Ускорник (сказка). Часть 1

– Здрасте, товарищ прапорщик, – панибратски обратился Свет к старшему по званию. И не просто к старшему по званию, а к начальнику вещевого склада, от которого зависело благополучие и порядок в роте. – А чё, Сергей Трифонович уволился или как?

– Слышь, бача9, то, что у вас в части воины совсем оборзели, это я сразу понял. Непонятно мне, почему вы этой борзости молодых учите. Не боитесь, что они и на вас потом забьют и также борзеть до дембеля будут?

– А это со мной не молодой, а будущий офицер, он скоро отсюда ноги вставляет в военный институт и там на разведчика учиться будет. Так что при нём можно, он всё равно никому ничего не скажет, даже если пытать будут. Он же разведчик, – ехидно парировал Светлов укол прапора, искоса поглядывая на Чёрного.

– Ну и зачем ты сюда с будущим офицером-разведчиком пожаловал? Чего надо?

– Товарищ прапорщик, разрешите обратиться?

– Уже обратился. Чего надо, не томи, видишь, новую должность осваиваю?

Витёк стоял в оцепенении, наблюдая за происходящим. Но где-то в глубине то ли души, то ли головы кто-то подсказывал: «Смотри и запоминай, всё происходящее тебе наверняка пригодится. Так делаются дела и в армии, и в жизни».

Свет в это время уверенно продолжал:

– Товарищ прапорщик, разрешите получить восемьдесят три комплекта нижнего белья и отрез подшивочного материала на роту для замены соответствующего обмундирования после очередной помывки личного состава. – Выпалив на одном дыхании всю эту чушь, Свет встал по стойке смирно, включив огонь в глазах и уставившись, не моргая, на прапорщика.

Да, здесь, на Родине, всё изменилось, по-другому стало. Каптёры стали наглее и хитрее – это уж точно. Ну да ладно, жизнь продолжается, десантники не сдаются. Ни Свет, ни уж тем более Витёк не могли до конца понять значения этой фразы, но прапор, упомянув про десантников, сразу поднялся в их глазах. Хотя выступление прапора перед срочниками на подмостках пыльного вещевого склада с плакатами по подгонке обмундирования и образцами военных причёсок выглядело нелепо, если не сказать абсурдно.

Прапорщик Хрещагин Вениамин Пантелеймонович чуть больше чем полгода назад вернулся из ДРА10. Он ещё плохо ориентировался в совке и не до конца ощущал себя в новой ипостаси прапорщика ВС СССР. Его прапорщицкий срок службы ещё толком и не начался. В часть, где служили Свет и Чёрный, его направили для прохождения практики после окончания школы прапорщиков. На самом деле, Хрещагин ждал второй командировки в ДРА. Почти три года назад он с весенним призывом попал в Витебскую ДШБ11. С вводом наших войск в ДРА для оказания братской помощи он, как один из лучших бойцов, был направлен командованием для выполнения интернационального долга в дружественную державу. Война не доставила ему ни удовольствия, ни разочарования. Но Вениамину стало ясно, что жизнь на войне лучше, чем в родном совхозе, где мать заставит жениться после дембеля, а председатель заставит работать от зари до зари. Веня не любил учиться, хотя и закончил десятилетку всего с пятью тройками. Для совхоза «Путь Ильича» Тюменской области это было почти как для москвича закончить МВТУ имени Баумана без троек, но и без красного диплома. Работа в сельском хозяйстве также не шибко привлекала Вениамина Пантелеймоновича. Копание в земле или в пропахших мазутом тракторах нагоняли на него тоску и уныние.

Веня любил авантюры и приключения и мог бы стать неплохим вором или аферистом, но природные данные – широкие плечи, рост сто девяносто, отличное здоровье – помогли ему не сесть в тюрьму, а попасть служить в элиту вооружённых сил – десантные войска. Попав на войну, он раскрыл все свои природные таланты и дарования. Он неистово изучал незнакомую местность, проводя на ней рекогносцировку, согласно требованиям первой части боевого устава, правильно выставлял боевые охранения и устанавливал мины и растяжки. Как Индиана Джонс, он вступал в контакт с местным населением и за пачку сигарет мог узнать, когда, где и с каким грузом скоро придёт караван. Он знал, как сохранить своё отделение и как выгоднее пожертвовать молодым солдатом ради успеха очередной операции. Ему доставляло удовольствие сидеть на точке и быть готовым к очередной стычке с врагом, между делом расслабляясь травкой или брагой из баков БМП12. Он иногда даже испытывал наслаждение от мысли, что сегодняшний друг-афганец может завтра ворваться в его палатку и расстрелять всех, включая его. Но и сам никогда не оставался в долгу перед дружественным народом Демократической Республики Афганистан.

Хрещагин всегда был рад, используя свой воровской фарт, добыть разведсведения где-нибудь на базаре в чифирне-притоне, доложить о них пахану-ротному, дождаться проверки сведений и приказа от сходняка батальонного командования, а после с лихостью налётчика участвовать в операции. Конечно, на операции можно было и буйну голову сложить, и потерять половину подельников из числа бойцов отделения, но если остаться в живых и получить новую дозу адреналина и медаль «За боевые заслуги», жизнь становилась ещё красочнее и интереснее.

Для Вени это была вообще не жизнь, а малина. У него на войне было всё, о чём только мог мечтать девятнадцатилетний деревенский пацан: свой дом – отдельная палатка, японский телевизор и двухкассетный магнитофон. Ему доставляло удовольствие осознание своего превосходства над теми, кто слабее или моложе. Но до дедовщины Веня никогда не опускался. Дедовщины на войне нет и быть не может. Здесь никто не будет разбираться, что положено дедушке, а что – духу и кто шмальнул тебе в спину – дух-афганец или дух из твоего отделения, которого ты вчера заставил стирать свою форму. Уважительное отношение отцов-командиров тоже подстёгивало тщеславие десантника. Да, конечно, там шла война, погибали наши солдаты и офицеры, но в целом всё было пристойно и намного интереснее, чем в родном совхозе.

Дембель солдата-срочника был неизбежен, как крах мирового капитализма. Вот почему Веня после дембеля и решил поступить в школу прапорщиков, после которой он надеялся вернуться на старое место в ДРА, но уже в новом качестве и с новой зарплатой, тем самым изменив свою судьбу, а возможно, и судьбу всего мирового капитализма. Единственным препятствием был тот факт, что после окончания упомянутого учебного заведения надо было дождаться замены и перевода в родную бригаду, находившуюся уже почти в полном составе в ДРА. С этим надо было смириться, и бравый военный усердно считал портянки на вещевом складе означенной части, ожидая своей очереди в пекло войны.

– Так вот, товарищ рядовой, помывка вашей роты осуществляется в четверг. Соответственно, приходите за означенным имуществом в среду в часы, указанные в расписании работы вещевого склада. Всё ясно? Кругом, шагом марш!

Прапорщик Хрещагин профессионально отшил наглого каптёра и продолжил ознакомление с документацией склада.

– Товарищ прапорщик, ну пожалуйста, отпустите хотя бы бельё. Командир роты приказал, ведь мне потом целый день всё пересчитывать, да по размерам разложить надо будет, – не унимался Светлов.

– Знаю я, чего тебе пересчитывать и раскладывать надо будет. Для себя и для друзей-дедов ты, конечно, всё правильно пересчитаешь и разложишь, а духам, как обычно, бельё на три размера больше или меньше достанется.

– Что выдадите, то и достанется, товарищ прапорщик.

– Ну вот что, у тебя список личного состава с размерами с собой?

– Никак нет. А зачем? Я всё и так помню.

– А я не помню и помнить не собираюсь. Бегом в роту и принесите мне, товарищ рядовой, список личного состава с размерами, заверенный старшиной и командиром роты. Если через пятнадцать минут его у меня на столе не будет, то бельё получите только в среду при предоставлении упомянутого списка. Задача ясна?

– Так точно.

– Выполнять! Бегом марш! Время пошло.

Прапорщик Хрещагин уткнулся опять в складские книги и описи.

– Чёрный, всё ясно? Вперёд!

Витёк, стоявший во время разговора у входа на склад, не особо следил за сутью разговора. Он не сразу понял, чего от него хотят, и потому уставился тупым вопрошающим взглядом на Хрещагина. Хрещагин, хоть и не считал себя сентиментальным человеком, но, будучи по сути своей Робин Гудом, не желавшим пролития крови без пользы для себя, решил заступиться за духа.

– А при чём тут этот Чёрный-рядовой? Приказано было вам. А вы для этого рядового даже не старший по званию. Так что ваше время в ваших руках.

Вениамин знал, чем чревато подобное заступничество для духа в казарме после отбоя, и решил немного исправить ситуацию:

– Давай, каптёр, сбегай сам. А твой дух мне пока поможет сапоги пересчитать и тюки с ними на верхние полки закинуть. Хотя, в принципе, мне без разницы: хочешь, ты тюки ворочай, а дух до роты за бумажкой смотается. Выбирай.

– Да нет уж, спасибо, товарищ прапорщик. Наворочался я в своё время и тюков, и других тяжестей.

С этими словами Свет развернулся и поплёлся в казарму. Витёк же не знал, что делать дальше, и потому стоял молча у пожарного щита. Прапорщик с надрывом изучал складскую опись. Было видно, что складская логистика была непривычным для него делом.

– Тебя как зовут? – нарушил тишину старший по званию.

– Рядовой Чернов.

– А меня – Вениамин Пантелеймонович, – непривычно официально представился прапорщик, подумав про себя: «Какой я Пантелеймонович? Дай бог, старше этого духа на два-три года. Ну да ладно, надо же когда-нибудь начинать становиться солидным. Начнём солидничать в этой части с младших по возрасту и званию». – Так вот, рядовой Чернов, лезь на верхнюю полку и скидывай оттуда эти четыре тюка. Будем сапоги пересчитывать, согласно требованиям директив Главного управления тыла ВС СССР, – удивившись своим глубоким познаниям в области регламентирующей документации, приобретённым в школе прапорщиков, промолвил Вениамин.

Витёк молча полез наверх и, несколько напрягшись, скинул оттуда сначала один мешок с сапогами, а потом – ещё три. Вениамин Пантелеймонович легко, как парашютные сумки с Д613, подхватил тюки и поочерёдно вывалил на пол их содержимое.

– Берёшь связку с парой сапог, сравниваешь, совпадает размер или нет. Называешь мне размер, если совпадает, и складываешь в кучу согласно размеру. Понятно?

Вениамин Пантелеймонович сурово посмотрел на бойца и понял, что проблем не будет – боец хоть и хилый, но не тупой. Витёк трудился с прапором часа два, пока не вернулся Свет со списком. Увидев выполненный объём работ, Светлов остался доволен тем фактом, что духу Чернову служба на складе уж точно мёдом не показалась.

– Вот принёс, товарищ прапорщик, – радостно произнёс Светлов и передал прапорщику листок бумаги.

– Чернов, перекурить на улице пять минут, кругом, бегом марш! – привычно отдал приказ прапорщик. Когда дверь за Витьком закрылась, Хрещагин обратился к Свету: – Мне тут на складе помощник нужен, со всем с этим барахлом разобраться и все описи проверить, оставь мне Чернова.

– Это не ко мне, это к командиру роты. Бельё будем получать или за письменным приказом командира роты ещё надо сбегать? – Лицо Светлова как бы ничего не выражало при этих словах.

Вениамин понял свою ошибку. Не надо было гонять дедушку за абсолютно ненужной бумагой в роту. Но кто ж знал, что боец окажется смышлёным, да ещё и прилежным. А самому разбираться со складским имуществом ой как не хотелось. Ведь не его это дело – портянки считать. Ему-то всего и нужно – несколько месяцев до следующей замены продержаться на этом грёбаном складе. И всё. Туда… Опять к мужским правильным делам, к взрывам и обстрелам, к оружию и смерти. Можно, конечно, попробовать выпросить Чернова через командира роты, но кто ему – незнакомому, новому прапору – даст целого рядового, да ещё на халяву? Нет, надо действовать здесь и сейчас. Задействовав весь свой талант дипломата-налётчика, Веня с добродушной улыбкой продолжал:

– Можно, конечно, и к командиру роты обратиться, и с новой парадкой ему помочь, когда он на дембель пойдёт. Хотя, говорят, офицерам это ни к чему. Как думаешь, рядовой Светлов?

– Да зачем вам этот дух сдался? Он ведь всё равно скоро на сборы уезжает. Давайте я вам любого другого духа пришлю?

Веня про себя сразу просчитал: уехавший из части солдат – самое лучшее, что можно придумать после того, как он сам уедет в Афган. Он-то уж точно никому ничего не скажет. Да и воровать ему нет смысла – в вещмешок много не набьёшь. А вот зато списать на него можно будет всё что угодно: все пропажи и расхождения в описях. Пусть рядовой Чернов виноват будет, если что. Главное – самому после его поступления долго тут не засиживаться. Конечно, Веня обогащаться за счёт вещевого склада не собирался, но и ведение строгого учёта и контроля ему удовольствия не доставляло. А потому пропажи и недостачи могли, как говорят в армии, вполне иметь место быть.

– Каптёр, спасибо тебе за предложение, но мне и этот солдат сойдёт. Так что либо по рукам, либо бери свои комплекты и – буру, бача14.

Светлов и Хрещагин нашли взаимопонимание и договорись о следующем: каждое утро после развода, за исключением тех дней, когда Чёрный стоит в наряде, Свет будет забирать Чернова в каптёрку и отправлять работать на склад. А если какое-то внеплановое построение или ещё что, то Чернов будет значиться отправленным за подшивочным или другим каким-нибудь материалом на вещевой склад.

Витьку уже порядком надоело торчать на улице, периодически принимать стойку смирно и отдавать честь проходящим мимо офицерам и старослужащим. Он решил, что пересчёт маек и трусов требует его личного вмешательства, и потому вернулся в затемнённое полуподвальное помещение вещевого склада.

– А, инджибьё, бача15, мы тут как раз про тебя толкуем, – с нескрываемой радостью в голосе позвал Витька прапор и в двух словах изложил согласованный со Светом план работы духа на вещевом складе.

Время до сборов пролетело как один день. В работе время всегда летит незаметно. Ну а если эта работа идёт под руководством, в общем-то, весёлого и незлобного начальника, то с ней и казарменные печали нипочём.

Казарменных печалей, как ни странно, тоже хватало. Несмотря на постановление ротного совета дедов о неприкосновенности духа Чернова, другие духи всё-таки попытались вывести Витька на разбор в туалет после отбоя. Но всё прошло без нервов и мордобоя. Виктор, используя отработанный на дедах приём, честно признался в желании закосить от службы, что, конечно, не добавило ему авторитета среди сослуживцев, но и не дало повода сверстникам в тапках, трусах и майках развязать руки. Честность – хоть и не очень надёжное оружие, но с её помощью иногда можно быстро и легко обезоружить противника, не дав ему причин для осуществления задуманного. Повинную голову меч не сечёт.

Витёк наслушался рассказов Хрещагина про Афган, но так и не утвердился в мысли ехать туда по своей воле. Хрещагин много и часто говорил о том, что нужно делать, чтобы остаться живым на войне. Витёк делал внимательный вид, но на самом деле эта тема его абсолютно не тревожила. Он считал себя человеком сугубо гражданским и потому был уверен, что ему это всё до лампочки. Непонятно почему, но из всего объёма армейской мудрости, поведанной Хрещагиным, в голове у Витька отложились лишь два назидания: «Не бери чужого парашюта после укладки и свой никому не давай». И второе: «Обосраться, но выжить – лучше, чем геройски погибнуть с полным кишечником».

С первой мыслью спорить не было смысла, так как про парашюты наш герой в то время ничего не знал, да и не хотел знать. Ну а вторая мысль определённо шла вразрез с принципами социалистического реализма, озвученными на уроках литературы в период изучения творчества Максима Горького и Николая Островского. Спорить со старшим по званию, который к тому же неплохо относился к Витьку, не имело смысла. Да и не уверен был Витёк, что прапор помнит из курса средней школы, кто такие Горький и Островский. Витёк работал, а прапор поучал духа и травил байки про войну.

За два дня до отправки на окружной сборный пункт для солдат срочной службы, поступающих в военные учебные заведения, на общем построении замполит зачитал приказ о присвоении рядовому Чернову В. П. звания младший сержант. Витёк не обрадовался и не расстроился, но для других духов это было неординарное событие. Обычно сержантов назначали после увольнения очередного сержанта-дембеля. А тут на тебе, на ровном месте – две лычки ни за что ни про что. Это присвоение звания долго муссировалось в курилках, туалетах и каптёрках, но, как обычно это бывает в армии после нового события, коим стало прибытие в часть женщины-мединструктора, оно успешно забылось и ушло на второй план.

Однако на душе у Витька было неспокойно. Не дай бог, придётся вернуться в эту же часть после года в училище, а ведь в училище переводов в черпаки не делают. Это он уже у ротного узнавал, так и придётся Витьку духом до дембеля оставаться. Позор и презрение со стороны сослуживцев были гарантированы при таком раскладе.

Переговорив на эту тему с Хрещагиным, боец Чернов утвердился в мысли, что перевод действительно необходим. Вечером после ужина Виктор Петрович подошёл к Свету в курилке и объяснил ему ситуацию. Свет сказал, что такие дела он один не решает, но обещал поговорить с другими дедами.

После отбоя, как обычно, в каптёрке готовилось чаепитие и собрание по поводу перевода Чёрного.

– Какой ему перевод, слющай, он дюх, фу, нет его, он сколько слюжит, а? – сразу после постановки вопроса на повестку дня начал свой разносный монолог сержант Теракопов.

– Подожди, Тигран, осади коня, про этот перевод только мы знать будем, духи ничего не узнают, а Чёрный завтра в десять утра сваливает. Так что с нас взятки гладки. А если он вернётся, то уже как минимум три месяца пройдёт. Никто ничего не вспомнит.

Светлов несколько неумело, но, в общем, мотивированно выступал в защиту идеи перевода.

– Слющай, Свет, я тэбя очень, очень уважяю, только нэ понэмаю, зачем ти под это подписаться хочешь?

– Да не подписываюсь я ни под чем. Пацан он нормальный, нехорошо нормальному пацану на дембель духом уходить.

Свет, конечно, понимал, что у других дедов есть что ему возразить по поводу Чёрного. Ведь Витька никто в училище не гнал, он сам на закос отважился, так что проблема с переводом – это его личная проблема.

– А потом, тебе, Тигран, разве не хочется за этот закос на его заднице назидание оставить? Смотри, он уйдёт и не вернётся, а ты тут службу тянуть будешь. И за себя, и за него, и сделать по этому поводу ничего не сможешь.

– Я нэ знаю, зачем ти всё это сказаль, но если всэ за, то мая нэ протыв.

Тигран сделал обиженный вид, но хорошо понял из сказанного Светловым, что у него есть шанс отомстить Чернову.

– Ладно, сделаем так. Ты, Свет, сходи к танкистам и позови своего зёму-дембеля16. Он и отобьёт, что положено. А ты, Тигран, давай приготовь всё. Чернову условие: если прибудет в часть до нашего дембельского приказа, то перевод повторится. Чтобы другим духам не обидно было, – отрезал Бек, который молча наблюдал за спором Света и Тиграна.

– Бек, слющай, а почему какой-то танковий зёма Света, а не ми?

– А ты когда успел дембелем стать? И так этот перевод все традиции нарушает. Короче, делаем, как я сказал – или перевода вообще не будет.

Вопрос был закрыт. Чернов Виктор Петрович героически выдержал двенадцать ударов по своей заднице металлической пряжкой. Ну а наутро всё было как в песне Александра Новикова: «Ну а потом со звёздами на ляжках я был ментами выкинут за дверь». Покинув КПП, Витёк зарёкся ни за что не возвращаться в эту часть, чего бы ему это ни стоило. Теперь он будет серьёзно готовиться к поступлению, ведь пережить второй раз двенадцать ударов пряжкой солдатского ремня казалось ему нереальной экзекуцией. Так что стимул для поступления в военный институт у него был вполне реальный, отмеченный на филейной части гематомами в форме звёзд.

К вечеру того же дня Витёк перешагнул порог КПП в/ч 34987 – части, в которой был организован сборный пункт для таких, как он. В этой воинской части находилась одна из самых показательных гвардейских дивизий Киевского военного округа, так что службу в ней несли строго по уставу, а потому доставалось всем – и дедам, и духам.

Виктор приехал на сборный пункт одним из первых и уже на следующее утро сразу отправился в библиотеку части за учебниками по английскому, русскому, литературе и истории. Ему повезло: все необходимые учебники ещё были в наличии.

Всех поступающих в военные училища разбили на роты в соответствии с избранным вузом. Витёк попал в роту, командиром которой был предпенсионного возраста капитан. Никто не мог точно сказать, почему порядочному женатому военному с неплохим послужным списком в сорок два года так и не присвоили хотя бы майора и не отправили перед дембелем подзаработать денег и поднажиться куда-нибудь в Польшу или ГДР17. В части ходила легенда, согласно которой давным-давно, сразу после окончания Киевского ВОКУ18, по нелепой случайности этот «пятнадцатилетний капитан»19, а в ту пору – молодой лейтенант, попал служить в часть недалеко от Костромы. В этой части были собраны отстои советского офицерства. Молодой лейтенант не был отстоем и мечтал об академии и достойной карьере в Вооружённых силах Советского Союза, но оказалось, что обстоятельства были выше него. Офицеры-отстойники очень часто устраивали всевозможные увеселительные мероприятия и просто попойки. Им нечего было терять, а изменить в своей жизни и карьере они ничего не могли, да, возможно, уже и не хотели. Служба их никак не занимала, но нужно было дотянуть свой срок в армии и уйти в отставку на заслуженную, пусть и небольшую, пенсию. Для того чтобы хоть как-то скрасить свою военную жизнь и досуг во всеми забытой части, офицерам приходилось, как сейчас говорят, креативить, задействовать все свои таланты и умения. Все помыслы залётчиков со стажем сводились к получению достаточно примитивных, первобытных удовольствий, которые могли бы быть разделены на три основных категории: выпивка, охота и женщины. Возможны были и комбинации из двух, а иногда сразу из трёх категорий.

Выпивка была у них всегда. Зарплаты хватало с избытком, и магазин был недалеко. Охота тоже была вполне доступна: лес вокруг части изобиловал животными. Тем не менее хорошее охотничье оружие и соответствующие боеприпасы были в дефиците. Применять же боевое оружие и патроны многие из названных офицеров не решались, зная о незаконности данных действий и возможности уголовного преследования. Они хоть и были отстоями и пофигистами, но дураками не были, это точно. С женщинами была полная засада. Женщин в части не было и не предполагалось в соответствии с организационно-штатной структурой. Но народ заменял отсутствие слабого пола постоянным присутствием нешуточной дозы горячительных напитков в любом месте и в любое время.

Необходимо заметить, что начальство не очень способствовало развитию отношений между отстойным офицерством и местными жителями. А потому командировки в близлежащие населённые пункты, а уж тем более в округ, были достаточно редки.

Однажды весной, когда снег уже растаял, а летний период с присущим ему наличием огромного количества насекомых ещё не начался, среди отстойного офицерства части созрела идея о проведении праздника весны, иными словами – попойки на свежем воздухе. В ту пору начальство в связи с повышенной напряжённостью на всех границах и в связи с майскими праздниками издало директиву о переводе всего офицерского состава частей на казарменное положение. Это решение командования послужило лейтмотивом выбора места проведения попойки.

Внутри части практически по её диагонали протекала небольшая речушка, вдоль которой стояли склады с никому не известным секретным содержимым. Эти склады надёжно охранялись часовыми на вышках. Кому-то из отстойных офицеров пришла в голову идея соорудить плот из растущей на территории части древесины и сплавиться в законный выходной по речушке, не покидая пределов части, сопровождая это мероприятие поеданием шашлыка из кабанины и распитием спиртного. Всё было подготовлено именно так, как предполагал план проведения мероприятия. Спиртное запасено, кабан добыт, его мясо замариновано для шашлыка, плот срублен солдатами-срочниками и поставлен под парами с мангалом и дровами в верховьях речушки.

Время «Ч» было назначено на ближайшую субботу. Начальство тоже было извещено соответствующим образом: «Типа мы тут отдыхаем, а вы ничего не знаете и не замечаете». Оставалось решить последнюю проблему – предупредить дежурного по части, заступающего в субботу, что в пределах части предполагается сабантуй и нет необходимости никого напрягать по этому поводу. Но как это обычно бывает, в суете подготовки к мероприятию про эту часть плана просто забыли. По роковой случайности, дежурным по части заступал тот самый «пятнадцатилетний капитан». Час «Ч» пробил. Плот успешно отчалил от лесной пристани, мероприятие началось… Водка, природа, закуска и хорошая компания достаточно быстро сделали своё дело. На плоту сначала велись задушевные беседы, а потом песни с плясками. Кому-то пришло в голову вывесить пиратский чёрный флаг и написать на нём: «Анархия – мать порядка». Проплывая мимо караульной вышки, кто-то из офицеров крикнул часовому с азиатским прищуром: «Эй, чурка20, дай автомат». Часовой действовал в соответствии с уставом гарнизонной караульной службы: позвонил в караульное помещение и доложил начальнику караула на не очень понятном русском языке о происшествии на посту. Начальник караула, сержант срочной службы, отправил на пост разводящего, а сам позвонил дежурному по части и доложил о происходящем. Дежурный, наш герой, не заставил себя ждать и пулей примчался в караулку. Лейтенанту уж больно хотелось проявить себя с лучшей стороны и заработать заслуженный авторитет и признание со стороны начальства. Разводящий, придя с поста, доложил, что плот с анархистским флагом, антисоветским лозунгом и лицами, очень похожими на некоторых офицеров части, проплывает в настоящее время мимо складов, находящихся под охраной караула. «Промедление смерти подобно, – решил лейтенант. – Это мой звёздный час». Он немедленно побежал в дежурку докладывать командиру части. Командир части был человеком мудрым и, зная о проведении сабантуя, заведомо сказал жене, чтобы на все звонки и приходы посыльных та говорила, что его нет дома. Но наш лейтенант однозначно решил проявить себя. Не дозвонившись до командира части, он сработал полностью в соответствии с уставом. Лейтенант набрал номер оперативного дежурного по округу и доложил о том, что группа офицеров части вывесила антисоветский лозунг и распевает похабные песни, находясь на территории охраняемых складов. Оперативный дежурный из слов лейтенанта сделал свой вывод и доложил далее по команде. Доклад его был простым: в такой-то части группа офицеров подняла восстание. Командующий военным округом набрал телефон министра обороны и доложил, до конца не разобравшись, а возможно, находясь не в очень трезвом состоянии в субботу вечером, что в его округе восстала такая-то часть и он просит разрешения своими силами разобраться с ситуацией.