Истории приграничья

И первым выхватил из горшка факел.

Ратник с раненой ногой, забравшись на топчан, сорвал светильник. Спрыгнул на пол, пошатнувшись, застонал. Затем шагнул вперёд и, держа лампаду за цепь, ударил наседавшего на меня «торговца» точно кистенём. Разлившееся масло вспыхнуло, по иссечённым лохмотьям побежали красные язычки. Враг заревел и остервенело заметался, создавая угрозу для нас и мешая драться своим. Его остановил Айкен, с размаху рубанув секирой. Видно, огонь размягчил тело существа – лезвие вошло в него почти на всю ширину. Воодушевлённый этим, ратник обрушил на «купца» множество быстрых ударов. Бывший истукан зашатался, упал на колени. Айкен, оскалившись, рубил его, точно дровосек бревно. Из многочисленных ран чучела сочилась густая пурпурная жидкость, пахнувшая, как обычная кровь.

Гибель «купца» стала началом нашей победы. Вскоре рычащие, воющие твари, окружённые клубами чёрного дыма, срывали с себя остатки тлеющих одежд, а мы безудержно кромсали восковые тела, понемногу отсекая руки, ноги и головы.

Выглядело невероятно, но внутри этих существ не было ни сердец, ни печени, ни кишок, ни вен, ни даже костей. Истуканы целиком состояли из плотной, немного зернистой массы, сочившейся пурпурной кровью, словно разрезанное яблоко соком. И они не умирали – даже разделанные на части. Отрубленные конечности дёргались на скользком полу, тела шевелились, головы разевали рты, издавая жуткие звуки. Пожалуй, это было самым страшным из всего, что мы увидели в тот день.

Солдаты добивали последних тварей, когда в зал ворвался Делм Аске-Трайнис вместе с четвёркой сопровождавших его ратников. Сжимая изготовленное к бою оружие, они ошеломлённо озирались, разглядывая тела на залитом кровью полу, поломанные топчаны, пламя и бродящих в дыму воинов, рубящих что-то копошащееся внизу.

– Что здесь произошло?.. Во имя богов! – последние слова вырвались у Аске-Трайниса, увидевшего отрубленную в районе бедра ногу, сгибавшуюся и разгибавшуюся в коленном суставе, точно оторванная жучиная лапа. – Что это такое?!

– Лаямуту, – послышался сбоку голос Сабира, – бессмертные…

И он сплюнул, точно слово оставило во рту горький привкус.

Мы повернулись к нему. Проводник полулежал на одном из уцелевших топчанов, всё ещё не выпуская из рук меч. Некогда белоснежные одежды терхизца в нескольких местах пропитала кровь, сквозь дыры виднелось раны.

– Какие ещё бессмертные? – спросил дядя Эсмонд, пригвоздив проводника тяжёлым взглядом. – Отвечай!

Повинуясь приказу, Сабир неохотно заговорил:

– Восемь раз по десять и ещё три лета назад, в Мунсилор властвовать амир Аль-Зариф – живое зло, демон без сердце, да поглотить бездна его душа! Он править без мудрость и честь, пытать слуги за любой провинность, делать большой налоги, ради удовольствие забирать женщины даже из знатный семьи. И казнить всех, кто возмущаться…

Дальше проводник рассказал, что жестокого амира не единожды пытались убить заговорщики. После очередного покушения Аль-Зариф призвал служившего ему чернокнижника и некроманта, по имени Текели. Правитель потребовал от колдуна, чтобы тот создал стражей: могучих, верных и неподкупных. Тогда Текели попросил своего господина дать ему полсотни воинов. Получив их, чернокнижник на несколько недель заперся в своём доме, а после привёл амиру пятьдесят лаямуту. Бессмертные воины отличались огромной силой, их тела не брали ни меч, ни копьё, и повиновались они лишь Аль-Зарифу. Они никогда не спали, день и ночь оберегая жизнь хозяина. Единственное, что им требовалось – человеческая кровь. Много крови.

Сначала бессмертным давали кровь узников тюрем. Потом стали убивать рабов и пленников. Наконец, специальные отряды начали тайно похищать людей на улицах столицы и других поселений. Лаямуту буквально купались в крови, а самого Аль-Зарифа это только забавляло.

Когда открылась правда о пропавших, народ взбунтовался. Впервые против правителя бок о бок выступили и вельможи, и чернь, и даже отказавшаяся повиноваться амиру рать. Аль-Зариф остался один против всей страны.

Вскоре восставшие захватили дворец. Почти вся обычная стража разбежалась, зато бессмертные сражались, будто демоны. Они перебили множество воинов, но хозяина уберечь не смогли: пока лаямуту удерживали вход в покои господина, люди проломили стену и разорвали Аль-Зарифа в клочья.

После смерти амира лаямуту пробились сквозь ряды нападавших и ушли. Потом их, ослабевших без свежей крови, выслеживали и убивали особые группы охотников, собранные новым правителем – отцом нынешнего…

– …Но десять и пять бессмертные суметь скрыться от охотники. Они стать страшный легенда и матери пугать их имя непослушный дети, – завершил рассказ терхизец.

– И спустя столько лет мы их нашли? – промолвил Аске-Трайнис. – Вот уж повезло, ничего не скажешь.

– Невероятна твоя повесть, Сабир, – мрачно произнёс дядя Эсмонд. – Но глаза подтверждают её… Что ж, владыка Ильэлл позволил нам истребить колдовскую нечисть и отомстить за родича, пусть и дорогой ценой. Нужды задерживаться здесь более нет. Делм, вы вернули животных?

– И нескольких погонщиков в придачу.

– Славно.

– Господин Им-Трайнис, – подбежал к командиру один из ратников. – Начинается пожар. Прикажете тушить?

Дядя Эсмонд неприязненно оглядел зал, остановил взор на накренившемся топчане, по которому растекалось пока ещё невысокое пламя.

– Нет, – качнул головой наш предводитель. – Пускай это гнездо выгорит дотла. Выносите раненых и убитых, выводите животных, вытаскивайте груз. Делм, проверь, чтобы ничего не забыли и никто не остался внутри… Бел, помоги Сабиру выйти и пусть кто-нибудь его перевяжет – без проводника нам не обойтись… Тород, когда все уйдут, прикажи ратникам вылить масло – чтобы шибче горело.

Небрежно отпихнув носком сапога шевелящуюся руку лаямуту, дядя зашагал к выходу, продолжая раздавать приказы и не замечая текущей по шее крови, льющейся из странно болтающегося разрубленного уха…

Из дверей караван-сарая и каких-то ранее незаметных щелей валил густой дым, поднимаясь в небо тёмно-серыми столбами и понемногу сливаясь с низкими тучами. Из строения донёсся и сразу стих душераздирающий вой. После мы слышали только урчание огня, выгрызающего внутренности ловушки для путников.

– Огонь очищает, – задумчиво произнёс Делм Аске-Трайнис, не отрывая глаз от дверного проёма, за которым билось пламя.

– Уничтожает, – ровно уточнил дядя Эсмонд. Поправив шапку, он поморщился, задев скрывавшуюся под повязкой рану. – Поглядели – и будет. В путь!

Подчиняясь приказу, растянувшаяся на заснеженной тропе тёмная вереница людей и животных медленно двинулась вперёд.

Уже находясь значительно выше по склону, я оглянулся. Как раз в этот момент с треском просела и рухнула деревянная крыша, взметнув множество искр.

– Надеюсь, командир прав насчёт огня и там не останется ничего, – озлобленно бросил Тород, шагавший следом за мной.

– Да услышит Ильэлл твои слова, – вырвалось у меня.

Лэдо Сти-Трайниса, Мални, Бирна и Алнера мы похоронили на верхней части перевала. Поместив тела в расщелину, найденную в стороне от тропы, надёжно завалили большими камнями.

– Это хорошее место. Далеко видать, и всё время дует чистый ветер, – сказал дядя Эсмонд, обращаясь к павшим. Постояв, возложил на холодную глыбу шлем Лэдо. – Прощай, родич, прощайте, воины. Однажды свидимся в Великой небесной равнине…

Благополучно спустившись к подножию, мы пополнили запас продовольствия в селении-близнеце Лартаба и продолжили путешествие.

К исходу второго дня пути караван добрался до рощицы, раскинувшейся вокруг живописных развалин.

– Когда-то быть усадьба очень богатый купец, – сообщил Сабир.

– И что с ним случилось? – настороженно поинтересовался Тород.

– Земля трястись, дворец ломаться, купец погибать, слуги разбегаться, парк зарастать, мародёры грабить развалины, – проводник с равнодушным видом развёл руками, обратив ладони к облакам. – Воля Вечный Небо…

– А мы здесь зачем? – продолжал допытываться родич.

– Караванщики всегда останавливаться тут, возле колодец. Даже когда вода пропадать – все привыкать к этот место, – пожал плечами Сабир.

– Злых волшебников тут не было? – не унимался Тород.

На смуглом лице терхизца мелькнуло недоумение.

– Нет, господин.

– Ладно. – Кирлан-Трайнис заглянул в широкий зев колодца, окаймлённый круглым низким мраморным бортиком. Кинул камешек. – Глубоко…

Мне подумалось, что Лэдо, присутствуй он при этой беседе, непременно бы отпустил какую-нибудь шутку. Ощущая тяжесть на душе, я отошёл.

В сгустившихся сумерках мы ужинали у костров, слушая трели ночных птиц и отдалённый вой степных шакалов. Несколько ратников затянули старую эмайнскую песню. Неожиданно в хор влились голоса дяди Эсмонда и Фара Се-Трайниса.

Ещё не оправившийся от раны Венри Кирлан-Трайнис улыбался, растянувшись на расстеленном плаще. Делм пошёл проверять дозорных. Я, зевая, собирался лечь спать.

Вечерний покой нарушили выкрики, раздавшиеся у костра погонщиков. Подскочив, я увидел нависающего над горцем Сабира, властно протягивавшего руку. Сидевший на земле погонщик, отклонялся назад, заложив руки за спину.

Проводник что-то угрожающе сказал на своём языке. Горец отрицательно помотал головой, сопровождая действие раздражённой и враждебной тирадой.

Фар привстал, чтобы пойти, разобраться, но не успел: Сабир вынул меч и с оттяжкой рубанул погонщика.

– Какого демона… – командир поднялся.

Через мгновение проводник стоял в кругу ратников и рыцарей.

– Что ты творишь?! – грозно спросил дядя Эсмонд, возвышаясь даже над рослым терхизцем.

– Он носить проклятый вещь, – ноздри Сабира яростно раздувались, лицо исказила ненависть.

Пинками перевернув тело, указал мечом на руки мертвеца. Там, полускрытые широкими рукавами, тускло отсвечивали золотые браслеты, из тех, что я видел на предплечьях лаямуту.

– Вы подрались из-за драгоценностей? – уточнил дядя.

– Не быть так! – возмутился проводник. Взяв себя в руки, продолжил значительно спокойнее: – Этот человек подобрать их в караван-сарай. Отказываться выбросить. Я убивать его.

– Они, похоже, золотые, – заметил Фар. – Чего бы ему их выкидывать?

– На браслеты слова волшебный язык и змея, обвивающий череп – знак самого Текели, да сжирать псы его печень! Эти браслеты быть злой колдовство!

– Откуда ты знаешь, что это знак чернокнижника? – командир испытующе глядел на Сабира.

– Мой предок быть важный вельможа в Мунсилор, – вибрирующим от злости голосом ответил проводник. – Он быть заговорщик и хотеть убивать амир. Его хватать стража и отдавать Текели. Текели пытать предок и превращать в кровожадный гуль. Этот гуль убивать собственный дети, убивать все родственники, а Текели смеяться и бить в ладоши. Суметь спастись только мать мой отец. Она бежать далеко в пустыня, почти умирать. Её находить караван. Она много говорить о некромант, чтобы никто в семья не забывать. Мы все – отец, его брат, я – ненавидеть Текели. Убивать, если находить.

– Разве его не прикончили те же люди, что убили амира? – спросил Фар.

Сабир покачал головой:

– Слышать, что колдун спастись – улететь на большой птица или дракон.

Поразмыслив, дядя Эсмонд сказал:

– После того, что видели мы в караван-сарае, это может быть правдой. Эта смерть на твоей совести, Сабир, но мы не станем преследовать тебя за убийство. Пусть это делают твой правитель и твои боги.

Сабир, всё ещё тяжело дыша, с достоинством поклонился.

Тихо переговариваясь, мы вернулись к своим кострам. Повинуясь проводнику, погонщики бросили труп в колодец. А на рассвете мы покинули это место, чтобы никогда не вернуться…

Им-Трайнис умолк, отпил из чарки, огладил пальцами усы, обвёл взглядом притихших слушателей.

– В срок добравшись до столицы Омрудана, мы вызволили Лира Маун-Трайниса. По настоянию амира, отряд провел у него в гостях почти пять недель. А когда возвращались в Терхиз, кто-то из встречных караванщиков предупредил Сабира, чтобы тот не останавливался у разрушенного купеческого дома.

– Я спросить почему, – передал мне его рассказ проводник. – Он ответить, что из высохший колодец звучать странный голос человек и рык от непонятный зверь. Люди испугаться и засыпать колодец. Но даже после это, в тихий ночь из земля слышаться далёкий глухой вой…

Вот так, благодаря рыцарям из Эмайна, в жарком Омрудане завершилась одна легенда и возникла другая – о воющем колодце, – закончил Бел.

Мужчины зашевелились, забулькало льющееся в стаканы вино.

– А что случилось с тем воином, которого вы спасли? – невпопад спросил кто-то.

– О, – улыбнулся Им-Трайнис, – то был особенный человек! Вернувшись домой, он поблагодарил родичей и поклялся, что возместит каждой семье потраченное на выкуп либо умрёт.

– И что?

– Он умер, – Бел вновь наполнил чарку. – Отправился в плавание на поиски сказочного Золотого острова и не вернулся. Лишь боги ведают, что с ним приключилось…

После таких слов, каждый из присутствовавших – кроме спящего Рев-Слорду – счёл долгом чести выпить за благородного бродягу-рыцаря, сгинувшего в далёких морях или неизведанных землях…

Яшмовый чертог

– Берегись! – сиплый крик вклинился в ровный стук топоров и тут же растворился в протяжном скрипе, перешедшем в громкий треск.

Высокий бук с гладкой серой корой величественно рухнул, ломая кусты. Верхняя часть дерева чуть подскочила на спружинивших ветвях, и застыла – только листья продолжали мелко дрожать.

– Тихо, тихо, – воин в чешуйчатом доспехе и чёрном нарамнике успокаивающе потрепал гриву встревоженного коня.

Животное нервно переступило, подняв голову и хвост. Звякнула сбруя. Рыцарь вновь погладил скакуна, не отрывая взгляда от просвета между деревьями, за которыми начиналась степь.

Если лес был королевством теней, то там, на открытом пространстве, правил свет. Даже сейчас, в преддверии заката, солнечные лучи горели на колышущихся травах, жидким пламенем затекали между тёмными стволами на опушке и понемногу рассеивались в зелёном сумраке.

Густые кроны над головами людей взъерошил лёгкий ветерок. До рыцаря донёсся запах свежесрубленной древесины, ещё напитанной живым соком. Сняв островерхий шлем, воин поднял голову, разглядывая качающиеся ветви и появляющееся в просветах небо с далёкими облаками, похожими на очёски белой шерсти. Их вид, вместе с ноющей болью в старых ранах, подсказывали, что буря, неистовствовавшая накануне, утихла лишь на время.

В отдалении послышался окрик. Обернувшись, рыцарь увидел всадника, пересекающего небольшую прогалину в направлении вырубки. Подавший сигнал ратник, выставив копьё, готовился встретить незваного гостя.

Воин надел шлем и направил коня в ту сторону.

Солдата с копьём верховые достигли почти одновременно.

– А ну, стой! – приказал ратник.

– Прочь с дороги! – рявкнул в ответ конник. Завидев подоспевшего рыцаря, приветственно взмахнул рукой и недовольно пожаловался: – Господин Ук-Мак! Этот олух не даёт мне проехать! Извольте убрать его с моей дороги!

Дерел склонил голову, здороваясь: он узнал сотника конных стрелков Янса Фло-Даурга. Тот был без доспехов, в одной котте, и даже без меча – на узком поясе болтался только кинжал. По неуклюже размашистому жесту, голосу и красным пятнам на лице, Ук-Мак понял, что сотник здорово навеселе.

– Приветствую, господин Фло-Даург, – сдержанно сказал Ук-Мак. – Позвольте поинтересоваться, что вы здесь делаете?

– Позволяю, – важно ответствовал сотник. – Мы выполняем священную миссию.

– Какую? И кто – мы?

– Достойные мужи Рев-Слорду, Ман-Муннис, Ки-Пральд и я, собственной персоной, – торжественно объявил Фло-Даург. Он широко раскинул руки, точно указывая на едущих по бокам всадников.

Ук-Мак приподнял бровь:

– Их здесь нет.

Оглянувшись, сотник не без удивления посмотрел на прогалину и деревья за ней.

– Хм, должно быть, отстали…

– А что за дело у вас, господин Фло-Даург здесь, на самой границе?

– Бла-ароднейшее! – гордо заверил пьяный рыцарь. – Мы охотились, но про́клятого богами зверя нигде не удалось сыскать. Утомившись от бесплодных трудов, устроили привал. Подкрепляя силы красным мильзенским, вели беседы о сражениях, битвах… и сражениях, и бит… павших товарищах и других достойных мужах. И тут господин Рев-Слорду вспомнил, что при погребении ратников из Киалл… сиса… короче, тех погибших чужеземцев, не соблюли наш старинный обычай – не оросили могилу отважных воинов вином! Каждый из нас был возмущён до дрожания сердца! И дабы исправить досадное упущение и восстановить честь Эмайна, мы пустились в дорогу, горя желанием свершить должное! Посему, не задерживайте меня в осуществлении рыцарственного деяния!

Неожиданно ударив коня пятками, Фло-Даург рванул вперёд.

Подумав, что сотника нельзя бросать одного в опасном месте, рыцарь отдал приказ хмурому ратнику:

– Велдер, остаёшься за старшего. Скоро начнёт темнеть, поэтому собирай людей и веди в Дубровницу. Коли встретите по пути охотников, про которых толковал сотник, – попытайтесь забрать с собой.

– Будет сделано, господин Ук-Мак!

Развернув коня, Дерел пустился вдогон за Фло-Даургом.

Несмотря на состояние, сотник отлично держался в седле. Ук-Мак настиг его далеко от опушки, и поехал рядом.

– Не пытайтесь останавливать меня! – воскликнул Фло-Даург, завидев рыцаря. – Коли не сдержу обет, неупокоенные духи киалсис… павших не дадут мне покоя!

Глядя на упрямое выражение лица сотника, Дерел подумал, что проще сопроводить Янса к расположенной неподалёку могиле, нежели пытаться вернуть на земли Эмайна.

– Разрешите мне составить компанию, – спокойно сказал он Фло-Даургу, – в вашем благородном походе.

– Разрешаю, – милостиво согласился сотник.

– Вы чрезвычайно любезны, – в голосе Ук-Мака почти не слышалась ирония.

– Да, – просто ответил Янс, поразмыслив. – Так и есть…

Некоторое время рыцари скакали молча. Затем сотник, как бы между прочим, спросил:

– Господин Ук-Мак, а вам известен путь?

Дерел взглянул на него с любопытством:

– Вы ехали неведомо куда?

– Отчего же, – горячо возразил Фло-Даург, – ведомо… господину Ки-Пральду. Но он куда-то подевался…

– Ясно, – сдерживая улыбку, сказал Ук-Мак. – На вашу удачу я знаю место и отведу вас.

– Окажите честь, – с благодарностью ответил сотник.

Киаллиссцев похоронили рядом с рощицей, за которой некогда находился их лагерь. Круглый земляной холм ещё не успел зарасти, и тёмным пятном выделялся среди зелени. В центре возвышенности торчал небольшой столб с прибитым сбоку круглым киаллисским щитом.

Спешившись, Янс Фло-Даург снял деревянную флягу, висевшую на переброшенном через плечо ремне. Вынул пробку и сделал добрый глоток. Подошёл к могиле.

– Знаю, вы были отважными ратниками – иные не сумели бы пересечь эти про́клятые степи. Да не угаснут ваши костры на Великой равнине!

Вытянув руку вперёд, он перевернул флягу. Вытекшая тонкая розовая струйка моментально исчезла в подсохшей земле. Сотник потряс сосуд, избавляясь от последних капель, повисших на горлышке. Вознамерившись заткнуть его, обнаружил, что обронил пробку и принялся разыскивать, раздвигая высокую траву. Так и не сумев найти, в раздражении выбросил и флягу.

Покуда сотник исполнял свою благородную миссию, Дерел рассматривал зависший у самой земли алый солнечный диск, окрасивший багрянцем небо на западе, края облаков над головами рыцарей и лицо самого Ук-Мака.

– Мыслю, стоит нам переночевать на заставе, – сказал он. – До Фумина засветло уже не доберёмся.

Фло-Даург, не отвечая, поплёлся к своей лошади. Наступив на что-то твёрдое, наклонился, поднял пробку. Рассмотрел и с руганью зашвырнул далеко в заросли.

Оказавшись возле коня, что-то невнятно пробормотал, поцеловал скакуна в морду, погладил гриву. Встав сбоку, по привычке проверил подпругу. Ухватился за седельную луку, воткнул ногу в стремя и застыл, глядя вдаль поверх седла. Двадцать ударов сердца спустя, рывком уселся на коня.

– Я тут подумал… – начал он.

– Так вот, что это было, – пробормотал Ук-Мак.

Сотник вопросительно глянул на него и продолжил:

– Здесь же неподалёку изба про́клятого колдуна… Раз уж мы всё равно тут, отчего не взглянуть на неё?

– Солнце почти село, – нахмурился Дерел. – Нужно возвращаться.

Фло-Даург обдумал его слова и согласно кивнул:

– Раз надо – возвращайтесь, не буду возражать. – И кольнув лошадь шпорами, поскакал к лесу.

– Что за осёл! – вырвалось у Дерела.

Он не горел желанием преследовать пьяного упрямца в вечерней чаще. Но и бросить на произвол судьбы не мог. Стиснув челюсти, Ук-Мак поехал за сотником, намереваясь уговорами или даже силой доставить в пограничную крепость.

В лесу пряталась ночь, терпеливо дожидаясь заката, дабы растечься мраком по всей земле. Дерел осторожно ехал между деревьями, прислушиваясь к звукам, исходящим от двигавшегося где-то впереди Фло-Даурга. Несколько раз шум становился особенно громким, после чего сотник сердито бранился на «про́клятый лес» и «про́клятые ветки».

Нагнать Фло-Даурга удалось, когда совсем стемнело: сотник остановился, размышляя, в какую сторону направиться.

– Заблудились, господин Фло-Даург? – с едва заметным сарказмом спросил Дерел, подъезжая сзади.

– С чего вы взяли? – самоуверенно ответил сотник. И указал куда-то влево: – Ясно же, что нам туда!

– Почему?

– Там костёр, – бросил Фло-Даург, трогаясь.

– Демоны! – Ук-Мак ухватил его лошадь за повод. – Это могут быть кочевники!

– Тогда нападём на них, и о нашей доблести менестрели сложат песни! – воодушевлённо заявил сотник.

Дерел начал злиться:

– Ильэлл, да у вас даже доспехов нет!

Янс Фло-Даург ощупал себя:

– И верно… Проклятье! Что же нам теперь делать?

– Прежде всего – не шуметь, – прошипел Ук-Мак. – Тихо уезжаем…

– Никогда я не бегал от врагов! – возмутился Фло-Даург. – Тем более, от вонючих варваров, только и умеющих шататься по степи!..

Ук-Мак сжал кулак:

– Господин Фло-Даург, вы вынуждаете…

– За короля! За Эмайн! – дурным голосом заорал сотник и безжалостно пырнул коня шпорами.

Тот взвился и понёсся вперёд.

– Я сам тебя убью, – мрачно пообещал Ук-Мак.

Обнажив меч, рыцарь пригнулся к шее лошади и устремился за сотником.

По мере приближения к мигающему среди деревьев костру, Дерел осознавал, что тот слишком велик для одного или даже нескольких путников. И всё же, то, что он увидел, оказалось неожиданностью.

На просторной поляне находилось не менее пары дюжин кочевников. Когда из ночной темноты, с громким хрустом ломая кустарник, вылетели рыцарские кони, многие степные воины, слышавшие клич сотника, бросились в чащу, полагая, что на стоянку налетели ратники из Эмайна. Оставшиеся разбежались по краям поляны и обстреляли всадников из луков.

Промчавшись по освещённому пространству и вновь нырнув во мрак, рыцари неслись, полностью доверившись скакунам. С каждым ударом сердца, свет костра и выкрики кочевников все больше отдалялись, покуда не пропали совсем.

Ощущая упруго хлещущие по шлему и броне ветки, Ук-Мак не без злорадства думал, что бездоспешный сотник сполна получает всё, что заслужил. Подобные мысли моментально исчезли, стоило Фло-Даургу упасть.

Дерел не сразу понял, что произошло. Сначала впереди раздался шум, сопровождаемый приглушённым стоном. Но под копытами убегающего прочь коня сотника продолжала шуршать листва, и Ук-Мак решил, что наездника особенно сильно ударила какая-нибудь ветвь. Мгновение спустя, стон повторился – теперь позади.

– Фло-Даург! – негромко позвал рыцарь.

Не получив ответа, натянул повод. Остановившись, прислушался. Спрыгнул с коня, неуверенно двинулся на невнятные звуки, по мере приближения, превращавшиеся в надсадный хрип.

Лежавшего в зарослях папоротника Фло-Даурга Дерел нашёл буквально на ощупь. Стянув перчатки, в кромешной тьме провёл руками по неподвижному телу. Нащупал влажное пятно на правом боку, пропустив прятавшуюся в складках сбившейся котты едва выступавшую часть древка стрелы, сломавшейся при падении сотника.

Поднатужившись, Ук-Мак взвалил рыцаря на своего коня. Несмотря на сопровождавшие подъём резкие движения и толчки, Фло-Даург уже не застонал. Лёжа ничком на спине лошади, он лишь тяжело, с хрипением, дышал. Дерел привязал сотника к седлу верёвкой, взятой в седельной сумке. Убедившись, что раненый не свалится, постоял, прислушиваясь.

Порывы ветра трепали листву, где-то поблизости каждые три-четыре удара сердца повторялся унылый посвист сплюшки.

Успокоенный отсутствием звуков человеческих голосов, шагов, шороха раздвигаемых ветвей – всего, что могло свидетельствовать о погоне, рыцарь взял лошадь под уздцы и тихонько двинулся по ночной чаще.