Империя господина Коровкина

– Кончай ты уж так пить, Андрюша. Ведь так и до греха допиться можно! Ведь если сейчас так, то что же дальше-то будет?!

Впрочем, дальше было только хуже и просьбы отца, а в последствии даже и угрозы, никак уже не могли повлиять на менявшееся мировоззрение сына. Он бросил свою старую компанию и у него появились новые друзья, гораздо более образованные и приятные в общении, чем та гоп-компания с путяги, с которой до этого проводил он большую часть своего времени. Он легко пережил расставание с Викой. Он сам позвонил ей через несколько дней и совершенно спокойно объяснил расплакавшейся девушке, что в его жизни произошли изменения (глубину их после удара отца он решил не раскрывать) и что им лучше было бы расстаться раз и навсегда. На ее вопрос «из-за Ромы ли всё это произошло» он ответил неопределенно и уклончиво: «и из-за него тоже».

Через пару лет они с отцом съехали со своей старой квартиры и переехали куда-то в новый район, на самую окраину города, ближе уже к Стрельна. Говорили, что кто-то из его приятелей в цеху узнал однажды об этом странном заболевании его сына и начал рассказывать об этом другим. Долгое время отец пытался опровергать эти слухи, но однажды не выдержал, сорвался, и несколько часов подряд заливался горькими слезами перед станком, на успокоения коллег лишь проговаривая лишь одно слово – «пидарас!» Говорят что потом, не сумев совладать с таким позором, он ушел с завода, устроился охранником в каких-то гаражах и что там продолжал доживать свой век, напиваясь в одиночку до бессознательного состояния, споря в своем воображении с являвшемся ему в пьяном угаре сыном, которого в тех же пьяных видениях своими увещеваниями пытался вернуть на путь истины.

Но сын на путь истины так и не встал. По крайней мере те скудные обрывки новостей, которые долетали до его старых друзей и знакомых спустя многие годы, указывали на то, что новый богемный образ жизни всё больше и больше завлекал его в свои сети. Говорили, что он каким-то образом поступил в институт, откуда его якобы отчислили через несколько лет за непристойное поведение, но где снова восстановили по особому ходатайству какого-то там члена исполкома, и что с членом этим у Дрона были какие-то уж через чур близкие отношения. Говорили, что уже потом, спустя многие годы, он был одним из тех, кто основал первый в новой стране клуб по интересам где-то в районе Гостиного двора, назвав его западным, как было модно в те времена, но никому не понятным названием «Корн-Холл». Уже в двухтысячных, сидя на просторной террасе у залива, Петро рассказывал Александру о том, что где-то слышал, что Дрон, или Эль Дрюччо (как нежно называли его новые друзья), устав биться с системой, уехал куда-то в Англию, где бракосочетался с уважаемым лордом и что якобы сам магистр этих дел Элтон Джон посчитал своей честью поприсутствовать на свадьбе «молодых» и что он, якобы, настолько был умилен красотой и гармонией молодоженов, что согласился исполнить свою знаменитую “Candle in the wind 87”, в которой он якобы заменил слово “candle 88” на что-то куда более анатомическое, чем произвел настоящее ликование у присутствовавшей там публики. Впрочем, этому уже совсем нельзя было верить, и оба лишь смеялись нелепости всей той чуши, которая иногда порождается на свет злыми языками.

С Рафой же было всё по-другому. Принявшему его в тот день в больнице хирургу он спокойно объяснил, что упал с дерева и проткнул себе острым суком насквозь обе щеки. Хирург начал ему на это что-то возражать, что-то вроде того, что травма в этом случае выглядела бы совсем иначе и что текущие повреждения мягких тканей были нанесены чем-то острым и, очевидно, не без чей-то помощи, на что Рафа спокойным голосом ему заявил: «делай свое дело, доктор, а со своим я сам как-нибудь разберусь». Но разбираться он не стал. Не стал тогда. После того как Саня и Петро сблизились с Ромой, Рафа с Ромой так или иначе начали пересекаться в разных компаниях. Рома первым сделал шаг к примирению. Как-то однажды он подошел к Рафе и проговорил ему что-то, что тот расценил как извинение. Рафа принял это извинение надолго, но не на всегда. И когда спустя годы, в одной из припортовых кафешек, Александр встретился с Рафой и рассказал ему про то, что с Ромой у них назрел серьезный конфликт, из которого, как виделось ему, живым должен был выйти только один из них, Рафа без лишних аргументов и даже как будто с энтузиазмом, выразившимся в какой-то злобной ухмылке на двух его покрытых шрамами щеках, проговорил: «ты только скажи, брат, что мне надо будет сделать и я сделаю». И Александр сказал. Именно Мерседес Рафы стоял тогда не небольшой площадке у водокачки перед домом Ромы, именно его руки крепко сжимали заряженный Стечкин, боясь, но в то же время надеясь в глубине себя на то, что вот дверь забора распахнется и окровавленный Рома вдруг бросится к нему за помощью. И тогда он бы припомнил ему всё унижение, которое он испытал от него тогда, в тот далекий майский вечер. Но Рома не бросился. И через несколько дней он видел его мертвое лицо уже на кладбище.

Петро очень хорошо помнил события того ноябрьского дня. И даже десятки лет спустя, переживая в свой голове всё это снова и снова, он чувствовал, как бегали мурашки по его телу. Он помнил, как вывалился тогда из Роминого дома в прохладу ноябрьского дождливого дня, как тяжелое дыхание выбрасывало в воздух клубы пара, как цепляясь ногой за ногу, подобно пьяному, дошел он до калитки и толкнул ее рукой. Тогда ему почему-то казалось, что всё это еще не закончено, что Рома был еще жив, как был жив и его сын. Ведь не могло же это всё просто так закончиться, ведь он совсем недавно ходил, говорил, смеялся и вдруг – на! Одна минута и их обоих не стало. За ним следом шел Александр. Выражение его лица он запомнил навсегда. Его странный взгляд, в котором он читал одновременно и сильный испуг и дикое возбуждение. Петро помнил, как вышел он тогда на середину дороги и остановился. Всё было как в тумане. Он не понимал, что надо делать, куда надо было идти. Но Александр схватил его за пальто и буквально бросил на заднее сиденье машины.

– Поехали! – крикнул он Рафе, захлопнув заднюю дверь. – Не спеши только, будет подозрительно!

– Хорошо! – ответил ему Рафа и через мгновение машина, рыча своим мощным шестилитровым двигателем, покатила их прочь по мокрому асфальту.

Александр повернулся к Петро. На лице его была улыбка, но губы его дрожали.

– Как ты?

– Мне кажется, мы только что сделали ошибку.

– Нет, мужик! Не-е-т! Мы только что сделали историю! Сегодня величайший день в твоей и моей жизни! Сегодня мы выбросили чужие ноты и наконец-то начали писать свою «Девятую симфонию»!

Петро не ответил ему на эту пафосную реплику, он не мог отвечать, да и не хотел. Он медленно отвернулся к окну, взглянул последний раз на удалявшийся дом, потом закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья. Но что-то странное показалось ему, будто он только что увидел что-то, чего видеть никак не мог. Он быстро выпрямился, развернулся всем телом и напряженный его взгляд устремился в одно из окон дома. Ужас пробежался по его спине. Там, на втором этаже той комнаты, где были они еще несколько минут назад, где оставили на полу остывать тела их бывшего друга и сына, сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску, будто показалось ему очертание чьего-то бледного лица.

– Что там? – увидел его взгляд Александр и улыбка исчезла с его напряженного лица.

– Хорошая симфония, Саша, – ответил ему Петро после долгого молчания, когда машина уже выехала на шоссе, – вот только в жизни гения она была последней.

9.

Ближе к шести вечера Петро выглянул в окно. Машина Рафы стояла на том же самом месте, как и в тот день много лет назад. Мерседес, только новой модели, уже с номерами, но точно так же затонированными до полной черноты окнами. «Я тут брат говори когда можно заходить», – перечитал он полученное минуту назад от Рафы сообщение на своем мобильнике и вернулся обратно к столу. Пол часа и этот Андрей будет здесь, пол часа и между ними начнется первый серьезный разговор. «Жди моей команды, без нее не заходи», – набросал он быстро в ответ и осторожно положил телефон в карман. Пистолет с уже прикрученным к нему глушителем лежал в верхнем ящике стола, он достал его, подержал в руках, приятно ощущая его тяжесть и холод, и снова вернул его обратно. Пока – нет, чуть позже – да. Сегодня он понадобится ему. Сегодня он сбросит с себя всё то дерьмо, которое как прессом давило его всю эту недели и наконец-то сможет начать новую жизнь, без алкоголя, без этих утренних головных болей, без постоянного нервного напряжения. Он налил себе в бокал виски. Не для удовольствия, а так, для спокойствия. Не хватало льда и он хотел сходить за ним, но передумал. Хер со льдом. Тот случай, когда главным был результат, а не процесс, главное было успокоить нервы, а не эстетика и вкус.

Часы ударили один раз. Их стрелка перевалила за пол седьмого и медленно поползла дальше. Андрея до сих пор не было. «Может догадался, может передумал?!» – мелькнули мысли в голове. «Хотя нет, наверняка просто забыл или потерялся по пути или может… забухал? От такого народца можно было ждать всё, что угодно». Он нервно поднялся с кресла и снова подошел к окну. Его лицо, бледное от нервного истощения последних дней, рассматривало стоявшую внизу машину Рафы, его лицо в отражении собственного окна выглядело, наверняка, так же, как то бледное видение, которое привиделось ему из окна удалявшейся машины двадцать с лишним лет назад. Но вдруг ему послышалась какая-то возня внизу, у крыльца, еще несколько секунд и вдруг… удар, сильный и решительный, будто кто-то влепил ботинком в дверь.

– Эй! Есть кто?! – крикнул он, крикнул громко и голос его разлетелся по комнатам большого дома. Несколько секунд он молчал и слушал тишину. Никто не ответил. Лишь ветер бил веткой яблони в окно, да старые часы продолжали медленно отбивать маятником летевшее безвозвратно вперед время. Он снова подошел к столу и хотел опуститься в кресло, но тут он услышал отчетливый стук. Раз… два… три… Чьи-то сильные удары кулаком по металлической двери. Он вздрагивал от каждого из них, будто били не в дверь, а ему прямо в грудь. Он подбежал к окну, к тому, которое выходило на крыльцо, и увидел фигуру человека в красной клетчатой ветровке, который стоял перед дверью, переминаясь с ноги на ногу, будто хотел в туалет, и как-то сильно вертел головой, будто изо всех сил преодолевая в себе эти дикие позывы. У ног его валялась большая черная сумка. Вот он снова поднял кулак и сильно, казалось уже со всей силы, три раза влепил им по тяжелой металлической двери.

Петро спустился вниз и на цыпочках подошел к двери. По ту ее сторону слышалось какое-то ворчание и ему даже послышалось, что кто-то произнес отчетливо «старый мудак».

– Кто там? – спросил он как можно спокойнее и тут же услышал целую тираду в свой адрес.

– Да я это! Андрюха! Командир, ей богу, оглох ты там что ли или спал?! Открой дверь уже, стою тут пять минут, блин, как последний придурок. Комары тут у тебя, да и, ссать, блин, охота!

Петро протянул руку и замок щелкнул. Он предусмотрительно отшагнул назад, будто готовясь к тому, что этот тип может наброситься на него в любой момент и он угадал, по крайней мере частично. Дверь мгновенно распахнулась от резкого толчка снаружи и Андрей, как какой-то помешанный, влетел внутрь. Петро предусмотрел многое, но никак не это. Гость бросил свою сумку тут же у порога и, не разуваясь побежал куда-то в сторону кухни, но в дверях на кухню остановился, громко выматерился и бросился обратно. Первую секунду Петро не понимал ничего. Первую секунду у него было желание прямо в носках броситься на улицу, к машине Рафы, ударить его по стеклу, по капоту, заставить вылезти и расстрелять из пистолета или что у него там было эту ворвавшуюся к нему в дом тварь. Вторая мысль, куда более спокойная, была броситься наверх, к столу, к лежавшему в верхнем ящике пистолету и решить этот вопрос быстро и самому.

– Сортир! Где сортир?! – заорал вдруг Андрей так громко, что Петро чуть действительно не бросился прочь, он даже сделал несколько шагов в сторону лестницы, но поняв, что хотел от него Андрей, вдруг остановился.

– Там, прямо по коридору и направо, – проговорил он как-то испуганно и неуверенно. Голос его прозвучал так, как будто он начал извиняться перед этим придурком за то, что он не додумался поставить унитаз прямо на входе, ибо его гость, видите ли, был вынужден терпеть из-за этого определенные неудобства.

– А-а-а, тва-а-аюж мать! – крикнул Андрей и бросился уже туда, куда указал ему Петро. Щелкнула дверь и почти в то же самое время, будто он еще на ходу сумел достать из штанов всё, что ему надо было для этой процедуры, послышалось журчание сильного потока. – А-а-а-а-а! Твою мать! – снова послышался голос, впрочем, в этот раз голос более удовлетворенный чем напряженный.

– Как закончишь, поднимайся наверх по лестнице и направо, буду ждать тебя в своем кабинете! – крикнул ему Петро и быстрыми шагами пошел по лестнице вверх. Он опустился за стол, схватил телефон и хотел набросать что-то Рафе, но тот опередил его. На экране уже виднелось «видел что вошол какойто мужик все хорошо дай знать». «Да будь наготове» – быстро, так же без знаков препинания, ответил ему Петро и рука его потянулась к верхнему ящику стола.

Андрей появился на пороге его комнаты через пару минут. Его руки были сухими, но не потому, что он тщательно их высушил, а потому, что, он просто решил их не мыть после туалета. Дальше начало происходить то, чего Петро больше всего боялся. До этого он предусмотрительно поставил у стены, рядом со своим столом стул, наивно предполагая, что Андрей, как зайдет в кабинет, сразу опустится в него. Но придурка понесло куда дальше. Своей развязанной походкой он подошел к столу и протянул ему свою руку, ту грязную, мозолистую руку чернорабочего, в которой он только что держал свой здоровенный, измазанные цементом и строительным клеем хер!

– Андрюха! Теперь будем знакомы официально, командир! – он буквально поймал в воздухе руку Петро, которую тот до последнего момента пытался ему не давать, и несколько раз с силой ею тряхнул, как, наверняка, тряс что-то другое минуту назад в туалете. Какое-то чувство отвращения поднялось внутри Петро, какое-то поганое ощущение, что его только что унизили или хуже – опустили. Но Петро был слишком умен, слишком расчетлив для того, чтобы дать эмоциям верх над собой в такой момент. Он смог не просто побороть в себе это чувство, но даже очень натурально улыбнуться.

– Очень приятно, присаживайся! – проговорил он и с силой вырвал руку из крепкой клешни Андрея.

– Послушай, я там сумку внизу оставил с дерьмом всяким. Я тут еду, понимаешь, не совсем из дома, так что…

– Не беспокойся о сумке, ее никто не возьмет.

– О, нихера ж себе, часы такие древние. Норм, ходят, да?

– Да, но…

– Твой Мерен там на улице, кстати? Ничё такой. За сколько брал?..

– Не желаешь выпить для начала? – Петро решил прервать эти начинавшиеся разговоры про всякую чушь и начал разливать по заранее приготовленным бокалам виски. Андрей без лишних рассуждений схватил бокал и, уже не дожидаясь никаких приглашений, схватил стул, поставил его совсем рядом со столом, и повалился на него. Он сделал это так резко и с такой силой, что старый резной стул, так же оставшийся ему от Ромы и который, наверняка, стоил немало денег в среде тех, кто разбирался в этом, жалобно затрещал.

– Ну, рассказывай давай. Чё там с этой бабой-то? Чё, вообще, надо-то от меня? – одним махом он опрокинул бокал себе в рот и по какой-то своей, видимо местной петропавловско-камчатской привычке, крякнул и занюхал рукавом.

Петро налили виски и себе, но пить не стал, а лишь пригубил и тут же поставил бокал на стол рядом. Всё это время верхний ящик стола был приоткрыт и левая его рука почти всегда была внизу, у самого ящика, там, где поверх бумаг, лежал пистолет. Он готов был в любой момент протянуть руку, схватить его, уже взведенный и снятый с предохранителя, и опустошить обойму в этого дурня, но… поведение его, несмотря на всю свою эксцентричность, не вызывало у него никаких опасений, ну, почти никаких. Опасения все-таки были, правда только за свою мебель.

– Знаешь что, – продолжал Андрей, откидываясь на спинку стула еще больше, отчего он начал трещать еще сильнее. – Дай догадаюсь, чего ты хочешь от меня!

– И что же я хочу?

– Известно, чё! Хе-хе! – Андрей усмехнулся. – Первый раз что ли! Столько раз уже общался с этими твоими ребятами, и все спрашивают одно и то же, прям слово в слово. Я им говорю уже под конец, мол, мужики, что вы меня, ей богу, каждый раз одной и той же херней мучаете, с памятью у вас, говорю, не всё что ли в порядке, давайте я вам это сам на бумажке напишу или картинку там даже нарисую какую-нибудь. Каждый раз меня одну и ту же херню спрашивают про то, кто в меня на машине влетел, потом про то, зачем я ехал именно тут, а не там. Будто не верят, блин! Один даже спросил зачем я с этой бабой в центре назначил свиданку. Типа, поближе-то ничего не найти было? Поближе куда, говорю ему. На Юнону пригласить девушку, шавуху пожрать? Или чебуреков там каких-нибудь? Будто от того, что я ее куда-то в другое место пригласил что-то бы изменилось. Такие наивные, ей богу, чеснслово!

Петро невольно улыбнулся этим нелепым изрыганиям потоков сознания. Он снова поднял бокал с виски со стола и поднес его к губам. Так, для вида. Пить с ним он не собирался. Андрей же продолжал свою безостановочную речь:

– Ладно, командир, ладно… Вижу, что уже смотришь на меня фраером. Давай, валяй, начинай свои вопросы. Пользуйтесь моим терпением, так сказать, пока оно есть! – при этих словах он снова захихикал, но почти сразу остановился и лицо его приняло прежнее свое выражение. – Спрашивай меня про эту свою бабу, про то как я ехал, куда, почему и прочую, прочую херню. Может хоть тебе это чем-то поможет.

– Не буду, Андрей, – всё с той же прежней улыбкой на лице проговорил ему Петро. – Я позвал тебя для другого.

– Ну?

– Сообщить тебе порцию хороших новостей, – Петро решил пойти более коротким и верным путем. Этот алгоритм был продуман у него уже заранее.

– Ну так валяй тогда!

– Мы нашли твою Диану, – ошарашил он его вдруг. – Жива и здорова. Все с ней, слава богу, хорошо! Ездила с отцом на остров на охоту, но сейчас уже вернулась. Привет тебе передавала, – говоря это, Петро буквально сверлил глазами лицо Андрея. Он не отводил от него взгляда, пытаясь высмотреть в нему хоть какое-то изменение. И изменение последовало, но совсем не такое, какое Петро ожидал или хотя бы отдаленно предвидел. Лицо Андрея вдруг исказилось, потом вытянулось, потом съежилось и потом, уже почти под самый конец развязки, трансформировалось во что-то совсем серьезное и даже страдальческое. На мгновение Петро показалось, что сейчас что-то произойдет, он даже положил палец на спусковой крючок пистолета, лежавшего в верхнем ящике, но то, что произошло, было совершенно не тем, что он ожидал. Комнату вдруг сотрясла долгая и продолжительная отрыжка. В лучах вечернего солнца Петро видел даже как полетели вперед на пол и ковер вылетавшие изо рта его гостя брызги, что придало этому поступку столько мерзости, что у Петро даже что-то забурлило в животе. Изменения произошли теперь уже в лице Петро – на нем отразилось отвращение такой силы, что его уже невозможно было скрыть. Но лицо гостя сразу после исполнения этого героического поступка приняло почти сразу свое прежнее тупое и быдловатое выражение. Новость, очевидно, не вызвала у него совершенно никакого интереса.

– Блин, а водочки-то у тебя нет, чтоль, командир? А то от этого вискаря у меня прямо пукан начинает подтравливать!

– Водки… у меня… нет, – процедил сквозь зубы Петро. Сейчас он с трудом уже сдерживал себя.

– А зря… зря… Столько дерьма всякого у тебя дома, а самого нужного-то и нет! – Андрей как-то нехотя окинул комнату взглядом и, наконец, снова остановил свой тупой взгляд на хозяине. – Так чё там насчет этой бабищи-то? Нашли, говоришь? Понятно всё с ней, значит. Я еще тогда это понял. Поиграла со мной, видимо, и потом просто жопу мной подтерла. Вот только деньги на нее зря потратил, машину свою угробил, потом нервы еще и свои и чужие и… короче… пошла она на…!

– Там не всё так просто. Дело, на самом деле, очень интересное. Хочешь знать продолжение?

– Да это не я хочу знать, это ты мне хочешь рассказать, командир, хе-хе! – снова этот мерзкий смешок вырвался из уст Андрей. – Ну давай, ладно, валяй. Ведь для этого и позвал меня, хе-хе!

– Расскажу! Только перед этим я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь! – Петро долил в бокал Андрея еще виски и подвинул его к нему ближе. Андрей вопросительно посмотрел на него. – В обмен я хочу услышать правду и от тебя.

– Да как скажешь. Хотя я и так уже вам эту правду матку по десять раз выложил.

Петро улыбнулся. Впрочем, в этот раз это выглядело уже не так естественно.

– Кто ты думаешь я такой?..

– Ну ты прям издалека начал, чувак. Напрягаешь даже, – оборвал его Андрей. Он поморщился, показывая всем своим видом, что не горел желанием делать какие-то чрезмерные мыслительные усилия. – Любишь ты всё вокруг да около… Давай уже, начинай!

– Хорошо. Начну. Эту Диану я знаю с детства!

Андрей отодвинул от себя бокал с виски и в первый раз в выражении его лица Петро увидел удивление.

– И… насколько близко ты ее знаешь… с детства?

– Достаточно для того, чтобы понять, угрожает ей опасность или нет.

– И… так сказать… какие ты ее части лучше всего успел узнать?..

– Я очень хороший друг ее семьи.

– Ты хочешь сказать, что ты не мусор?

– Я не принадлежу ни к каким государственным органам.

– А к каким ты органам принадлежишь?

– Я работаю сам на себя, вернее, на одного человека, ровно как и многие остальные люди в моем окружении.

Андрей промолчал. По взгляду его было очевидно, что он не понял ничего из сказанного ему. Петро так же ничего не говорил. Оба рассматривали друг друга внимательно и интенсивно.

– Это очень круто, дядя…

– Пётр.

– … дядя Петя, и этот твой человек… твой этот большой член на которого ты работаешь, то есть орган, как ты выражаешься, наверное, очень рад, что он имеет такого… как это сказать, в общем, тебя имеет, ну… в хорошем смысле этого слова имеет, только вот ближе к делу давай, а то чёт я нихера уже не понимаю!

Петро улыбнулся. В этот раз весьма искренне. Иметь такой разговор, чувствуя полный контроль над ситуацией, было ему приятно и он мог позволить себе растягивать его очень долго. Он уже не держал в руках бокал виски и тяжёлый пистолет под столом занял его место. Его ствол был направлен прямо в пах Андрею. На улице, в машине, был Раф. Малейший сигнал и он будет здесь, будет с ребятами или один, но в каком бы составе он здесь не появился, этому отмороженному сопляку этого будет явно достаточно.

– Знаешь, что, Андрюша, – начал было он, но в этот момент у него зазвонил мобильный телефон и он полез за ним в карман. Это был Шабаич. В пятый или уже десятый раз за сегодня он пытался дозвониться до него. Но он уже получил от Шабаича всё, что ему было нужно и снова телефон со сброшенным вызовом оказался на столе.

– Чё не берешь?

– Подождет. Не срочно. Сейчас у меня есть разговор поважнее. С тобой!

– Ну так валяй тогда.

– Пару дней назад я разговаривал со следователем по твоему делу. Вся эта история с аварией кажется им чушью.

– Да мне как-то похер что твоему там следователю там кажется, для меня разбитая рожа и тачка это не чушь, – уже как-то совсем грубо ответил ему Андрей.

– А была ли она вообще эта машина-то?

– Нет, блин, – огрызнулся Андрей, – я тут на печке, как Иван-дурак по городу летаю!

– Скажи мне Андрюша, только честно скажи в этот раз, ты любишь пиво?

– Пиво? – Андрей нахмурился и почесал свой лоб.

– Пиво.

– Пиво?

– Пиво, пиво!

– Ну… все любят пиво и… я… люблю. Смотря какое, конечно. Темное люблю, нефильтрованное люблю. Впрочем, от нефильтрованного у меня последнее время как-то… в общем, выходит оно у меня из заднего прохода не задерживаясь практически. А чё хочешь-то? Налить мне или чё?! Давай!

– Мне рассказывали, что совсем недавно у тебя был один неприятный инцидент с полицией по поводу распития пива на улице и что якобы ты еще и нужду в этот момент умудрился справить. Помнишь такое?

– Командир, если бы я каждый раз запоминал все те случаи, когда по пьяни в дерьмо влезал, моя память бы закончилась очень быстро!

– Это было за день до аварии, до свидания с Дианой, ты должен помнить. У новостроек, рядом с заливом, ночью. Не припоминаешь?

Андрей нахмурился и почесал лоб.

– Ну, чёт было такое, только… А-а-а! – он даже вскочил со стула, впрочем через секунду снова с треском повалился на него. – Помню, помню. Как раз да, в ночь перед этой аварией всё это было. Поймали меня мусора, прикинь! Пивас открыл, потом поссать захотелось и тут хер знает откуда эти мудаки нарисовались. Прессанули, засунули в козелок и повезли к себе в мусарню. Попал бы как кура во щи. Сутки бы там сидел, да майор там нормальный мужик попался. Пожалел. Иди, говорит, с богом на хер отсюда. Даже штраф выписывать не стал! Норм мужик такой!