Желтое окно

Ни разу с момента создания новой маршрутной сети я не ездил на общественном транспорте. Несмотря на мою отстраненность от происходящего в городе, даже я был в курсе жарких дискуссий, которые возникли вокруг нововведений. Как часто мы расходуем наши силы на всякие пустяки: ругательства, ненужные и излишние комментарии по поводу и без!.. А жизнь через эти действия постепенно вытекает, и в итоге, когда нужны силы, не остается ничего, потому что ты всё спустил, как азартный игрок в казино, поставивший фишки на все цифры и в конечном счете, может быть, и победивший, но только вот победа эта обошлась дороже, чем ты предполагал. Мудрость в том и заключается, чтобы правильно распределить свои усилия и не тратить их по пустякам.

Всё это казалось мне настолько мелким и незначительным, словно людям только и надо было, чтобы найти повод поспорить и пообливать друг друга грязью. А в итоге ничего не добиться, потому что борьба с системой всегда пуста, борьба с системой – это те же самые ветряные мельницы, а время Дон Кихотов уже давно прошло, сейчас время ослов Санчо Пансы.

Автобус стремительно мчится по выделенной полосе, и это хорошо, но только в городе, в котором раньше все дороги были прямыми, водителю автомобиля приходится перестраиваться с одной полосы на другую. И эти полосы пока хорошо видны. Но когда наступит зима и на дорогу выпадет снег, ориентиры будут потеряны, и тогда, вне всякого сомнения, количество ДТП возрастет. Остановки находятся посреди дороги, и будущие пассажиры жмутся друг к другу в надежде, что хоть это поможет укрыться от воды, летящей из-под колес. Любое решение всегда будет иметь последствия и никогда не будет устраивать всех. Нужен компромисс, но только вот власть и сила не знают компромиссов. Мне вспоминается история, которую мы когда-то – не так давно, но, по ощущению, будто из прошлой жизни – обсуждали с Жорой на работе.

* * *

В тот день я приехал с карбонового полигона уставший и злой. Андрей высадил меня возле НИИ и сразу поехал домой. Это было где-то за неделю до того, как он попал под дождь. Я поднялся к себе на этаж, переоделся в кабинете в нормальную одежду, а потом пошел к Жоре. Тот, как всегда, сидел за своим столом и курил:

– Погодка как всегда, чай будешь?

– Конечно.

Жора положил сигарету в импровизированную пепельницу в виде консервной банки и достал стаканы. Производя все эти манипуляции, он продолжил диалог со мной:

– Ты новую хохму про губера слышал?

– Жора… Я работаю целый день и вечером дома тоже работаю. Я и старую-то не знаю, а ты говоришь – новую.

– Ну… новый-то наш правитель – он же доступный и открытый, я вот читал его посты, и знаешь, что я тебе скажу: ни хрена он не читает и не отвечает, а сидит там команда филологов и строчит за него, а над ними какой-нибудь смотрящий стоит и подсказывает, что и как нужно отвечать.

– Ну, скажем так, мне это и без твоего анализа понятно.

– Я вот раньше всегда думал о том, что в мире, в котором мнение большинства меняет мнение одного человека, любая подлость может стать нормой. Но теперь, с возможностью любого, самого мало-мальски грамотного человека выйти на страничку губернатора и задать ему вопрос, на который он должен обязательно ответить, мне становится еще страшнее.

– И что же тебя так пугает?

– Расскажу тебе историю, которая произошла недавно, чтобы ты понял. На страничке губернатора одна пожилая женщина возмутилась тем, что возле ее дома очень быстро ездят машины и это мешает ей спать. В результате была инициирована установка лежачего полицейского и соответствующих знаков. А ты сам понимаешь, что это недешевое удовольствие.

– И что в итоге? Не установили?

– В том-то и дело, что установили. Только вот через неделю она попросила убрать лежачего полицейского, поскольку машины стали притормаживать и скрежет этот мешает ей спать еще больше, чем звуки машин.

– Театр абсурда.

– Но самое страшное ведь не это, а то, как, следуя на поводу меньшинства, чаще всего не самого далекого ума, но зато самого подлого, кричащего и перекрикивающего не аргументами и фактами, а своей наглостью и нахрапистостью, общество начинает прогибаться. Так, словно в мире остались лишь проблемы тех людей, которые только и умеют рассказывать о своих несчастьях, не предпринимая никаких действий, чтобы попытаться их решить, а в итоге оказывается, их беды не стоят и выеденного яйца.

Жора навел чай, затем отрезал толстый кусок лимона и бросил мне в стакан. Я молчал – что тут скажешь? Жора, как всегда, на стороне правды, какой бы горькой она ни была, но мы ничего не можем изменить и предпринять, кроме одного: оставаться людьми и делать свое дело, не пытаясь прогнуться и подстроиться под дождь, но стараясь его понять и, может быть, в итоге победить.

* * *

Выхожу на своей остановке. Меня встречают перемены, те самые, про которые я говорил раньше. Сколько себя помню, вдоль садика дорожка была натоптана, и вот наконец-то она выложена плиткой. Подхожу к дому, и – о чудо! – на въезде во двор стоит шлагбаум, заасфальтирована стоянка для машин, а за ней разместилась детская площадка, и во дворе даже нашлось место для сушки белья. Только вот один вопрос не оставляет меня: а когда же можно будет его сушить?

Поднимаюсь на свой этаж и открываю дверь. Квартира встречает теплом. Несмотря на то что я очень мало времени провожу дома и часто нахожусь в разъездах, всё же это частичка меня, к которой я постоянно стараюсь вернуться. Снимаю дождевик и вешаю его на крючок. Иду в ванную и открываю кран с горячей водой – колонка начинает радостно шуметь, и я закрываю пробкой слив.

В комнате стягиваю с себя чужие вещи. Достаю и складываю на диван одежду, в которой мне легко и привычно: джинсы, футболку и кофту на молнии с капюшоном. Вода в ванной должна быть обязательно с солью и пенкой – только так можно вернуть себе силы, которые высасывает ненавистный дождь. Вытираюсь полотенцем.

Захожу в комнату и включаю компьютер. Ставлю телефон на зарядку. Может быть, в нем есть какие-то признаки жизни и получится перебросить сохраненные настройки? Экран черен, но я пока не расстраиваюсь, ведь, если аппарат долго был разряжен, такое вполне может быть. Одежда приятно хрустит и пахнет. Возможно, оттого, что мне вспомнился Жора, хочется чаю. Захожу на кухню…

На столе чашка…

Чашка с чаем…

С чаем, который она не пила…

Чашка, которой она касалась…

Внутри меня поднимается черная, искажающая мысли и чувства ненависть…

Внутри меня, словно в чайнике, булькает и брызжет кипяток, но только вот у меня нет биметаллической пластины, которая от нагрева изгибается и размыкает контакты. Внутри меня только я сам могу регулировать свои эмоции. Смотрю на чашку: на чайном пакетике бархатисто-зернистый пушок пеницилла. Открываю ящик и достаю чайную ложку, аккуратно вытаскиваю пакетик и выжимаю его в стакан. Открываю дверцу под раковиной и опускаю пакетик в мусорное ведро. Затем кладу ложку на стол. Беру чашку. Ощущение боли настолько сильное, что мне хочется швырнуть эту чашку, разбить ее, и только сила воли, отточенная долгими годами самоконтроля, сдерживает меня, и вместо этого я выливаю чай в раковину, а чашку выкидываю в ведро.

Строгая и логичная последовательность, которая так характерна для всех моих умозаключений и выводов, разрушалась Ольгой с детской непосредственностью и невинностью. Для меня было совершенно неважно, сколько я ее не видел, по одной простой причине. Продолжалось это десять минут или же несколько месяцев, для меня это всегда был один и тот же промежуток времени мучительной безысходности и надежды, подкрепленной осознанием ее существования. А теперь всего этого нет, и нет никакой надежды увидеть ее, поговорить с ней. Как же я любил с ней говорить – неважно о чем, темы сами находили нас…

Смотрю на часы, которые висят на кухне. Они показывают два. Телефон оживает и даже загружается. Куча пропущенных вызовов, но мне совершенно не хочется смотреть, кто же меня искал. Звоню Паше:

– Паш, привет, это я.

– Ничего себе! Что у тебя за крестная такая? Боевая баба, всех врачей растрясла. Всколыхнула нашу заводь. Чего ты про нее никогда не рассказывал?

– Да, к слову не приходилось.

– Как она тебя подняла?

Мне почему-то стыдно рассказывать о том, как это произошло, потому что никакого логичного объяснения пока не нашел, и я импровизирую на ходу, но в рамках правдоподобного:

– Шоковая терапия. Только не в прямом значении слова, а в переносном.

– Ну, батенька, не знаю, что ты имеешь в виду под переносным, но рад, что тебе помогло.

– Паш, я вот чего хочу спросить: а из больницы-то меня выписали?

– Конечно выписали, у нас же в стране больше двух недель болеть человек не может.

– А как же я?

– И ты, дорогой мой, не исключение.

– И что мне теперь делать? Меня же с работы за прогулы уволят.

– Да не переживай ты так. Мы тебе выпишем больничный, всё нормально будет: медицина – она ж на страже здоровья стоит, а ты здоров. А как и где ты лечился – это уже вопрос другой. Я переговорю с терапевтом, карточку твою покажу, ну, он тебе все бумаги на завтра подготовит и по компьютеру проведет всё как надо. Но с тебя благодарность. Сам знаешь, врачи шоколад не пьют.

Я кладу трубку, телефон зависает и отключается. Видимо, это последний его вздох, потому что ни на какие мои манипуляции он не реагирует.

Включаю компьютер и захожу в личный кабинет банка. Проверяю баланс. Деньги у меня есть, но львиная доля их лежит на накопительном счете, который я стараюсь понапрасну не использовать. Но сегодня особый случай. Перекидываю со счета на свою дебетовую карту сумму, которой должно быть вполне достаточно, чтобы купить телефон и дотянуть до зарплаты, хотя, скорее всего, она будет раза в два меньше, чем обычно, потому что я был на больничном. Да, еще машину надо забрать с цитрогипсового огорода, если она, конечно, еще там, и отвезти в ремонт. Это тоже деньги, которые придется потратить, но другого выхода нет. Честно сказать, я откладывал заначку для того, чтобы слетать в Мексику. Но после того как начался дождь, прибавилось работы, да и вообще, какой может быть отдых, когда совершенно непонятно, что может произойти завтра? Я рассчитывал полететь туда не один, хотя, если честно, четко осознавал иллюзорность этой мечты, но всё же…

* * *

В магазине выбираю телефон, который сочетает в себе производительность с отсутствием избыточных функций. Цена немаленькая, но лучше вложиться сейчас, чем мучиться ближайшие два года. Переставляю сим-карту. Телефоны превратились в маленькие коробочки Пандоры. Наверное, нигде больше не найти столько скелетов в шкафу, сколько в маленьком и совершенно безобидном аппарате. Телефон хранит всё: переписки и фото, и если даже что-то удалить или потерять, бескорыстное облачное хранилище восстановит информацию в полном объеме. И это превосходно, но только вот вопрос: а где хранится эта информация и кто может получить к ней доступ? Не хочу даже думать об этом. Сразу же покупаю чехол-книжку и защитное стекло, которое мне тут же и наклеивают. Всё, я вооружен и готов к новым испытаниям. Вхожу в свою учетную запись и восстанавливаю большую часть данных. Теперь можно и Андрею позвонить. С одной стороны, я очень хочу его услышать и увидеть, а с другой – боюсь.

– Привет, на работе?

– Да.

– Удобно говорить?

– Да.

– Как ты?

– Нормально.

– На работе всё в порядке?

– Да.

– Ты сможешь приехать ко мне после работы?

– Нет.

И я понимаю, что нет ничего хуже того, что дождь делает с людьми. Лучше бы уж он ругался, но только не эти апатия, безразличие и потеря интереса. Я не обижаюсь на него, потому что невозможно обижаться на больного человека. Но и бездействовать не могу, ведь я же пообещал ему всё исправить или… Я не хочу думать об этом самом «или». Это крайняя мера, и мне кажется, что проще уничтожить себя, чем выполнить то, что я пообещал Андрею.

И мне почему-то очень ярко вспоминается день, когда Андрей познакомил меня со своей будущей женой Олей. Это было три года назад.

Не знаю, как так получилось, но в жизни Андрея всегда было мало женщин. Он учился на факультете, на котором девушки были редкостью, и, может быть, поэтому не умел разговаривать с ними и добиваться их внимания. С возрастом эта проблема только усугублялась, потому что он боялся, что его пошлют. Честно сказать, у меня даже была мысль заказать ему проститутку, но только вот идея эта могла привести к печальным последствиям, и в итоге я от нее отказался.

Вспоминая Ольгу Андрея, я еще раз задумываюсь над странными совпадениями, которые так часто нас окружают и которым мы не придаем никакого значения до тех пор, пока не поймем их взаимосвязи. Через два года после того, как Андрей стал встречаться с Ольгой, в моей жизни появится тоже Оля, моя Ольга Николаевна.

* * *

Андрей никогда и ничего мне не рассказывал про свою личную жизнь, но я начал замечать некие перемены в поведении друга: он стал раздражаться по мелочам и меньше шутить. У всех бывают такие периоды, думал я, невозможно всё время идти на подъем. Но расспрашивать Андрея не хотел, потому что нет ничего хуже, чем вытягивать из человека правду, когда он к этому не готов. Для того чтобы человек сам захотел что-то рассказать, нужно подождать и создать условия.

Это случилось после очередного субботника, в конце которого, как обычно, было застолье, где я выпивал, поскольку в этот раз был не за рулем. Ни я, ни Андрей не курим, и, может быть, именно по этой причине мы работаем так энергично и, как говорится, не разгибая спины: у нас просто нет необходимости делать перекур. Правда, иногда я даже жалею об этом.

В этот раз почему-то так получилось, что никаких других попутчиков в лице наших коллег в автомобиле не оказалось. Андрей молчал, а я, напротив, был на удивление разговорчив, но он неожиданно меня перебил.

– Как ты думаешь, для чего мы живем?

И я почувствовал, что тут что-то серьезное, но, несмотря на это, в моем ответе проявился еще присутствовавший во мне отголосок веселья:

– Для того, чтобы умереть.

– Мне это и так понятно, но зачем нам дается этот самый момент жизни, когда мы так четко ощущаем окружающий нас мир и можем его потрогать и изучить, если потом снова ныряем в бесконечную неизвестность? Как-то это неправильно и нелогично.

– Ты сейчас о каком смысле жизни говоришь – о глобальном общечеловеческом или конкретно твоем?

– Да зачем мне общечеловеческий-то? Я хочу разобраться, для чего живу я.

– Ты же не пил, чего это тебя вдруг такие вопросы волновать стали?

– Понимаешь, какое дело… Я недавно познакомился в тренажерном зале с девушкой, и мы стали с ней общаться…

– Ну наконец-то.

– Она переехала ко мне, и сейчас мы живем вместе.

– Ну и чего тебя так вопросы о смысле существования вдруг взволновали? Часто грешите?

– Да не в этом дело, вечно ты всё в какую-нибудь глупость превратишь.

– Не переживай, я так только с тобой себя веду.

– Да знаю я.

– Так в чем вопрос-то?

– Ну так вот, мы вместе с ней живем, и вот я думаю, что надо уже что-то решать, ну, в смысле жениться.

– И?

– Но понимаешь, я не уверен, что это то самое.

– Никто и никогда ни в чем не уверен. Мы все читаем, говорим о любви, но, мне кажется, в этом мире ее совсем не осталось: вся любовь свелась к банальному и пошлому половому акту, который считается апофеозом отношений. Ты живешь свою жизнь в ожидании этого чуда, о котором все говорят и пишут, но самый большой обман заключается в том, что довольствоваться тебе приходится суррогатом. Людей настолько поглотила идея физической близости, что всё остальное, действительно человеческое, ушло на второй план…

– Да я не об этом совсем сейчас.

– А о чем? Ты же хочешь понять, жениться тебе или не жениться, ведь так?

– Ну да.

– Так если ты сомневаешься, значит, не чувствуешь к человеку привязанности как минимум – про любовь я вообще молчу – и хочешь найти в этом какой-то смысл. Но никакого смысла в этом нет, а есть просто банальное желание удовлетворить свои физиологические потребности. Они, конечно, не столь необходимы, как поесть, попить, поспать и подышать, но всё же организму нужны. Вот в тебе и борются два основополагающих начала – тело и дух.

– С тобой просто невозможно говорить на серьезные темы.

– Конечно, невозможно, но ты ведь толком не можешь объяснить, чего тебе надо от меня.

– Я не уверен, что Оля и есть та самая женщина, с которой я хотел бы провести остаток жизни.

– Ты меня иногда просто поражаешь этой своей наивностью и детской непосредственностью. Если бы все люди рассуждали, как ты, человечество уже давно бы вымерло. Что есть мы? Набор нуклеотидных последовательностей, которые постоянно перетасовываются с непонятной целью. Если тебе она нравится, женись.

– Но я не уверен, нужно ли это ей.

– Ну так спроси у нее.

– А если ей это не нужно?

– Что именно не нужно?

– Семья, дети.

– То есть ты считаешь, что брак нужен для детей?

– Ну да.

– Хочу тебя разочаровать. Брак – это просто форма социального договора, подкрепленного государством, и к любви он не имеет никакого отношения.

– То есть ты считаешь, что это нормально – жить с женщиной без брака?

– Вопрос не в том, что я считаю нормальным, а в том, что считаешь нормальным ты. Был я в этом самом браке – и что? Хорошо хоть, детей не было. Для того чтобы понять, нужно тебе жениться или нет, надо точно понимать, чего хочет другой человек. Вот моя бывшая жена не понимала, что мне в то время брак был не нужен, да и ей, наверное, тоже… Но мы всё же расписались. А ведь были к этому не готовы, и что в итоге вышло, ты и сам прекрасно знаешь.

– То есть ты предлагаешь не жениться?

– Ничего я тебе не предлагаю, я просто говорю о том, что в отношениях всё может быть совершенно по-разному, и то, что у меня ничего не получилось, вовсе не означает, что не получится у тебя. Есть ошибки, которые человек должен совершить сам, и никакие примеры других людей не смогут ему помочь. Нельзя научиться общаться, читая и слушая разговоры других людей.

Как я вижу твою ситуацию? Ты уж прости меня за откровенность, но я как твой друг не могу тебе не сказать. Ты ведь почти никогда и ни с кем не встречался, и вот в твоей жизни появилась эта женщина…

– Ольга.

– Хорошо, в твоей жизни появилась Ольга. Ты, не имея опыта общения с женщинами, ухватился за нее, а она – почему-то за тебя, но это уже следующая стадия анализа, к которой я пока не готов. Так вот, ты ухватился за эти отношения так, как будто это твой единственный и последний шанс создать семью. И это нормальная инстинктивная реакция. Со стороны это выглядит так: ты видишь перед собой много совершенно разных конфет, но боишься взять одну из них, потому что опасаешься, что она тебе не понравится. И вот, преодолев свои страхи, ты наконец-то берешь какую-то конфету – ну, предположим, из-за того, что она была немножечко раскрытой. Ты пробуешь ее на вкус, и тебе она нравится, потому что как она может не нравиться, если в ней есть сахар? А для мозга сахар – это что-то вроде наркотика, и поэтому ты боишься выпустить эту конфету из рук, не понимая, что могут быть и другие вкусы и начинки, которые тебе действительно понравятся. Но ты ведь очень честный и не хочешь эту конфету заменить на другую, потому что ты ее уже попробовал. Только вот самое смешное, что для этой конфеты ты тоже конфета.

– Ты знаешь, что я больше люблю фрукты.

– И это со мной нельзя серьезно разговаривать? Я ему тут, понимаете ли, объясняю устройство жизни через конфеты, а он…

– Да понял я всё, успокойся уже. Может, зайдешь ко мне?

– Не ко мне, а к нам. Поверь мне, если ты так скажешь при Оле, я имею в виду «ко мне», скандала не миновать или потом, когда вы будете ссориться, это тебе обязательно припомнят. Так что, раз ты собрался продолжать отношения, пойми одну простую вещь: когда живешь с женщиной, у тебя больше нет тебя, по крайней мере когда она рядом, – есть только «мы».

– Судя по твоему разводу, ты не самый большой специалист в отношениях.

– Так-то да, но всё же опыт есть. Я что-то не пойму, ты хочешь нас познакомить?

– Да. Сказала, что очень хочет посмотреть на тебя, дескать, я ей все уши про тебя прожужжал.

– А, так ты поэтому и не пил? Боялся, что я у тебя ее уведу?

– Да, именно поэтому, давай уже вылазь из машины.

Мы выбираемся на улицу. Сентябрьский ветер обманчив и непредсказуем: перед тем как мы сели в машину, он был холодным, а сейчас потеплел. Андрей живет в кирпичном многоэтажном доме на седьмом этаже. Дорога и разговоры явно снизили количество алкоголя в моей крови, но всё равно неожиданное знакомство кажется мне не лучшей идеей, и, как это часто и бывает, я оказываюсь прав.

Андрей не достает ключ, а звонит в дверной звонок. И по одному этому я понимаю, что всё, что я сейчас услышу и увижу, отрепетировано. И, зная Андрея, понимаю – отрепетировано ей.

У меня всегда была особенность – изменять окружающих людей. Это происходило помимо моей воли. И еще ни разу не было так, чтобы кто-то изменил меня, до тех пор…

Друзья, которых у меня не так уж и много, – единственные, кто не поддавался в полной мере этому воздействию, и именно за это я их ценю, – Жора, Андрей и, наверное, Паша.

Только тогда-то я и осознал, что все те незначительные изменения, которые я наблюдал в Андрее, – это результат воздействия женщины. Поднимаясь на лифте, я уже понял, с кем мне придется столкнуться, и осознал, что лучшим решением будет уйти в сторону, ведь конфликт неизбежен, а мне не хотелось бы, чтобы моего друга поставили перед выбором – либо я, либо она. Всё это выстроилось в моей голове с какой-то сумасшедшей и совершенно неправдоподобной скоростью, словно алкоголь был неким катализатором этого процесса.

Она открыла дверь. Худощавая и высокая брюнетка. Одета в белую мужскую рубашку навыпуск и джинсы. Длинные прямые волосы зачесаны назад. Маленькая родинка на лбу. Широкие густые брови. Небесно-голубые глаза, нос с небольшой горбинкой и слишком полные губы. Мне показалось, что я попал в какой-то сериал с типовыми красотками и сейчас предстоит смеяться над непонятными и глупыми шутками, создавая видимость дружеской атмосферы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.