Такие времена. Сборник рассказов от Анны Медь

Курс уже приближался к девяноста рублям за доллар.

Ситуация поворачивалась неожиданным боком. В конце концов, если свекровь намерена регулярно зарабатывать по сорок тысяч в месяц и при этом бесплатно готовить и заниматься хозяйством, а муж всегда будет встречать усталую и голодную Женю, снимать с нее пальто, кормить ужином и развлекать интеллектуальной беседой, то ее это вполне устраивает.

Женя рассказала о ситуации подруге, та только вздохнула и посоветовала не держать дома наличных. Смысл этого совета Женя поняла позднее.

Муж, вдохновившись примером маменьки, тоже перешел на азартные игры. Дело у него шло ни шатко, ни валко: что-то он выигрывал и потом немедленно проигрывал. Свекровь еще пару месяцев передавала Жене то восемнадцать, то пятнадцать тысяч, но потом этот ручеек иссяк. От мужа Женя за все это время не получила ни рубля.

Женя попыталась осуществить свою угрозу и перестала выдавать супругу деньги, перейдя на питание в кафе. Но это оказалось слишком накладно, не говоря уже о качестве пищи в университетском кафе. Муж и свекровь героически питались на пенсию Любови Михайловны, которая, надо отдать ей должное, ухитрялась готовить из крупы и картошки вполне съедобные блюда.

Правда, нежные встречи с мужем по вечерам, совместные ужины и интеллектуальные беседы ушли в прошлое. Муж сидел в компьютере и сражался с виртуальной рулеткой, свекровь не показывалась из своей комнаты, где, по-видимому, занималась тем же самым.

Деньги от мужа и свекрови перестали поступать в принципе. Потом свекровь сообщила, что она проигралась. Женю по вечерам встречали укоризненные взгляды Андрея и Любови Михайловны и сиротливая кастрюля с пшенной кашей, которая должна была напомнить ей о ее супружеском долге.

Наконец, Женю, вернувшуюся в пятницу после четырех пар у заочников, встретил отчаявшийся муж с безумными глазами:

– Я проиграл! – возопил он отчаянным голосом. Девятьсот восемьдесят долларов! Должен внести деньги завтра, иначе придут судебные приставы, или меня просто убьют, или еще что-нибудь случится. Ну не повезло. Ну со всяким бывает. У тебя ведь есть деньги?!

Женя без сил опустилась на табуретку в коридоре:

– Нет, – решительно сказала она.

Тут прорезалась Любовь Михайловна:

– Как это нет? А в комоде в нижнем ящике?

– Это на неотложные нужды, – возразила Женя, и вообще кто вам разрешил шариться в моих шкафах?

Андрей горестно возопил:

– То есть это твои шкафы? А мне казалось, что у нас все общее.

Свекровь возопила не менее горестно:

– То есть спасти жизнь мужа – это для тебя не неотложный случай?! Пусть его убивают?!

– Пусть он выплатит долг, – сказала Женя. На мужа она уже не могла смотреть. – Возьмет взаймы или кредит, или выйдет на работу.

– Вот я и возьму взаймы у тебя, – жалобно пробормотал муж.

– У меня ты ничего не возьмешь, – мрачно сказала Женя.

Любовь Михайловна кинулась к ящику, выхватила оттуда пачку денег и сунула Андрею с криком:

– Наплевать, я ради жизни сына ничего не пожалею!

– Особенно если это чужое, – решительно сказала Женя и, шагнув к свекрови, попыталась вырвать у нее деньги.

Муж с криком «Не смей трогать маму!» отшвырнул Женю к шкафу. Она больно ударилась об острый край дешевого икеевского предмета меблировки.

– Ты с ума сошел! – закричала она и снова попыталась кинуться к свекрови.

Муж отшвырнул ее снова, и Женя снова стукнулась о шкаф.

– Да она ненормальная, – закричала свекровь, – на людей кидается. – Пойди прогуляйся, приди в себя.

И Женя, не успев опомниться, оказалась за дверью собственной квартиры.

Глядя на надежную железную, поставленную два года назад дверь, Женя плакала и вспоминала слова Анны. Потом забарабанила в дверь и тут же опомнилась: ну поцарапает она собственную весьма не дешевую дверь, и что это даст?

Женя печально обшарила карманы жакета. К счастью, на дворе стоял октябрь, и можно было хотя бы не замерзнуть. Ключей у нее не было, но в кармане жакета никак божьим промыслом оказался паспорт. Днем Евгения заполняла очередной договор на очередные дополнительные часы, потом понеслась на лекцию и сунула паспорт в карман, а не в сумку. Ну что ж, Анна была права. Когда жизнь ударит, в голове действительно все проясняется.

Женя решительно отправилась в ближайшее отделение полиции и потребовала снять побои, а также немедленно отправиться к ней на ее квартиру для выселения посторонних людей. Молодой лейтенант, а может сержант, а может прапорщик – черт их знает – в полицейских званиях Евгения не разбиралась, сперва заартачился и сообщил ей, что это обыкновенная супружеская ссора, сущие пустяки. Но Женя уже пришла в себя. Лейтенант – это вам не муж. Это муж ей мог лапшу на уши вешать. К тому же его она любила. А это совершенно посторонний тип, к которому Евгения не питала никаких чувств.

– Значит, так, – железным голосом сказала Евгения. – Сейчас Вы производите освидетельствование, принимаете у меня заявление, на втором экземпляре ставите подпись и печать, и мы немедленно оправляемся в квартиру, где Вы составляете протокол. В противном случае я прямо сейчас звоню на местный канал телевидения, и мы снимаем сюжет прямо здесь, в отделении полиции, как вы отказываетесь у меня принимать заявление. В прокуратуру я на вас пожалуюсь завтра в рабочее время.

В итоге все оказалось не так уж и просто, и Жене все-таки пришлось ночевать три ночи у Анны. Потребовался визит в травматологию, еще один визит в отделение полиции и в прокуратуру, но через три дня вечером Женя стояла на пороге своей квартиры с участковым.

– Попрошу предъявить паспорта, – предложил тот.

Ознакомившись с паспортами Андрея и Любовь Михайловны, он подытожил:

– Как я понимаю, граждане, вы тут не проживаете, договора о найме квартиры у вас с хозяйкой не подписано.

– Не подписано, – горячо подтвердила Женя.

Попрошу освободить жилплощадь.

Муж попытался вначале доказать, что он – муж, затем воззвать к чувству милосердия Жени, но она была непреклонна.

– Собираешь вещи в присутствии участкового, и чтобы через 40 минут вас тут не было. Не будем задерживать сотрудника полиции при исполнении.

Полицейский порывался уйти, муж выговаривал хотя бы сутки на сборы, Евгения понимала, что еще немного, и она завязнет в этих бюрократически-полицейских формальностях на месяцы. Нужно было действовать решительно. Женя сказала:

– Выходите из квартиры прямо сейчас, вещи я соберу и выставлю на лестничную клетку через час.

Участковый горячо поддержал Женю. Торчать в чужой квартире сорок минут ему явно не хотелось, равно как и совершать в нее новый визит.

Женя позвонила Анне. Анна приехала через сорок минут. Еще через тридцать пять минут подруги выволокли на лестничную площадку две коробки, чемодан и рюкзак.

– Я позвоню завтра, – жалобно сказал Андрей.

– Хоть через год, – мрачно ответствовала Женя. Она захлопнула дверь и набрала телефон службы по установке дверных замков. Новый замок был установлен через час.

Аня героически караулила квартиру. Через час Женя вернулась домой с ресторанными бифштексами, тортиком и бутылкой водки:

– За торжество психотерапии! – торжественно провозгласила она тост.

– И за победу здравого смысла над любовью, – добавила Анна.

Наказание

Надя самокритично посмотрела на себя в зеркало и добавила еще тоналки. Все равно синяк на скуле просвечивал сизой тенью. Что поделаешь, либо так, либо выглядеть, как клоун, сбежавший из цирка. Надя вздохнула, надела солнцезащитные очки и взяла сумку для продуктов.

– Пива возьми, – буркнул с дивана Славик, мучившийся похмельем.

– Сам возьмешь.

– Чё, давно не получала? – поинтересовался бойфренд. – Я ведь и добавить могу.

Надя стиснула зубы и вышла из квартиры.

Как же она дошла до жизни такой?

Сколько себя помнила, Надя жила с матерью. Отец технично самоустранился из их семьи еще до ее рождения, ушел к другой женщине. Сейчас, при зрелом рассуждении, Надя понимала, что не может винить его за это решение. Мать ее была женщиной язвительной, склочной и мстительной. Вину за уход отца она, недолго думая, возложила на плечи дочери.

С шести лет Надя слышала в свой адрес, что она бестолковая, некрасивая, тупая, криворукая, что испортила матери жизнь самим фактом своего бесполезного существования.

– Послал же Бог наказание, – говорила мать брезгливо. – Вся в отца: такая же никчемная.

В детстве Надя порой внимательно рассматривала себя в зеркало, пытаясь найти хоть какие-то хорошие черты, хоть немного делающие ее похожей на маму. И ужасалась, когда не находила. Ей до слез было жалко маму, которая мучается с такой уродиной и неумехой.

– Опять около зеркала вертишься весь день! – ругалась на нее мать, когда замечала эти тоскливые бдения. – Тоже мне модель нашлась!

В школе Наде даже диковатым казалось, как вели себя мамы ее подружек. Обнимать и целовать? Спрашивать, как дела в школе? Устроить день рождения в аква-центре? Говорить, что любит? Непорядок. Позже она поняла, что это, скорее, в их семье отношения отличаются от обычных, причем не в лучшую сторону.

В неустроенности маминой личной жизни виновата тоже была Надя. Вернувшись с очередного неудавшегося свидания, мать с не меньшим удовольствием, которое некоторые получают от просмотра мыльных опер, распекала дочь:

– Почему я назвала тебя Надеждой? Сглазила, наверное, ведь от тебя никакой надеждой и не пахнет. Ты – самый безнадежный человек в моей, да и в своей жизни!

Мыльную оперу Надина мать могла устроить и сама, без всяких сценаристов.

Тем не менее, когда Наде исполнилось шестнадцать, мать повторно вышла замуж. Павел Иванович оказался мужчиной работящим, хозяйственным, имел свой небольшой бизнес. Надя всей душой одобряла выбор матери, надеясь, что теперь-то поток оскорблений иссякнет.

Как бы ни так.

Несмотря на всю лояльность дочери к отчиму, матери казалось, что Надя только и думает, как бы испортить ей личную жизнь, которая только начала налаживаться. Мать искала любой повод, даже самый незначительный, чтобы выбранить дочь. Парадоксальным образом подстегивало ее злобу еще и то, что Павел Иванович относился к Наде, как к родной. Возможно, потому что у самого детей не было, либо просто прекрасно понимал, что происходит в его новой семье, и пытался поддержать девочку заботой, которой ей так не хватало.

В конце концов, Надя не выдержала постоянных нападок матери и ушла жить к первому попавшемуся парню. Тот был на несколько лет старше и жил в собственной квартире, доставшейся в наследство от бабушки. Славик не походил на мужчину мечты – пил, гулял, мог ударить. Надя терпела, потому что альтернатива – вернуться под неуютное материнское крыло – пугала ее куда больше.

Привыкшая с детства к оскорблениям, Надя особых перемен и не почувствовала.

Вчера, вернувшись домой после очередного загула, Славик решил «поучить ее уму-разуму», как он это называл. Результатом, как обычно, стал лиловатый синяк на лице.

Наде очень не хотелось красоваться с фингалом перед болтливыми бабками-сплетницами, облюбовавшими скамейку у подъезда. Но в холодильнике было хоть шаром покати, а ненаглядный (глаза б его никогда не видели!) требовал завтрака и опохмела. Волей-неволей пришлось выйти на улицу.

Погода стояла чудесная: мягко грело ласковое солнце, буйной лимонно-желтой пеной цвели акации. Но на душе у Нади было погано.

В магазине девушка столкнулась с Павлом Ивановичем. Тот был искренне рад ее видеть.

– Наденька, здравствуй! – расплылся он в улыбке. – Давно к нам в гости не заходила. Как жизнь молодая?

– Здравствуйте, Павел Иванович, – Надя постаралась встать так, чтобы не светить синяком. – У меня все хорошо. А вы как? Как мама?

Ее маневры не остались незамеченными для отчима. Он посерьезнел и придержал ее за плечо.

– Да у нас все потихоньку. Погоди… Ну дела, – тихо присвистнул он, увидев синяк. – И давно у вас так?

– Давно… Только маме не рассказывайте. – Внезапно Надя не выдержала и разревелась.

– Ну, тише, тише, – Павел Иванович приобнял ее за плечи. Надя спрятала покрасневшее от мучительного стыда лицо у него на груди. В голове зловредной каруселью крутились слова матери: «Послал же Бог наказание», «…никому ты кроме меня не нужна…», «…бесполезная…», «…никчемная…», «…обуза…»

– Вот что, – сказал отчим. – Давай не выдумывай и возвращайся домой. С твоей мамой я поговорю.

Надя отстранилась от Павла Ивановича и машинально положила в корзинку первое, что попалось под руку. Может быть, это ее ошибка? Может, не стоило рвать с семьей ради сомнительного удовольствия жить со жлобом и пьяницей?

– Хорошо, – тихо сказала она. – Спасибо вам… большое.

Посмотрев в корзинку, она увидела в ней ненужный стиральный порошок.

Пива Славику она так и не купила.

В этот же день отчим забрал Надины вещи из квартиры Славика. Бойфренд (теперь уже бывший) сначала было хорохорился. Но после того как Павел Иванович пригрозил написать заявление и снять фото побоев, а также прозрачно намекнул, что побои могут быть не только у Нади, поспешно стушевался.

– Вернулась, блудная дочь, – такими словами встретила Надю мать. Она стояла на пороге квартиры, скрестив руки, будто не хотела пускать дочь домой. Павел Иванович взял ее за руку и как бы невзначай подвинул, освобождая путь. Надя с тяжелым сердцем прошла в квартиру.

– Здравствуй, мама.

Не сказать, чтобы мать была очень счастлива возвращению Нади, но Павел Иванович проявил себя, как настоящий миротворец, сглаживая острые углы, успокаивая и убеждая.

– Худой мир лучше доброй ссоры, – говорил он. – Может, на шашлыки сегодня, девочки? Как думаете? Я мясо замариную по особо секретному рецепту, что передается в моей семье из поколения в поколение!

Мать в итоге сменила гнев на милость и даже немного смягчилась по отношению к дочери. Возможно потому, что признала за ней некую самостоятельность, но скорее всего просто получила еще один весомый довод для нападок.

– Не успела школу закончить, а уже по парням шляется, – мать не отказывала себе в удовольствии поиздеваться над Надей.

В таких ситуациях отчим всегда заступался за падчерицу. Мать злилась и ревновала, но с Павлом Ивановичем предпочитала не ссориться и спускала конфликт на тормозах.

Благодаря влиянию отчима жизнь Нади стала практически терпимой. Особой теплоты и заботы у матери не прибавилось, но хотя бы прекратились ежедневные унижения.

Окончив школу, Надя поступила в престижный университет в другом городе. Разумеется, на вступительные экзамены с ней ездил Павел Иванович: матери было некогда. Отчим оплатил учебу и снял падчерице небольшую, но уютную квартиру рядом с вузом. Надя с огромным облегчением съехала от матери.

В другом городе Надя могла начать жизнь с чистого листа. Ту жизнь, в которой она не была «тупой», «некрасивой», «гулящей». Чтобы добиться большей независимости, Надя устроилась на подработку: после пар разносила заказы в кафе. Тем не менее, отчим всегда помогал ей деньгами.

– На первых порах на новом месте всегда нелегко, – говорил он по телефону. – Ты только не стесняйся, обращайся за помощью, хорошо?

Иногда звонила мать. По старой традиции разговоры начинались с упреков и обвинений.

– Павел Иванович – добрая душа, а ты знай себе пользуешься.

– И я люблю тебя, мама, – вздохнула Надя.

– Снова деньги клянчила?

– Нет, мама, ничего я не «клянчила». Я на работу устроилась, забыла?

Мать промолчала.

– Мы сами, знаешь ли, не барствуем, – наконец сказала она. – В магазинах цены видела? Дороговизна ужасная. Ты-то небось найдешь себе студентика, который будет за тебя счета оплачивать, да?

– Пока, мама.

– А тут еще и квартира эта дорогущая, не могла подешевле найти? Хоть бы и в коммуналке, ты не фарфоровая.

– До свидания. – Она решительно повесила трубку.

Надя задумчиво посмотрела в зеркало. Оттуда на нее глядела молодая симпатичная девушка, с упрямой линией губ, решительным взглядом карих глаз и непослушной прядкой волос, которая змеилась за ухом и все норовила попасть в глаза. Не «уродина», не «имбецилка». И на мать свою ни капельки не похожая.

Надя улыбнулась и подмигнула своему отражению.

Подоконник

Жизни Гали могли позавидовать многие. Карьера талантливого гинеколога, профессионала в своем деле, стремительно шла в гору. Проблем с финансами у семьи не было: квартира, машина – всё своё. А дома царили мир и любовь. Муж-умница, Виктор, шеф-повар со стажем, работал в одном из самых высокооплачиваемых ресторанов Москвы и задаривал Галю цветами.

На годовщину их свадьбы женщина сообщила ему, что ждет ребенка, а он, окрыленный счастьем, арендовал целое заведение и пригласил всех родственников, чтобы отметить эту радостную новость.

Сына назвали Антошей. Уже с младенчества мальчик показал все «прелести» своего характера: по натуре упрямый, своевольный, он часто капризничал и требовал материнского внимания. Однако родители умилялись его любопытству и желанию познавать мир. Тоша был желанным, долгожданным ребенком – он воспитывался в атмосфере тепла и заботы, рос озорным и активным мальчиком.

А уже через год, когда сын начал делать свои первые шажки, Галя узнала, что снова беременна.

Муж был счастлив и вновь устроил большое застолье, где близкие друзья, будущие крестные, предложили устроить гендер-пати. Так, на пятом месяце беременности Гали, они арендовали загородный дом и организовали громкую вечеринку, где будущие родители и узнали, какого пола будет второй ребенок.

Девочку назвали Таней. В отличие от братика-сорванца, она отличалась скромным и тихим характером. Малышка почти не кричала. Лежа в люльке, она смотрела на мир вокруг с опаской, но и с интересом. И все никак не могла отучиться засыпать без нежных маминых рук – пожалуй, то было единственным, с чем Галя намучилась. Но время шло, и женщина не могла нарадоваться своей большой и дружной семье.

Казалось, жизнь наконец-таки удалась, а вместе с тем пришли стабильность, покой и вера в счастливое будущее…

Однако на третий год жизни сына случилась страшная трагедия. Тоша, оставленный на несколько минут поиграть в ванне, неожиданно заснул и ушел с головой под воду. Галя обнаружила мальчика, когда тот уже был без сознания. Перепуганная женщина в ужасе закричала и схватила ребенка на руки, расплескав воду по всей ванной комнате.

Заплаканная, она выбежала в коридор и в панике набрала скорую помощь, а затем мужа. До больницы ребенок не дожил – медики констатировали утопление. Тело забрали в судебно-медицинский морг.

Убитая горем мать вернулась домой, где ее уже ждал муж, сорвавшийся с работы, чтобы приглядеть за перепуганной, ничего не понимающей Танечкой. Двухлетняя малышка испуганно выглядывала из-за папиной штанины, держа его за руку. Ей сказали: «Тоша просто заболел, и его нужно срочно отвезти к доктору».

Но почему же тогда мама вернулась одна, без братика? Девочка, кусая крохотные губки, подняла глаза на папу.

Виктор молчал и смотрел на жену, еле сдерживая слезы. Ему не нужно было задавать лишних вопросов, тем более, при дочке: скорбящий и отсутствующий взгляд Гали говорил сам за себя…

Следующие полгода после похорон тянулись как в кошмаре. Жизнь потеряла былые краски, стала серой и пустой. Галина взяла отпуск за свой счет, чтобы нести траур по сыну. Порой она даже не могла встать с постели и просто часами лежала, глядя в потолок. Виктор старался поддерживать жену, но сам страдал не меньше. Трагедия с гибелью старшего сына нанесла серьезный удар по их отношениям.

Муж, видя, как тяжело Галя переживала уход сына, никогда не обвинял жену в его смерти. Он и сам заходился рыданиями каждый божий день, запираясь ночами в ванной. Однако убитая горем женщина больше не видела надежды на светлое будущее – она внушила себе, что муж тайно презирает ее, ненавидит и живет с ней под одной крышей только ради маленькой дочери.

Так начались недомолвки, ссоры. Затем они переросли в самые настоящие скандалы. Доходило до того, что об стены разбивалась посуда, а в комнатах устраивался кавардак. Бедная Танечка, будучи невольной свидетельницей родительских истерик, окончательно замкнулась в себе. Решение о разводе принял Виктор.

Оно было обдуманным, тяжелым, ведь он по-прежнему любил жену, однако страдания их единственной дочки разбивали ему сердце.

Развелись супруги без суда, оба эмоционально истощенные. Квартиру Виктор оставил своим девочкам, себе забрал только машину. В дальнейшем, он стабильно высылал Гале приличные алименты и забирал дочку на выходные.

Время шло. Жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Танечка пошла в детский сад, а ее мама с головой погрузилась в работу, чтобы не оставить в голове места навязчивым мыслям об умершем сыне. В личную жизнь бывшего супруга Галя не лезла, пыталась наладить свою. Однажды на сайте знакомств она познакомилась с неким Сергеем.

Он показался Гале очень привлекательным и вежливым в общении.

А больше всего покорило женщину его чувство юмора. Шутки Сергея, как и работа, отвлекали ее, не давали заскучать и уйти в себя. Поклонника также не смущало, что у Гали осталась дочка от первого брака. «Я люблю детей! И о своих мечтаю!» – убеждал он ее.

И Галя окончательно растаяла.

Договорились встретиться в кафе, поужинать, поболтать. Так, слово за слово, из разговора Галина узнала, что Сергей, оказывается, опытный летчик. Прикинула про себя: мужчина симпатичный, при деньгах, еще и детей любит и даже чужого ребенка готов принять. И хотя при личной встрече в Гале не вспыхнули ответные чувства, и ее к этому человеку не тянуло, женщина решила поступить так, как ей казалось, разумно.

Она дала шанс Сергею проявить себя и свои серьезные намерения.

Спустя год они поженились. У Гали и Сергея родилась прекрасная белокурая девочка, которую назвали в честь Галиной мамы – Настей. И хотя женщина не была счастлива в браке с нелюбимым мужчиной, ее спасательным кругом стало материнство. Жизнь вернулась на круги своя.

Карьера вновь взлетела в гору – гонорары росли, а чисто постоянных клиенток с каждым полугодием быстро увеличивалось. Галя приобрела себе новую иномарку взамен старой, отданной когда-то бывшему мужу. Помимо основной работы Галя основательно занялась бизнесом: поначалу она просто арендовала несколько квартир и сдавала их посуточно, но позже доход позволил выкупить их в собственность.

Все шло прекрасно, пока Галину семью вновь не посетила трагедия.

Мужа, Сергея, отправили в отставку по состоянию здоровья, что серьезно сказалось на его психическом состоянии. Небо, самолеты, до боли знакомый штурвал – всё это было неотъемлемой частью его жизни, но в один миг исчезло. Сергей замкнулся в себе, стал прикладываться к бутылке. Поначалу просто проводил вечера за стопкой водки. Но уже вскоре мужчина стал уходить в полноценные запои.

Сергей изменился до неузнаваемости: стал нервным и дерганным, вечно раздраженным. Всё бурчал себе что-то под нос, да стопки наполнял, одну за другой, одну за другой… Незаметно пролетело несколько лет. Муж так и не нашел работу, да, честно говоря, и не искал. Из красивого, статного летчика он превратился в заросшего пьяницу.

Галина всерьез задумывалась о том, чтобы развестись с нерадивым мужем, но до последнего оттягивала, ведь Настеньке нужен отец.

Переломным моментом для женщины стал инцидент, произошедший на Рождество. В тот вечер Сергей поймал так называемую «белку»: по факту, то был самый обычный психоз. Он изрядно переборщил с алкоголем, чему в семье уже никто не удивлялся, и вдруг заревел, подобно медведю, и опрокинул накрытый стол. Сергей принялся сметать все на своем пути, подняв на уши весь дом.

Затем неожиданно подлетел к Настеньке, схватил взвизгнувшую девочку на руки и каким-то чудом, невзирая на свое состояние, забрался на подоконник.

Настежь распахнул окно – по комнате тут же со свистом прокатился морозный январский ветер. Под ногами – десять с лишним этажей. Галина закричала и подскочила к мужу, прикрывая собой старшую дочь.

Женщина понимала, что скандалить тут бесполезно – требовалось разумным тоном успокоить неадекватного мужа. Она была готова стерпеть любые унижения, даже встать на колени, лишь бы с перепуганной Настенькой все было хорошо.

На следующий же день, пока Сергей отсыпался, Галина съездила в загс и подала на развод. Заявление приняли, но дали три месяца, чтобы хорошенько все обдумать. «Да что тут обдумывать-то?!» – возмущалась про себя женщина.

Однако она даже не подозревала, что вскоре изменит свое, казалось бы, разумное решение.

К вечеру, когда Галя забрала дочек из младшей школы и вернулась домой, Сергей проспался и, на удивление, впервые за последний год был трезв как стеклышко. Он упал перед Галей на колени и зашелся рыданиями, умоляя простить его. Клялся, что бросит пить и найдет работу, объяснялся в бесконечной любви к ней и к детям. И Галя, сама от себя не ожидая, согласилась не рубить с плеча.