Особо опасная особь

– Только и слышу от тебя: «Простите, хозяин!» – завопил Виктор. – На каждом шагу! Ты вытворяешь черт знает что, а я должен все тебе прощать, да?

– Простите, простите великодушно…

Виктор схватил Тутмеса за плечи, дернул вверх, выпрямил, яростно уставился в полузажмуренные, дрожащие черные глаза. Потом с наслаждением въехал коленом в солнечное сплетение чертового африканца. Тутмес захрипел, сложился пополам. Виктор не дал ему упасть. Выпрямил снова, подтащил к стене, прислонил и отпустил тормоза. Его сухие, немолодые, но еще крепкие кулаки начали лупить в шоколадное лицо как в боксерскую грушу – раз за разом, с глухим стуком. После пятого или шестого удара Тутмес рухнул на пол и закрыл голову руками. Виктор добавил пару пинков по ребрам и неожиданно успокоился. Стоял, тяжело дышал, смотрел на разбитые костяшки своих пальцев. Давно ему не было так хорошо.

– Эй, ты, вставай.

Тутмес уперся ладонями в пол, медленно приподнялся, кровь текла из его носа двумя яркими ручейками.

– Давай, давай, шевелись. Хватит притворяться.

– Простите, хозяин…

– Вставай, дрянь. Прощаю. Но учти – в следующий раз наказание будет более справедливым.

– Спасибо, хозяин. Спасибо…

Господи, ну и компания подобралась… Виктор с трудом удержался, чтоб не плюнуть под ноги. Гонористая девчонка с отвертками в пальцах и черный бесхребетный слизняк, бывший убийца, ныне биотехник. Какие люди окружали его там, на Земле… Настоящие люди. Он бросил их, перечеркнул все, что было – плохое и хорошее.

Неужели вся его жизнь прошла только для того, чтобы очутиться на обломке камня в двухстах миллионах километров от земли?

Виктор глубоко вдохнул, тряхнул головой, губы его растянулись в тонкой усмешке.

Жизнь не прошла. Это только начало его жизни, его истории. Все начнется здесь. Уже началось.

– Ну давай, рассказывай, что за глиста плавает там в аквариуме, – сказал он. – Я понял – она была в кишках пальцеглаза. Как она очутилась в этой чертовой емкости?

Тутмес уже сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, размазывал красную юшку по лицу.

– Пальцеглаз отрыгнул ее, хозяин. Просто отрыгнул. Уже год назад. Я пришел утром – а она лежит на полу, рядом с ним. Я посмотрел в определителе стансовских животных. Это Platella turionana – паразит пальцеглазов и многих других хищных, уникальный экземпляр…

– Я уже усвоил, что это плателла. Почему ты не выкинул ее сразу к чертовой матери?

– Не догадался… Подумал, что она может пригодится…

– Выкинь ее немедленно. Нечего ей тут делать. Понял?

– Да, хозяин.

Виктор подошел к аквариуму, наклонился над ним. Плоское, молочно-белое тело червя медленно колыхалось в густой жидкости. Головной конец червя с крючьями-челюстями намертво вцепился в патрубок, идущий от стенки инкубатора. На самом деле паразит, что-то вроде бычьего цепня.

Почему не вода, почему гель? Ах да, – червь не свободноживущий, кишечный паразит, положена специфическая среда для содержания. Не дешевая среда, само собой.

– Ты заказал среду и инкубатор, Тутмес? – спросил Виктор.

– Да, хозяин.

– Почему этот заказ прошел мимо меня?

– Так получилось. Было очень много дел, я не успел вас известить. Простите, хозяин…

Итак, что мы имеем? Тутмес заказал соответствующую среду, перенес червя в отдельный инкубатор, создал червю идеальные условия. Тутмес знает свое дело, что и говорить. По морде парень получил справедливо, но еще один, бесплатно доставшийся стансовский ксенобионт – не то, чем стоит разбрасываться.

– Знаешь что, – сказал Виктор Тутмесу, – оставь его пока здесь. Пусть поживет. Будет время – покопаемся в его хромосомах. Может, на самом деле пригодится…

День 6

Лина была готова. Пусть не убить – хотя бы изувечить его.

Едва Виктор вошел в лабораторию, она вскочила с кушетки. Кошачьи инстинкты кинули ее в бой, когти-отвертки выскочили из пальцев. Вонзить отвертку в глаз, почувствовать этот хруст, поймать кайф хоть на долю секунды…

Она на успела.

– Стой, – спокойно произнес Виктор, вытянув руку ладонью вперед.

Лина замерла как вкопанная.

– Сядь на место, – приказал Виктор.

Лина побрела обратно к кушетке, приволакивая непослушные ноги. Не верилось, что такое случилось именно с ней. Это могло произойти с какой-то другой девчонкой, второсортной старлеткой из третьесортного фильма. Сюжет: трое людей заперты в клетке-камне-астероиде, все роли расписаны бесталанным режиссером, ни шагу не ступишь в сторону от дебильного сценария, выхода нет. Выход появится в конце – минут за десять до хэппи энда. Пришлепает некий стареющий Супермен. Прилетит, размахивая синим плащом. Вздрючит тех, кого следует вздрючить, спасет всех, кого должно спасти. Скажет последние слова, коряво простирая руку в направлении Альфы Скорпиона. Тетки в кинозале пустят слезу…

Супермена не будет. Не будет. Не будет. Может, и к лучшему. От Супермена ее точно стошнило бы.

Лина доплюхала до кушетки и медленно опустилась на нее.

– Что со мной? – спросила она. – Почему я слушаюсь тебя, Вик? Это и есть «serve»? Он уже там, у меня внутри?

– Нет. Я ведь говорил, что тебе нельзя вводить психомодуляторы. Мы использовали средство, временно снижающее способность к сопротивлению. Нейролептик.

– Временно? А что будет, когда его действие кончится? Не боишься, что я нападу на тебя?

– Не нападешь.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что к тому времени ты будешь знать все. Поймешь, что все, что сделано – на благо тебе. И не только тебе. На благо людям.

– Я – кролик? Всего лишь подопытный кролик, да?

– Когда ты ходила в колледж и училась математике и физике, ты не думала, что ты подопытный кролик. Ты училась.

– Глупость, Вик. Придумай более умные аргументы.

– Именно так. Я не издеваюсь над тобой, даже не провожу над тобой опыты. Всего лишь учу тебя новому. Такому, чего ты никогда не знала. Такому, чего не умеет никто из людей. Бесценный набор умений, Лина.

– И чему же я научусь, Вик?

– Ты научишься жить две сотни лет, не старея. Научишься дышать атмосферой, бедной кислородом. Сможешь есть любую ядовитую пищу, усваивать ее и выводить токсины из организма безо всякого для себя вреда. Будешь бегать быстрее гепарда, плавать быстрее акулы. Сможешь лазить по стенам подобно насекомому.

– Сказки… – Лина покачала головой. – Чистейший бред, Вик. Пусть даже твои волшебные ксенобионты способны на такое, понадобится тысяча лет, чтобы научиться передавать их качества человеку.

– Все уже сделано. Есть методика. Она в моих руках.

– Ты настолько гениален, Вик? Позволь не поверить.

– Я тут не при чем. Это разработки военных. В них вложены триллионы долларов. Двадцать лет я ждал, пока технологию доведут до совершенства. Они сделали это, Лина. Хорошая технология – простая технология. Раньше на подобную переделку человека уходили годы, к тому же с девяностопроцентной вероятностью смертельного исхода. Сейчас это занимает чуть больше месяца. И результат гарантирован, Лина. Ребята поработали на славу, ждать дольше нет резона.

– Ты украл эту технологию?

– Купил, – усмехнулся Виктор. – Я ее купил. Но не в магазине, разумеется.

– Стало быть, на Земле уже есть такие супер-пупер-совершенные переделанные люди?

– Есть.

– А теперь ты собираешься настрогать собственных красавчиков и начать войну с теми, земными?

– Война не заслуживает того, чтобы тратить на нее время, – надменно сказал Виктор. – Это они работают ради войны, – он показал пальцем в пол, – а я – только ради мира. Ради совершенства, ради здоровья людей. В новом мире война не будет иметь ни малейшего смысла.

– Новый мир? Что ты имеешь в виду?

– Другая планета. Другие люди. Чистые душой и здоровые телом. Ты будешь первой из новых, милая девочка. Можешь считать себя Евой.

– Подожди, подожди… – Лина прижала пальцы к вискам. – Ты что, хочешь сказать, что есть планеты, на которых можно жить? Ты сам говорил, что жизнь есть только на Стансе…

– Открыто более двух сотен планет. Как минимум три пригодны для создания биосферы. Одна из них – Мирта – очень похожа на Землю. Там много чистой, качественной воды. Мирта стерильна, благодатные споры жизни не осеменили ее, но стоит лишь засеять… Земля покажется загаженной помойкой по сравнению с новоявленным раем.

– Почему Мирту не пытаются колонизировать?

Виктор засмеялся. Лина с удивлением обнаружила, что за полгода знакомства с Виктором впервые слышит его смех – сухой, похожий на кашель, без малейшего оттенка радости.

– Кому это нужно? – сказал Виктор, отсмеявшись и откашлявшись. – Эпоха романтики прошла давным-давно, большие космические корабли не запускает никто, кроме китайцев, хотя стоит это с каждым годом все дешевле. Скиперы прыгают куда угодно, но что они могут перевезти? Они слишком малы для колонизации. Люди в Штатах и Европе зажрались, Лина. Они благоденствуют, но при этом не забывают считать деньги. Колонизация никогда не окупит себя, даже на сотую долю процента. На такое, в принципе, способны русские и китайцы, но их это не интересует тоже.

– Почему? Почему бы им не колонизировать ту же Мирту?

– На Мирте хорошая азотная атмосфера, но мало кислорода. На Земле двадцать один процент кислорода, на Мирте лишь пять процентов. Обычные люди смогут жить там только в герметичных помещениях, передвигаться по планете только в скафандрах. Даже при самом быстром варианте создания биосферы насыщение воздуха достаточным количеством кислорода займет тысячу лет. Какую выгоду может принести такая колонизация? Возить с Мирты на Землю минеральные ископаемые нерентабельно, просто бессмысленно…

– Я поняла, – тихо произнесла Лина. – Ты создашь здесь, на астероиде, колонию из переделанных людей. Они смогут дышать в атмосфере, бедной кислородом. Потом перевезешь их на Мирту. И там мы, переделанные, начнем с нуля. Наше согласие тебя, само собой, не волнует…

– Человечество всегда стремилось к экспансии. Люди шли по суше и обживали новые территории. А когда суша кончалась, садились в лодки и корабли, чтобы открыть новые земли и жить там. Это естественный порядок вещей, Лина. Теперь процесс прерван. Человечество готово заселить новые планеты, но никто не шевельнет и пальцем, чтобы начать это. Я первый, кто зашевелился. Я всего лишь хочу восстановить естественный порядок, Лина.

– Почему ты делаешь это в такой извращенной форме? Почему не объявишь о своих намерениях открыто? Я уверена, у тебя найдутся тысячи добровольных последователей.

– Открытость убьет дело сразу же, – твердо сказал Виктор. – Не буду приводить аргументы в доказательство моей правоты. Скажу коротко: стоит лишь заикнуться о подобном, и меня не будет. Меня устранят через несколько часов, за какими бы надежными дверями я ни прятался. Человечество зашло в тупик. Его устраивает сладкое, комфортное самовырождение. Те, кто правит миром, сделают все, чтобы сохранить статус-кво. А я революционер. Революционеры всегда вынуждены начинать работу в условиях конспирации.

– Как ты сможешь организовать в тайне такое мероприятие, как переправку целой колонии на другую планету?

– Здесь нет ничего сложного, – заявил Виктор. – Когда придет время, решим и эту проблему. Это всего лишь технический вопрос. Не забивай голову лишним.

– Нет, на самом деле, как?

– Ого, ты уже заинтересовалась! – Виктор улыбнулся. – Это хорошо, девочка. Хорошо. С каждым днем в твоей жизни теперь будет все больше интересного. Такого, по сравнению с чем прежняя жизнь покажется всего лишь пресным, скучным суррогатом существования…

День 12

Лина задыхалась. Обескислороженный воздух, поступающий в бокс с тихим шипением, казался ей вязким и вонючим. Белые мошки хаотично метались в глазах, прозрачные стены стеклянного ящика становились матовыми и оплывали, пол качался как корабельная палуба в шторм, навевая тошноту. Садисты… Они убьют ее без малейшей жалости, с любопытством студентов-первокурсников, препарирующих лягушку… Лина попыталась поднять руку, дотянуться до датчиков, присосавшихся к груди. Бесполезно. Привязали ее надежно, и сил уже нет совсем…

Лина, судорожно хватая воздух сухими губами, попыталась произнести хоть слово проклятия. Не получилось и это.

– Хозяин, – тревожно произнес Тутмес, – пульс сто восемьдесят. Экстрасистолы идут уже через раз. На сегодня достаточно. Пожалуйста, хозяин! Ее сердце не выдержит…

– Заткнись, – холодно бросил Виктор. – Я же тебе сказал: сердце – ерунда. Сердце всегда запустим. Главное – эритроциты. Давай анализ активности мембран. Быстрее!

Тутмес застучал трясущимися пальцами по клавиатуре. Выглядел он отвратительно – серо-бурый африканец, покрытый крупными каплями пота.

Парень сильно переживает. Влюбился в девочку Лину? Да, само собой, и это естественно. Попробуй в такую не влюбиться. Может ли это помешать делу? Может, уже мешает, вон как руки дрожат. Чертов серв. Ну что тут поделаешь, что?

Вытравить бы атавизмы из людей. Убить все лишние эмоции. Увы, не получится. Эмоции, вероятно, трансформируются, станут несколько иными, трудно спрогнозировать, какими именно, дай Бог, чтоб не еще более сопливыми, чем ныне. Физически сильные люди часто склонны к сентиментальности. Ладно, все это в будущем. Займемся настоящим.

– Сколько? – спросил Виктор.

– Сто восемьдесят, хозяин. Невероятно. Наверное, здесь ошибка. Она потеряла сознание, начались судороги. Мы убиваем ее…

– Отлично! – Виктор удовлетворенно щелкнул языком. – Девочка начинает адаптироваться. Сто восемьдесят, конечно, мало, нужно как минимум двести пятьдесят. Давай новый анализ! Делай анализ каждые тридцать секунд!

– Двести двадцать.

– Не ври, – усмехнулся Виктор, глянув на монитор, – почти двести тридцать.

– Но она же в коме! Что толку от этих цифр?

– Она не в коме. Она только потеряла сознание… слегка отрубилась. Может, и к лучшему. Она дышит, понял, дурень? Ты бы там давно уже окочурился, а она дышит.

– Но мозг… Что с ее мозгом?

– Скоро узнаем. Смотри, Тутмес, уже двести восемьдесят! Обалдеть! – Виктор стукнул кулаком по коленке.

Не просто цифры. Сто процентов – нормальное насыщение эритроцитов кислородом. Теперь уже – под триста процентов. Красные клетки Лины вобрали в себя в три раза больше живительного элемента, чем им было положено природой. Шанс. У девочки появился шанс. У ее тела. Тело, вероятно, выживет. Дай Бог, чтоб не вышибло мозги… Впрочем, для первого эксперимента это вторично.

– Триста шестьдесят процентов, хозяин!

Лина открыла глаза.

– Хозяин, пульс падает. Боже, Боже…

– Лина, ты слышишь меня? – сказал Виктор, наклонившись к микрофону. – Как дела, малыш?

– Скотина, – слабый шепот, усиленный аппаратурой. – Какая же ты скотина, Вик.

– Так-то вот, – Виктор повернулся к Тутмесу. – Как видишь, мозги на месте. Девочка ругается. Зря ты потел, дружок.

– Тутмес, Тутмес, – хриплое клокотание в динамиках. – Забери меня отсюда. Скажи Вику… Здесь нечем дышать…

– Не ври, – сказал Виктор. – Тебе есть чем. Пять с половиной процентов кислорода. Как на Мирте. Ты научилась дышать таким воздухом. Я не сомневался, что научишься.

– Вик, пожалуйста… Выпусти…

– Не спеши, – сказал Виктор. Встал с кресла, сладко потянулся всем телом, с удовольствием подумал о том, что через два часа – концерт Большого Мадридского, с самим Хорхе Линаресом во главе. Сегодня Виктор заслужил право на незамутненное удовольствие. – Не спеши, Лина. Ты же не хочешь, чтобы земной воздух спалил твои нежные легкие? Все должно идти в соответствии с планом.

И уже выходя из лаборатории, поймал обжигающий, ненавидящий взгляд Тутмеса.

День 15

– Как тебе эта зверюга? – спросил Виктор Дельгадо.

– Отвратная бестия, – сказала Лина. – Морда – страшнее не бывает. Чем она питается? Человеческими младенцами?

– Как ты знаешь, человечина на Стансе встречается крайне редко, – ответил Виктор. – Впрочем, для нас это не важно. Важно другое – то, как она двигается.

– И как же она двигается?

– Быстро двигается.

– Подумаешь, – Лина пожала плечами. – Мало ли кто быстро двигается…

– Зверюга называется пальцеглаз, – пояснил Виктор. – В ее мышцах, как и у нас, имеются белые и красные мышечные волокна – соответственно, медленные и быстрые. Особенность состоит в том, что у пальцеглаза есть своеобразный переключатель режимов движения. В момент охоты резко мобилизуются все резервы красных волокон, и пальцеглаз способен мчаться со скоростью двести километров в час и прыгать на пятнадцать метров.

– Круто, – Лина покачала головой. – Это будет следующая присадка, которую ты мне вкатишь?

– Да. Она уже готова. Через час начнем.

– Вик, Вик, что ты делаешь? – отчаянный страх исказил голос Лины. – Хочешь меня угробить? Думаешь я не понимаю, да? Если человека заставить бежать с такой скоростью, он умрет через несколько минут. Разрывы мышц и трещины костей, и это еще мелочь. Перегрев организма, обескровленный мозг, отек легких…

– Ты разбираешься в медицине? – Виктор иронично хмыкнул.

– Мне инсталлировали средний медицинский курс, – Лина постучала пальцем по лбу. – Инсталлировали, как и всем пилотам.

– Обычный человек такого бега не выдержит, – согласился Виктор. – Но ты будешь не просто человеком, Лина. Будешь отчасти пальцеглазом В каждой клетке твоего тела будет хромосома с вшитым кластером. И после переключения в ускоренный режим все это заработает. Ты сама удивишься, с какой легкостью побежишь со скоростью быстрее сотни.

– Откуда ты знаешь, что сработает?

– Все уже проверено, отлажено. Биотехники из Юты угробили не одну сотню людей, пока отладили технологию. Но это в прошлом. Тебе, милая, не грозит ничего. Ты получаешь товар высшего класса.

– Зачем ты притащил стансовских тварей сюда? Не проще было привезти с Земли все нужные присадки?

– Присадки высшего класса живут всего несколько часов и готовятся ex tempore[3], – наставительно произнес Виктор. – Все то, что законсервировано, заморожено в жидком азоте – дешевая дрянь. Доставить сюда живого пальцеглаза стоило мне огромных денег, содержать его здесь – не менее дорого. Но если ты, девочка, пробежишься через неделю со скоростью автомобиля, все расходы окупятся. Потому что вслед за тобой побежит еще сотня красивых, здоровых девочек и мальчиков. Побегу даже я, старая развалина. Мы должны обрести новую степень физического совершенства. И мы обретем ее.

– Я боюсь, Вик. Я умру, да?

– Это Тутмес тебя запугал? – Виктор внимательно посмотрел в глаза девушки. – Поганец Тутмес… Я уже жалею, что взял его. Но пока без него не обойтись, – Виктор хмуро покачал головой. – Ты пройдешь полный курс, Лина, и станешь моей полноценной помощницей. Я научу тебя хитрой науке биотехнике. И тогда Тутмес станет не нужен.

– Отправишь его на Землю?

– Да.

– Не ври. Ты убьешь его.

– Не убью.

– Враки, враки. Не убивай Тутмеса, Вик. Пожалуйста! Он хороший.

– Дерьмо он хитрозадое, вот оно что, – сказал Виктор Дельгадо – Не уповай на него как на защитника, Лина. В этом мире есть только один твой настоящий защитник. И это – я.

День 32

– Восемьдесят километров! – крикнул Тутмес. – Восемьдесят пять! Девяносто!

– Хватит! – гаркнул Виктор в микрофон. – Тормози, Лина. Тормози аккуратно!

Лина сбавила темп слишком резко. Беговая дорожка не успела среагировать, замедлить ход – черная лента протащила девушку назад со скоростью несущегося автомобиля, выкинула в воздух, ударила спиной о приборный щиток. Лина перелетела через станину, взмахнула руками – неловко, как сломанный манекен, – врезалась в стену и рухнула на пол.

– Черт! – завопил Тутмес и галопом бросился к Лине.

Виктор медленно поднялся из кресла, не спеша пошел к Лине и Тутмесу. Что за бестолочь девчонка – третий забег, и каждый раз летает кувырком. Никак не поймет, что на скорости девяносто в час нельзя тормозить так резко. Снова будет отлеживаться целый день. Сутки, считай, потеряны. Нарочно, что ли, она это делает? Знает, маленькая поганка, что ничего ей за это не будет, что все ушибы за несколько часов исчезнут, порезы затянутся. Виктор рассчитал все правильно – сперва присадил ей кластер регенерации от Мельничника дивного – редкостно уродливой жабообразной стансовской твари, и только потом начал эксперименты с переключением скоростей.

Уже очухалась, открыла глаза. Тутмес усадил ее на полу, поддерживает нежно за плечи, шепчет что-то на ухо. Наверное, о том, какой негодяй хозяин Виктор, какой он злой и бесчеловечный. Все влюбленные – идиоты, а влюбленный серв – в особенности.

– Лина, как ты? – сухой, бесчувственный вопрос.

– Больно. Я сломала палец.

Показывает указательный палец. Палец действительно сломан – кость всмятку, без рентгена видно. Ну что за дрянь! Это уже не сутки, это дня три задержки.

Виктор сжал кулаки, закрыл глаза, глубоко вдохнул, давя в себе желание наброситься на обоих, избить их до полусмерти. Нет, так нельзя. Спокойнее, Виктор, спокойнее. Береги нервы.

Как хорошо было на Земле. Два раза в неделю – спарринг на ринге. Время от времени Виктор получал оглушительные оплеухи, крюки в дыхалку, пару раз даже доходило до сотрясения мозга, но обычно он подбирал правильных спарринг-партнеров – тех, кого мог избить без труда. И делал из них отбивную. Стресс это снимало отменно.

Виктор вспомнил свой последний бой – длинного тощего пуэрториканца, отправленного в нокаут на шестнадцатой минуте. Виктор сломал ему нос. Латинос валялся на ринге, обливался кровью, сучил ногами и не мог встать. А Виктор не спешил ему помочь…

Виктор открыл глаза, тряхнул головой. Ему стало намного легче.

– Займись ей, Тутмес, – сказал он. – Приведи ее в порядок. И учти – даю один день, не больше. Чтоб через сутки она была здорова. И никаких обезболивающих. Понял?

– Да, хозяин, конечно.

* * *

Тутмес глядел на дисплей и удрученно качал головой. Многооскольчатый винтовой перелом третьей фаланги. За день такое, конечно, не срастется. Трое суток как минимум. Плюс трещина на малоберцовой, две трещины в ребрах и ушиб правой почки. И значит, завтра он, Тутмес, будет просить хозяина не мучить девочку, подождать еще хоть денек, и неминуемо получит взбучку – можно не сомневаться, что хозяин поставит ему пару свежих синяков. Тутмес дотронулся до разбитой, незаживающей губы. Боксер проклятый… В честном кулачном бою Тутмес уложил бы Виктора за пару минут, но статус раба не давал ему возможности сопротивляться.

Что ж, Тутмес знал на что шел, когда подписывал контракт. А вот девочка Лина влипла ни за что ни про что. И другие, те что последуют за ней, тоже влипнут – как мухи, приклеившиеся к листьям хищного растения. Возможно, все это не впустую, и проект Виктора Дельгадо когда-нибудь увенчается успехом. Возможно… У Тутмеса были веские основания сомневаться в этом.

Он подошел к Лине. Она усидела на кушетке, прижав больную руку к груди, нянчила ее как куклу.

– Ручка, ручка, не боли, – услышал он ее шепот. – Ручка, ручка, проходи. Ручка, ручка, не боли…

Тутмес тяжело вздохнул. Бедная, бедная девочка.

– Госпожа Лина, зачем вы это делаете? Зачем ломаете свои косточки? Нет смысла, госпожа. Это не принесет вам ничего, кроме вреда.

Она повернулась и голова Тутмеса снова, как всегда, закружилась от ее пронзительно синего взгляда.

– Тутмес, Тутмес, я же говорила тебе, что я не специально. Что я, дура, мазохистка? Это очень больно, Тутмес. Но я ничего не могу поделать. Не умею с этим справляться.

– Вам нужно всего лишь постепенно сбавлять темп. И тогда дорожка успеет затормозить. Она не может снизить скорость от девяноста до десяти за пять секунд, как это делаете вы. Это не предусмотрено конструкцией, там слишком большая инерция…

– А я не могу плавно затормозить. Понимаешь? Это переключатель, и у него только две позиции – либо нормально, либо очень быстро. Я пытаюсь, но у меня не получается. Пальцеглаз внутри меня делает все по-своему. Плевать ему на меня. Если бы я бежала по открытому месту, а не по гадской дорожке, все было бы нормально. Я бы затормозила.

– Я попытаюсь объяснить хозяину.

– Не надо. Он опять отлупит тебя. Сама ему скажу.

– Он не хочет слушать. Он хочет как можно быстрее. Вы для него лишь расходный материал, госпожа.

– Все он поймет, – Лина бросила косой взгляд на видеокамеру, шпионски глядящую из-под потолка, записывающую каждое движение, каждое слово. – Не психуй, Тутмес, не ругай Вика. Мы договоримся с ним.

– С ним не договоришься. Он холодная, бесчувственная рептилия, он убьет вас, госпожа…

– Прекрати! – крикнула Лина. – Заткнись!

Глупый Тутмес нарывается на очередную порцию тумаков. Можно считать, что уже нарвался. Надо же, как все коряво устроено – оказывается, серв может ненавидеть хозяина, хотя и подчиняется ему беспрекословно.