Нектар небес

А вот это, похоже, действительно все!

В коридоре никого нет, кроме нас троих. Я самая первая или самая последняя из нашей группы? Да какая теперь-то разница?

Меня довольно бесцеремонно, но аккуратно, не нанося ни малейших травм (чувствуется опыт), ведут по коридору. Сейчас люди здесь плачут? Или нет? Но я плакать не умею. Нет почему-то у меня слез.

Меня выводят из этого серого коридора в ярко освещенный бежевый. Ноги стали как будто деревянные. Здесь есть окна, но за ними темные помещения, а двери рядом с ними тоже пластиковые, как и в сером коридоре, но только бежевые, и в них тоже есть окна. И окна, и двери с ними по правую от нас стену. В левой же, в подсвеченной сверху нише, тянущейся, наверное, вдоль всей этой стены, на уровне туловищ моих могучих конвоиров за стеклом висят какие-то цветные фотографии, а под ними стоят пестро раскрашенные статуэтки. Именно их пестрота и привлекает мое внимание, а то бы вообще их не заметила. Мне сейчас явно не до этого. И я отворачиваюсь, не разглядывая их.

Повинуясь конвоирам, захожу в какую-то комнату. Стражники со щелчком выключателя на стене включают свет. Комната эта, чуть поменьше кухни у нас дома, такого же цвета, как и коридор. В ней я, следуя указаниям одного из охранников, не снимая туфель, ложусь на белое кресло-кушетку у самой стены в углу слева, напротив входа, и чувствую, как тело мое уже второй раз за сегодняшний день становится ватным. Кресло-кушетка крепится, как я успеваю заметить, здоровенными болтами к полу. Еще в комнате есть белый стул рядом с кушеткой – и больше ничего. Конвоиры мои говорят мне, чтобы я лежала здесь тихо и скоро за мной придут те, кому это положено, затем они выходят, прикрывая за собою дверь. Я лежу, а что еще делать? Через примерно полминуты или, может быть, чуть меньше заходит еще один «тушка», придирчивым взглядом осматривает меня и помещение, повторяет то, что уже сказали отконвоировавшие меня сюда его коллеги, и так же, как и они, выходит, прикрывая за собой дверь. Я лежу так несколько секунд, не в состоянии собраться с мыслями. Наверное, это одни из последних моих мыслей.

Глава 7

Ба-бах! Грохот жуткого взрыва заставляет меня буквально подскочить на своем ложе. Дрожат даже стены, одной из которых я касаюсь ладонью правой руки, со звоном разлетаются разбитые стекла, в том числе и в окне и двери моей комнаты; успеваю прикрыть руками лицо от осколков, но они, к счастью, до меня не долетают. Кажется, содрогнулось все здание от крыши до фундамента, у меня закладывает уши, выключается свет, и все погружается во мрак. По-моему, рядом упал стул. Гул от взрыва и звон разбивающихся стекол все еще стоят в ушах, а я наконец-то опускаю руки: вроде бы до меня осколки стекла даже не долетели, да и выбито, думаю, все вокруг меня, нечему теперь разбиваться, – как вдруг мне чудится в наступившей кромешной тьме, будто что-то проносится по коридору в сторону, куда ушли «тушки», и что-то падает. Или мне только померещилось и это был всего лишь поток воздуха, а падения не было вообще? Не знаю, что мне думать и делать сейчас.

Какое-то время продолжаю лежать в кресле-кушетке. Одно мгновение. Два. Тишина и темнота становятся пугающими. Что случилось?! Осторожно, вцепившись в край своего ложа, спускаю ноги на пол и пытаюсь носком левой ноги нащупать ножку стула, чтобы не врезаться в него, когда пойду к двери. Есть! Нащупала! Судя по положению ножки, стул действительно упал, как я и подумала.

Ба-бах! Второй сильный взрыв, не меньше первого, сотрясает все вокруг, слышен гром рушащихся перекрытий и отчаянный женский визг. Подпрыгиваю вновь уже на краю кресла-кушетки и второй раз касаюсь ножки лежащего на полу стула. Мое ложе устояло только благодаря его жесткому креплению, догадываюсь я. Наступившая опять тишина снова разрывается, но в этот раз не взрывом, а грохотом пулеметной очереди. Ого! Это не просто авария на станции добычи электроэнергии «Нектара», случилось что-то очень серьезное. Топот ног, шум падения чего-то тяжелого, еще один женский крик, но уже тише. К моим ушам возвращается нормальный слух, что меня очень радует. В коридоре начинает мигать белым светом уцелевшая лампа. В ее мигающем свете вижу окно с разбитым стеклом и раскрытую нараспашку дверь, будто ее выбили ударом ноги. Слезаю с кресла и иду в направлении к двери. Белый свет тускнеет и становится совсем слабым – и тут же загорается красный, аварийный. Он не такой яркий, как свет рабочего освещения, и позволяет видеть в помещениях только предметы, но и это совсем не плохо по сравнению с полной темнотой. К красному свету примешиваются отблески синих электрических вспышек, сопровождаемых характерным треском. В нос ударяет едкий запах сгоревшей резины. Тут еще и пожар! Выхожу в коридор. Запах гари усиливается, и пахнет уже не только сгоревшей резиной. Примешивается еще какой-то очень противный запах. Стараюсь не думать об этом. Мои опасения относительно пожара подтверждаются. Вдали, у поворота коридора, действительно вижу пламя. Только этого мне не хватало!

Вж-ж-жих! У-у-ух!

Под потолком что-то зашипело – и меня окатывает струями холодной воды. Включилась система пожаротушения. Успеваю застегнуть молнию до подбородка и накинуть капюшон. Так вот зачем одежда прорезиненная! Как раз на такой случай. Очень предусмотрительно! Да, действительно, наши тела должны быть сухими и чистыми. Вода хлещет секунд пятнадцать-двадцать и затихает. Наверное, что-то сломалось, но огонь в конце коридора она все же потушила. И на том спасибо!

Периодически доносятся разные звуки: крики, топот, треск ломаемой мебели, звон разбиваемого стекла, даже выстрелы – одиночные и очередями. Пару раз звучат приглушенные хлопки. Взрывы?! Над всей этой какофонией бодро, стараясь максимально поднять людям настроение, звучит аварийная сигнализация, женский голос которой предлагает сохранять спокойствие, не поддаваться панике и следовать к выходу. Как говорит дед, накрыться белой простыней и ползти в сторону кладбища. Очень древняя мудрость.

Отхожу, скользя на мокром полу, к стене и, присаживаясь на пятки, прижимаюсь к ней спиной рядом с разбитым окном. Перевожу дыхание. Женский голос, призывавший к спокойствию и спасению, замолк. Вспоминаю, что говорили нам о плане эвакуации из здания перед медосмотром. Идти к лифтовым и лестничным площадкам, свой этаж не покидать и ждать, когда за нами придут. А если все это задымлено, как при большом пожаре, и ничего не видно? Что гадать, надо действовать! Только вот как? Оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти ответ на этот вопрос, но он пока никак не находится.

В полутьме коридора, освещаемого лишь аварийными лампами, медленно раскачивается свисающая с потолка на черном проводе еле-еле горящая трубка обычного, бледно-белого света. Рядом со мной в стене выбитое окно, рядом с ним дверной проем. Окно и дверной проем расположены как и в моей комнате, из чего я делаю несложный вывод о том, что здесь, скорей всего, такая же комната, что и та, где «тушки» оставили меня перед этими жуткими взрывами. Сама дверь тоже выбита, как у меня, и лежит на полу внутри комнаты. Перед окном, справа от меня, пол засыпан мелким битым стеклом, очень похожим на битое стекло электромобиля. В свете аварийных ламп оно кажется россыпью рубинов в подземелье волшебного замка, как в сказках, которые отец читал мне в детстве. Гоню от себя эти мысли. Нашла время для романтики и воспоминаний! Перед своей комнатой я просто не обратила внимания на, вероятно, точно такие же. Не до того было.

Холодная вода стекает с волос под курткой на голую спину и поясницу до поясной резинки штанов. Очень неприятное ощущение. Как будто мокрой тряпкой по ней ударили. Так меня однажды в детстве бабуля наказала за какую-то шалость. За что именно, уже и не помню. Откидываю капюшон, достаю волосы из-под воротника, перебрасываю через плечо и начинаю отжимать. За спиной скрежет. Настораживаюсь. Ну мало ли что.

– Кто там? – слышится за стеной тихий знакомый девичий голос и несколько всхлипов.

Я аж подскакиваю от неожиданности. Это еще кто? Словно в ответ на мой вопрос звучит новая реплика:

– Я… я Маша. Кто там? – Снова всхлипы.

Маша? Что еще за Маша? Пышка? Пыш, ты, что ли?

– Привет, – машинально здороваюсь я. Но мы ведь уже виделись и даже разговаривали! Стараясь сгладить глупость, произношу: – Я Крис, Кристина. Мы летели сюда на соседних местах в гравилете.

– Я помню. Ты – которая про гравилет говорила.

– Точно, – подтверждаю я и задаю вопрос: – Ты там одна?

– Одна, но… но тут дядька лежит, – слышу немного странный и заставляющий взволноваться ответ.

– Что за дядька? – с напряжением в голосе спрашиваю я.

– Он меня проверял, а потом… потом упал. Когда громыхнуло и свет погас.

Кажется, я начинаю понимать. Это, наверное, тот «тушка», который проверял и меня, а потом пошел проверять Пыш. В очередной раз слышу всхлипы.

– Где он лежит? – пытаюсь выяснить подробности.

– У входа… – Снова всхлипы.

Ясно, надо что-то делать. Аккуратно, на полусогнутых ногах иду вдоль выбитого окна. Под ногами хрустит битое стекло. Убираю мокрые волосы со лба. Дохожу до дверного проема и вижу через него внутри комнаты ноги охранника. Протягиваю руку, дергаю за штанину, понимая при этом, что так просто в чувство его не приведешь. Возможно, серьезно ранен. Идти в комнату бессмысленно, там слишком темно. Буду вытаскивать в коридор. От Пыш, похоже, толку мало. Значит, сама. Берусь за ноги. Не очень вежливо, конечно, по отношению к взрослому человеку, но с учетом обстоятельств, надеюсь, он меня простит. Начинаю тянуть. Здоровый дядька, да еще в бронике. Кое-как выволакиваю тело в центр коридора, смотря на ноги. Фу-у-ух! Выдыхаю.

– Мах, выходи! – говорю я.

Внимательно осматриваю тело, насколько это возможно при скудном освещении аварийных ламп. Ноги, живот, грудь, плечи… В ужасе отшатываюсь назад. Отдергивая голову в сторону, до боли закусываю запястье правой руки и загораживаю пальцами левой глаза и вдобавок на мгновение крепко их зажмуриваю. Открываю глаза, глубоко дышу носом и высоко поднимаю подбородок, сдерживая рвотные позывы.

У тела нет головы.

От того места, где она должна находиться, тянется темная полоса в комнату. Кровь. Значит, голова, вероятно, где-то внутри. Фу-у! Проверять не хочется. Рвотные позывы все-таки удалось сдержать. Глубокое дыхание позволяет успокоиться, насколько это сейчас вообще возможно. Перевожу взгляд на дверной проем. С правой стороны внизу на темном фоне дверного проема вижу белый полукруг, на нем мигающий глаз. Пыш, освобожденная из заточения моими стараниями, собирается выйти на волю. Полукруг с одним глазом превращается в круг с двумя глазами, а затем целиком в девушку с мокрыми, как у меня, волосами, заплаканными не как у меня глазами, распухшим от слез носом и в такой же, как и у меня, одежде и обуви. Все это мне удается различить даже при таком скудном освещении. «Значит, ее тоже не забраковали, раз уж она оказалась в соседней со мной комнате в одежде для скилпов», – с грустью рассуждаю я.

– С-с-спасибо, – бубнит дрожащим голосом Пыш.

– Пожалуйста, – отвечаю я.

Так. Что делать теперь? Как говорит дед, «оружие – твой самый лучший и преданный друг». Вновь осматриваю мертвое тело, старательно избегая переводить взгляд на верхнюю его часть. Нашла! К правому бедру пристегнута кобура с пистолетом, к левому – ножны с ножом. На правом плече замечаю темного цвета устройство очень похожее на рацию. Связь не менее важна, чем оружие, говорил папа. Но сначала все-таки оружие, решаю я. Брать чужое – плохо, да еще снимать с мертвеца, но выбирать не приходится. Встаю на левое колено перед погибшим. Сжимаю губы, стискиваю зубы и вытаскиваю пистолет – бац! – он пристегнут вьющимся, как у телефона, проводом с застежкой-карабином на конце. Кое-как отстегнув застежку, соображаю, что мне некуда засунуть оружие: в одежде нет карманов, а под ней я голая. Чувствуя себя полнейшей дурой, вновь пристегиваю пистолет к карабину, вкладываю ствол обратно в кобуру, которую снимаю с тела погибшего, и пристегиваю к своему правому бедру. Рассматриваю нож. Он так же пристегнут к ножнам, как и пистолет к кобуре.

– Ты что делаешь? – спрашивает Пыш, судя по голосу, тоже уже немного успокоившаяся.

– Вооружаюсь, – коротко отвечаю я. Она разве не понимает, что без оружия нам конец?! Возможно, нам и с ним конец, но его наличие повышает наши шансы выжить.

«Не надо жадничать, – думаю я. – У Пыш тоже должно быть оружие». Снимаю ножны с ножом вслед за кобурой с пистолетом с тела покойника.

– На, возьми нож, – предлагаю я девушке и протягиваю ей оружие в ножнах рукоятью вперед.

– Не-е, спасибо, – отвечает она, мотая головой из стороны в сторону. – Я эти спецназовские ножи ненавижу, может, ими уже людям горла резали! И пистолеты тоже! Может, из них кому-то в головы стреляли!

– О как! Об этом я, честно говоря, не подумала, – удивляюсь я аргументации девушки. – Какие мы нежные и чувствительные! Ладно, не хочешь – как хочешь. Настаивать не буду.

Но я-то не такая нежная и чувствительная и поэтому встаю с колена на ноги и точно таким же образом вешаю ножны с ножом, как до этого поступила с кобурой и пистолетом, на бедро. Только теперь на левое.

– А вот это я возьму! – неожиданно радостно сообщает Пыш и, встав на колени перед мертвым телом с противоположной от меня стороны, вытаскивает ярко-красного цвета баллончик с перцовым газом из чехла на ремне «тушки». – Из него уж точно никого не убили!

Возможно, ее радость – некая компенсация психологического стресса, вспоминаю рассказы деда о психологии. Но об этом сейчас некогда думать, и я не ее психоаналитик.

– Проверь его наполненность, – рекомендую я ей и вспоминаю рассказы об этих баллончиках в нашем дворе. – Вдруг его уже опробовали на таких же скилпах, как и мы.

Вновь встаю на колено, наклоняюсь вперед над бездыханным телом и принимаюсь рассматривать устройство на его плече. Через пару секунд по дырочкам динамика определяю, что это рация и есть. Убедившись в этом, перевожу взгляд на девушку, собираясь ей об этом сообщить.

Пыш тем временем деловито осматривает баллончик, находит кнопку контроля наполненности на боку и нажимает ее, что говорит о ее осведомленности в обращении с подобными средствами индивидуальной защиты. Днище баллончика загорается приятным на вид зеленым светом. Ясно, он полный.

– Полный, – радостно сообщает она мне, показывая при этом баллончик.

– И куда ты теперь будешь его класть? – возникает у меня естественный вопрос. – Будешь с него ремень снимать ради чехла для баллончика? – Я киваю головой в сторону мертвого тела «тушки».

До девчонки доходит то, что минутой ранее дошло до меня, когда я разоружала погибшего бойца. Снимать ремень с него Пыш явно не горит желанием. Так и хочется сказать ей, куда она может его себе засунуть, но надо соблюдать вежливость.

– Ладно, – говорю я, – неси в руке.

Пыш оттягивает резинку на запястье на левом рукаве, убирает в него баллончик («Хорошо придумала», – мысленно подмечаю я) и снова прижимает резинку к руке, на которой замечаю такую же бляшку со штрихкодом, как и у меня. «Только вот цифры на ее бляшке, наверное, другие», – думаю я, а цвет этой самой бляшки, естественно, не могу разобрать.

– Молодец! – хвалю я ее за находчивость. – Ловко придумала!

Она довольно улыбается мне в ответ обворожительной улыбкой, с трогательными ямочками на щечках. Выглядит при этом очень красивой. Наверное, пользовалась вниманием парней в школе и во дворе. «За это-то тебя и выбрали и не забраковали, – с грустью и горечью думаю я. – Как и меня…»

Неожиданный громкий звук мужского голоса, искаженного динамиком рации, заставляет нас вздрогнуть.

– Двадцать шестой… двадцать шестой… ответьте девятому… прием… Двадцать шестой… двадцать шестой… ответьте девятому… прием… – Резкий хлопок, вскрик: – Ох! – Шипение и треск, потом рация замолкает. У меня возникает неприятное ощущение, что на другом конце беспроводной связи рация просто уничтожена, как, возможно, и ее владелец.

– Это я… мы… Маша и Кристина! – нагибается вперед и немного истерично кричит Пыш, уже сама понявшая, что это устройство – рация, и теперь ей это рассказывать не нужно, соображаю я.

Ничего. В ответ – тишина. Переговорное устройство упорно хранит молчание. Мои наихудшие предположения начинают подтверждаться. Мы в четыре руки, уже не обращая внимания на безголовое тело, вцепляемся в рацию и пытаемся снять ее с тела, но она как-то очень хитро закреплена на нем, и мы терпим неудачу.

И тут меня осеняет: нас ведь сюда привезли интеллектуально убивать, так зачем же звать на помощь своих будущих убийц? Может быть, это наш шанс вырваться отсюда и спастись – убежать и где-нибудь спрятаться? Надо найти и освободить других скилпов! Но для этого необходимо сначала выйти отсюда! Из этого полутемного коридора. Я сажусь задом на пол и приглушенным голосом озвучиваю эту нехитрую, но поистине гениальную мысль своей подруге по несчастью. Она также садится на пол напротив меня и внимательно слушает. Глядя на лицо Пыш в свете ламп аварийного освещения, понимаю, что ее тоже осеняет вслед за мной.

– Ты со мной согласна? – спрашиваю я.

– Да, конечно! – отвечает она.

– Так будем и действовать? – задаю я второй вопрос.

– Обязательно! – дает она второй ответ.

– Отлично! – резюмирую я.

Похоже, что у меня теперь не только подруга по несчастью, но и союзница. Это хорошо!

Встаю на ноги первой и отряхиваю руками у себя штаны на заднице.

– Вставай, нам надо идти, – напоминаю я ей.

Девчонка встает вслед за мной и также отряхивает руками на том же месте у себя штаны.

– Знаешь, прежде чем этот «тушка» упал… ну… это… который меня проверял, – говорит она и кивает головой на обезглавленное тело. – Мне показалось, что что-то пронеслось по коридору в темноте и, возможно, даже побывало в моей комнате. И после этого «тушка» и рухнул на пол.

Я вздрагиваю от этого рассказа. Значит, померещилось не только мне одной. Именно такая мысль и приходит мне в голову, и я рассказываю свои воспоминания об этом недавнем эпизоде. Молча смотрим друг на друга несколько секунд, пожимая плечами, обмениваемся мнениями по этому вопросу и приходим к выводу, что однозначного ответа у нас нет. То ли какое-то физическое тело и вправду пронеслось, то ли просто ветер. Но кто или что убило «тушку», ответить сами себе не можем. А раз нет, то нечего на эти обсуждения и время тратить, надо скорее выбираться отсюда.

Приняв это судьбоносное решение и отжав воду с волос, мы направляемся к ближайшему повороту коридора, перешагивая через куски штукатурки, битого стекла, разбитых ламп и упавших с потолка отделочных материалов. Кое-где витрины так же разбиты, а фигурки за ними повалены. Они, похоже, оказались сделаны из обычной пластмассы, лишь снаружи покрыты разного цвета красками. Но выяснять это нет никакого желания. Какофония не умолкает. Где-то под нами то и дело звуки беготни и выстрелов, но все реже и реже. Несмотря на это, мы прибавляем шаг.

– А если нас поймают? – взволнованно говорит Пыш, возвращаясь к теме побега.

– И что сделают? – отвечаю я. – Убивать и мучить не станут. Им нужны наши тела в целости и сохранности, а сознание по-любому удалят. А раз так, то что мы теряем? Наши семьи тоже вряд ли будут за нас наказывать. Если план удастся, нас сочтут просто пропавшими без вести в этой катастрофе. Возможно, такие пропавшие будут и без нас.

– Слу-у-шай, а побеги отсюда уже были? – не успокаивается мой новый партнер.

– Не знаю, – отвечаю я честно. – Может, и были, а может, и нет. Но попробовать стоит.

– А по-моему, были. – Пыш, похоже, сама увлеклась моей идеей. – По подземной линии метро от станции… как ее там…

– «Шердиново», – подсказываю я. – Не выйдет. Ее залили бетоном, а тоннель закрыли лазерами. Нет. Будем выходить по земле или улетим.

– А как же Пирамида? Смотрела по телику передачу про эту защитную штуку? Помнишь, что там говорили про лазеры?

– Дождемся их отключения или отключим сами.

– Это как? – с неподдельным интересом спрашивает Пыш.

– Ну не знаю пока, кабель, питающий их электричеством, найдем и перерубим или станцию добычи электроэнергии взорвем, – вспоминаю я, как однажды отец рассказывал другу на кухне, как можно обесточить целый город.

Шагов через пять останавливаемся и выбираем дальнейший маршрут.

– Пошли туда, там ближе, – указываю я в направлении, которым шли ранее.

– Может, лучше в другую сторону? – предлагает Пыш и показывает на слабо светящую лампу, свисающую с потолка в другом конце коридора.

Она что, любительница неизвестности? Только-только едва не умирала со страху, а сейчас захотела приключений на свою… поясницу?

– Но мы же оттуда пришли. – Я снова показываю на выбранное мною направление движения.

– А что ты раскомандовалась? – возмущается Пыш.

Я – раскомандовалась? Чушь какая!

– Ничего я не раскомандовалась! – теперь уже возмущаюсь я и, поднимая руку в направлении несчастной негаснущей лампы, говорю, сохраняя спокойный, но твердый голос: – Иди куда хочешь! Пожалуйста, иди! Я что, мешаю?! Иди на здоровье! Иди!

Поворачиваюсь и иду в своем направлении. Прохожу два шага и слышу за спиной резкий хлопок. Оглядываюсь и вижу – несчастной лампе настал конец. Поворачиваюсь обратно и вновь иду в своем направлении. Слышу шаги за спиной. Меня догоняет компаньон.

– Ладно, – снисходит до обращения Пыш. – Идем туда! – Кивком головы показывает мне выбранное мною же направление.

Нет, вы слышали! Она мне еще и одолжение делает! Деловая, как сказали бы у нас на районе.

Впереди справа на стене вижу белый ящик с полураскрытой рамой красного цвета с выбитым стеклом. Сбоку на ящике нарисованы красной краской языки пламени в круге. Так обозначают пожарные щиты. Цвета из-за плохого освещения угадываю по памяти. Просто вспоминаю, как выглядят такие щиты и их содержимое в моем родном городе. Подходим ближе, и я понимаю, что не ошиблась с назначением ящика. В нем обнаруживаем красный, необычного вида топор с длиннющим, наверное метра полтора, пластиковым топорищем, красное обыкновенное ведро и белый шланг. Да, все как и в нашем городе. Хорошая штука – память. «Пожарным топором вряд ли людей рубили», – думаю я. Снимаю его с креплений, вытаскиваю из ящика и протягиваю своей спутнице – ради поднятия ее же боевого духа. Вижу, мне это удалось. Пыш берет пожарный топор и выглядит теперь очень воинственно. Наверное, она разделяет мое мнение относительно этого «гаджета». Мы продолжаем путь. Надеюсь, я не получу этим топором по голове. Не хотелось бы. Хотя зачем ей меня убивать?

Доходим до конца коридора и обнаруживаем т-образный перекресток. Везде на полу лужи воды после работы системы пожаротушения. Но лучше лужи, чем огонь, это уж точно! Направо – короткий коридор с выходом на лестничную площадку, которая, так же как и коридоры, освещается аварийными лампами, налево – ура! – чуть подлиннее коридор с окном. Отправляемся к нему. Через десять шагов коридора поворот налево, напротив нас видим стену, а справа – большое окно. Мертвых тел больше, к счастью, нигде не видно.

– Идем к окну?! – радостно говорю я.

– Идем! – соглашается моя спутница.

Мне очень хочется посмотреть на улицу. Пыш, я думаю, тоже. Подходим к повороту и смотрим за угол. Чисто. Только коридор какой-то странный. В длину метров десять, а там поворот направо. С виду ничего особенного: ни окон, ни дверей, ни витрин, в отличие от того, где были наши комнаты. Освещен также аварийкой. Только шире раза в два. Тревожно мне как-то от его вида. Хотя здесь, с учетом обстоятельств, все тревожно. О том, кто или что может скрываться в его глубине, не хочется даже думать.

– Стремно как-то, – озвучивает мои мысли Пыш.

– Ладно, – стараясь подбодрить нас обеих, и в первую очередь саму себя, говорю я. – Разберемся!

Глава 8

Подхожу к окну и восхищенно замираю. Зрелище потрясающее: яркие бело-голубые лучи лазеров, исходящие будто бы прямо из верхушек деревьев, буквально разрезают синего цвета небо и мрачные серо-свинцовые облака, сквозь которые пробивается солнечный свет. Лучи устремлены ввысь под различными углами, что придает этой грозной силе особую красоту и величественность. Пирамида в действии! Прямо перед зданием простирается сад «Нектара», ветви дальних деревьев которого закрывают от нас надземную часть сооружения, где находятся лазерные излучатели, и кажется, что лучи произрастают непосредственно из покрытых огненно-рыжей листвой верхних ветвей деревьев. Листва еще и красиво светится в лучах солнца. Вид великолепный!

– Ух ты! – слышу рядом. Пыш подходит к окну, останавливаясь справа от меня, и с шумным – бух! – опусканием топора на мокрый подоконник разделяет мое восхищение: – Крутяк!

Высшая похвала девчонки! Согласна с ней! Какое-то время стоим и любуемся поистине завораживающим пейзажем за окном. Но это не к добру, быстро соображаю я. Значит, произошла какая-то крупная катастрофа. Раз включилась Пирамида, значит, все еще серьезнее, чем я думала, а наши шансы отсюда сбежать стремительно уменьшаются. Однако, несмотря ни на что, от этого зрелища оторваться действительно очень трудно. «Хватит! – одергиваю я себя. – Красота красотой, но жизнь дороже! Тем более целых две жизни! Пора уточнить, как говорит дед, наши боевые возможности».