная записная книжка или еще что-нибудь такое? Я бы хотела взглянуть. Если отец Александр оставил какие-то записи или записки, это могло бы помочь следствию.

– Нет, ничего такого… – растерянно сказала вдова. – У него была только книжечка, куда он цитаты выписывал из книг. А так… мы пользуемся записками, знаете, на холодильник приклеиваем – такие напоминалки, что сделать, но это всё такое… бытовое. Сделаем и выбрасываем. Свои дела Алекс в ежедневник записывал, а не разбрасывал бумажки по дому.

– Могу ли я взять у вас эту книжку с цитатами? Не беспокойтесь, я обязательно верну!

– Да, сейчас…

Госпожа Зесту снова поднялась, подошла к тумбочке слева от дивана, открыла ящик и достала оттуда объемистую записную книжку. В ящике, как заметила Диана, лежали очки, закладки, разные мелочи… но вроде бы ничего интересного. Она взяла протянутую книжку и открыла наугад: страницы были исписаны убористым почерком, цитаты отделялись одна от другой завитушкой, похожей на альфу с длинным хвостиком, имена авторов стояли в скобках. Первая цитата, на которую натолкнулся взгляд, была из некоего святого Феогноста: «Странное скажу тебе слово, но не дивись. Если и не достигнешь бесстрастия по причине, может быть, тиранящих предрасположений, но находясь во время исхода в глубоких чувствах смирения, ничем не меньше бесстрастного вознесешься на облаках. Ибо пусть сокровище бесстрастных составлено бывает из всякой добродетели, но драгоценный камень смирения более всех их досточестен и высок и стяжавшему его доставляет не только умилостивление пред Богом, но и вход вместе с избранными в брачный чертог царствия Его».

«Интересно, в каких чувствах отошел Зестос из этой жизни? – подумала Диана. – Станет ли помышлять о смирении человек, на которого внезапно наставили пистолет?»

– Наверное, я вам ничем не помогла, – огорченно проговорила вдова, вновь опустившись на диван. – Но Алекс в самом деле старался не говорить со мной о неприятностях, ограждал. У меня ведь своя работа нелегкая, всё время с людьми, с больными, я часто сильно устаю…

«Медсестра, – вспомнила Диана ее досье. – Да, в таких обстоятельствах нормальный муж вряд ли станет вываливать на жену жалобы на поповские разборки, если таковые и были…»

– А ваша дочь? – спросила она. – Ей он не мог что-нибудь рассказать? Поделиться чем-то, что не говорил вам?

– Возможно… Она ведь из Академии обычно не поздно возвращается, часто раньше меня бывает дома.

– Могу я с ней поговорить? Она дома сейчас?

– Да… Лариса! – позвала хозяйка.

Из коридора раздался звук открываемой двери, и через пару секунд в комнату вошла худенькая девушка. Сразу бросилось в глаза ее сходство с отцом: те же черты лица, те же глаза, тот же темно-русый цвет волос. Лариса Зесту, как гласило ее досье, окончила юридический факультет Афинской Академии и теперь училась там же в аспирантуре.

«Интересно, кем она хочет стать? – подумала Диана. – После нынешних событий я бы на ее месте пошла в прокуроры».

– Кентарх Диана Терзи, – представилась она. – Я бы хотела задать вам несколько вопросов.

Девушка лишь кивнула и уселась на диван рядом с матерью, легким движением погладив ее по плечу. На вопрос о возможных конфликтах на работе у отца Лариса ответила отрицательно: ни о чем таком он ей не рассказывал. Об истории с назначением Логофетиса девушка сказала:

– А, это! Папа тогда был недоволен, да. Но это быстро прошло. Димитрий умный, в деньгах разбирается, из него хороший казначей вышел!

– Вы это со слов отца говорите? – уточнила Диана.

– Нет. – Лариса, казалось, слегка смутилась, но тут же прямо посмотрела ей в глаза. – Просто я с Димитрием иногда общаюсь, он же тоже юрист, как и я… То есть я будущий, а он со стажем, и мне интересно было его поспрашивать о том, о сем. Он финансовым юристом работал до того, как сюда приехал, много всего знает… Казначеем ему быть в самый раз, я думаю. Уж вряд ли Галина больше него понимала в финансах!

– Галина?

– Бывшая казначейша Парфенона, – пояснила Валентина Зесту. – Галина Алексиу.

«И что же такой умный и даровитый молодой юрист делает среди попов?» – подумала Диана и спросила:

– А где он работал финансовым юристом, вы знаете?

– Он… – начала Лариса и вдруг растерянно умолкла. – Странно… Вроде бы я его спрашивала об этом, а что он ответил, не могу вспомнить… Но точно что-то связанное с торговлей.

– Ясно. Итак, ни о каких серьезных конфликтах вашего отца с кем-либо из Парфенона вы не знаете? Он ничего такого не рассказывал, не выказывал особенного недовольства чем-либо или кем-либо, ничем не был обеспокоен или раздражен в последнее время?

– Ну, разве что… – проговорила Лариса. – Хотя это, наверное, просто фигура речи… В общем, он однажды в прошлом месяце пришел домой мрачный…

– Когда именно это было? – Диана приготовилась записывать.

– Недели три назад… Да, в субботу.

– То есть, – Диана сверилась с календарем на форзаце своего блокнота, – десятого августа?

– Да, получается так… Папа в тот день исповедовал в Парфеноне с двух часов дня, потом там вечерняя служба была, а после нее еще исповедь, так что он вернулся часов в девять. Мама дежурила в больнице, я одна была дома. Папа пришел очень мрачный, давно я его таким не видела… Я спросила, что случилось, он сначала просто рукой махнул, а потом проворчал: «Нашу церковь превратили в бордель!» И сразу ушел с Икаром гулять, не поужинал даже. А когда вернулся, уже был спокойным, поел и ушел к себе молиться. И после уже больше ничего такого не говорил…

– «Церковь превратили в бордель»? – переспросила Диана. – И как вы думаете, что это может значить?

– Не знаю. – Лариса слегка отвернулась и посмотрела на Икара. – Думаю, ничего это не значит… Скорее всего он думал о нынешней ситуации в церкви вообще… О том, что много недостойных людей… что-то такое. Просто метафора.

***

Прежде чем идти к митрополиту Афинскому, Шекер позвонил Диане.

– Как успехи?

– Почти по нулям. Из потенциально полезного – только ноут и блокнот с цитатами. И еще я узнала, по какому пути Зестос ходил к остановке автобуса, чтобы ехать в храм.

Напарница пересказала то, что сообщили жена и дочь убитого, в том числе о молодом казначее Парфенона.

– Есть одна неувязка, – заметил комит. – Логофетис никогда не работал финансовым юристом. По крайней мере, официально.

– Ну да, я видела пробел в его досье. Но Лариса Зесту об этом, похоже, не знает. По ее словам, она спрашивала, где он работал, но его ответ вспомнить не может. Якобы где-то в торговле. Такое впечатление, что он или ушел от ответа, или запудрил ей мозги.

– Может, она ему нравится. Она учится на юриста, и он придумал очаровать ее таким образом. Вот поговорим с ним и спросим, где он ошивался до Парфенона. Подъезжай-ка сюда, а я пока нанесу визит его высокопреосвященству.

К митрополиту Дионисию Хоша пропустили сразу. Владыка встретил комита любезно, пригласил сесть. Пока сам хозяин устраивался в кресле за письменным столом, Шекер окинул взглядом кабинет. Он находился на втором этаже в угловой комнате здания Митрополии, одно окно выходило на восточный фасад Парфенона, за другим, с балконом, расстилалась панорама города. Мебель простая, однако дорогая: дерево, кожа, стулья с удобными спинками, книжные шкафы с металлическими ручками оригинальной формы. За стеклами поблескивали золотыми буквами корешки томов – церковные издательства почему-то обожали подобное блестящее оформление. Икон немного, но красивые, тонкого письма и точно древнее двадцатого века: Христос, Богоматерь Афинская, простирающая омофор над городом, Дионисий Ареопагит, Иерофей Афинский, еще несколько святых. Над столом в раме – большой пейзаж маслом в импрессионистической манере: Афины на рассвете, вид на Акрополь. На столе – аскетический минимум: ноутбук, ежедневник, письменные принадлежности, мобильный телефон на подставке в виде корабля.

Митрополиту Дионисию шел шестьдесят третий год. Он был достаточно высоким, под метр восемьдесят, ширококостным мужчиной с еле наметившимся брюшком. Когда-то русые волосы обильно покрывала седина, аккуратно подстриженная борода чуть вилась, залысины на висках зрительно расширяли лоб. На владыке был подрясник из серого льна. Несмотря на любезный тон приветствия, темно-серые глаза преосвященного смотрели из-под кустистых бровей настороженно. Сложив руки на животе, он выжидательно поглядел на астинома.

– Прежде всего я хотел бы выразить сочувствие в связи с произошедшей трагедией, – произнес Шекер. – Судя по тому, что мне рассказали клирики в храме, вы потеряли одного из лучших священников.

– Это так, – кивнул митрополит. – Отец Александр был человеком высокой души и благоговейным священнослужителем. Только слуги сатаны могли поднять на него руку!

– С этим не поспоришь, но мне думается, у убийцы были какие-то конкретные мотивы. Что вы можете сказать об этом? Могли среди знакомых отца Александра быть враги, желавшие ему смерти?

– Если вы намекаете на кого-то из людей церковных, то это исключено, – отрезал Дионисий. – Он никому не делал зла и ни с кем не враждовал, как истинный христианин.

– А среди людей нецерковных?

– Не думаю, что он с такими много общался, – угрюмо ответил митрополит. – Дело священника – проповедовать и просвещать тех, кто ищет просвещения, а не тех, кто не ищет.

– Но ведь в церковь заходят разные люди, – возразил Хош. – Любопытствующие, туристы, да кто угодно. Я узнал, что священники в Парфеноне ежедневно несут дежурство не только для совершения служб, но и чтобы беседовать с приходящими.

– Да, в церковь приходят разные люди, и случайные, и почти ни во что не верящие, но мы никому ничего не навязываем. В нынешнюю эпоху секуляризма и, прямо сказать, прохладного отношения общества к церкви возможности для проповеди не столь широки, как кажется. Это только официально у нас православное государство, а реально православие мало кому нужно. Когда-то в Парфеноне был клир в несколько десятков человек, и это не считая приписных храмов, а теперь, как видите, даже десяти служащих священников не наберется. Мы выступаем в СМИ, по радио и телевидению, издаем книги, проводим крестные ходы, участвуем в общественных церемониях, но современные люди, прямо скажем, не хотят слышать ничего такого, что шло бы вразрез с их обычной жизнью. Кто сейчас добровольно пожелает нести крест христианской аскетики, ограничивать себя в развлечениях и удовольствиях? Единицы! Остальные хотели бы войти в царство Божие, никак не меняя свою жизнь. Разве не этому служит нынешние либеральные взгляды на Бога как на любящего и всепрощающего Творца, который любого принимает с распростертыми объятиями? Никто не хочет видеть в Боге Судию, никто не хочет думать, что за грехи придется отвечать! – Говоря это, митрополит постепенно разгорячился, сверкал на Шекера глазами, но внезапно умолк и махнул рукой. – Да что я, вы же астином, сами всё понимаете.

– По крайней мере, в одном мы с вами сходимся – во мнении, что за грехи надо отвечать. Но я предпочитаю, чтобы за них отвечали перед земным судом, не дожидаясь божественного, так оно вернее. – Хош позволил себе легкую улыбку. – Вернемся к отцу Александру. Итак, вы полагаете, что никто из клириков или церковных работников не мог желать ему зла?

– Никто, – решительно подтвердил митрополит.

– И никто из людей, с кем он мог общаться во время дежурств в храме?

– Не представляю себе такого. Если священнику задают вопрос, он отвечает. Если его зовут совершить таинство или обряд, он идет и совершает. Но я не могу вообразить, чтобы при общении с людьми, даже далекими от православия, отец Александр сказал бы или сделал что-нибудь такое, за что его можно было возненавидеть. Он был человеком спокойным и уравновешенным, обладал жизненной мудростью, знанием человеческой психологии. Он умел общаться с разными людьми. – Дионисий погладил бороду. – Если б на его месте был отец Георгий, я бы еще мог заподозрить, что он по горячности кому-то сказал что-нибудь… нетолерантное, он еще относительно молод и характера беспокойного… Но отец Александр? Исключено!

– Отец Георгий это тот, что заболел, как мне сказали? – Дионисий кивнул. – А что с отцом Стахием? Я бы хотел с ним тоже поговорить, но он, говорят, в отъезде.

Митрополит посмотрел в окно и ответил:

– Отца Стахия я послал в Коринф. У тамошнего владыки Иоанна сегодня именины, отец Стахий отвез ему подарок от меня и сослужил с ним сегодня. Он вернется вечером. Не знаю точно, во сколько, но вы в любом случае сможете поговорить с ним завтра после литургии.

– Ясно. – Шекер несколько секунд внимательно смотрел на Дионисия. Тот хранил мрачное молчание. – Скажите, какова в таком случае ваша версия мотивов убийства?

– Я же с самого начала сказал вам, – слегка раздраженно ответил митрополит, – это дело рук сатанистов!

Хош удивленно моргнул. Он-то думал, что «слуги сатаны» – просто метафора…

– То есть вы имеете в виду секту сатанистов? – уточнил комит.

– Ну да, – подтвердил преосвященный, явно недовольный такой непонятливостью служителя порядка. – В последнее время они постоянно что-нибудь выкидывают. То стены Свято-Никольского храма разрисовали в Пирее, то кошку распяли и подкинули к церкви святого Георгия на Ликавите… Совершивший грех один раз, другой, третий, неизбежно входит во вкус! А сатана не дремлет и толкает всё глубже в пропасть. Между прочим, в Пирее они не только пентаграммы на стенах нарисовали, но еще и угрозы всякие написали в адрес священнослужителей.

– Какие, например?

Митрополит сдвинул брови.

– Например: «Поп, берегись!», «Ряса не защитит, Бог не спасет», «Сатана вас всех убьет». Я тогда посоветовал настоятелю подать заявление в астиномию, но хулиганов так и не нашли… А я думаю, что и не старались найти, – добавил владыка угрюмо. – Сейчас снисходительно относятся ко всяким граффити. Многие даже видят в этих каракулях современное искусство, которое украшает город! Никто не думает о том, что хулиган может стать в будущем преступником, а особенно, – Дионисий в упор посмотрел на комита, – бесстыдно замахнувшийся на святую церковь.

Конечно, Шекер прекрасно знал, что люди способны на всякое, что человеческая жестокость безразмерна и от убийства кошки до убийства человека дистанция не так велика, как кажется… Но версия митрополита вовсе не казалась ему правдоподобной. Однако собственными догадками делиться с владыкой он не собирался.

– Что ж, спасибо за сведения и соображения, – сказал он, вставая. – Мы будем разрабатывать все возможные версии убийства. Надеюсь, преступник скоро будет пойман и предстанет перед законом.

***

Выйдя из митрополичьего дома – так по старинке называлось это здание, хотя митрополиты не жили там уже лет пятьдесят, а лишь принимали посетителей и проводили церковные мероприятия, в остальном же дом предназначался для административно-хозяйственных служб Парфенона, – Шекер обнаружил в телефоне свиток от криминалистов. По частицам чехлов и покрытия, найденных на одежде Зестоса, они с помощью базы данных определили марку машины, в которой его везли до Приморского шоссе, – «альфа-3» две тысячи девятого года выпуска, цвет черный, серый или белый. «Просто отлично! – подумал Хош с досадой. – Да у нас полно асти на этих „альфах“ ездит, не говоря о прочих горожанах». Но что поделать! Это только в плохих детективах убийца будет ездить на «альфе-7» или на «фатихе», а в реальности владельцы таких машин обычно убивают чужими руками. Шекер позвонил декарху, руководившему группой астиномов, которые должны были опросить жильцов домов вдоль тех улиц, где убитый священник обычно ходил к остановке автобуса: теперь известен и маршрут Зестоса, и марка машины преступников, пора приниматься за дело. Все-таки ранним утром автомобилей на улицах мало, кто-нибудь мог обратить внимание и на серенькую «альфу».