bannerbanner
Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4
Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4

Полная версия

Путешествие вокруг Кавказа. У черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму. С живописным географическим, археологическим и геологическим атласом. Том 4

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 18

Чтобы оказать нам честь, хан пожелал устроить для нас представление персидских танцоров, все трюки которых были приправлены шутками из Байяццо, как и у Итальянцев. Нельзя описать эти развлечения лучше, чем господин Морье (Morier). Самой приятной оказалась сцена с влюбленным Байяццо, обегавшим двор со своей персидской гитарой с двумя юными танцорами, переодетыми в женщин, отвечавших ему гармошками. Что касается других сцен, являвшихся слишком скабрезными и плоскими розыгрышами, то интересным показалось, когда Байяццо в своей остроконечной шапочке и с лицом, покрытым мукой, своим кондитерским противнем наносил вокруг, налево и направо, удары как будто битой по другим актерам.

Но я слышу возгласы со всех сторон: «Вы рассказываете нам здесь о стольких башнях, вратах, приемах и персидских розыгрышах, и вы забываете… О, нет, я не забываю, но мне стыдно после описанных великолепных памятников и других гробниц, почти столь же прекрасных, как Ханская башня, вас направить к могиле Ноя… Ибо во имя этого патриарха, во имя отца человеческого рода вы ожидаете увидеть памятник столь же великий, сколь и его слава… И вместо этого, рядом с разрушенными стенами новой оставленной крепости, посреди широкой и печальной площади, покрытой обломками, наполовину вросшими в почву, вы увидите на краю холма маленький обваливающийся свод; интерьер, образующий восьмиугольник от 10 до 20 футов в диаметре, был расчищен, и ворохи разбитых светильников или старых осколки горшков, имевших здесь место со следами лампового масла, остатками благочестия верных, покрывали собой пол; с несколькими участками растрескавшихся стен, до сих пор образующими одну из сторон гробницы, вы имеете все то, что люди оставили в память о своем предке. Тем не менее, не проходит и дня, чтобы сюда не прибывали паломники из всех народов – Русские, Армяне, Евреи и пр. – для почтения нашего общего отца. От этой гробницы открывается вид, с одной стороны, на просторную равнину Армении, за которой возвышаются две вершины Арарата, а с другой стороны, на обширную панораму диоритовых гор, замыкающих, подобно стене с башнями и зубцами, всю восточную оконечность Армении, где несется Аракс. Главная из них поднимается в виде уединенной сахарной головы; ей дано название Иланли – Гора змей. Как сказал трактирщик(7), это от того, что несколько источников, текущих у подножия, имеют свойство исцелять укусы змей; он добавляет даже, что, если какая-нибудь змея оказывается на оной запретной почве, она тотчас умирает.

Гробница выполнена в том же стиле и теми же материалами, что и другие памятники Нахичевани: последнее доказывает, что она, несомненно, восстанавливалась при Эмирах(8).

Иосиф и Бероз и в самом деле с восточными христианами, сирийцами и арабами, находят гору, на которой остановился ковчег в Курдских горах, на севере Месопотамии и Ассирии. Но известно, что всеобще признаваемые предания на северо-западе Азии и у Евреев Александрии постоянно располагали сцену этого великого библейского события на Арарате в Армении(9). В ночи времен Нахичевань уже существовала. Позднее Птолемей ее называет Наксуаной(10). Шахпур в четвертом столетии нашей эры в царствование Аршака III (Арсаса) ее уничтожил; тогда она была очень населенной, согласно Фаусту Византийскому, сообщавшему, что она заключала в себе 2 000 армянских и более 16 000 еврейских домов, которые оказались разрушенными(11). Нахичевань вскоре после этого восстановилась, и когда мусульмане в начале восьмого столетия пришли завоевывать Армению, то, принимая во внимание и армянские предания, они пожаловали и в Нахичевань, думая о его древней гробнице, которую восстановили в стиле своих зданий, благодаря чему Персы называли Нахичевань картиной мира(12). Предполагается даже, что они воздвигли в честь патриарха эту просторную и великолепную мечеть, некогда самую большую в Нахичевани, руины которой еще видны между Ханской башней и гробницей Ноя: она была сработана из кирпича и богато декорирована рельефными арабесками(13).


Гянджа (Елизаветполь). Древняя Гянджа до разрушительного землетрясения в 1139 году


Старый Тифлис. Гравюра из книги рыцаря Жака Франсуа де Гамбы


Нахичевань является столицей ханства, площадь которого может составлять 3 300 квадратных верст или приблизительно 200 французских лье. Ее население в 1834 года выросло до 30 323 жителей том числе 16 004 мужского и 14 319 женского пола, распределившись в городе Нахичевани и 178 селах, имеющих 6 499 очагов или домов, что давало 151 жителя на французское квадратное лье или 464 жителя на немецкую квадратную милю.

Образующий отдельное маленькое ханство Урдабад насчитывает на 1 200 квадратных верст или 75 французских квадратных лье 11 341 жителя, в том числе: 5 851 мужского и 5 490 женского пола, населенных в городе Урдабаде и в 52 деревнях, насчитывающих всего 2 392 очага. Это давало 151 жителя на квадратное лье и 4 2/3 на очаг или дом(14).

Два Арарата, малый из которых вырисовывается на фоне большого, являются барометром Нахичевани. Когда они покрыты туманом, то будет плохая погода; их вершины, освобожденные от облаков, предвещают погожую пору. Если утро свежее и дует холодный ветер, то в течение дня изнуряющая жара, а вечером возобновляется ледяной ветер. Это наблюдения местных жителей, которые я считаю точными; когда я там находился, сплошь заснеженные вершины окружали Нахичевань.

Встреченный самым радушным образом господином Беянбеговым, тогда имперским кассиром, я провел два дня, изучая город и окрестности, и 26 мы выдвинулись на пороги Аракса. Проезжая по городу, мне показали рядом с дорогой черный камень, отполированный поцелуями и коленями многочисленных богомольцев; он используется для усердных молитв жителей Нахичевани: возможно, это аэролит. В чем мне было бы легко удостовериться одним ударом молотка, но как прикасаться к столь почитаемому предмету, не оказавшись побитым камнями и не навлекши проклятия жителей на себя и на Русских, кого не слишком-то и любят. Это камень округлого вида как булыжник, имеющий полтора фута в длину на один фут ширины и толщину в 6 или 7 дюймов.

Джульфа, ее руины и ее история

Выехав из города, мы спустились внизу на полторы версты до реки Нахчеван-чай, которую мы перешли вброд рядом со старинным разрушенным мостом. Эта река питает городские каналы. За ней начинается ответвление равнины Армении, имеющее 20 верст в ширину до места, где достигает первых скал разноцветного песчаника, желтого и красного, иногда тонкого, иногда грубого. Здесь мы обнаружили речку Алинджа-чай(15), текущую между двух утесов этого песчаника до ее слияния с Араксом, где мы достигли Джульфы(16). Это было не легко; ведь имея в качестве дороги только русло, последнее обстоятельство вынуждало по нему идти, преодолевая его, чтобы обрести тропу, порой на одном, а то и на другом берегу: мы подвергались большому риску утонуть в стремнинах, раздуваемых таянием снегов. В течение остального года река не представляет никакой опасности.

Слои песчаника слегка наклоняются к северу. Господствующие цвета черепично-красный или кровавый, иногда желтый, послойно или штриховкой. Песчаник содержит кристаллизованные осколки всех видов скал и черного известняка, связанные более или менее плотным красным цементом. Тарудаг, заполняющий западный угол слияния Алинджа-чай и Аракса, знаменит своими карьерами шлифовального камня, продаваемого под названием нахичеванского камня.

Аракс здесь, как и Алинджа-чай, стеснен на протяжении нескольких верст скальными породами, стены которых, странно изъеденные в форме разрушенных шипов и иголок, увенчивают его берега, отражаясь в нем своими кровянистыми оттенками. Тут и располагается Джульфа. Древние армянские историки делают уже упоминание о ней в самые отдаленные столетия, приводя ее в числе городов и крепостей, назначенных Тиграном I (Дикраном) в наследие родителям Аждахага (Астиага): вот как они рассказывают об этом событии(17).

Тигран I, царь Армении, соединился с Киром, поддерживавшим его против Астиага. Последний, видя боевые порядки Тиграна, прибег к хитрости, и чтобы заключить с ним мир, попросил в жены его сестру Дигрануши. Тигран согласился, предоставив ему свою сестру. Астиаг относился к ней с вящим почтением, даровав ей первое место среди своих жен; затем, заставляя войти ее в свои замыслы, он ей изобразил опасность, угрожавшую им обоим, упросив послать своему брату приглашение для встречи, дабы он смог завладеть последним. Дигрануши, любившая своего брата больше, чем мужа, поступила с точностью до наоборот: она известила своего брата о ловушке, и Тигран, как если бы он ни о чем не ведал, прибыв на встречу с Астиагом, вместо того, чтобы опрометчиво довериться своему зятю, набросился на него, поверг его и убил своей собственной рукой. Дигрануши, спасавшаяся у своего брата до поединка, получила в удел Дигранакерт (Тигранокерт), построенный для нее Тиграном. Что касается Ануиш, ее детей и других жен Астиага, то Тигран их водворил вместе с 10 000 узников на востоке горы Арарат(18). Джульфа (Чуга) являлась частью их наследства. Потомки Астиага и его родственников взяли тогда армянское наименование Вишабад-сунт (наследников дракона) от персидского имени Аждахаг, обозначающего дракона. Вот почему мифы сообщают, что Тигран боролся с драконами.

Джульфа, расположенная вблизи одного из наиболее удобных бродов через Аракс, значительно возвышается. Здесь сосредотачивалась армянская промышленность, и торговля ее обогащала больше, нежели какой-нибудь иной город Армении, пока внезапно в 1605 году она не оказалась стертой с лица земли, лишившись множества человеческих жилищ. Однако город, насчитывавший 40 000 жителей, должен был оставить следы своего существования. На самом деле, их достаточно, и наблюдая их, у тебя не может не сжаться сердце при виде сих странных потрясений, которые способен причинить каприз деспота.

Мы находимся на берегу Аракса, раздуваемого и волнуемого таянием снегов. Больше вы не сможете перейти по мосту, арочные своды которого рухнули в поток. Охрана вас не остановит у подножия этих квадратных башен, стерегущих подход к нему с обеих сторон.

Когда мы желаем въехать в город, то поднимаемся по долине Аракса; обрамляющие его по берегам кровянистые скалы начинаются здесь(19): каждый выступ, каждая седловина скальной породы весьма малодоступны, поскольку ощетинились стенами замка, защищающего вход с долины. Одна стена, отходящая от крепости и простирающаяся до Аракса, еще более плотно ее запирают. Но нет больше гордых солдат, нет больше часовых на воротах; я увидел лишь голубой гиацинт, цветший под сенью скал и улитки Джульфы(20), ползающие по пучкам майорана.

Перед самими воротами уединенная вершина скалы оказалась довольно широкой для основания на ней монастыря в честь Пресвятой Богородицы: церковь до сих пор там находится; покойники, чьи богатые могилы покрывают склоны скалы, пребывают здесь же; но живые, где же они?

Мы въезжаем в город: между остроконечной стеной скал и Араксом есть пространство в несколько сот шагов, где разбросаны там и тут огромные блоки, обрушившиеся с соседних склонов. Узнаете ли вы Джульфу? Смотрите, вот ее базар на берегу Аракса и несколько ее церквей у подножия скалы. Одна из них, расположенная на возвышенности, являлась, как говорят, католической: именно у порога ее врат упокоился в прекрасной могиле из белого мрамора богатый Хачабаба, наиболее могущественный из жителей Джульфы в царствование Шаха Ходабендеха, предавшего его смерти. Вот то, о чем говорит нам его могила благодаря двойной надписи великолепными армянскими письменами. На одной из ее сторон вы читаете:

«Эта могила в память души господина (Парунэ арм.) Хача-бабы, безвинно оказавшегося в руках неверных. Я прошу прочитавшего эту надпись помянуть мою душу в своих молитвах».

На другой стороне:

«Умоляю вас еще раз вспомнить обо мне в своих святых молитвах, чтобы и вас не забыли пред Агнцем Божиим. Почил в 1030 году армянской эры (1581 год от Рождества Христова). Наш отец и пр.» (это молитва, которую он просит прочесть за него).

На обоих берегах Аракса поднимаются, напротив друг друга, два просторных караван-сарая, возведенные из тесаного камня и которые еще не достроены; дюжина семейств, составляющих все население нынешней Джульфы, водворились в одном из них на левом берегу. Повсюду на расстоянии до одной версты на ровном берегу реки, в оврагах, на живописных скалах и у их отвесных стен разбросаны жилища, наполовину разрушенные, наполовину погребенные, наполовину смытые дождями, наполовину унесенные потоками. Здесь нет ничего живого, кроме ужасного черного скорпиона Джульфы, более крупного и более ядовитого, чем обычные скорпионы; не проходит и года, чтобы он не погубил кого-нибудь из оного десятка бедных семейств Джульфы. Я предпринял бы мучительные поиски, чтобы обнаружить хотя бы одного; но время года еще не вполне подходящее, поскольку только в мае месяце он начинает роиться.

Однако к моему большому удивлению я не нашел ни одного из весьма примечательных строений Джульфы ни по богатству, ни по великолепию своей архитектуры; вызвавший их гибель пожар слишком жестоко обошелся с ними. Все дома состояли из камней разноцветного песчаника, соединенных красной глиной. Церкви были сооружены несколько лучше, не приближаясь к обычной роскоши армянских церквей. Стало быть, в своих могилах жители Джульфы похоронили свою славу и свои богатства.

Пройдя другую стену, замыкающую другую оконечность города, нет ничего лучшего тысяч погребальных камней, разбросанных и нагроможденных друг на друга как урожай початков, укрывающих большое пространство вдоль Аракса. Эти камни имеют от 8 до 9 футов в высоту, представляя лабиринт мертвых, где живые после трех столетий могут найти всякое усопшее поколение, как если бы оно только что накануне умерло; ведь памятники из песчаника Тарудага, покрытые скульптурами, арабесками, барельефами, предстают свежими, как если бы только вышли из рук скульпторов.

Эти памятники двух видов: одни сделаны из камня длиной от 7 до 9 футов, насаженные сверху на длинный и прямоугольный блок, который представляет собой могилу. На этом длинном камне вы увидите в узорчатом обрамлении великолепно сработанные арабески, кресты разных величин, снабженные орнаментами: верх камня иногда украшен барельефами, изображающими сцены из Библии или Святого Георгия, или персидского сфинкса с двумя телами и с человеческой головой посередине. Каждый камень обладает надписью по-армянски с датой. Многие из них изумительны совершенством своей работы, делающей их достойными пребывания в музее. Некоторые из них покрыты маленькими часовнями, обнесенными стенами.

Другой вид памятников, который более малочисленный, состоял из овнов, покрытых надписями и отдельными рельефами. Я зарисовал самый красивый и любопытный из всех. Кен-Портер говорит об этом в своем Путешествии. На нем мы видим всадника, вооруженного копьем и несущего на крупе ребенка-узника; вокруг его шеи обмотана веревка, к которой привязаны три других узника, коих всадник тянет после него. Дальше, несомненно, тот же самый персонаж представлен сидящим за столом; на одной стороне коленопреклоненный раб подает ему выпивку, тогда как на другой второй раб играет на гитаре; в сфинксе тоже нет недостатка. Надпись нам сообщает, что: «Здесь покоится прах Манука Назара, умершего в 1037 году армянской эры (1578 год от Рождества Христова)»(21).

Разве не сказали бы вы при виде оной гробницы, брошенной на границе с Персией, что вы увидели перед глазами место упокоения предка всего знаменитого семейства Лазаревых, порвавших некогда с Джульфой, чтобы поспешить прославиться в России. Здесь самое время поговорить о разрушении этого города, и меня поймут лучше, сидя у основания вышеуказанной гробницы(22).

В царствование слабого Шаха Мохаммеда Ходабендеха Туркам под командованием Лала-Паши удалось овладеть Ереваном, Таврисом (Тебризом), одним словом, почти всей Арменией. Шах-Аббас, называемый Великим, предпринял многие усилия, чтобы вырвать у них их завоевания. В своем походе на Эривань в 1604 году он прошел через Джульфу. Жители этого города оказали ему самый торжественный прием, выйдя ему навстречу, и когда он переправлялся по Араксу, они разостлали перед ним золотые ковры вплоть до дворца князя Хачика. Когда он в него прибыл, Хачик принес большую чашу, наполненную кусками золота, передав ее Шах-Аббасу через своего сына; другие знатные люди города предоставили ему столько же. Шапрады, Надзар (Лазарь) и священнослужитель Иоанн также пожертвовали ему богатые подношения. Шах-Аббас оставался три дня в Джульфе, радуясь в своем сердце богатством этого города и притворяясь, что любит христиан, вкушал с ними свинину, пил вино и молился перед иконами: одним словом, он ласкал их, чтобы лучше завладеть их богатствами.

Собственно, в следующем (1605) году, не сумев удержаться против Турок, его преследовавших, он находился со своим войском в Джульфе, пока враги занимали Нахичевань. Пребывая в угрожающем положении, Шах-Аббас думал сделать Аракс преградой между собой и Турками. Уже мост был разрушен; ему понадобилось на кораблях переправлять все свое войско, как и узников, взятых в Армении, которых он тянул за собой. Тот, кто из этих бедных людей не желал переправляться по реке, подвергся отрезанию носа и ушей. Иоанн, брат патриарха Аракела, и знатный персонаж из Гарни претерпели казнь в усечении головы. Эта переправа длилась несколько дней. В конце концов, Шах-Аббас, раздраженный ожиданием завершения, повелел бросить в Аракс всех тех, кто из этих несчастных оставался на левом берегу – женщин, стариков, детей и др. «Те, кто умеет плавать, быстро достигнут другого берега. – сказал он. – А другие пусть утонут».

До тех пор Джульфа оставалась нетронутой. Завершив это предприятие, Шах-Аббас послал тогда в город Тамаса-Кули-бега с повелением приступить к эвакуации. Глашатаи произнесли в трех кварталах следующее постановление:

«Слушайте, все жители Джульфы, великий царь Шах-Аббас вам повелевает сопровождать его в Персию. Вам дается три дня, чтобы к сему приготовиться. По завершении трех дней всякий, кто будет здесь обнаружен, подвергнется смерти, а его имущество станет принадлежащим великому царю. Если же кто-то спасется или укроется, то разоблачивший его получит его имущество, а великий царь его голову».

Большинство жителей Джульфы, не имея возможности унести свои богатства и надеясь вскоре вернуться на родину, закапывали их подле своих домов. К концу третьего дня, когда больше уже не было отсрочки и надежды, когда требовалось уходить, бросая мирное и любимое жилище для страшного будущего без крыши над головой, каждый из них, унося ключи от своего дома, последовал за священниками, уносившими ключи от церквей, и когда весь народ прибыл к церкви Пресвятой Богородицы, находящейся на скале вне города, каждый принялся стенать и плакать, скользя последним взглядом по пустынному городу. Затем, обратившись к Царице Небесной, несчастные горожане доверили этой матери свои церкви и дома, ключи от которых бросили в реку.

Шах-Аббас прибыл к этому замешательству, торопя, ободряя и угрожая. Видя смятение большинства, он приказал своим солдатам им помочь. Каждый спешил, чтобы расплавить имевшееся на юных девушках и парнях, завладев в то же время наиболее ценными вещами. Настолько большую добычу храбрецы Шах-Аббаса отправили к себе домой.

Остальной народ из Джульфы шел как мог; многие утонули в Араксе. После чего Шах-Аббас направил Тамас-Кули-бега, чтобы разрушить стены, предав огню город тростником, пропитанным дегтем, дабы лишить всякой надежды на возвращение его жителей, наблюдавших пожар с другого берега. Затем он удалился в Тебриз, заставив следовать за собой своих пленников. В следующем (1608) году он распределил наиболее богатых по городам, а крестьян по селам. Численность Армян, пришедших в Исфахан, достигала 12 000 семейств (50 000 душ), не учитывая тех многих, что погибли в пути. Они основали там новое предместье, значительно выросшее и обогатившееся.

Сугубо Шах-Аббас приказал Хамдану разыскивать беглецов, прятавшихся в пещерах и в крепостях в глубине гор; таких нашлось много. Великий царь буквально пожелал оставить Туркам одну пустыню.

Шах-Аббас привязался к Лазарю (Надсару), сыну Манука, назначив его главой монетного двора и великим казначеем империи. При Шах-Надире (Тамас-Кули-Хане) Коджия Надзар, внук Манука, исполнял важные обязанности келонтера, то есть главы и судьи Нор-Джульфы; он приказал построить два караван-сарая, вышеупомянутых мной, в пользу негоциантов своего народа: его смерть помешала ему их завершить. На них была потрачена сумма более 100 000 экю. После смерти Шах-Надира другой Лазарь, избегая, как и большое количество его единоверцев, ужасы анархии, добычей которых оказалась Персия, спасался в России, унеся с собой богатство в деньгах и драгоценных каменьях, а среди других и знаменитый алмаз, украшающий императорский скипетр, который Екатерина II приобрела у сына Лазаря Лазарева за 500 000 рублей ассигнациями (550 000 франков)(23).

Но вернемся к нашему полю мертвых и скажем еще, что оно имеет длину более чем полторы версты и отделено лишь узким пространством от второй крепости, защищавшей Джульфу. На противоположном берегу Аракса вы заметите руины второго караван-сарая, настолько же большого, сколь и первый, и в Араксе следы нескольких старинных каменных мостов, от которых остаются только опоры… Вот она и вся Джульфа!!!

Я поселился в доме старосты нынешней деревни Мелиха Артуна, сына Мелиха Степанова. Имя Мелиха дается по всей стране старостам армянских сел, во многом напоминая Мелихов, малых царей Библии, которых насчитывались сотни в стране Ханаана.

28 марта (9 апреля) прежде чем переправиться через Алинджа-чай для продолжения моего пути на Урдабад, я сильно удивился, обнаружив на углу слияния с ним, на скалах красного песчаника, массив желтого грубого песчаника, принадлежавший очевидно к нуммулитовому известняку, формирующему самые древние из третичных образований бассейна Парижа, Галиции и Крыма. Скала полностью перемешана с нуммулитами, являющимися не плоскими, как в третичных образованиях, но выпуклыми к центру, плотными и напоминающими образования мела Франции и Германии. Они сопровождаемы большой устрицей, Cerithium, которая короче, чем гигантская Гриньона, Natica conoïdea, Pyrula ficoïdes, Turitella imbricataria, Trochus, соседствующая с patulus и conulus Eichw.; Terebellum, соседствующая с convolutum, Conus, приближающаяся к deperditus, Buccinum и двумя морскими ежами, которых я изобразил Ve série, pl. 1, ископаемые окаменелости, f. 14 и 15; Schizaster Dulfensis, mihi, и Spatangus depressus, mihi.

Слои этого третичного песчаника выпрямленные, что указывает две вещи: либо отложение происходит во время катаклизма, либо оно было перевернуто с тех пор. И все же очень интересно обнаружить эти третичные куски на обеих оконечностях вулканического бассейна Армении.

До Урдабада, поворачиваясь вокруг черного базальтового пика Иланли (горы Змей), мы пересекли страну, разрезаемую холмами желтого мергеля и песчаника, погруженного под красным песчаником. Повсюду почва покрыта булыжниками и неустойчивыми блоками диорита и других кристаллизованных скал.

Чем ближе к Урдабаду, тем лучше заметно, как продвигаешься вглубь широкого полукруга из высоких гор, куда равно устремляется и Аракс без какого-либо видимого выхода. Уже в 5 или 6 верстах от Урдабада начинаются выбросы пироксенической порфиры или мелафира; в самом Урдабаде это обнаруживается на обширном образовании черного сланца; позади больше долины, больше свободного пространства, но огромная неприступная стена, называемая Белке, и узел цепи Алагеза на север от Аракса, и цепь Карадага на юг.

Урдабад, прислонившийся к этой стене, дома которого рассеяны от берегов двойного ручья до вершины холмов из черного сланца, показался мне очаровательным местом; я здесь увидел цветущие грушевые деревья и миндаль, ивы и тополя, обрамлявшие ручьи. Оный вид Урдабада оказался настолько поразительным для меня, в отличие от Нижней Армении, которую я только что пересек, не являющей в общем своей природой возможности понравиться Европейцам, привычным к прекрасной глазури степей и богатой зелени лесов. Из наших стран я обнаружил здесь лишь наших жаворонков и чибисов. Вы мне позавидовали из-за гиацинтов, тюльпанов, ирисов, растущих тут и там; вы ошибаетесь; все это столь скудно, а почва столь бесплодна и суха, что вы должны почувствовать себя счастливым, располагая своими печеночниками и фиалками. Ни одного дерева: все наго и изможденно; горы абсолютно лишены травяного покрова и всякого вида убранства. Ночная буря напоила землю водой; я машинально выставил голову на воздух, мне казалось, что я должен чувствовать аромат берез или орешников; но тщетно – воздух не источал никакого запаха, и первоцветы наших степей обладают большим ароматом, чем этот дикий край, где воды недостает повсюду, ибо нет ни воды, ни полива, которые смогли бы здесь что-то вырастить. Значит, у меня появились веские причины найти очаровательный Урдабад посреди своих садов и бесчисленных шелковиц, поскольку район Урдабада в Армении единственный, производивший шелк. Знаменит и собираемый здесь мед.

На страницу:
2 из 18

Другие книги автора