Полная версия
Ревность 2
– Значит ты решила заняться благотворительностью, – сделал первое умозаключение Пётр вполне серьёзным голосом после моего рассказа о намерении найти спонсоров для будущего Центра. Одно то, что он не кривил лицо во время моего повествования, уже вселяло робкую надежду.
– Не совсем так. Я решила работать, если влиятельные люди нашего города, не чурающиеся заниматься благотворительностью, позволят мне ею воспользоваться.
Пётр вновь рассмеялся, что признаться за время нашего сегодняшнего общения делал уже не раз. Гораздо чаще, нежели Гера когда-то. «Прекрати сравнивать всех мужиков с Подольским».
– Ты хитрая лиса, Мира. Молодец! Я посмотрю вашу идею и с твоего позволения покажу тем, кому доверяю. Пока обойдёмся без огласки. – Он бросил пытливый взгляд в мою сторону.
– Конечно, – кивнула в ответ.
– Хочу получить заключение нескольких незаинтересованных лиц. Так сказать, взгляд со стороны, чтобы понять, насколько проект в принципе жизнеспособен.
– Признаться, мне самой интересно узнать мнение специалистов. Потому как я лицо скорее заинтересованное, нежели объективно и трезво мыслящее.
– Почему? Болезненная тема? – хваткий мужик зацепился за мои неосторожные слова.
И волна неприятной липкой паники не заставила себя ждать, за считанные секунды омыв всё тело сверху вниз, оставляя после себя противную дрожь.
– Это важная тема. В том числе и для меня, как женщины и просто как человека неравнодушного, – отвела взгляд в сторону. Но нервное заламывание мною кистей рук не требовало расшифровки. Загороднев – человек догадливый, всё понял и без слов; радовало одно – выводы он оставил при себе.
Отпив из чашки глоток крепкого и чёрного, как ночь, кофе он продолжил:
– Хочу тебя предупредить, чтобы ты не ждала мгновенного результата. Весь бизнес в преддверии сдачи годовой финансовой отчётности, поэтому быстрых ответов не получится.
– А куда торопиться? Возможно, за это время у нас появятся новые идеи, мысли. Так что ничего страшного не вижу.
– А говоришь характер неуступчивый, – он вновь непринуждённо рассмеялся, – верь мне, Мира. Я успел пожить какое-то время на свете и получше вас, молодёжи, разбираюсь в людях.
– Ты опять завуалированно пытаешься пожаловаться на свой «пожилой» возраст?
– Даже и не думал. Напротив, рядом с тобой я чувствую словно сбросил десяток лет.
– Снова комплименты, – теперь и я улыбалась без остановки. Пётр Аркадьевич отлично был знаком с кратчайшими путями, следуя которым, добивался мгновенного расположения собеседника.
– Разве можно женщину оставлять без комплиментов? Такая недальновидность дорого обходится в дальнейшем. Если ты, к примеру, перестанешь поливать свой комнатный цветок, то он сначала завянет, а вскоре полностью засохнет. Имелись бы у горшка в наличие ноги, то вместе с цветком они бы давно сбежали от беспечной хозяйки в поисках лучшей доли.
Неожиданно мне показалось, что Пётр прямым текстом намекал на мой развод. Я вдруг почувствовала себя тем самым цветком, лишённым полива и который смог не совсем вовремя, но сбежать в поисках нового заботливого хозяина, умеющего грамотно поливать и удобрять женщин. То есть цветы. Я так-то старалась не использовать бранные слова в повседневной речи, но сейчас, вспоминались исключительно они.
– Знаешь, я оставлю твою реплику без комментариев и сделаю вид, что ничего не слышала.
– Мира, мой тебе бесплатный совет – перестань воспринимать всё на свой счёт. Мне доставляет удовольствие видеть, когда в ответ на приятные слова твои щёчки расцветают маками, – невозмутимо и бесстрастно отпарировал Пётр.
– Петя, пожалуйста. Теперь я, кажется, начинаю понимать Савелия, – закрыла лицо ладонью в характерном жесте.
– Понял-понял. Ты не любишь комплименты и любые намёки на развод. Принял к сведению, исправлюсь. – Его широкая улыбка в противовес словам заставляла сомневаться, что он действительно намерен что-то там исправлять. Складывалось непреходящее ощущение, что ему доставляло особое удовольствие вгонять меня в краску.
– Может поедем домой, если ты допил кофе?
– Коварная женщина. Заболтала меня деловыми речами, и я совсем не успел насладиться нескучной беседой с очаровательной тобой.
– Какие твои годы, – безжалостно отрезала в ответ.
Когда Пётр заглушил двигатель возле подъезда моего дома, я вскинула на него недоумённый взгляд. Хотелось верить, что он не надеялся, будто между нами произойдёт что-либо помимо делового ужина.
– Мира, – он повернулся в мою сторону, строгое чёрное пальто стесняло движения, но Петра это обстоятельство нисколько не смущало. Он взял мою кисть в свои руки и поймал мечущийся беспокойством взгляд, – спасибо за чудесный вечер. Можно я попрошу тебя кое о чём?
Мои брови удивлённо поползли вверх, а через мгновение я уже замерла на глубине чёрных зрачков, полностью затопивших радужку.
– Ничего противозаконного. Подари мне, пожалуйста, один поцелуй.
…
Видимо моё шокированное молчание звучало слишком красноречиво.
– Мира, я обещаю, что не попрошу большего. Пока сама не захочешь. – Последняя брошенная им фраза по-мужски самоуверенна, но я не собиралась никого хотеть в ближайшие несколько лет. – А сейчас прошу об одном единственном поцелуе. Не откажи. – Пётр поглаживал мою кисть пальцами, и его кожа на удивление нежная и без грубых мозолей, которые появлялись у Геры по причине частого посещения спортивного зала.
Я, после короткого замешательства, почему-то действуя не обдуманно и взвешенно, а на необъяснимом порыве в ответ на проникновенную просьбу, подалась вперёд, сближаясь и окончательно утопая в пронзительном взгляде. Застыв в нескольких сантиметрах от мужского лица. Давая себе возможность передумать… Пётр же преодолел последнее расстояние сам, накрыв жадными губами мои. Но стоило нам соприкоснуться, как жадность моментально сменилась лаской, а поцелуй вдруг преисполнился изумительной нежности. Его губы изучали меня неспешно, будто успокаивая, только не вспугнуть. Никакой страсти, бури или похоти. Одна нескончаемая трогательная деликатность. Но только до тех пор, пока он не встретил моё сопротивление из выстроенной стены зубов. Мужская настойчивость и нетерпение проявились мгновенно. Прикусив меня за нижнюю губу и воспользовавшись невольно выпущенным мною «ох», он тут же пробрался языком внутрь, следом сглаживая напор и снова погружая меня в волшебную, шелковистую мягкость поцелуя. Когда дыхание сбивалось, а чувствительные губы покалывало, мы ненадолго отстранялись друг от друга. Но через несколько глотков прохладного воздуха Пётр вновь приникал с поцелуем, продолжая то, что казалось не думал заканчивать. Иногда я упиралась кулаками в его плечи, пытаясь вырваться. Но рука на затылке не позволяла резких движений. Он неторопливо, без суеты и поспешности изучал мой рот, пил дыхание, познавая не только мои губы, но и будто меня саму. Не знаю сколько мы продолжали целоваться, ибо я давно не вырывалась, а млея в крепких руках, дала себе волю наслаждаться нечаянной лаской и нежностью. Так давно не получаемой мной от мужчины.
– Целовать тебя намного лучше, чем я себе представлял. – Мы прижимались лбами и переводили дыхание. – По-моему я со студенческих времён не практиковал подобное.
– Не целовался в машине? – удивилась с улыбкой.
– Отпускаю ту, которую хочу до чёрной пелены перед глазами, но получаю лишь скромный поцелуй в машине.
Я бы ни при каких обстоятельствах не назвала его поцелуи скромными, но ещё больше провоцировать разбуженный мужской темперамент разумно поостереглась.
На следующий день нетерпеливые сёстры атаковали меня сообщениями в общем чате.
Варя: «Как прошло? Привет».
Я: «Привет. Флешку передала. Придётся подождать какое-то время».
Лера: «Привет, Мира. А долго ждать?»
Я: «Скорей всего около месяца. Точнее сказать не могу».
Варя: «Ого, как долгооооо».
Я: «Это ещё быстро. Люди вообще-то все занятые, никто не станет бросать текущие дела, чтобы удовлетворять наши хотелки».
Лера: «Какая разница месяц или год, лишь бы вышел толк».
Глава 5
Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
А. Ахматова, 1915 г.
До определённого момента я даже не догадывалась насколько сильно увлеклась проектом детского развивающего центра и как сильно это занятие поддерживало меня в непростой жизненный период. После того как вся проделанная работа, воплощённая и оформленная в виде красивой презентации, оказалась у Загороднева, я вдруг, пребывая в полнейшей растерянности, поняла, что заняться мне совершенно нечем. После нашего с ним памятного ужина я несколько дней бестолково слонялась по квартире, напоминая самой себе неприкаянное привидение. В пижамном костюме из рубашки и брюк, сверху домашний халат, на ногах шерстяные носки. Волосы всклокочены, расчёску последний раз брала в руки… давно это было. Потому как необходимости наводить красоту больше не было, даже привести себя в более-менее приличный вид тоже оказалось без надобности. Ну, хотя бы душ я принимала ежедневно да регулярно чистила зубы. Поэтому, однажды пройдя мимо зеркала, невольно вздрогнула. Взлохмаченная девица с нечитаемым взглядом потухших глаз походила скорее на городскую сумасшедшую, чем на молодую женщину когда-то вполне приятной наружности. «Хорошо, что меня сейчас никто не видит». Продефилировав на кухню, провела инвентаризацию содержимого холодильника. В наличии: один голубец, остатки овощного салата, понюхав который скривилась, да заветренный кусок торта. Салат отправился в мусорное ведро.
– М-да, вот и повод выйти из дома нарисовался. Хотя бы голову помоешь, – разговаривала вслух сама с собой.
И между прочим, чтобы вы знали и не смеялись надо мной, покручивая пальцем у виска, подобным грешат если не все, то очень многие, кто жил один. Поэтому расхожее мнение, что большинство одиночек не в ладах с серым веществом, заполняющим черепушку, слегка преувеличено. А может и нет…
В итоге, не придумав ничего лучше, чтобы не маяться бездельем и не сходить с ума от безысходной тоски, особенно по тому, по кому нельзя было этого делать категорически, я вернулась к поискам работы и без особой надежды бегала по собеседованиям. Принуждённо и наигранно радуясь тому факту, что вроде как продолжала жить в социуме. Общалась, узнавала что-то новое. Но самое главное у меня образовалась веская причина выйти из личной берлоги, а значит я приводила себя в порядок ежедневно, не превращаясь постепенно в неряху. Ибо, как повторяла мама когда-то давно: «Не будет красоты без чистоты». Однако с работой мне не везло катастрофически. Я, конечно, могла согласиться на должность секретарши и не выпендриваться. Или устроиться каким-нибудь младшим помощником младшего менеджера по страхованию или кредитованию. Правда суть-то не в названии должности – самый младший из всех возможных; а в том, что это прямо пропорционально сказывалось на зарплате. Но я видимо основательно успела заразиться снобизмом от высшего общества, не так давно откровенно презираемого мной. Потому что безвылазно торчать в офисе пять дней в неделю с утра до самого вечера за гроши – посчитала для себя неприемлемым. Даже с финансовой точки зрения я больше теряла, чем выигрывала. Тем не менее на собеседования продолжала ходить, не забывая обновлять резюме (ха, мои три строчки без опыта работы). По правде, я сильно удивлялась, что меня вообще приглашали. Странные люди… Зато без особой надежды на нормальную должность я, сидя в приёмной очередного отдела кадров, внимательно вслушивалась и даже принимала участие в разговорах тех, кто ожидал наравне со мной, но при этом мечтая получить заветное назначение. Меня, само собой, мало интересовали те обстоятельства, что чей-то ребёнок срыгнул аккурат на недавно выглаженную блузку или каблук сломался при выходе из автобуса, одна девушка рассталась с парнем, другая, наоборот, вступила в новые отношения и гадала как долго они протянут. Но зато я чувствовала себя причастной к бурлению городской жизни, а не состарившейся в одночасье никому ненужной одичавшей тёткой. Сука-жизнь здорово посмеялась надо мной. На пороге двадцати восьмилетия я, мечтавшая о крепкой семье и детях, имела в активе развод, выкидыш, разбитое сердце и планировала заменить интернет-сайты и газеты с вакансиями о трудоустройстве чтением объявлений: «отдам котёнка безвозмездно в добрые руки». Почему именно безвозмездно? Наверно потому, что даром отдавали беспородных бродяжек, для которых не оказаться утопленными в унитазе (носит же земля чертей) большая удача, отпрыски «элиты» же в любом случае получат обеспеченных хозяев, а значит и сытую жизнь.
А примерно в конце марта вместе с телефонным звонком я получила неожиданное приглашение.
– Здравствуй, Мира.
– Добрый день, Пётр.
– Совсем забыла меня, не звонишь, даже не поинтересуешься как дела.
– Откуда же мне знать, что ты не занят?
– Вот заодно и выяснила бы. Тем более выходные дни никто не отменял.
Я не знала, когда и в чём умудрилась провиниться, но раздражение в голосе Загороднева мне не понравилось.
– Послушай, Петя, я не понимаю, какие у тебя могут быть претензии ко мне. Ты вроде взрослый человек. Захотел бы – позвонил сам. Если не позвонил – значит не так уж и хотел. Я тебе ничего не обещала, чтобы…
– Извини, – перебивший мою отповедь мужской голос окрасился сожалением, —день сегодня не самый удачный.
– Вот и я о том же. Не хочу становиться крайней незаслуженно.
– Видимо привык, что всегда приходится командовать. Словно люди разучились принимать самостоятельные решения.
– Инициатива наказуема, помнишь?
– Нет, просто зажрались. Зарплату привыкли получать вовремя, премию получают регулярно. Зачем напрягаться, когда, итак, всё дадут? – Загороднев снова рассердился, а я окончательно утратила смысл беседы. Я, конечно, догадалась, что он был зол на своих сотрудников, но никак не могла взять в толк для чего эта информация мне.
– Петь, я всё равно ничего не понимаю. Давай попозже созвонимся?
– Подожди, Мира. Я ведь звоню не просто так.
«Вот с этого, господин Загороднев, и стоило начинать», – с трудом удержалась, чтобы не сморозить глупость, на которую он мог обидеться.
– Это из-за проекта, да? Никто не хочет связываться? – Напряглась в ожидании безрадостных новостей.
– Что? Какого ещё проекта? А, ты про детский центр…
Разумеется. Это мы с сёстрами от страха получить отказ извелись напрочь, а толстосумы переживали совсем по иному поводу – как бы не спустить в унитаз с таким трудом накопленное, заработанное и нисколько неворованное богатство.
– По твоему вопросу подвижек пока нет, – сообщил Пётр, – но у меня к тебе встречное предложение. Не знаю в курсе ты или нет, у жены мэра день рожденья, по радостному поводу в субботу он организует приём.
– Только не это, – не сдержала страдальческого стона, – ненавижу дурацкие сборища. Это же её личный праздник. В конце концов купил бы ей муж путёвку в Европу, и ехала бы она со своими подружками эпатировать средиземноморье.
– Не знал, что ты столь щепетильна в вопросах досуга.
– Приглашение к мэру не досуг, а обязаловка. Тем более какой идиот по доброй воле засунет голову в террариум без защитной экипировки.
Загороднев громко расхохотался: – Ты нечто, Мира. Но отметиться нужно. И не только мне.
«Что за намёки? Не могла же я столь впечатляюще опростоволоситься, что оказалась на заметке у мэра», – подумала, но вслух произнесла сокращённый вариант: – А я-то каким боком?
– А кто решил ни с того ни с сего залезть в карман к власть имущим дабы претворить в жизнь свои фантазии?
Сказанное почему-то задело: – Во-первых я ни к кому в карман без спроса не лезу. Во-вторых, не к власть имущим, а бизнесменам, имеющим солидный доход. А в-третьих, помогать обездоленным, тем более с ограниченными возможностями по здоровью и уж тем более не достигшим совершеннолетия – священный долг каждого взрослого человека.
– Не кипятись, девочка. Ты можешь быть сколько угодно правой с точки зрения морали, но никто из упомянутых тобой бизнесменов не станет бегать за тобой, умоляя принять подписанные чеки. Это тебе предстоит хорошенько потрудиться, чтобы выклянчить десять минут драгоценного времени занятых людей. И неважно бизнесмены они или из государственных структур. Надеюсь, нет нужды объяснять как и почему?
Когда же я научусь проявлять гибкость в ключевых моментах? «Если к двадцати без малого восьми годам не обрела положенные навыки, то шансы не велики», – мой внутренний голос безжалостен.
– Ты прав, Петя, прости, – предусмотрительно покаялась. После совместного проживания с Подольским, урок мной усвоен на сто процентов. – Но день рожденья не у мэра, а его жены, – последняя жалкая отговорка, чтобы избежать уготованной каторги.
– И что? При любом поводе собираются всегда одни и те же. Видимо господину Краско приспичило, возможно он завуалировал встречу с особенным человеком, которого не может пригласить ни в дом, ни в рабочий кабинет, чтобы не скомпрометировать себя. А тут предлог подходящий подвернулся. Причин может быть тысяча, стоит ли забивать голову лишней информацией. Просто извлекай выгоду для себя. Заодно и меня выручишь.
– Хорошо, – успела опрометчиво согласиться, когда сердце едва не остановилось насовсем от внезапного осознания грядущей катастрофы.
– Мм… Петя, извини, но я не смогу…
– Что опять не так? – новое раздражение не заставило себя ждать. Сегодня Пётр Аркадьевич не отличался терпимостью.
– Подольский тоже приглашён?
– Откуда мне знать, Мира, право слово. Я знаю только, что приглашён я и моя спутница.
– Значит я твой «+1».
Загороднев молчал, не считая нужным вставлять комментарии, и вместе с тем его молчание кричало, что возможности отказа у меня не было.
– Ты должен понимать, если Гера будет присутствовать и увидит нас вместе, то скандала не избежать.
– Ми-ра, – протянул Пётр, давая понять, что устал выслушивать несерьёзные отговорки, – ответь, пожалуйста, на вопрос: сейчас, в настоящий момент ты замужем?
– Что за нелепость? Конечно, нет.
– Тогда почему тебя вообще беспокоит присутствие бывшего мужа? Вы поставили точку, перевернули страницу. Считай, что для тебя его больше не существует. К тому же если Подольский, хотя я не очень в это верю, рискнёт своей репутацией, то я не такой уж старый и немощный, чтобы не суметь отстоять честь своей спутницы.
– Только не начинай про возраст, Пётр Аркадьевич. Давай обойдёмся без этого.
– Уговорила. И давай обойдёмся без Подольского в наших с тобой разговорах, – мои слова вернулись ко мне бумерангом.
– Хорошо.
– Отлично. В субботу я заеду.
– Форма одежды?
– Я бы предпочёл вовсе без одежды, Мирушка, – голос приобрёл соблазнительные нотки вкупе с бархатистым тембром.
– Предлагаешь таким образом сразить наповал мэра и его гостей, чтобы, не знакомясь с документами и бизнес-планом все разом согласились спонсировать мой детский центр?
Он натужно закашлялся, словно чем-то неожиданно подавился.
– Ни за что! Мира!.. – Кажется, у Загороднева закончились слова. Я же шкодливо захихикала, прикрыв рот рукой. – Ты прекрасно меня поняла. Если уж тебе хочется разить наповал, то давай ограничимся тобой и мной. Я не потерплю свидетелей, – в ответ на мою откровенную глупость, он ответил строго и даже сурово.
Сколько бы Пётр Аркадьевич не прикидывался милым, пушистым и безобидным, он всегда оставался хищником, остальное маски. В своём поведении он ничем не отличался от Георгия. При очередном воспоминании о Бывшем, настроение поползло вниз, а моё лицо само по себе искривилось недовольством.
– Может закончим бесполезные препирательства? В субботу буду готова, о времени ты, безусловно, известишь.
– Официальное начало в пять, но у меня уже запланированы дела. Как освобожусь, позвоню. Договорились?
– Конечно.
Глава 6
Один идёт прямым путём,
Другой идёт по кругу
И ждёт возврата в отчий дом,
Ждёт прежнюю подругу.
А я иду – за мной беда,
Не прямо и не косо,
А в никуда и в никогда,
Как поезда с откоса.
А. Ахматова, 1940 г.
В означенную субботу с самого утра я, что называлось, наводила красоту. Набрала тёплую ванну, закинув горсть морской соли и капнув несколько капель эфирного масла с лёгким цветочным ароматом. И пока наслаждалась расслабленностью и покоем, потихоньку настраивалась на предстоящий вечер. Пётр, безусловно был прав, напомнив о том, что пора бы мне засунуть куда подальше чувство идиотского гиперболического превосходства и как можно скорее научиться лавировать среди заданных обстоятельств. Фыркнула и мотнула головой на гадскую мысль: пресмыкаться ради выгоды? Меня стошнит прежде, чем я хотя бы попытаюсь. Не знаю, то ли мама меня неправильно воспитала, то ли я по жизни неудачница. Но унижаться чтобы выклянчить денег, даже ради благого дела… Нет. Нет, нет, нет. Ни за что.
Если эти самые бизнесмены изначально не понимали самого смысла, идеи, что общество и наполняющие его люди, несли ответственность друг за друга, особенно за самых слабых из нас, то их ничем уже не переубедить, если только посулить поблажки в налогообложении бизнеса, но это не в моей власти. Объяснять же и рассказывать… на мой взгляд дохлая затея.
Какими словами можно объяснить, что были дети, которые скажем потеряли родных по воле злого случая, а были те, от кого отказались при рождении из-за врождённой неполноценности. Взять допустим неправильно сформированные конечности – дефект, сопровождался таким количеством заболеваний, названия которых большинство людей ни разу не услышат за долгую жизнь, а услышав ни за что не запомнят. И родители, получив в роддоме такого малыша, погружались в ужас от того, что их жизнь из наполненной счастливыми улыбками и радостью превращалась в вечную борьбу за выживаемость. Они сбегали от страха, паники, слабости, трусости, чёрствости, испугавшись в первую очередь и, пожалуй, единственную, за самих себя.
А как быть тем, кому не куда сбегать? Как быть тем, кто остался один на один со своей бедой, в которой нисколько не виноват? На кого они могли положиться, если элементарно в их окружении не было близкого человека, которому можно поплакаться на свою горькую долю.
Однажды увидевший таких детей меня поймёт. Они разучились плакать. Они даже не обвиняли нас, взрослых. Они просто жили в своём одиночестве. Кто-то ломался и тогда не жил, а доживал. Самые стойкие проходили через всё с той решимостью в глазах, которая рушила любые преграды, от которой бетонные стены крошились и осыпались в пыль. Но даже те из них, кто познал боль предательства, но имел крепкое, здоровое тело, никогда не поймут тех, кто неполноценен от рождения или стал таким из-за болезни. Небеса… зачем я снова думала об этом?
Слёзы молчаливо и бесшумно струились по щекам. Так подвывала моя душа. Увидев однажды девочку-подростка, вступившую в схватку с тяжёлым смертельным недугом, потерявшей в этой борьбе ногу и то, как она общалась с более младшими по возрасту ребятишками взорвало моё представление о мире.
Почему мы допускали такое?! Почему мы – полноценные взрослые люди – проходили мимо? Когда рядом стояли, провожая нас в спину всё-понимающим взглядом, никому ненужные, но от этого не менее живые и как никто нуждающиеся в нас. Ласковом взгляде, улыбке, дружелюбном слове. Та девочка без ноги считала своим долгом помогать младшим, заботилась о них, как о собственных братьях и сёстрах. И только им она… улыбалась. Взрослым – никогда. О чём одинокие дети думали, когда смотрели на нас – равнодушных? Я ни у кого из взрослых людей за всю свою жизнь не встречала схожего взгляда. Быть может, переживали обиду и боль? О чём вы? Какие обиды? Они давно поняли и смирились со своей участью.
Когда ты всего лишь одинокий человечек, брошенный с рождения или злые обстоятельства жестоко поиздевались, приспособиться неимоверно трудно, тем не менее рано или поздно это происходит. Но если к имеющимся бедам добавляется борьба за жизнь, а у человечка никого за спиной… Никого кто станет надёжным, непотопляемым якорем в самые тяжёлые дни, в которые просто невмоготу терпеть, когда воешь не столько от боли, сколько от безысходности, когда не понимаешь почему должен на следующий день открывать глаза и продолжать бессмысленную борьбу, ведь заранее известно – победителя нет (не хочется произносить вслух, что победителем выйдет не человек). Мы, взрослые, сталкиваясь с неизлечимым недугом опираемся на нуждающихся в нас близких, вытаскиваем из себя все возможные причины для сражения, ставим перед собой масштабные цели, добиваться которых научились в процессе жизни, мы знаем, что такое победа и каково на вкус поражение, у нас накоплены необходимые навыки, умения и жизненный опыт. На что или кого опираться ребёнку-сироте? Вы знаете? Я – нет. Я вообще не понимаю, как у них получается выжить. Как… Взрослые мужчины и женщины не выдерживают и ломаются, имея поддержку друзей и родных. Почему же дети не ломаются, не имея рядом никого? Иной раз совсем страшные мысли посещают мою неугомонную голову: маленький человечек, выигравший битву, всего лишь получает отсрочку, ибо кто ведает сколько времени и сил будет положено до окончания его войны. И какой ценой он выкупает каждое из сражений.