Цена её любви – 2

Изабель уткнулась головой в грудь друга, худенькие плечи вздрагивали. Рыцарь провёл ладонью по бледной щеке вампирши, пальцами вытирая холодные слёзы.

– Теперь я понимаю, почему ты такая, но любую силу можно обратить во зло или добро. Выбор за тобой.

– Добро…

Дерик сжал баронессу в объятиях, втянув ноздрями запахи леса и гари, сохранившиеся в волосах наследницы древних колдуний. Он, едва слышно, произнёс:

– Я всегда знал это…

***

Корабль, поскрипывая мачтами с туго натянутыми парусами, плавно двигался, огибая небольшой, покрытый густой зеленью остров.

Ричард, в отличие от остальных, не смог заснуть после обеда. Стены тесной каюты давили, а мощный храп Кевина навевал ненужные мысли. Он стоял на корме, возле рулевого, наблюдая за отработанными годами движениями крепкого матроса.

– Ты давно ходишь на этом корабле?

– Третий год пошёл, Ваше Сиятельство.

– Всем доволен? Хорошо кормят? – Бедфорд разглядывал босые ступни матроса, отбивающие пятками по деревянной палубе.

– Кормят-то неплохо, но если бы давали эля на пару черпаков побольше…

Граф рассмеялся:

– Тогда бы твои руки тряслись от пьянства.

Рулевой улыбнулся, сверкнув зубами, белым пятном выделяющимися на выдубленном ветром да солнцем лице.

– И то верно, Ваше Сиятельство, всего нужно в меру, а мера у нас большая.

– Куда ты всё смотришь?

– На мачту! – махнул рукой матрос в направлении квадратного, надутого ветром паруса.

Ричард разглядел чёрного ворона, примостившегося на рее.

– Откуда он здесь?

– Наверное, с острова прилетел. Ещё немного – и не сможет вернуться назад.

– Странно, впервые вижу такое. – Птица умудрялась удерживаться на месте, сопротивляясь резким порывам воздуха.

Матрос согласился с хозяином:

– Я тоже. Сидит уже долго и всё на вас смотрит, милорд.

– На меня? – искренне удивился граф.

– На вас. – Рулевой, громко высморкавшись, вытер пальцы о толстый плащ.

– А почему не на тебя? – Ричарду показалось, что ворон кивнул.

– Я не чувствую его взгляда, а то давно прогнал бы прочь ангела смерти.

– Ангел смерти? – Граф мог поклясться, что рассмотрел блестящие глазки-бусинки, пристально вглядывающиеся в его лицо.

– Ну да. Вороньё же питается падалью, оттого и живёт так долго. – Рука, удерживающая рулевое весло, напряглась. – Мне слишком рано становиться их кормом. Я боюсь умирать.

Ричард не ответил сразу, а повернулся в сторону моря.

Зелёные волны с шумом бились о просевший борт корабля. Налетевшие с острова чайки ныряли в воду, с криком вырывая друг у друга выброшенные коком остатки пищи. Высоко в небе, почти сливаясь с облаками, реял альбатрос.

Привычная в последнее время тоска накрыла с головой. К ней присоединилась непонятная тревога. Как будто бы он упускал что-то очень важное, но что?

Граф чувствовал затылком взгляд и понимал, что это не взор человека. Он провёл рукой по отшлифованному до блеска дереву и чуть слышно проговорил:

– Ты боишься смерти, а я – жизни…

– Вы что-то сказали, Ваше Сиятельство? – обернулся матрос к хозяину корабля.

– Нет, ничего.

– Показалось…

Но слова не остались не услышанными острым слухом вампирши.

Изабель с неохотой взмахнула крыльями, полетев назад к острову. Никто не должен гибнуть ради её любопытства – ни волки, ни вороны…

***

В далёкой Англии не спалось старой Тильде. Она смотрела пустым взглядом на плошку с огарком свечи, пристроенную на самом краю стола, и прислушивалась к тому, о чём шептал за узким окном южный ветер.

– Блер всё знает теперь, и многое может… – тяжело вздохнула она.

Старуха повернулась к двери, туда, где висела голова кошки. Согласно кивнула, словно услышав что-то в ответ, и протянула:

– Да…

Колдунья поднялась с тюфяка, расстеленного поверх огромного сундука, налила в медный кубок заваренного с вечера зелья и, отхлебнув глоточек, скривилась от ударившего в нос зловония. Но горький напиток делал своё дело: живительное тепло разбежалось по венам.

Тильда стянула концы толстой накидки Жаклин на груди и снова задумалась. Затем притушила фитиль пальцами и в полной темноте вынесла вердикт:

– Но девочке этого знать не нужно…

Глава 4.1

– И что теперь?

Дерик усадил Изабеллу за стол.

Глубокая глиняная посудина, наполненная до краёв, стояла на прежнем месте, дожидаясь леди Гламорган. Чистая вода оказалась как нельзя кстати.

Изабель опустила руки в чашу. Кипяток давно остыл, но именно прохлады хотелось разгорячённой казнью вампирше.

Если бы она могла, как прежде, насладиться утренней свежестью, почувствовать, что наполняются холодом, разворачиваясь сдавленные ужасом лёгкие.

Мёртвых нельзя испугать собственной смертью – они её уже пережили, но видеть, как пузырится и лопается подкожный жир на руках горящего заживо ребёнка… чувствовать запах горелого человеческого мяса, проникающий во все поры твоего тела, наполняя не только воздух, но и память своим отвратительным вкусом…

Изабель плотно смежила веки, зубы и пальцы. Незачем пугать полным ярости взглядом, рыком и без того впавших в оцепенение людей.

Жилы на кулаках напряглись и стали выпуклыми. Вампирша тёрла ладони друг об друга, приказывая хищнице спрятать когти. Прозрачная жидкость моментально стала алой.

Леди вынула отмытые руки и обтёрла о приготовленный кусок чистой льняной ткани.

За всё время никто, кроме Дерика, не проронил ни слова.

Хлоя со страхом смотрела на госпожу, понимая, что никогда больше не сможет назвать её Изой. Прежняя белошвейка Блер умерла для неё навсегда – сегодня состоялись её похороны. Жаль, что никто не сможет отпеть панихиду по усопшей. Женщина с идеально прямой спиной, надменным взглядом и прекрасным бледным лицом, восседавшая во главе стола, не могла быть никем иным, как Белиндой де Клер, баронессой Гламорган.

Мысли Хлои странным образом совпадали с размышлениями всех находившихся в зале людей. Только бывший крестоносец заметил невероятное сходство между этой женщиной и графиней Бедфорд. Прежняя Изабель, перешагнув черту сверхжестокости, умерла и для него…

Дерик смотрел на воспитанницу. Он не стал любить её меньше, но окончательно понял, что нет никаких надежд на ответное чувство. Граф Бедфорд и дочь – те, ради кого она изо всех сил будет цепляться за жизнь и пойдёт на любое преступление.

Рыцарь обвёл взглядом присутствующих в полутёмном зале постоялого двора. Лучше никому не становиться на пути Белинды де Клер, даже друзьям, приоритет будет всегда на стороне тех двоих…

– Что нам теперь делать? – Гион первым задал вопрос, волнующий всех.

– Что делать? – Баронесса встала из-за стола и направилась к выходу, но на пороге оглянулась. Взор леди Гламорган наполняла решительность.

– Подожжём трактир и двинемся дальше. – Она с презрением посмотрела в сторону трупа человека, обрёкшего на смерть её родственников. – Огонь заметёт все следы. Это будет погребальный костёр не для доносчика, а по моему прошлому.

Вампирша ответила на немой вопрос Дерика, брезгливо сморщившись при виде кровавых капель, тёмными пятнами растёкшихся по серым шоссам:

– Мне необходимо переодеться. Обсудим всё по дороге.

Рыцарь согласно кивнул, но позволил себе спросить вслух мучавшее его:

– Что ты решила, куда теперь направляемся?

– Ничего не изменилось. Мы по-прежнему ищём того, кто пытался убить графа Бедфорд, а значит, едем туда, где он ночевал в последний раз…

По мокрой, раскисшей после ночного дождя дороге двигался кортеж, состоящий из пяти рыцарей, закованных в железные доспехи, и большой крытой повозки. Отдохнувшие лошади перебирали копытами по вязкой глиняной жиже.

На освободившемся от тяжёлых туч небе весело светило солнце, приветствуя путешественников, готовых к решению трудной задачи: сразиться с коварным врагом, плетущим на землях Испании заговор против подданных далёкого английского трона.

За спиной кавалькады небосклон имел совершенно другие цвета. Его окрасили густой чёрный дым и высокие языки яркого пламени, исходящие от горящего огромным факелом постоялого двора. К нему по узкой тропинке, ведущей в деревню, с громким плачем бежали две так и не дошедшие до храма для утренней проповеди женщины.

Перед охваченным пламенем домом их ожидали воющие по погибшему хозяину псы, стряхивающие с густой шерсти искры и серые хлопья жирного пепла. На шее одного из лохматых охранников болтался кожаный кошель, доверху наполненный серебром – подарок баронессы Гламорган, знающей не понаслышке, сколь трудно остаться ни с чем на руинах отчего дома…

***

Изабель несколько раз останавливала жеребца и подолгу всматривалась в скалистые хребтины гор. Её не покидало чувство, что за отрядом ведётся слежка. Однако сколько бы ни вглядывалась в уходящие в облака чёрные угрюмые вершины, обнаружить ничего не могла. Даже запаха незаметных преследователей невозможно было учуять: ветер дул в направлении путников. И то, что витало в его оттенках, настораживало не менее неприятного чувства тяжёлого взгляда в спину.

Дерик, приблизившись к подруге, заговорил тихим шёпотом:

– Ты тоже это ощущаешь?

– Слежку?

Рыцарь кивнул в ответ.

– Да. Но не только это меня беспокоит. Я чувствую запах далёких костров.

– Не мудрено. Впереди нас ожидает небольшой городок и замок властительницы Бискайи.

– Нет, я говорю о других кострах – на них жарят не дичь. Я чувствую смрад горелого человеческого мяса.

– Этот костёр догорел несколько часов назад, но вонь от него сохранилась в складках нашей одежды.

Изабель задумчиво покачала головой, отрицая слова бывшего крестоносца:

– И снова нет. – Она посмотрела в бордовые глаза вампира. – Это не костры инквизиции, а запах из детства. Я чувствовала его и перед замком Бедфорд, незадолго до нашего вторжения. Так пахнут горящие трупы. И имя палача, поразившего тех мёртвых людей – чума!

Дерик оглядел сопровождавших их живых рыцарей. Он знал, насколько быстро распространяется «чёрная смерть», а значит, каждому из вверивших им свои жизни людей угрожает опасность.

Бывший монах перевёл взгляд на баронессу, облаченную в одежды воина.

– Ты не можешь ошибаться? Ничего не чувствую, – повёл он носом.

– Нет! Болезнь забрала отца, я отличу её смердящую вонь из тысячи запахов. И эти костры смерти не единичны. Впереди нас ждёт что-то страшное. Я сама очень хотела бы, чтоб мои предчувствия оказались неправдой.

Рыцарь молчал; он помнил, сколь странными казались ему предсказания Изабеллы раньше, но сегодня цыганка открыла источник дара подруги. Для сомнений не осталось причины.

Он хлопнул по чёрному крупу жеребца белошвейки, приказывая двигаться, и направил следом свою кобылу.

– Не оглядывайся больше по сторонам. Не нужно показывать, что мы знаем о преследовании. А вот говорить родным о чуме или нет – решай сама.

Изабель пришпорила коня и понеслась во главе кортежа.

Дерик не отставал. Он ожидал ответа, от коего зависело всё их дальнейшее поведение. Возвращаться в порт и бежать из страны, которую скоро накроет смерть, или остаться в Испании и выполнить возложенное предками на воспитанницу предназначение?

Баронессе хватило нескольких минут на раздумье. Она прокрутила в голове все возможные варианты поведения их отряда и грозящие последствия, сделав вывод, что убегать не стоит. Они станут решать проблемы по мере их поступления. В конце концов, есть средство спасти друзей от любой гибели: в их с Дереком клыках течёт яд бессмертия.

Она обернулась к вампиру и, не поднимая забрало шлема, на ходу озвучила принятое решение:

– Мы продолжим путь. Я всегда смогу узнать, что впереди – достаточно попасть в безопасное место и вселиться в ворона. За нами идут волки – они разведают всё, что творится на мили вперёд. Лучше смотреть опасности в лицо, чем позволить ей ударить в спины.

Рыцарь улыбнулся. Такой воспитанницей вправе гордиться каждый наставник.

– Ты совершенно права. – Он оглянулся на всадников и карету, с грохотом несущихся следом. – На том и порешим, а людей обязуем мыть руки вином и поменьше общаться с местными.

Дерик чуть отстал, прежде чем перекреститься, произнеся про себя: «Пошли, Господи, всем нам спасение!»

Глава 4.2

Воздух постепенно прогревался. Облако испарений повисло над извилистой дорогой, окрестности накрыл густой туман.

Лошади громким фырканьем выражали протест против езды по узкой тропе, которую они определяли лишь по запахам пота и собственных испражнений, оставленным сутки назад.

Изабель успокаивала вороного жеребца ласковым постукиванием по загривку и словами уверения, что отлично знает, куда его править, и не позволит сломать тонкие ноги.

Она затянула любимую песню, чтобы остальные шли на голос. Останавливаться на привал не было времени. Ко многим опасностям добавилась новая, нестрашная для вампира, но способная забрать у остальных самое ценное – жизнь человеческую…

Дерик натянул поводья, на скаку останавливая лошадь. Кобыла встала на дыбы, возмущённо заржав и рассекая копытами белую пелену воздуха.

Изабель и остальные следовали его примеру. Вороной жеребец баронессы встревожено всхрапывал, пытаясь рассмотреть кого-то в густом тумане.

Вампирша, спрыгнув на землю, обратилась к рыцарю:

– Делать и дальше вид, что мы не замечаем слежку, не имеет смысла.

Он также покинул седло, достал из ножен меч и, встав перед воспитанницей, прокричал:

– Выходи! Не заставляй нас пускаться в охоту! – Он показал Изабелле, вставившей болт в арбалет, один палец, констатируя, что враг в единственном числе. – Ты один, а нас много, и двое обладают силой не меньшей твоей!

Гулкое эхо отнесло в скалы и вернуло назад отрывок фразы: «Ты силой… силой…» – наполняя уверенностью, заставляя расправить плечи и выпрямить спины мужчин.

Они последовали за Блер, зная, что путь может быть коротким и лишь в одну сторону, а значит, нужно помочь дорогому для них человеку. Постараться забрать с собой на тот свет как можно больше врагов.

Тёмное движущееся пятно возникло впереди. Вампиры подняли оружие, готовые отразить любой выпад противника.

Невысокая человеческая фигура сделала шаг вперёд. Марево густого облака расступилось – и на свет Божий показалась молодая девушка в чёрном плаще, накинутом поверх зелёного платья.

Изабель с Дериком переглянулись; запах юной особы отличался от того, что почувствовали они в порту, хотя некоторые оттенки казались очень похожими.

– Кто вы? – поинтересовался рыцарь, зная ответ.

Он не опускал меч, краем глаза наблюдая за обочиной. Там, за скалами, с подветренной стороны могли находиться другие вампиры.

Девушка скинула капюшон на плечи. Она обвела взглядом спутников говорившего, надменно произнеся:

– Кто вы такие? Что вам нужно в землях Бискайи?

Дерик усмехнулся. По осанке и гордой посадке головы было понятно, что перед ним не простолюдинка, а по дерзости и смелости – что незнакомке есть кого защищать на этих землях.

– Негоже благородной даме отвечать вопросом на вопрос. – Усмехнулся Дерик, определив, что вампиром та стала не так давно. – Очевидно, вы успели подзабыть привитые с детства манеры.

Сеньорита вперила в рыцаря кроваво-красный взгляд.

– Это так заметно?

– Да! – сделала шаг вперёд Изабель. – Белинда де Клер, баронесса Гламорган с сопровождением. А теперь прошу ответить, кто вы и почему нас преследуете?

Нежить в плаще повела носом, пытаясь понять, не обманывает ли её обоняние. И, убедившись, что нет, с удивлением принялась рассматривать облаченную в одежду воина девушку. Вампир с янтарного цвета глазами встречался ей впервые.

– Я Джейн де Аро…

***

Тильда враз распахнула веки, будто и не было нескольких часов сна. Она почувствовала, что Жаклин нуждается в её совете.

Колдунья, наспех сполоснув лицо и накинув толстое шерстяное платье поверх сорочки, вышла из узкой, как келья, спальни в коридор. Ей не нужен был свет. Она отлично ориентировалась в темноте коридоров, изучив за много лет каждый камешек, выложенный на нескольких метрах, отделяющих комнатку от господских покоев.

Ведьма прошмыгнула мимо дремлющего стражника и толкнула дубовую дверь спальни дочери.

Жаклин не спала. Она сидела за столом, расположенным рядом с огромным камином, и что-то писала. Гусиное перо поскрипывало, перекликаясь с треском дров в камине, оставляя на бумаге ровные строчки крупных букв, выведенных твёрдой рукой чернилами из сажи.

Леди оторвала взор от письма и, окинув кормилицу взглядом, задала вопрос:

– Почему не спишь в столь ранний час, отчего так легко одета?

– То же самое можно спросить у тебя. – Тильда, присев на кресло, протянула руки к живительному теплу огня. – Что-то случилось?

Графиня отложила перо и поднялась из-за стола.

– Неужели ты думала, что я смогу уснуть после твоего рассказа? Моим детям угрожает опасность, будущее нашего рода под угрозой, а я должна спать?

– Что ты можешь сделать сейчас?

– Написать Эдуарду Третьему или попросить помощи и заступничества у королевы Филиппы!

– А чем объяснишь свою просьбу?

– Как «чем»? Вероломным предательством короля Арагона!

Тильда покачала головой. Вспыльчивость Жаклин иногда пугала её, порой смешила иль раздражала, но сейчас ставила под сомнение вменяемость воспитанницы.

– А что ответишь на вопрос, каким образом тебе стало известно, что произошло в землях Испании? Хочешь, чтоб тебя обвинили в ереси и отправили вместе со мной на костёр?

– Какой «костёр»? И при чём тут ты?

– Как ты могла узнать обо всём, если гонец с требованием Педро Пятого с приказом наложить арест на убийцу брата, только отправился в порт? – Тильда смотрела во встревоженные глаза любимой девочки. – Меня ненавидит вся округа, считая причиной многих творимых тобой злодейств, и называют за глаза ведьмой. Как думаешь, что они скажут на опросах инквизиторам, если те явятся в замок по твою душу?

Леди Бедфорд выдула ноздри, произнеся полным ярости голосом:

– Кто посмеет тронуть меня?

Кормилица прикоснулась к платью воспитанницы.

– Милая моя девочка, ты полагаешь, при дворе Эдуарда Третьего не найдутся священники, желающие обвинить тебя в колдовстве, а заодно и всю семью? Думаешь, никто не захочет прибрать ваши земли к рукам? Будь жив Ричард-старший, я была бы спокойна, но защита графа от кучи «голодных собак» может стать непосильной для королевы.

Жаклин мерила шагами просторную комнату. Наконец, приняв решение, вернулась за стол, и, схватив перо, принялась за новое письмо, не отвечая на вопросительные взгляды Тильды.

Лишь выведя последние буквы, она подняла взор, ответив на немой вопрос верной служанки:

– Я предложила Винсу сопровождать меня в Лондон. Уж кому-кому, а графу Пембрук не посмеет отказать никто, а уж тем более в вопросе защиты жизни и чести будущего зятя! Это будет не просьба об аудиенции, а приглашение присутствовать на свадьбе наших детей венценосных персон и их окружения.

Леди положила перед собой чистый лист и добавила без всякого перехода:

– Ненавижу покойного мужа за многое, но сейчас больше всего за то, что не хотел иметь много детей. Он умер, а я должна отдуваться за всех, беспокоясь о сохранности рода…

Тильда тяжело вздохнула. Как всегда интересы графства выходят на первое место, и даже любовь к детям уступает место расчётливости. В какой момент дочь начала черстветь душой? Что стало причиной? Жестокость Ричарда? Или стремление сберечь род любой ценой идёт от далеких предков, чья кровь течёт в жилах девочки? И что станет с ней, когда произойдёт неизбежное?..

– Ты хочешь ускорить свадьбу?

– Да! Винс – сила, жизненно необходимая сейчас Ричарду. Чем раньше Гвен взойдёт на его ложе, тем скорее увидят свет новые Бедфорды. – Графиня, заметив смятение в глазах колдуньи, произнесла: – И никто не сможет убедить меня в обратном!

Тон её голоса не терпел возражений, но всё же кормилица попыталась сделать это.

– Не только Ричард способен дать жизнь новым отпрыскам. Ты, как всегда, забываешь о Кевине.

Жаклин усмехнулась, прервав кормилицу:

– Я говорю об истинной крови Бедфордов, пусть даже этот брак был для меня ненавистным.

– Послушай себя: кровь, род. В твоих словах нет места любви…

– Так было и будет всегда, и не мне давать благословление на изменение традиций. Титул передаётся с кровью отца. Сыну простого рыцаря не место на графском троне! Но это не значит, что я его не люблю.

Тильда вспомнила вещий сон и, склонив голову, тихонько пробормотала себе под нос:

– Надеюсь, что так и есть, иначе тебе не пережить этого…

Жаклин не слышала последних слов. Она обмакнула кончик пера в глиняную чашку и принялась выводить на желтоватом листе ровные буквы.

Старуха же, щурясь подслеповатыми глазами на ярко полыхающий в камине огонь, погрузилась в воспоминания…

Глава 4.3

Лишь спустя три месяца после брачной ночи, Жаклин решилась снова лечь в постель мужа, чтобы исполнить супружеский долг и зачать наследника. В ту ночь, как стало известно позже, когда королева Изабель, прозванная Французской волчицей, родила свою вторую дочь, Джоан.

Тильду насторожило такое совпадение. И она провела обряд, целью которого было заручение, что младенец, поселившийся в лоне матери, будет мужского пола, а в качестве извинения перед судьбой дала обещание, что следующего ребёнка леди Бедфорд нарекут именем, начальной буквой которого станет «Д».

Чего стоили часы любви с графом и последующая беременность её девочке, старая ведьма вспоминать не любила. Она легко залечила оставленные зубами раны, но умиротворить душу не смогла.

В ту ночь Жаклин поставила крест на своих надеждах исправить мужа и добиться от него хоть подобия нежности. Юная леди поняла, что заключившая договор с дьяволом Тильда намного чище душой и помыслами, чем являющийся сыном сатаны во плоти Ричард Милтон, граф Бедфорд. Насмешки же по поводу растущего живота, лишь утвердили её в этом.

Жаклин была отлучена от постели сластолюбивого мужа. Вместе с графиней получила свободу и Тильда, но вовсе не была рада этому. Она успела привыкнуть просыпаться под мерное похрапывание Ричарда и к ощущению тепла его тела подле себя по утрам, и даже успела по-своему полюбить садиста. Её душа разрывалась между двумя любимыми – дочерью и мужчиной.

Сносить издёвки лорда над Жаклин становилось всё труднее, как и наблюдать за девками, каждый день менявшимися в его постели. Ревность съедала не знавшую прежде любви душу. Она выла по ночам, уткнувшись в подушку, слыша сердцем каждый сладостный вздох и стон, доносившиеся из спальни графа, ощущая его пальцы, вжатые в плоть другой женщины, мечтая снова почувствовать прикосновения жёстких губ своей кожей.

Мысль, что плотская привязанность к жене смогла бы изменить Бедфорда в лучшую сторону, всё чаще появлялась в голове. Но боязнь, что слишком много заклинаний могут повредить его здоровью, останавливала.

Терпения хватило всего на месяц. Колдунья решилась на крайние меры. И моча Ричарда, забранная из ночного горшка, послужила для нового обряда, но всё пошло не так…

Лорд Бедфорд, внезапно потерявший мужскую силу, с негодованием замечал, что желание охватывало его обвисшие чресла лишь рядом с раздувшейся, словно брюхатая корова, женой. Несколько недель ему удавалось сдерживать похотливые помыслы. Воображение, рисующее пузатую Жаклин, раскинувшуюся на супружеском ложе, отравляло сознание, но похоть довлела над разумом.

И однажды, изрядно перебрав эля, он ввалился в её покои…

Тильда проснулась от криков графини глубокой ночью и босая, в одной лишь сорочке, кинулась в спальню дочери. Время, потраченное на несколько шагов, отделяющих келью от покоев, показалось вечностью. То, что она там увидела, заставило замереть сердце…

Граф насиловал женщину, носившую в чреве его наследника, с особым остервенением, рыча и вскрикивая с каждым толчком, получая несравненное удовольствие от громкого визга беременной, сыплющей на его голову проклятия. Он мстил за странную избирательность мужского бессилия, сделавшую невозможным совершать это с другими, и наслаждался плодами мести…

Лишь вдоволь насытившись обмякшим телом впавшей в транс жены, Бедфорд покинул спальню, грубо оттолкнув замершую на пороге кормилицу.

Описать словами весь ужас и степень раскаяния матери при виде избитой, растерзанной дочери было невозможно. Седая прядь, появившаяся в густых волосах колдуньи – лишь отражением опустошения, заполнившего выжженную душу. Она могла содеять многое, но даже прислужнице сатаны неподвластен бег времени и нельзя повернуть его вспять…

Её ревность стоила Жаклин почти двух пинт крови и преждевременных мучительных родов…

– Так почему? – вернул Тильду в реальность громкий голос графини.