Империя господина Коровкина

– Откуда ты взялся?

– Из пещеры, Саня.

– Послушай, я вижу, что ты человек разумный, я не знаю, чего ты хочешь, но… но я могу дать тебе то, что ты захочешь!

– Знаю, Саня, поэтому я здесь.

– Нет, подожди… подожди… я про деньги… любые деньги… у меня их много, у меня их больше, чем… чем у всех других…

– Тот случай, Саня, когда размер не имеет значения, – Андрей сделал шаг в его сторону, топор провел по влажной траве, оставляя на ней темный кровавый след.

– Послушай, я хочу предложить тебе то, что у тебя никогда не было!

– Мда, и что это?

– Послушай… – Александр сделал осторожный шаг в сторону Андрея. Он старался не делать резких движений, и обе его руки были слегка подняты вперед. Андрей стоял неподвижно, Андрей смотрел ему прямо в глаза. Александр сделал еще один шаг, пространство между ними сократилось теперь до метра, а может и того меньше. Александр снова приоткрыл рот, он хотел сказать что-то, но вдруг резко бросился вперед, выставляя перед собой обе руки. Он хотел схватить ими Андрея за горло и давить его, сжимать его до тех пор, пока последний глоток воздуха не покинет его легкие. Но и в этот раз Андрей оказался быстрее и снова сильный удар отправил последнего динозавра спиной на землю. Александр повалился на мокрую траву, дико заскулил и медленно отполз на спине на несколько метров к тому месту, где стоял до этого.

– Пощади… всё сделаю… любую вещь, которую только захочешь…

– Ну и где теперь твое достоинство, Саня, где твоя крутизна, где спесь? Ведь ты ястребом смотрел на всех этих петухов, которые под тобой ползали. Ты срал на них, ты ноги ими вытирал или даже что-то похуже. Ты думал, что это мир создан лишь для твоего развлечения. Думал, что деньги твои и твои знакомства дают тебе безграничное право творить вокруг себя такое дерьмо, которое только твоя больная башка могла придумать. Ты был настолько крут, что выбросил себя за скобки всех правил и всех законов. Ты подтирал ими задницу много и много лет, ведь всё это тебе было не нужно, ведь правила и законы стесняют, ведь это всё так, для холопов, для насекомых, которые ползают у тебя под ногами только для того, чтобы тебе было мягко по этой земле ходить. И бог. Ведь ты и бога убил, Саня. Зачем тебе бог, если он служит только интересам отверженных? Зачем он, вообще, нужен, если ты сам себя богом считаешь? Но, Санек, ирония твоя и одновременно твоя большая трагедия в том, что прогнав от себя их обоих, ты вдруг оказался как раз в центре того вертепа, где нет ни добра, ни зла, где нет моральных принципов и устоев, где царит лишь первобытное мышление, летают метеориты и одни существа убивают других исходя только лишь из своих каких-то одним лишь им известных понятий. Там очень опасно, Саня. Там ходят суровые и лихие дядьки. Там гудит высокое напряжение и на входе висит большими буквами знак: «Не влезай! Убьёт!» Но что тебе этот знак, верно?! Ты и на него насрал, ровно как насрал на бога и на закон. Но знаешь главную мудрость нашей жизни, Саня? – Андрей шагнул вперед и наклонился над ним, упираясь руками в колени. И этот спокойный, но одновременно жестокий взгляд почему-то напомнил ему взгляд Ромы, тогда, на последней парте их последнего урока. Точно такими же глазами, не моргая и слегка улыбаясь, смотрел он в лицо Рафе, держа в одной руке его волосы, в другой – вогнанный почти целиком в щеку карандаш.

– Что? – Александр проговорил это так тихо, так, что голос его был уже еле слышан.

– А то, что можно безнаказанно гадить на закон, Саня, можно на бога, можно на всех тек, кто ползает у тебя под ногами, но никогда, Саня, никогда и ни за что не надо гадить туда, где гудит напряжение и где висит знак «Не влезай! Убьёт!»

Андрей медленно опустился на корточки прямо пред Александром. Тот уже не пытался наброситься на него, силы их были не равны, теперь он убедился в этом уже окончательно. Он дрожал, из глаз его текли слезы и зубы сильно стучали друг о друга, – И вот когда от тебя уходит бог и когда от тебя уходит закон, как подметил однажды один из тех, кто в этом разбирался чуточку лучше тебя, вдруг раздается звон колокольчика и на пороге твоего дома появляется мужик с топором…

– Пощади!.. – снова завыл Александр. Он снова потянулся руками к Андрею, он взялся за топор, который тот держал перед собой в обеих руках, но Андрей оттолкнул его от себя и Александр повалился на спину.

– Ну что ж, Саня! Ты начал эту игру, я же ее окончу!

– Послушай… послушай… ты выиграл, ты молодец. Я проигравший, сжалься, а? Ведь я старик, я дед… я… мне… ты… ты и так отомстил мне за всё, я сделал ошибку, я… я готов исправить…

– Это та ошибка, Саня, которую нельзя исправить. Это та ошибка, Саня, которая тебя убьет!

– К-как? – воспаленным взглядом Александр посмотрел в глаза сидевшему перед ним на корточках Андрею. Снова что-то в нем напомнило ему про Рому. – К-как ты сказал?

– Одну ошибку ты все-таки сделал, Саня, и она убьет тебя! – повторил он ему тихо и спокойно.

– К-кто ты? Откуда… откуда ты слышал это?

Андрей улыбнулся ему и наклонился почти над самым его ухом, будто хотел сказать ему что-то совершенно секретное.

– Задай правильный вопрос и я отвечу.

– Ч-ч-то за ошибку я совершил?.. – Александр тихим голосом спросил то, что не давало ему покоя с того самого момента, как он прыгнул в Мерседес Рафы и укатился прочь от дома Ромы двадцать с лишним лет назад. Андрей долго и молча смотрел на него. Александр так же молчал, лишь тяжелое дыхание с каким-то хрипом слетало с его губ. Удивительная трансформация произошла с ним буквально за последние несколько дней. Из крепкого, хоть и не молодого мужчины, он превращался в старика, морщинистого, с седыми спутавшимися волосами, с неопрятной щетиной на отвисшей коже подбородка. На лбу его, против уверений косметологов, делавших ему регулярные инъекции ботокса, выступило несколько крупных морщин, под глазами появились большие темные круги. Но внешний вид интересовал теперь его меньше всего. Приехав из Испании одним человеком, здесь, в этой холодной и страшной России, он вдруг стал другим, из бога, которым считал он себя долгие годы, он превратился лишь в опущенного динозавра.

– Не догадываешься?

– У-у-убил Рому?!

– Проще!

– Ч-ч-что?

– Не посмотрел тогда под кровать!

13.

– Под кроватью в итоге нашел, прикинь! Валялся прям на полу. Что, блин, за манера от компа провод прятать? Знал бы что он там, еще бы вчера всего Дюка прошел… ладно, чё стоишь, заходи быстрее, а то дует!

– Ну и ничего, зато погуляли вчера, а то вон видишь сегодня погода какая!.. – гость быстро юркнул в дверь. – Когда выходил нормально всё было, эх! Не послушал маманю, говорила – возьми зонт, дождь обещают и вот… – парень быстро скинул с себя промокшие насквозь кроссовки и сразу бросился из прихожей к лестнице на второй этаж, туда, откуда доносились звуки, издаваемые шестнадцатибитным саундбластером компьютера, но хозяин буквально поймал его за промокший рукав.

– Куда ты прешься?! Смотри, с тебя течет даже! Я тебя не пущу таким туда…

– Да ты чё, Тоха, это ж вода просто…

– На! – Тоха сдернул с крючка висевшую толстовку и подал гостю. – Переодевайся говорю, а то зальешь клаву водой и все сгорит нафиг. Носки свои вонючие тоже снимай!

Гость решил не терять ценное время на пререкания и послушно снял с себя промокшую куртку, повесил ее на место толстовки, потом начал снимать мокрую футболку, но остановился, подумал и, не снимая ее, поверх, натянул толстовку, которую протянул ему Тоха.

– Носки!

Он послушно скинул и носки, обнажая бледные, покрытые рябью от долгого контакта с водой, ноги. Прихожая наполнилась резким ароматом изысканных французских сыров. Гость виновато посмотрел на Тоху. Тот зажал двумя пальцами нос и подвинул ему ногой тапки.

– Буэ-э-э-э! Засунь свои носки в кроссовки, или лучше выкини их нафиг вообще, а то у меня даже слезы уже на глазах появляются.

Гость послушно засунул носки в кроссовки и встал перед ним, переминаясь в нервном напряжении с ноги на ногу в предвкушении того, что сейчас он, наконец-то, получит доступ к долгожданной комнате.

– Теперь можешь проходить, – раздалась, наконец, команда и гость в считанные секунды, быстро, для скорости даже хватаясь руками за перила, вбежал на второй этаж. Тоха закрыл дверь на замок, засунул кроссовки в ящик для обуви, чтобы они издавали как можно меньше запахов, потом тщательно помыл руки и двинулся на второй этаж. Гость уже напряженно сидел перед компьютером и отправлял пули, ракеты и даже какие-то криогенные энерголучи в здоровенного монстра, превышавшего его по размерам в десятки, а то и сотни раз. Но монстр в итоге оказался сильнее и гость, крикнув что-то, что никогда не посмел бы крикнуть в присутствии взрослых, с раздражением, но с улыбкой возбужденного удовлетворения на лице, откинулся на стуле.

– Блин, ты реально прошел его?!

– Два раза.

– Но как?

– Это мастерство!

– Да, коне-е-ечно, мастерство! Повезло, скажи честно, – гость снова загрузил последнее сохранение и снова бросился со всей своей прытью освобождать руками очередного американского героя Землю от какого-то упыря, посмевшего встать у него на пути. Но упырь был не из простых ребят и меньше чем через минуту, получив пару ракет в лоб, герой снова оказался поверженным на земле.

– А-а-а-х-х-р! Твоюжзаногу!.. Ракеты закончились, а то бы я его…

– Ну ты тупой?! Сверху висит дирижабль, стреляй по нему, там куча патронов и оружия! – с голосом знатока подсказал Тоха. Гость направил пистолет в сторону дирижабля, сделал несколько выстрелов, но отвлекшись на дирижабль, он не заметил главного – как к нему приблизился монстр и одним ударом, как какого-то жука, расплющил его своим гигантским ботинком.

– С-с-у-у-у-ка! – заорал гость и пальцами сильно ударил по клавиатуре, загружая последнюю игру.

– Дай! – скомандовал Тоха и толкнул гостя в плечо.

– Последний раз, подожди дэцл!

– Дай тебе покажу, ты как лох играешь рукожопый!

– Да подожди дэху! Сейчас ты увидишь, как надо игра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Твою ж ма-а-а-ть!

– Всё, давай, свали. Моя очередь, а то ты тока клаву ломаешь!

Гость медленно и недовольно поднялся из-за компьютера и отошел в сторону, пуская Тоху на свое место. Но Тоха почему-то не сел. Гость воспринял эту задержку как какой-то знак себе свыше и снова плюхнулся за компьютер, начиная очередную попытку спасти Америку, да и весь мир от иноземного или потустороннего существа, свалившегося на мир непонятно откуда. Но напряженный голос Тохи прервал все его вселенские планы.

– Тихо!

– Чё?

– Т-ш-ш-ш!

Оба замолчали.

– Ч-черт! Батон приехал!

– Чё?!

– Батька приехал, говорю, не тупи!

– Блин, ты же говорил, что он к вечеру только вернется, а сейчас еще двенадцати нет! – в голосе гостя слышалось столько досады и трагизма, что, казалось, он готов был заплакать.. – Блин, как так… только сели играть…

– Не знаю, он сам мне говорил, может планы поменялись, может еще… Выходи давай, выключай, чего ты сидишь?! – Тоха ударил в плечо гостя, который даже в таких обстоятельствах продолжал отправлять пули и ракеты в сторону своего виртуального обидчика. Через несколько секунд внизу щелкнул замок, и голос, резкий и громкий, прокатился по всему дому.

– Антон!

– Давай быстрее, придурок! – зашипел Антон гостю, который продолжал копошиться с компьютером, пытаясь его выключить. – Вырубай давай, еще провод надо успеть на место положить, пока он там ботинки снимает!

– Антон! – снова крикнул снизу отец, в этот раз еще громче.

– Я тут, пап… мы тут с Витьком… книгу… читаем… – Антон снова ударил Витьку рукой в плечо. – Давай, лошара, не успеем, сейчас придет и если увидит, то всё, ни ты ни я целую неделю компа не увидим…

И они не успели. Послышались громкие шаги, от которых лестница заскрипела и в комнату быстро вошел отец. В последний момент, не дожидаясь того, что Витька выключит компьютер, Тоха рванул из него силовой кабель и бросился к кровати, желая закинуть его под нее, но отец появился из двери прямо перед ним и кабель остался висеть в его руке.

– Мы тут… это… – замялся с ответом Тоха, как-то глупо смотря на черный кабель в руке.

– Книгу читали, – добавил за него Витек.

– Да… мы тут…

Но отец не дал ему докончить свое не совсем правдивое оправдание.

– Всё бросай! Мы уезжаем!

– Куда, пап, сегодня ж выходной?..

– Быстро собирайся, все вопросы потом, – отец бросил взгляд на Витьку, который продолжал сидеть у компа и держать обеими руками клавиатуру, будто всё еще прилагая усилия к тому, чтобы выключить компьютер.

– Здрасти, – тихо проговорил Витька, не меняя своей позы. Отец не ответил ему, он снова повернулся к Тохе.

– Быстро, говорю! Документы, свитер, пару трусов и больше ничего. Все остальное купим, слышишь?!

Тоха бросил на пол кабель и ногой загнал его под диван. Он пожал плечами, переглянулся с Витькой и пошел к шкафу.

– Иди домой, парень. Увидишься с ним в другой раз! – бросил, наконец, отец Витьке, и по взгляду его Витька сразу догадался, что Тоху ждут серьезные проблемы. «Запалил, наверное, про компьютер», – подумал он про себя и поспешно поднялся из-за стола, готовый спуститься вниз и двинуться обратно домой сквозь эту серую пелену дождя. Но тут случилось что-то, что вызвало странную реакцию у тохиного отца. На улице послышался скрип тормозов, как будто какая-то машина резко остановилась прямо перед их домом. Отец быстро подошел к окну и лицо его вдруг изменилось. Нельзя сказать, что на лице его отразился испуг, нет, совсем нет, скорее в его лице появиось что-то мрачное, что-то даже трагичное.

– Ладно… я пошел, Тоха, завтра… может быть после…

– Стой! Теперь уже стой! Не успели!.. – отец внимательно наблюдал за тем, что происходило на дороге перед домом и, судя по тому, как осторожно он выглядывал из-за занавески, стараясь быть незамеченным, там происходило что-то особенное. Через мгновение скрипнула калитка и отец повернулся к Тохе. – Сидите оба здесь! Никуда не вылезайте, никуда не ходите. Не издавайте никаких звуков! – он приблизился вплотную к Тохе и крепко схватил его за оба плеча. – И запомни главное – чтобы ни случилось, верь и надейся в этой жизни только на себя!

Тоха не понял тогда этих слов. Он снова переглянулся с Витькой. Они не понимали ничего из того, что происходило вокруг, но каждый из них каким-то внутренним чутьем, а особенно Тоха, который знал спокойный нрав отца, но сейчас видел его в необыкновенном для себя напряжении, понимал, что вот-вот должно было произойти что-то страшное.

– Может… тоже вниз пойдем? – спросил Витька друга где-то через минуту после того, как отец ушел вниз.

– Сиди здесь. Если отец сказал, значит так и надо.

Через некоторое время внизу щелкнул замок. Потом послышался звук чьих-то шагов в прихожей. Тоха слышал, что их было несколько, но сколько конкретно человек оказалось в прихожей, разобрать он уже не мог. Потом послышался голос отца, он звучал громче и более напряженно, чем обычно, отвечал же ему голос монотонный и совершенно спокойный. И потом тишина, продолжавшаяся почти целую минуту. На мгновение обоим показалось, что те, кто пришли, покинули дом, что они вновь остались вдвоем или втроем. Тоха даже хотел подойти к окну, чтобы выглянуть на улицу сквозь занавеску, но в этот момент послышался новый звук, от которого оба вздрогнули. То был звук оружейного выстрела и через мгновение что-то тяжелое с грохотом повалилось на пол.

Тоха задрожал всем телом, но не произнес ни звука. Но Витька… совершенно непроизвольно для себя, сам прекрасно осознавая то, что делать этого никак было нельзя, издал короткий, но хорошо слышный крик. Снова послышались голоса и среди них Тоха различил голос отца. Он был не такой как прежде, он был какой-то надорванный, хриплый. И вдруг звуки шагов, несколько ног зашагали по скрипевшей лестнице, несколько человек медленно, тяжело, видимо таща с собой что-то большое, двигались к ним в комнату.

Витька струсил окончательно. Он было бросился к лестнице, но Тоха поймал его за капюшон толстовки и прошипел ему в ухо:

– Нельзя туда! Залезай в шкаф, я под кровать!

– В шкаф? – переспросил полностью потерянный Витька, и Тоха, не пытаясь больше ничего объяснить окончательно отупевшему от страха другу, с силой толкнул его к большому, для верхней одежды шкафу. Сам же он, не теряя времени, бросился под кровать, туда, куда несколькими минутами ранее затолкал он ногой кабель от компьютера.

Наступила пауза, мучительная и напряженная. Пыль попадала Тохе в глаза, в ноздри, но он лежал тихо и неподвижно. Отец никогда не знакомил его ни с кем из своих знакомых, и сейчас, лежа под кроватью на пыльном полу, он понимал почему он так поступал. Это были люди плохие, люди, которые несли с собой зло. Он знал, что надо было сидеть тихо, знал, что надо было молчать и не подавать никаких признаков жизни. За себя он был уверен полностью, но Витька… Уверенности в нем у него не было никакой. Из того шкафа где он сидел, несмотря на приближавшиеся шаги, продолжали доноситься редкие всхлипывания и приглушенный плачь. Звуки шагов, тем временем, становились всё громче и громче. По их тяжелой поступи, по сильному скрипу ступеней он понимал, что их было несколько, может двое, может трое, может даже больше. И вот спустя минуту в комнате появились чьи-то ботинки, блестящие, начищенные до состояния зеркала ботинки, на правом из которых Тоха заметил следы крови.

За ними в комнату вошло еще две пары ног. Один из них стоял как-то неестественно, его ботинки смотрели в разные стороны и когда через минуту он упал на пол, Тоха сразу понял, почему он стоял именно так. Это был его отец! Он свалился на пол, прислоняясь лицом к холодному паркету прямо перед кроватью и их глаза вдруг встретились. Светлая рубашка у него на груди была в крови, но он был жив, он понимал всё, и он не подал вид того, что заметил сына под кроватью. Через несколько секунд чьи-то руки схватил его под плечи и потащили куда-то в сторону, к стене. Тоха видел, как оставался на светлом паркете кровавый след, как отец с затуманенным, но почему-то уже спокойным видом, прислонился не без помощи человека с блестящими ботинками к стене, оставляя на ней красный след от окровавленных пальцев.

– Рома… Рома… Рома… – послышался прежний голос в тишине. Антон запомнил этот голос навсегда, эта интонация, это легкое вытягивание «о». Потом кто-то всхлипнул. Это был Витя и следом за ним голос отца «не двигайся… ни на кого не надейся… никому не верь». Снова плач Вити, это трусливое создание уже не могло контролировать свои чувства и расплатой за это была смерть, – меньше через минуту его обезглавленное тело в толстовке «New York Rangers», в той самой, которую привез ему отец в подарок с далекой Америки, повалилось на пол рядом с кроватью. Ужас охватил Антона так сильно, что он почти вскрикнул, почти вылез из-под кровати и точно так же как Витя хотел броситься прочь, но твердое и спокойное «дай мне сигарету» отца вернуло его нервы на место, дало ему еще немного сил и спокойствия. И потом снова выстрел. Хрип, жадные хватания ртом воздуха и последние сказанные слова, слова, которые, как понял он уже потом, выйдя на отрезвляющий холодный воздух, были обращены исключительно к нему: «одну ошибку ты все-таки сделал, Саня, и она убьет тебя!..»

Говорят, что все страшные события в сознании человека происходят как в тумане, что психика человека пытается затереть суровую реальность, амортизировать ее, чтобы защитить организм от излишних потрясений. Но это был явно не тот случай. Антон помнил всю эту сцену и весь тот день, как будто он был запечатлен на кинопленку. Помнил, как выполз тогда из-под кровати, как запачканной в пыли рукой стер с глаз остатки не до конца еще высохших слез. Как медленно подполз к отцу. Его череп был сворочен на сторону и никакие силы не могли бы уже вернуть его к жизни. После, стараясь не вляпаться в лужу крови и не оставить следов, он подполз и к Вите. Но тот выглядел еще хуже. Слезы уже давно не текли из его глаз, но тело его всё еще трясло, только в этот раз это был уже не страх, а какое-то новое чувство, разрушительной силы которого он не испытывал еще до этого никогда. Новый звук донесся откуда-то со двора, Антон осторожно приподнялся и выглянул наружу. Два человека стояли перед большим черным Мерседесом. Один толкнул другого на заднее сиденье и меньше чем через минуту машина, заревев мощным двигателем, удалилась прочь, а с ней удалилось в безвозвратное прошлое и всё то детское, что было в его жизни еще утром того дня.

Пара трусов, пара носков, одна чистая футболка. Всё то немногое, что связывало его детство и ту жизнь, которая началась с приходом в его дом чужих людей. Он быстро достал всё это из шкафа и сунул в спортивную сумку. Паспорт! От открыл верхний ящик стола, достал новенький, еще пахнущий типографией паспорт и положил его в карман джинсов. Теперь деньги. Какая-то мелочь отстаивалась у него с завтрака, что-то лежало в фарфоровой копилке на кухне, что-то в сарае, что-то, наверняка, было в кошельке отца.

Он вышел из спальни в соседнюю комнату, но на пороге остановился. Прежняя жуткая картина заставила его вздрогнуть, заставила все съеденное им на завтрак подняться из недр желудка прямо к горлу. Ноги ослабли, тело слегка повело в сторону, обычная реакция обычного организма на сцену, выходившую вон из ряда всего по-детски привычного. Но времени на слабость не оставалось. Ведь сегодня для него ничего не закончилось, сегодня для него всё еще только начиналось.

– Извини, друган, но нужна твоя последняя помощь! – он опустился на колени перед Витей и осторожно всунул свой паспорт в карман его брюк. Последняя услуга, оказанная ему другом пока еще в этой жизни. Лужа крови растеклась вокруг большой жирной кляксой, и он приложил немало усилий для того, чтобы не вляпаться в нее рукой или ногой. Главное было сделано. Теперь деньги. Он поднялся с пола, готовый двинуться в комнату отца, но какой-то новый звук, долетевший до него сквозь открытую форточку, заставил его остановиться и прислушаться. Через несколько секунд он подобрался к окну и осторожно, сквозь занавеску, выглянул наружу. Милицейская машина с включенными мигалками стояла у самых ворот. Два человека в форме не спеша, оглядываясь по сторонам, шли с пистолетами в руках от калитки ко входу в дом.

Антон быстро опустился вниз. Первое мимолетное желание броситься к ним навстречу исчезло в нем так же быстро, как и появилось. «Никому не верь, нечего не бойся и ни на кого не надейся». Рука тех, кто убил отца и Витю, не остановится ни перед чем. А рука эта, что-то подсказывало ему и подсказывало, как понял он уже потом, верно, была очень длинной. Он схватил с крючка еще не до конца высохшую куртку Вити, всунул ноги в мокрые вонючие кроссовки и беззвучно, как нередко делал до этого втихую от отца, вышел из дома через заднюю дверь. Меньше чем через минуту он уже был в небольшой рощице за домом. Но выбраться на улицу еще не означало уйти совсем, слишком много людей было на дорогах, и Антон решил отсидеться в этом своем укрытии до темноты.

Одна за одной к дому подъезжали милицейские машины. Они проносились по дороге на скорости, крякая и бибикая всем замешкавшимся, кто попадался у них на пути. Звуки сирен и мигалки привлекали к дому кучу зевак, которые повылезали из своих домов, несмотря на моросивший с самого утра дождь. Почти каждого из этих зевак он знал. И каждый из них, даже сам не догадываясь об этом, был для него в тот момент смертельным врагом.

Он просидел в своем укрытии до самой темноты, до того, как тени деревьев слились с черными очертаниями леса позади и мелкий дождь сменился холодным ноябрьским ливнем. Задул ветер, он заскрипел ветвями голых деревьев и окончательно заставил замолчать какую-то глупую, почему-то до сих пор не улетевшую на юг певчую птицу. Но он был рад этому дождю, был рад ветру, они прогнали прочь зевак, а с ними и милицейские машины, которых оставалось на дороге у дома все меньше и меньше. Вскоре к дому подыхала машина с надписью: «Специальная». Несколько людей в синей форме и с носилками зашли в дом и через несколько минут, по очереди, вынесли оттуда на носилках два черных мешка. Он видел шнырявшую среди зевак и милиционеров бабку Нюру, их соседку из дома напротив, которая ненавидела и его и отца (о чем никогда не стеснялась говорить им прямо в лицо), но в которой вдруг непостижимым образом проснулось чувство жалости. «Убили, ой матушки, убили! – бегала и причитала она по всему двору. – И Ромочку-то убили, ой-ой-ой, и сыночка-то его убили». Она бегала как потерявшаяся от хозяев шавка, повизгивая и постанывая, нарезая круги по всему периметру участка и засовывая зачем-то свой нос туда, куда при жизни хозяев никогда бы не посмела его засунуть.

Вскоре у дома появилась еще одна машина: большой черный внедорожник, или «джип», как называли они тогда все такие машины. Из него не спеша вылезли два человека. Зрение Антона обострилось до предела и даже в полумраке слабого уличного освещения он вдруг увидел то, что заставило его промокшие напрочь ноги задрожать и мокрые волосы на голове подняться. В свете желтого фонаря он вдруг увидел лица тех, кто был тогда у него дома, лица, которые он смог рассмотреть из окна, лица тех, кто с оружием зашел сегодня к нему в дом. Снова желание выскочить из своего укромного места, броситься, повизгивая как Нюра туда, к ментам, тыкать пальцем в одну и во вторую мерзкую физиономию, чтобы их арестовали, чтобы засадили в тюрьму, чтобы расстреляли, повесили, зажарили на электрическом стуле! Но мысли его остались мыслями и бурное желание первых секунд угасло в нем окончательно после того, как каждый из этих двоих за руку поздоровался со стоявшими на входе милиционерами.