Выходили мы в своих работах на анализ и решение достаточно крупных экономических проблем. Я, в частности, написал тогда большую статью «Промышленный кризис в СССР: механизм развертывания». В ней анализировались причины ускорявшегося спада производства, его этапы, кризисные отрасли и тому подобное. Статья получилась неплохая, впоследствии ее даже напечатали в Англии и еще где-то. А впервые опубликована она была с подачи Гайдара в журнале «Коммунист», который к тому времени стал в каких-то областях достаточно либеральным изданием и мог себе позволить подобные вольности. По иронии судьбы это оказался последний номер в истории журнала. Вскоре грянул августовский путч, после которого журнал, как и весь ЦК КПСС, закрыли. Из-за занятости я вовремя не получил за статью причитавшийся мне весьма приличный по тем временам гонорар, а потом уже было поздно. Ну да Бог с ним. Исчез где-то вместе с «деньгами партии».

Но вспомнил я эту статью не только в качестве иллюстрации собственных трудов. Многие наши последующие критики как-то очень быстро забыли реалии 1991 года и приписали все проблемы в экономике 1992 года и последующих лет к ошибкам стратегии реформ. Согласитесь, если уж главный коммунистический журнал, пусть даже «демократизировавшийся», еще летом 1991 года позволил себе опубликовать статью на подобную тему и с таким названием (не говоря уже о содержании), то, значит, ситуация в экономике была действительно аховая.

Памятна мне еще одна моя статья, подготовленная чуть ранее. Называлась она «Реформа цен в СССР в свете международных сопоставлений». В ней был сделан теоретический расчет того, как изменится структура розничных цен в СССР по крупным товарным группам, если мы перейдем на мировые цены, но с учетом нашей структуры и уровня потребления населения. Эти расчеты показали, насколько глубоко деформирована и перекошена у нас структура цен, как тяжело ее искусственно сохранять и какие крупные сдвиги в соотношении цен по основным товарам нас ожидают при переходе к нормальному, сбалансированному ценообразованию. Примерно в то же время мной вместе со специалистами Госкомстата (именно в ходе этой работы мы познакомились и подружились с будущим руководителем Росстата Владимиром Соколиным) на базе межотраслевых моделей и балансов были проведены довольно детальные расчеты влияния на положение в основных отраслях советской экономики при переходе на структуру мировых цен. Анализ дал катастрофическую картину: более двух третей отечественной промышленности, особенно обрабатывающих отраслей, оказывались абсолютно неэффективными и явно убыточными. Главный вывод напрашивался сам: дальше с подобной системой цен жить нельзя; ее сохранение ложится неподъемным бременем на всю экономику, деформирует производство и потребительский спрос. А это значило, что либерализация цен не просто назрела, но явно уже перезрела.

Любопытно, что приведенные в статье конкретные расчеты возможного изменения цен, внешне имевшие тогда вроде бы сугубо теоретический характер, впоследствии во многом совпали с реальными ценовыми сдвигами, произошедшими после либерализации цен в январе 1992 года. Вот уж невольно вспомнишь приснопамятного Леонида Ильича, которому однажды вложили в уста фразочку: «Нет ничего более практичного, чем хорошая теория».

Самое интересное, что нас никто не заставлял заниматься подобными изысканиями. У нас не было какого-то специального заказчика на конкретные исследования. Мы сами определяли, над чем работать, исходя из собственного понимания наиболее острых для страны социально-экономических проблем. Судя по тому, что продукция института «наверху» встречалась с большим интересом, темы мы выбирали правильно.

Нашей команде удалось довольно быстро завоевать авторитет. Институт развивался. Был создан ленинградский филиал во главе с Сергеем Васильевым, ставшим потом руководителем Рабочего центра экономических реформ при правительстве, а позднее – заместителем министра экономики. Заместителем директора ленинградского филиала был назначен Андрей Илларионов, тоже известный теперь человек. Активно помогал становлению этого филиала Анатолий Чубайс, уже бывший тогда одним из руководителей города на Неве. Тогда же нашим институтом заинтересовался Геннадий Эдуардович Бурбулис, в тот момент правая рука Ельцина, что в конечном счете и решило нашу судьбу.

Августовский путч

Все было так хорошо. И вдруг… 19 августа 1991 года. Августовский путч!

Хорошо помню свои первые ощущения. Это не была растерянность. Это было ощущение какого-то трагизма и одновременно нелепости происходящего.

Неужели нам предстоит откат в недавнее прошлое? Было совершенно ясно, что все это ненадолго, ибо стратегически назад пути нет. Но сколько продлится реставрация? Месяцы? Годы? А вдруг на десятилетия?..

Наш институт находился на юго-западе. А я жил тогда на Земляном Валу. Еду на своих «тринадцатых» «жигулях» на работу через половину Москвы. А на пути танки. Казалось, что они везде, что этими танками и бэтээрами запружена вся Москва. Наконец я добрался.

Все собрались в кабинете Гайдара. Позвонили в Ленинград, узнать, как обстановка. Позвонили Петракову, тогда советнику Горбачева, потом Шаталину. Нужно было понять, где они, что с ними. Арестованы или нет? Мы считали, что аресты потенциальных противников хунты уже должны были начаться, но никто не знал, по каким спискам будут «чистить» и вообще как все это будет выглядеть.

Тут же решили составить аналитический документ, типа «чего хочет, к чему ведет ГКЧП». Я набросал проект, Гайдар отредактировал. В итоге получился довольно короткий и энергичный документ под названием «Экономическая программа хунты», где в полемическом тоне разбирались основные тезисы ГКЧП, показывался их спекулятивный, популистский, демагогический характер. Впрочем, думаю, что текст этого документа лучше привести целиком. Для истории. Мне за него и сегодня не стыдно.

ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА ХУНТЫ

Официальные документы военной хунты, пришедшей к власти в результате переворота 19 августа 1991 года, а также выступление членов хунты на пресс-конференции дают основание сделать первые выводы об основных чертах предлагаемой ею экономической «Программы».

В их числе можно выделить:

1. Страстное желание возложить на кого угодно, кроме себя, ответственность за нынешний экономический кризис. Больше того, сделать его трамплином для захвата власти. Никто не несет большей ответственности за нынешний финансовый и общеэкономический кризис в стране, чем нынешний Премьер-Министр, а до того Министр Финансов СССР В. Павлов, яростные лоббисты аграрного и военно-промышленного комплекса В. Стародубцев, А. Тизяков, О. Бакланов, В. Крючков и Д. Язов.

Правительству, которое само повысило закупочные, оптовые и розничные цены, в результате чего были нарушены все ценовые пропорции, в том числе ценовой паритет между городом и селом, понадобился военный переворот, чтобы «в недельный срок найти способ их упорядочить, заморозить и снизить».

2. Набор банальных истин о необходимости хорошо работать, чтобы хорошо жить, которые слышны десятилетиями.

Правительству понадобился переворот, чтобы выяснить, какие есть резервы в жилищном строительстве, как обстоят дела с запасами товаров и продовольствия.

3. Руководители переворота используют самые беззастенчивые, крайние формы экономического популизма.

Оказывается, что только после переворота можно поднять всем заработную плату, снизить цены и обеспечить постоянное повышение благосостояния. Трудно представить, что ГКЧП всерьез надеется таким образом повысить жизненный уровень населения. Если же это так, то должны предупредить, что в сложившейся экономической ситуации это прямой путь к безудержному разгулу инфляции, от которой пострадают все слои населения, но особенно малообеспеченные.

4. Смесь шапкозакидательских заявлений о том, что мы обойдемся без зарубежной помощи, с прозрачными намеками на то, что ГКЧП от нее бы не отказался и готов вести себя хорошо.

Экономический ущерб, который уже нанесен кредитоспособности страны, перспективам прямых иностранных капиталовложений и зарубежной экономической помощи самим фактом переворота, невосполним.

5. Словесные призывы и заверения о намерении сохранить единое экономическое пространство сочетаются на практике с действиями, подорвавшими перспективы его возрождения на новой основе.

Единственное, в чем можно согласиться с идеологами переворота, – их слова: «Когда страна находится в хаосе, нельзя играть в политические игры, потому что, в конечном счете, эти игры оборачиваются против нашего многострадального народа».

Экономическая программа хунты – путь к краху, голоду, развалу отечественной экономики.

* * *

Институт экономической политики АНХ и АН СССР присоединяется к всеобщей политической забастовке и отказывается от сотрудничества с любыми неконституционными органами.

Мы готовы оказать любую посильную помощь законным органам власти России в поиске путей стабилизации экономического положения.

Директор Института экономической политики Е. ГайдарЗаместитель директора В. МашицЗаместитель директора А. НечаевЗаместитель директора Н. Головнин20 августа 1991 года

Мы по факсу направили эту бумагу Ельцину и в прессу за четырьмя подписями руководителей института: Гайдара, Машица, моей и заместителя директора по хозяйственной части Коли Головнина (потом он стал заведующим секретариатом у Гайдара в правительстве). Причем Николай, которому подписывать такую бумагу было не по рангу, очень просил разрешить ему тоже поставить свою подпись. А ведь подписывая эту бумагу и давая ей публичный ход, мы в случае победы ГКЧП своей рукой включали себя в расстрельные списки. Более того, после выхода указа Ельцина по поводу событий мы подготовили еще и специальный приказ по институту за подписью Гайдара, который дополнительно направили в Отделение экономики АН СССР. Его я тоже приведу полностью:

«В связи с произошедшим 19 августа с. г. военным переворотом и во исполнение Указа Президента РСФСР Б. Н. Ельцина

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Объявить, что Институт экономической политики присоединяется к политической забастовке против путчистов с 20 августа 1991 года.

2. Запрещаю оказание любой консультативно-аналитической помощи органам, сотрудничающим с военной хунтой.

3. Считаю первоочередной задачей сотрудников института оказание всемерной помощи законным органам власти».

Страха не было вовсе. Поздно вечером 19 августа я с женой поехал к Белому дому, где и провел первую ночь ГКЧП. От той ночи у меня остались противоречивые впечатления. Врезалось в память, что среди «защитников» было много любопытствующих и даже просто пьяных. Хотя в целом народ был настроен решительно, строил баррикады. Уже на следующую ночь ситуация кардинально изменилась. Случайных людей не стало. Пришедшие к Белому дому тысячи россиян понимали, на что они идут и чем рискуют.

Утром 20 августа мы снова собрались в институте и провели запланированное накануне партсобрание, на котором все дружно вышли из партии. До сих пор наизусть помню текст своего заявления: «В связи с тем, что ЦК КПСС не принял никаких мер по осуждению путча и тем самым солидаризировался с деятельностью ГКЧП, не считаю возможным для себя оставаться в рядах КПСС».

Примерно такие же заявления написали все, кроме академика Павла Бунича, который, как проректор Академии по науке, тоже состоял в нашей первичной парторганизации. Он сказался больным, на собрание не пришел и из КПСС, соответственно, не вышел. Впрочем, кроме сотрудников нашего института, подобных «резких движений» в Академии больше не делал никто. Всего через два-три дня, начиная с 23 августа, в стране появилось несколько миллионов «сознательно расставшихся с КПСС». Но 19–20 августа, на гребне власти ГКЧП, как мы помним, многие сдували пыль со своих партбилетов. И отказ от членства в партии именно в этот момент требовал определенного мужества, пожалуй даже многократно большего, чем за два-три месяца до того. Мы, кстати, на собрании разрешили не выходить из партии одной сотруднице, которая страшно боялась ГКЧП и возможных последствий и говорила, что ей обязательно нужно посоветоваться с мужем.

После собрания все «новые беспартийные» поручили нашему партсекретарю сообщить о своем решении в райком и руководству Академии, а сами дружно пошли к Белому дому и всю ночь с 20 на 21 августа были там. Гайдара провели внутрь. Наш давний приятель Алексей Головков, в тот момент помощник Бурбулиса, повел Егора к нему, а мы всю ночь пробыли на улице, под дождем, в ожидании штурма, в ожидании чего угодно, в том числе и самого худшего. Это уже потом пошли разговоры, что ничего серьезного там и быть не могло, что это был фарс, сговор. Но когда я стоял под стенами Белого дома, и слышал самую натуральную стрельбу, и видел трассирующие пули над Садовым кольцом, фарсом это совсем не казалось. Как сейчас помню запруженную народом площадь и объявление по громкой связи, что сейчас пойдут танки и надо приготовиться к отражению атаки.

А там, нужно заметить, была самая натуральная мышеловка, потому что на пути возможного отхода для защиты от прорыва соорудили баррикады. Мы с Володей Машицем даже стали смотреть, где в крайнем случае можно будет перелезть через забор, чтобы не быть раздавленными танками или толпой. Помню также, что, когда объявили о скором начале штурма, меня охватило какое-то странное чувство облегчения. Все-таки лучше хоть какая-то отчаянная борьба, даже без шансов на победу, но лишь бы не это ожидание чего-то неясного, но явно скверного.

В ту ночь произошла трагедия с одним нашим молодым сотрудником, который работал у меня в отделе. Когда объявили, что начинается штурм, я увидел его совершенно ошалевшие глаза и понял, что дело неладно, здесь не просто страх. Он действительно сошел с ума, заболел тяжелым психическим расстройством. Вскоре у него появились все признаки мании преследования. Парню все время казалось, что за ним следит КГБ. Такая форма шизофрении, открывшаяся через несколько дней. В ту ночь и впоследствии я как мог опекал парнишку (по понятным причинам не хочу называть его имя). Человека подлечили, я даже взял его в министерство, но время от времени эти приступы у него повторяются до сих пор.

Это своего рода «военная лирика», а с точки зрения будущего для нас важным итогом стало личное знакомство в ту ночь Гайдара с Бурбулисом. Расскажу забавный эпизод. Утром, когда мы около шести часов уходили от Белого дома, Гайдар по поручению руководства обороны попросил меня подумать, что можно попытаться сделать в Москве, чтобы парализовать деятельность путчистов, поскольку системы связи и информации оказались в их руках. Думаю, что до того случая никто и никогда не давал поручение академическому ученому подумать о делах, мягко говоря, не имеющих прямого отношения к экономической науке. Но я у Гайдара в тот момент был как бы единственным человеком, кому он мог дать такое задание, поскольку считался лучшим специалистом по конкретным экономическим проблемам. Я сходу предложил отсечь путчистов от систем физического жизнеобеспечения: постараться как-то отключить от Кремля электричество, воду, а главное – канализацию. Логика у меня была простая: резервные системы электро- и водоснабжения наверняка есть, а вот относительно канализации – не факт. Гайдар попросил срочно составить записку на эту тему. Слава Богу, мои изыскания в этой специфической области не пригодились, потому что к концу дня путч бесславно закончился. И вечером мы устроили в институте маленький сабантуй в честь победы над ГКЧП.

Мое ноу-хау, кажется, не пропало даром. Во время осенних событий 1993 года в рамках жесткого противостояния президента и Верховного Совета именно технология отключения систем жизнеобеспечения была применена по отношению к депутатам-путчистам, засевшим в Белом доме.

Разработка программы реформ

А знакомство с Бурбулисом не прошло даром. Именно после и, может быть, отчасти благодаря той ночи Бурбулис потом привлек «Гайдара и его команду» к подготовке конкретных предложений по реформированию российской экономики.

Геннадий Эдуардович занимал тогда должность государственного секретаря России. В Конституции эта должность не значилась, и формально полномочия Бурбулиса были очень неопределенными. Однако в силу близости к Ельцину реальная власть Бурбулиса была велика. Главное, он, несомненно, был одним из тех ближайших сподвижников Ельцина, кто осознал острую необходимость реальных реформ и всячески убеждал в этом президента. В итоге буквально через пару недель после путча, когда Ельцин отправился отдыхать от пережитых событий, Гайдар опять встретился с Бурбулисом и, вернувшись от него, сообщил, что нам предложили написать свою программу реформ.

Должен сказать, что поначалу мы отнеслись к этому не очень серьезно. Всяких программ к тому времени уже было написано немало («500 дней» Григория Явлинского – одна из них, наиболее комплексная и известная), а толку не было никакого. Никто их не реализовывал, и они превращались в какие-то полуакадемические, никому, кроме авторов и их коллег, не интересные упражнения. Однако в тот момент мэр Москвы Гавриил Попов решил отобрать у Академии народного хозяйства здание под свой Российско-Американский университет. Аганбегян, естественно, здание не отдавал. Он готовился тогда к реализации большого проекта: строительству на территории академии крупного научного центра. Забегая вперед, скажу, что, к сожалению, этот проект был активно начат, но завершился большим скандалом с иностранными инвесторами, напоминанием о котором много лет было недостроенное огромное здание рядом с академией. Мы имели в этой борьбе свой интерес, так как в случае победы Попова наш институт лишался помещений. Для того чтобы помочь Аганбегяну отстоять здание, было решено «идти в верхи» и готовить требуемые программы.

Наверное, не существуй этой причины, мы бы тоже согласились на предложение Бурбулиса. Но тогда борьба за здание была вполне реальным, хотя и не единственным мотивом, по которому мы решили ввязаться в это дело.

Тем временем в высшем российском руководстве происходили интересные перемены. Тогда, на волне победы, на волне растущей роли России, ближайшему окружению Ельцина удалось убедить президента, что не надо повторять путь Горбачева с его колебаниями, шараханьями, частым простаиванием на месте и откатом назад, а нужно начинать серьезно реформировать экономику. Вскоре было решено начать проработку примерной программы первоочередных шагов. По официальной линии это делал Евгений Сабуров, в то время министр экономики и зампред правительства России. У него была своя команда экономистов. Кстати, неплохая команда. А мы готовили как бы запасной, дополнительный вариант. На самом деле, конечно, готовилась альтернатива сабуровскому варианту, потому что наша программа была гораздо более радикальной.

В общем, Гайдар отправился работать на госдачу в «российское Архангельское». Это был государственный дачный поселок, расположенный по Калужскому шоссе в районе деревни Сосенки. В нем имели дачи члены правительства и Администрации Президента России. Поселок по советским меркам вполне скромный. Ведь когда он строился, Россия была лишь крупнейшей из пятнадцати республик СССР и номенклатурный статус ее руководства был тоже довольно скромен. В 1991 году здесь жили и Ельцин, и Хасбулатов, и Руцкой. Союзное правительство и партийные бонзы имели для себя другое, «настоящее Архангельское» на западе от Москвы. Там особняки были не в пример солиднее и все разные. И выделялись они каждому «дачнику» в зависимости от занимаемого места в партийно-хозяйственной иерархии. Видимо, завидуя союзной власти, а может быть для конспирации, россияне тоже назвали свой поселок «Архангельское».

В порядке отступления на бытовую тему замечу, что наше, «гайдаровское», правительство так и осталось в Сосенках, спокойно и без амбиций деля одинаковые небольшие коттеджи на две семьи. Я, например, оказался соседом по даче с Валерием Махарадзе, ставшим заместителем председателя правительства. Гайдар делил дачу с министром по делам Чернобыля Сергеем Волощуком, Бурбулис – с Александром Шохиным. Никакая табель о рангах здесь не соблюдалась. Один лишь Хасбулатов занимал дачный коттедж целиком, да у вице-президента Руцкого здание было значительно солиднее, чем у всех остальных. Жили, надо сказать, дружно, с походами в гости друг к другу, хотя времени для этого почти не было, особенно в первые месяцы работы. Лишь в конце 1992 года, когда правительство сильно обновилось, опять начали заселять опустевшие было начальственные виллы в Петрово-Дальнем, в Барвихе. Из «сосенковцев» туда в первую очередь потянулись первый вице-премьер Шумейко, министры-силовики: Грачев, Баранников, Ерин и другие «особо охраняемые» персоны. Но все это было потом…

Гайдару для работы над программой реформ в «российском Архангельском» выделили знаменитую 15-ю дачу – место отдыха бывшего председателя Президиума Верховного Совета РСФСР Михаила Яснова, которую уже давно и традиционно отводили под всякие рабочие группы. К примеру, там писалась и программа «500 дней».

На первых порах туда поехали всего несколько человек, в частности из нашего института Костя Кагаловский и Володя Машиц, а я был оставлен в Москве – командовать институтом, собирать данные и готовить необходимые материалы, а также держать связь с внешним миром. По очереди на дачу вытаскивались ребята, нужные для проработки каких-то отдельных проблем. Брали либо наших, институтских, либо со стороны. В нашей команде, правда, были и два настоящих чиновника: Саша Шохин, незадолго до этого ставший министром труда РСФСР, и Алексей Головков, работник аппарата Бурбулиса. Он стал главным связующим звеном между нами и Бурбулисом, и вообще любым «начальством». Кстати, именно Головков и познакомил уральца Бурбулиса, мало кого знавшего в кругах московских экономистов, с нашей командой.

В начале октября Гайдар призвал в Архангельское и меня – для разработки предложений по структурной политике и отношениям с республиками. Мы просчитывали варианты: что будет, если Россия введет свою валюту; что будет, если расчеты с республиками мы переведем на мировые цены. И так далее. Получалось, что Россия в любом варианте окажется в выигрыше, если «сбросит хвост».

В том же «сосенковском Архангельском», но на 6-й даче, работала уже упомянутая мной «официальная команда» Сабурова. Туда входили Иван Матеров, Александр Боков, Володя Лопухин – в то время заместители министра экономики РСФСР. Из Ленинграда они призвали Сергея Игнатьева – впоследствии председателя Центробанка, которому тогда прочили пост председателя Комитета цен. Почти все эти люди, кроме самого Сабурова, потом перекочевали в нашу команду. Но и с самого начала между нами все было как-то очень по-доброму, по-товарищески: никакой вражды, зависти, соперничества. Мы ведь были прежде всего специалистами, экспертами. Да и трагизм положения в стране не оставлял места для личных амбиций. Мне было совсем просто. С Лопухиным, Матеровым и Шохиным мы много лет проработали бок о бок в том самом академическом отделе народно-хозяйственного прогнозирования, о котором шла речь выше. Да еще и были однокашниками по экономическому факультету МГУ. А Иван Матеров и вовсе был у меня командиром отделения на военных сборах после четвертого курса университета. Забегая вперед, скажу, что именно Ивана я взял в свои заместители, став министром, и поручил ему один из самых проблемных участков работы – оборонный комплекс.

Единственное, что чувствовалось на первых порах, – что сабуровские ребята, поскольку они уже были как бы при власти, держали себя более таинственно. Да и просто порой надували щеки. Вообще-то им было чем гордиться, потому что формально именно Сабурову президент поручил готовить указ о либерализации цен и другие первоочередные меры реформ. Что эта команда реально до конца так и не сделала.

А мы не стали писать цельный гладкий документ типа программы «500 дней» или «Согласие на шанс» Явлинского. Мы делали заготовки по решению конкретных проблем и по конкретным ситуациям, которые могли возникнуть в ходе проведения реформ. Наши наработки, конечно, можно было в любой момент сложить в некоторый единый орнамент или использовать блоками: в зависимости от того, на что решится начальство. Но веры в то, что какое-то серьезное решение будет наконец принято, оставалось все меньше и меньше.

И вот сидим мы как-то поздно вечером «узким кругом», потому что часть ребят уехала в Москву. Нас осталось буквально несколько человек: Гайдар, Кагаловский, я и Коля Головнин, который обеспечивал организацию нашей «дачной» жизни. Вдруг приезжает Бурбулис: «Ребята, аврал! Президент дал согласие на радикальную экономическую реформу, велел готовить ему доклад с включением всех основных элементов: либерализация экономики, либерализация цен, новые отношения с республиками, введение российской валюты и тому подобное. В общем, готовьте доклад на Пятый съезд народных депутатов!»

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5