Истории приграничья

В противоположном конце землянки зашевелилась бесформенная тень, по мере приближения превратившаяся в массивную человекообразную фигуру. Существо оказалось крупным, почти как взрослый мужчина. У него практически отсутствовала шея, и казалось, что конической формы голова плотно сидит на широких покатых плечах. С ног до макушки похитителя Ирта покрывала густая свалявшаяся шерсть тёмно-коричневого цвета, благодаря чему тело выглядело ещё массивнее.

Ирт вздрогнул, увидев морду чудовища, когда та попала в блёклую полосу света. Маленькие глубоко сидящие глазки под узким лбом, широкий приплюснутый нос с гармошкой складок на толстой переносице, выступающие вперёд челюсти, приоткрытые узкие губы, обнажавшие острые желтоватые клыки – такая внешность устрашила бы и вооружённого воина. С бешено колотящимся о рёбра сердцем Ирт прижался к стене, неспособный даже крикнуть. Не отрывая глаз с расширившимися зрачками от остановившейся возле него твари, мальчик понял, что попал в лапы лесовика.

Со страшными, отдалённо похожими на людей дикими жителями леса переселенцы столкнулись, едва появившись в здешних местах. Поначалу лохматые полузвери часто нападали на воинов. Но, познакомившись с их отвагой, подкреплённой силой оружия, стали прятаться, избегая новых встреч. К моменту рождения Ирта, редко кому доводилось увидеть в чаще крупную длиннорукую фигуру, спешащую прочь. И понемногу лесовики – так прозвали чудищ первопроходцы, – превратились в персонажей детских страшилок.

В дальнем краю землянки колыхнулась закрывавшая вход шкура и внутрь ввалился ещё один лесовик с шерстью серого цвета. Существа заговорили; речь их была под стать внешнему виду и звучала как отрывистое утробное рычание. Тот, что приволок беглеца, дважды махнул в лапой в его направлении, видимо, похваляясь подвигом. Вновьприбывший зыркнул в сторону паренька, а затем вдруг повернул голову к входу и шумно втянул воздух.

Шкура отодвинулась, впустив третье чудище: поменьше ростом и темнее мастью. Двигался он неторопливо и осторожно, всячески оберегая ношу – солидных размеров деревянную миску, распространявшую невыносимый смрад. Не отрывая от неё взглядов, два первых лесовика возбуждённо загомонили, похлопывая друг друга по мощным плечам. Съёжившемуся в уголке Ирту казалось, что покрытые шерстью чудовища стараются убить друг друга в припадке бешенства, хотя в действительности лесовики выражали удовольствие.

Рыкнув на разбушевавшихся сородичей, лесовик с миской огляделся, точно прикидывая, куда же её поставить. Заприметив Ирта, остановился, а после прошествовал к нему. Опустив груз на пол, человекозверь с интересом поглядел на мальчугана, обнюхал и, по всей вероятности, что-то сказал. Отшатнувшись, Ирт испуганно подумал, что злобный волкодав и тот рычит ласковей. Сзади послышался рёв-ответ. Выслушав его, тёмный лесовик деловито ощупал тощую ногу пленника.

Прижавшись к стене, Ирт боролся с тошнотой, вызванной смердящим содержимым миски. Когда же к конечности прикоснулась мохнатая ручища, нервы мальчишки окончательно сдали и его вырвало.

Отпрянув от неожиданности, лесной житель, глухо ворча, принюхался. Подхватив миску, отошёл, потеряв к привязанному ребёнку всякий интерес.

После коротких переговоров, напоминавших обмен угрозами, двое обитателей землянки ушли, вновь оставив Ирта наедине с его похитителем. Выждав, пока стихнут шаги сородичей, лесовик начал прохаживаться по подземному логовищу, искоса поглядывая на миску, стоявшую в центре. От Ирта не укрылось, что лесовик постепенно подбирается всё ближе и ближе к источнику омерзительных миазмов, словно муха к куче испражнений. Несколько ударов сердца – и лесной обитатель оказался прямо перед миской. Сделав вид, будто наткнулся на неё совершенно случайно и чрезвычайно этим удивлён, он украдкой взглянул на отдушины и быстро присел на корточки. Воровато оглянулся на вход, торопливо обмакнул лапищу в содержимое посудины и начал жадно, с причмокиванием, облизывать.

Где-то снаружи треснула ветка. Испуганно отшатнувшись от лакомства, лесовик повалился на спину. Несколько мгновений напряжённо прислушивался, а потом, поднявшись, в раздумьях смотрел на миску. Наблюдая за его колебаниями, Ирт даже на миг забыл о собственных страданиях.

Приняв какое-то решение, лесовик отошёл как можно дальше от посудины и уселся. Взгляд его небольших глазок бесцельно блуждал по землянке, снова и снова возвращаясь к еде. Измучившись терзаниями, человекозверь порывисто встал и накрыл миску ворохом травы – чтобы не подвергаться постоянному искушению. Сделав это, тяжело прошлёпал на прежнее место, покрутился, лег. Закрыл глаза шерстистой рукой, поёрзал и затих.

Убедившись, что неровное дыхание лесовика превратилось в приглушённое сопение, Ирт пошевелился. Кинув опасливый взгляд на дремлющего похитителя, попытался развязать узел возле своего горла. Не справившись, принялся за тот, что удерживал верёвку на палке. Но и второй оказался слишком крепким. От безысходности Ирт чуть не заплакал: пока его сторож спал, а другие лесовики не вернулись, оставался крошечный шанс сбежать. Но проклятые узлы совершенно не поддавались!

Дрожащими от волнения и страха руками, мальчик подёргал верёвку, точно наделся порвать, либо выдернуть из стены палку. Эта бесполезная, вызванная отчаянием попытка, лишила Ирта воли к продолжению борьбы. Грудь обручем сдавило предчувствие гибели. Думая, что теперь уж точно никогда не увидит Лау, пленник, всхлипывая, размазывал по лицу грязь, смешавшуюся с солёной влагой.

Опустошённый и усталый, Ирт улёгся на кучу мусора, подтянув колени к животу. Бездумно зашарил рукой, пытаясь избавиться от чего-то, давившего на ухо. И подскочил, сжимая длинную, узкую, обломанную на конце кость.

Действуя обретённым орудием и помогая себе зубами, Ирт сумел распустить узел, прикреплявший верёвку к палке. Заткнув освободившийся конец привязи за пояс, чтобы тот не волочился за ним, пленник, крадучись, двинулся к выходу.

Добравшись до похрапывавшего лесовика, вытянувшегося поперёк землянки, Ирт с горечью понял, что не сумеет миновать его, не потревожив. Ссутулившись, мальчик с неприязнью глядел на существо, жалея, что у него нет сил прикончить чудище.

Возвращаясь в свой угол, он чуть не наступил в прикрытую травой миску. В сердцах Ирт хотел пнуть её ногой, но затем у него появилась другая идея. Он присел и, поглядывая на дремлющего сторожа, начал рыть яму во влажной податливой земле. Завершив работу, мальчишка, морщась от отвращения, двумя руками приподнял посудину. Внутри вязко плескалось самое сложное блюдо кухни лесовиков: измельчённое мясо, смешанное с какими-то пережёванными листьями, залитое водой и выдержанное в течение нескольких дней. Зверолюди готовили это блюдо редко – только тогда, когда мяса было вдоволь, а потому очень любили.

Не подозревая, что уничтожает изысканное кушанье, мальчишка опорожнил миску в яму, оставив лишь немного дурно пахнущего месива. Забросав яму землёй, Ирт тщательно утрамбовал её и засыпал мусором. Подхватив полегчавшую посудину, на цыпочках подобрался к лесовику.

Ирту везло: лохматый обитатель землянки дрых, точно медведь в зимней спячке. С замирающим сердцем и пересохшим ртом, пленник лёгкими медленными движениями обмазал густой зеленоватой от растительного сока слизью губы лесовика, шерсть на груди и короткие толстые пальцы на руках. Оглядев результаты, оттащил миску на место.

Когда он проходил мимо одной из отдушин, луч света упал точно в посудину, и мальчику на миг показалось, что осклизлый кусочек протухшего мяса на дне – человеческий нос. Остановившись и внимательно изучив его, Ирт покачал головой, решив, что для взрослого он слишком мал, а для детского – чрезмерно длинен и остер.

Поставив миску на прежнее место, Ирт вернулся туда, где был привязан. Какое-то время он сидел, почёсывая уколотую черепком ногу. Потом, о чём-то подумав, встал на колени и принялся выискивать в ворохах травы небольшие осколки костей с острыми краями.

К моменту возвращения ушедших лесовиков, Ирт, скрючившись, полулежал у стены; развязанный конец верёвки он накинул на палку, создавая видимость, что всё осталось по-прежнему. Но мохнатым верзилам было не до него: войдя, они сразу обратили внимание на предательские следы обжорства, уличавшие их собрата в преступлении, которого тот не совершал. Тёмный, заглянув в миску, с яростным рёвом накинулся на бурого. Спутник последовал его примеру. Сонный похититель Ирта, не понимая, что происходит, разозлившись, с рычанием отбивался.

Громкий рёв бил по ушам, от дерущихся лесовиков разлетались клочья шерсти. Ирт прижался к стене, стараясь быть как можно незаметнее. Улучив момент, он на четвереньках пополз к выходу. Словно назло, чёрного лесовика кто-то из собратьев пихнул так, что тот шлёпнулся прямо перед мальчишкой. Налитые кровью глаза полузверя стали ещё алее, когда он увидел Ирта. Вскрикнув, Ирт метнулся назад. Лесовик кинулся за ним. Почти схватив ребёнка, вдруг с воем запрыгал на одной ноге, вцепившись руками в ступню второй. И тут же наступил на другой осколок кости, воткнутый в землю острым концом верх и аккуратно прикрытый травой. Не переставая басовито стенать, зверочеловек упал на спину.

В землянке царила неразбериха: пара лесовиков ожесточённо кусались и молотили друг друга, их тёмный собрат, валяясь на полу, неистово сучил конечностями. От безумного рёва, вырывавшегося из трёх глоток, осыпалась земля с потолка. Решив, что лучшего момента сбежать уже не будет, Ирт бросился к выходу. Но ему снова помешали: в стенах логова возникло около дюжины больших округлых отверстий, из которых с пронзительным визгом посыпались странные существа. Коренастые человечки, ростом чуть пониже Ирта, облачённые в кожаные штаны и куртки, облепили лесовиков, вонзая в мохнатые шкуры короткие блестящие ножи. Обезумевшие от боли чудовища хватали карликов, ломали им шеи, отрывали конечности, раздавливали черепа. Но нападающие все лезли и лезли из тёмных ходов, вставая на место павших товарищей.

Первым прикончили бурого: поскользнувшись на кишках, вывалившихся из разодранного маленького тела, полузверь упал – и тут же кто-то из карликов вонзил нож ему в шею.

Серый, обессилев от потери крови, вытекавшей из множества ран, облепленный вцепившимися в шерсть нападавшими, шатаясь, двинулся прочь. Вцепившись в закрывавшую проход шкуру, он сперва повис на ней, а затем, обрывая, повалился, сразу исчезнув под множеством карликов.

Дольше всех продержался тёмный. Сипло дыша, с торчащим из живота ножом, он швырял нападающих, прыгал на них, вцеплялся зубами в глотки. Но, в конце концов, и он забился в предсмертных конвульсиях.

Убедившись, что лесовики мертвы, человечки принялись осматривать раненых и убитых товарищей. Заметив Ирта, один из карликов что-то произнёс на непонятном мальчику языке. Все существа застыли, разглядывая пленника полузверей. Мальчик, в свою очередь, в оцепенении смотрел на скуластые бледные лица с круглыми желтоватыми глазами и длинными заострёнными носами, смахивающими на древесные сучки. Он боялся этих кровожадных человечков, сумевших разделаться с лесовиками, не подозревая, что отвага подземных жителей была вызвана отчаянием: слишком уж многих их сородичей сожрали хозяева землянки.

Один из карликов, спрятал клинок в ножны. Вытерев окровавленные руки о бёдра, поднял ладони успокаивающим жестом. Глядя на мальчика, медленно указал на себя и скрипуче произнёс:

– Румх, кобхольд…

Ирт ничего не понял, но догадался, что существо пытается поговорить с ним.

– Кто вы такие? – дрожащим голосом спросил мальчик. – Чего вы от меня хотите?

Карлик внимательно прислушивался к его речи с озадаченным видом. Соплеменники существа, потеряв интерес к человеку, один за другим ловко протискивались в лазы, унося раненых и убитых.

Оставшись наедине с последним из нападавших, Ирт неуверенно ткнул пальцем в сторону выхода из логова:

– Хочу уйти. Домой.

– Хошух у’ти домхой, – медленно повторил карлик, тщательно выговаривая буквы.

Видя, что существо не пытается напасть, Ирт бочком начал обходить его, продвигаясь к выходу. Карлик не мешал. Не сдвигаясь с места, он просто наблюдал, поворачивая голову с совиными глазами.

Пробравшись по широкому изогнутому лазу, оканчивавшемуся под вывороченными корнями упавшего вяза-великана, мальчик оказался на свободе. Опасливо оглянувшись, с облегчением убедился, что за ним никто не следует.

Радость от спасения быстро сменилась другой заботой: Ирт совершенно не представлял, где находится и куда теперь идти. Вдобавок, солнце потихоньку опускалось, лесные сумерки медленно густели. Вдали завыл волк.

Отмахиваясь от назойливых комаров, мальчик двинулся в сторону, где, по его мнению, находилась дорога. Примерно через десяток шагов перед ним возник знакомый карлик, бесшумно выскользнувший из зарослей жимолости. Преградив Ирту путь, проскрежетал:

– Хошух у’ти домхой.

В одиночку человечек не пугал так, как орава визжащих, вооружённых ножами убийц. Ирт попытался обогнуть его, но существо не позволило. Вновь заступив дорогу, карлик упорно повторял своё «хошух у’ти…», однообразно покачивая головой.

– Чего пристал? – в отчаянии спросил Ирт. Он обвёл окружающие деревья широким жестом: – Тебе леса мало? Куда мне идти, чтобы ты не мешался?

По-своему истолковав его движение, карлик развернулся, приглашающе взмахнув рукой с непропорционально широкой ладонью. Отошёл на несколько шагов, остановился. Оглянулся. Увидев Ирта на прежнем месте, вновь поманил за собой. Мальчик в растерянности моргал, не зная, как поступить. Вдруг карлик хочет помочь ему выбраться из леса? Ведь желай он худа, разве не напал бы ещё в логовище лесовиков?

Отважившись, Ирт пошёл за человечком. То уверенно двигался, петляя между деревьями и время от времени поглядывая назад.

Через какое-то время провожатый остановился. Жёлтые глаза блеснули в лесном сумраке, обратившись к мальчику.

– Хошух у’ти домхой, – приглушённо повторил карлик, ткнув рукой куда-то вперёд.

Ирт, осторожно обойдя его, приблизился к зарослям лещины, раздвинул ветви. И едва сдержал испуганный возглас, завидев в отдалении острые зубцы ограды Фумина.

– Хошух у’ти домхой, – послышалось сзади.

– Нет! – обернувшись к карлику, неистово закрутил головой Ирт. – Я туды не вернусь!

– Хошух у’ти, – в ровном нечеловеческом голосе не слышалось ни раздражения, ни добродушия.

Шагнув к стоявшему вполоборота мальчику, карлик упёрся жёсткой ладонью ему в поясницу и с неожиданной силой подтолкнул в сторону посёлка.

– Нет, пожалуйста, – на глазах Ирта появились слёзы.

– Хошух, – был неумолим карлик, – у’ти…

Наступая и пихаясь, он настойчиво выдавливал ребёнка из леса. От безысходности Ирт почти не сопротивлялся. Оказавшись на открытом пространстве, мальчик замер, точно надеясь не попасться на глаза караульным. Но человечек, наполовину скрытый листвой, вновь толкнул его в направлении защитной стены.

Сдавшись, Ирт поплёлся к тыну, размазывая по щекам слезы и грязь.

– Отчего боги такие злые? – всхлипывал он. – Что я такого сделал-то? Пошто они гибели моей хочут? Жрецы говорят, что они господа к людя́м милостивые да забочие… А гоняют меня, яко псину приблудную, да всё на смерть – что от Велдеровой руки, что от клыков лесовиков…

Ирт нервно передёрнул плечами, вспомнив смрадный сумрак логова полузверей. И сбился с шага, охваченный новой мыслью.

– А что, коли боги назидание мне сделали? – пробормотал он, вспоминая вызванную им самим драку между лесовиками, а потом и появление карликов с ножами. – Карлы, вон, малые, а извели страхолюд… Много их было, немало и полегло, а я один супротив Велдера… Тако он, напившись, дрыхнет колодой неподвижной, и коли ножом его… Мож быть, не в энтот раз, так в следующий… Надоть токмо, чтоб он меня раньше не порешил… К Мунгоуду спешить надобно. В ножки ему упаду, буду браги просить… именем Лау просить, да богов пресветлых…

Походка Ирта изменилась, лёгкий вечерний ветерок сушил слёзы. А в глазах мальчика сгущалась тьма, холодная и дикая, словно тени в непролазной чащобе…

Радовник I

– Это вам не столица, любезный Ук-Мак, – Лион Ван-Ваэн с презрительной миной оглядывал узенькую улочку, ручейком вившуюся меж рядами низких каменных зданий с треугольными крышами. – Убогий городишко!

Дерел, ехавший с ним бок о бок, равнодушно пожал плечами:

– Как по мне, город и город.

– Вы видали здешний весёлый дом? – будто не слыша, продолжал Ван-Ваэн. – Клянусь Ильэллом, шлюх набирали среди бродяжек из жалости – дабы не померли в подворотне. Страшные, будто лесовики, и совершенно не обучены искусству любви! Иные, признаю, отличаются бойкостью. Но этого мало, вы понимаете, о чём я?

Ук-Мак неопределённо промычал. На днях заканчивался срок его найма, и рыцарь раздумывал, оставаться ли на границе ещё на год.

Подкованные металлом копыта звонко стучали по булыжникам мостовой, а после зачавкали в грязи, когда рыцари выехали на окраину, населённую бедняками. При виде дворян, оборванные дети бросали игры и жались к стенкам лачуг. Немногочисленные взрослые снимали шапки и кланялись.

– Доблестные господа, не желаете ли узнать судьбу? – раздался дребезжащий голос.

Справа от дороги, за низеньким столиком, под навесом, сделанным из нескольких длинных палок и драного полотнища, сидела старуха. Её загорелую, отвисшую кожу испещряли многочисленные глубокие морщины, грязные седые патлы торчали в разные стороны, на одном глазу, луной, проглядывающей сквозь туман, светлело мутное бельмо. Кутаясь в ветхий плащ, карга кривила узкие губы в подобии улыбки.

Дерел Ук-Мак отрицательно качнул головой в ответ на предложение. Зато Лион Ван-Ваэн натянул повод, осадил коня.

– Признаться, искал я этой встречи, – сообщил он спутнику. – Господин Кархен Орог-Ран как-то рассказывал, будто довелось им встретить в здешних краях то ли ведьму, то ли жрицу, что прозревала будущее. Божился, будто нагадала она Линер-Мелну достаток – и вскоре тот унаследовал замок и земли дальнего родича. А ещё, якобы ведьма сказала бывшему при том Янсу Фло-Даургу, что несётся он навстречу смерти… Вот и обуяло меня любопытство: действительно ли так хороша вещунья?

– А с чего вы, господин Ван-Ваэн, решили, что это она и есть? – Дерел подозрительно оглядел старуху, пронзавшую рыцарей холодным взором, совсем не сочетавшимся с жалким видом и просящим тоном.

– Мерзкая одноглазая бабка, – не смущаясь того, что старуха прекрасно его слышит, процитировал Ван-Ваэн слова Орог-Рана. – Мыслю, она это и есть.

Гадалка сняла со щелястой серой столешницы треснувшую глиняную кружку с отбитой ручкой и поставила в пяди от своей левой ступни.

– Не верю я в подобные штуки, – сказал Ук-Мак. – Давайте лучше поедем, должно быть, нас уже ждут.

– Подождут подольше, – небрежно отмахнулся Ван-Ваэн. – Говорите, не верите? Ха, тогда на вас и испытаем!

– Увы, сейчас я не настолько богат, чтобы попусту разбрасываться деньгами, – слабо улыбнулся Ук-Мак и приподнял повод, собираясь тронуться с места.

– Погодите, – ослабив кожаный шнурок, Лион Ван-Ваэн запустил руку в кошель на поясе. – Я уплачу!

Он с усмешкой швырнул монету старухе. Медный плоский восьмигранник, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим звяканьем упал точно в кружку. Гадалка подхватила посудину и поставила на землю с другой стороны стола.

– Не тяни время, старая! – прикрикнул рыцарь. – Открой судьбу моего спутника!

– Воля ваша, господин, – склонила нечёсаную голову гадалка.

Откуда-то из-под плаща она двумя руками вытащила пригоршню костей, палочек и камешков и швырнула на стол. Вытянув тощую шею, долго разглядывала то, как они рассыпались по доскам.

– Вижу, господин, опасную жизнь…

– Не хитри, старуха! – недовольно прикрикнул Ван-Ваэн. – Такое сам я могу напророчить любому рыцарю пограничной рати, и ведь не ошибусь. Толкуй о неведомом, иначе душу вытрясу!

Не обращая внимания на угрозу, женщина склонилась к столу, чуть ли ни водя по камням и деревяшкам длинным носом.

– Вижу смертоносную деву, трудный путь, полный преград, чудище в воде и чудище на земле… – Старуха умолкла, задумчиво разглядывая продолговатую плоскую кость, длиной в две трети мизинца. С одной стороны покрытая осыпавшейся позолотой, с другой – похожей на гниль чернотой, она встала вертикально, попав острым концом в едва заметную выемку в крышке стола. Гадалка легонько подула на кость. Та покачнулась, но устояла. Тогда женщина вновь заговорила, и на сей раз в её неприятном голосе слышалась едва заметная неуверенность: – Причудливо вьётся нить судьбы, господин. Ожидает вас великая награда или страшная погибель. А, быть может, то и другое вместе.

Сжав губы, Ук-Мак тёр большим пальцем тёмную щетину на подбородке, устремив взор на беспорядочную россыпь предметов, похожих на придорожный мусор.

– Погадай и мне, – приказ Ван-Ваэна прогнал тягостную тишину.

В воздухе блеснула ещё одна монета. Ударившись о поверхность стола, медяк дважды подпрыгнул и со звяканьем свалился в треснувшую кружку.

– Воля ваша, господин, – старуха вытрясла деньги из посудины и спрятала под плащом. После сгребла гадательные принадлежности и вновь резко швырнула перед собой. – Вижу… вижу мёртвые глаза, мёртвые руки. Они идут в ночи за вами, чтобы забрать с собой!

– Ах, тварь! – Лион Ван-Ваэн в гневе схватился за рукоять меча. – Шутить со мной вздумала?! Сейчас я сам отправлю тебя к демонам, твоим нечестивым родичам!

– Господин Ван-Ваэн! Господин Ван-Ваэн! – Ук-Мак вклинился между ним и гадалкой. – Оставьте её. Кровь этой нищенки недостойна вашего клинка!

– Вы правы, пожалуй, – его спутник начал успокаиваться, но крылья прямого носа ещё раздувались. – Говорил же я: дерьмовый городишко со скверными развлечениями!

Он тронул бока коня шпорами.

– Поедемте отсюда, господин Ук-Мак. Верю, боги смилостивятся и в другой раз приведут нас в более достойное благородных людей место!

Лошадиные копыта вновь зачавкали по грязи. Хищной птицей вцепившись в край стола согнутыми пальцами с жёлтыми обломанными ногтями, гадалка бросила быстрый взгляд на удалявшихся рыцарей. По сухим бесцветным губам скользнула и исчезла улыбка, напугавшая заметившего её мальчишку, который пробегал мимо.

Собрав кости, камни и палочки, старуха накинула капюшон и, словно оцепенела, уронив острый подбородок на грудь.

Примерно в двух полётах стрелы от городских ворот сгрудились около десятка повозок. Поодаль располагалась пара простеньких шатров. Издали, всё это походило на стоянку бродячих лицедеев. Но при приближении стали заметны кольчуги и копья ратников из пограничного войска.

Подъехав к лагерю, Лион Ван-Ваэн обратился к вытянувшемуся перед ними солдату:

– Ну, что здесь у нас?

– Переселенцы, ваша милость, – ответил ратник. – Дюжина мужиков без одного, да шесть баб. Одна с мальцом. На восьми телегах едуть – со скарбом всяческим, припасами…

– Охрана? – вступил в разговор Дерел.

– Четверо верховых и трое пеших, господин Ук-Мак, – повернул к нему голову воин.

– Негусто, – поджал губы Ван-Ваэн. – Разбойников отпугнуть хватит, а ежели кочевники налетят, можно и не отбиться.

– Потому нас и отрядили, – рассудительно заметил Дерел. – Усилить конвой.

– Попросили, – скривился Ван-Ваэн, которому претила мысль, что кто-то может распоряжаться им, словно простолюдином.

Ук-Мак, не первый год живший наёмничеством, подумал, что служба есть служба, а приказ командира остаётся приказом, как его не обзови. Вслух же сказал:

– Кто у вас за старшего?

– Десятник Каркси Дуб.

– Знаю, хороший воин, – кивнул Дерел.

– Кликнуть его, ваша милость?

– Сам найду, – отказался рыцарь.

Неспешно двигаясь по лагерю, всадники без интереса скользили взглядами по стреноженным лошадям, сидевшим на траве людям, женщинам, готовившим еду на костре, мужику, спавшему под телегой…

– Господин Ук-Мак, ваша милость! – десятник, крепкий зрелый мужчина, с лицом, изуродованным длинным шрамом, почтительно приветствовал подъехавших рыцарей.

Дерел в ответ коротко взмахнул рукой, Ван-Ваэн, зевнув, отвернулся.

– Каркси, поднимай людей. Выступаем, – распорядился Ук-Мак.

– Слушаюсь, ваша милость!

Обоз споро двигался по лесной дороге. Впереди ехали рыцари, вполголоса обсуждая преимущества пешего боя с мечом и щитом и полуторным мечом.

– Длинный меч даёт выигрыш в расстоянии, позволяет сильнее рубить и вдобавок, мощнее колоть: и в обычном выпаде, и в приёме полумеча. Простым же мечом вам не проткнуть врага даже в кольчуге, – говорил Ук-Мак. – А ежели и захочется мне занять вторую руку, уж лучше возьму другой клинок.

– Вторым мечом вы не закроетесь от стрел, – возражал Ван-Ваэн. – Укол же штука ненадёжная, не то, что добрый удар, разваливающий тулово супротивника надвое, или отсекающий руку. Да и вовсе, колоть лучше копьём, ибо оное для того и сотворено!