Океан для троих

Дороти откашливалась и терла покрасневшие от соли глаза. Черный Пес, сгорбившись, сидел рядом и походил на мокрую ворону, да и мрачен был сверх всякой меры.

– Надо уходить в джунгли, в самую глубину. Оттуда прямиком в бухту Чагос. Там найдем лодки – контрабанда нужна всем. Через четверть склянки в форте смена караула. Еще чудо, что ваше исчезновение пока не заметили, – Саммерс успел где-то раздобыть бутылку теплого бренди и теперь пытался ее всучить своему капитану. – Уходить надо.

– Завел шарманку – “уходить”… Мы-то уйдем, за наши облезлые шкуры в ратуше уже получили проклятое золото с корабля-призрака. Да не одни уйдем, а с нашей воинственной мэм. А ее будут искать. Назначат награду за голову – в тыщу дукатов. Кто устоит? Евонная команда – не наша, продались крабы гнилые – никто мстить за свою капитаншу не станет и болтуну язык не отрежет, – буркнули сзади.

– Слухи как черная оспа. Приходят с ветром. Скажем, что мы теперь за блондинистую капитаншу в ответе, и все наберут в рты океан, – отмахнулся боцман и встревоженно посмотрел на своего капитана.

Тот сидел молча, и только дергающаяся щека выдавала крайнюю степень ярости, в которой он пребывал. Дороти причины злости были понятны, но не ясна ее степень. Да, они столкнулись с чем-то, что человеческий разум постичь не в силах. Но во-первых, выбрались живыми и вывели команду, во-вторых, немало насолили призракам. С чего так беситься, точно они не с проклятого борта сбежали, а их из губернаторской гостиной выгнали?

Но тут перед глазами Дороти мелькнула колода, которую держали морщинистые, изъеденные солью пальцы, и кровь сразу бросилась к щекам. Приходилось признать – призраки тоже немало знали о командоре Вильямс. И лучше бы им это знание забрать с собой в пучину.

А сейчас, сейчас было нужно иное.

– Нам нужна “Свобода”, – неожиданно для себя сказала Дороти. – Мы можем ее взять сегодня.

– Ты о чем, мэм? – Черный Пес словно очнулся от своего сумрачного состояния и посмотрел устало. Ночь ему далась нелегко – под глазами залегли тени, на разбитой губе запеклась корка крови, а в разрезе рубахи пряталась тонкая красная линия – след от удара ножа. – Какая свобода?

– Моя. И я знаю, как ее взять. Только вот беда – на ней не хватает одной существенной детали.

– Какой? – Морено, кажется, начал понимать, о чем идет речь, и подобрался, как ягуар перед прыжком.

– Команды. Потому что капитан у “Свободы” уже есть. И он не сменится.

– Те хлыщи из ратуши думают по-другому. Но я понял твою мысль, мэм. Не могу понять другого. С чего ты взяла, что мы – пена морей, дно дна – не нарушим слова и не протянем тебя под килем, как только окажемся в пяти милях от берега? Или не развлечемся как десяток мужиков с одной прекрасной мэм – каждый по очереди. А дальше уже с чистой совестью догоним “Каракатицу”, и станет у Черного Пса Морено два корабля вместо одного, а прекрасная мэм будет или кормить рыб, или обслуживать матросню в борделе.

– А вот это уже твоя задача – сделать так, чтобы я тебе поверила до такой степени, что помогла угнать корабль флота Его Величества и позволила на нем служить.

– Мы никому не служим. Кроме своего кармана, – отрезал Морено.

– Джунгли начинаются там, – гостеприимно указала Вильямс. – Насчет меня не волнуйтесь, свобода удивительно многогранна.

Она блефовала. Отчаянно. На грани. Потому что, признаться, вариантов у нее было с мышиный хвост. Либо джунгли, в которых она проживет до следующей ночи, если повезет, либо квартира кого-то из горожан, которые спрячут ее ровно до того момента, когда поймут, что денег у нее нет, а телом за постой она платить не станет. Но и идти на собственный корабль поварихой или шлюхой она не собиралась, а именно такой расклад светил, если не принять меры.

Даже если Морено наскребет на дне своей черной души немного благородства и не сразу пустит Дороти по кругу, то командовать все рано не даст, а еще скорее – обменяет на материке у туземцев на золото. Они дорого дают за алантийских женщин.

– Мы можем подписать бумагу, контракт о том, что леди Дороти Вильямс – наш капитан ровно до момента, как мы вернем себе корабль.

– Пиратские бумаги ценятся тут примерно как пиратские обещания. Я хочу гарантий.

– При твоей запредельной силище ты за пять минут передушишь нас как курей, а потом сядешь пить кофе. Какие гарантии еще тебе нужны?

– Не передушу, если ночью накинуть мне на шею удавку. Я человек. И нуждаюсь в отдыхе, сне, еде. Нормальном сне, без пистолета под подушкой. Поэтому еще раз, Морено, я хочу стопроцентной гарантии того, что вы – ты и твоя команда – сдержите слово. И ты знаешь, о чем я.

Морено посидел, подумал, с досадой цокнул языком и выдавил, точно через силу:

– Ошейник Черной Ма.

Дороти сначала удивленно приподняла бровь, но вовремя остановила себя и кивнула. Хотя, признаться, такого не ожидала. Думала сторговаться на военном контракте, который подписывался на год, только с изменениями. Но если Морено готов пойти на ошейник – то Вильямс не идиотка с таким спорить.

Суеверность моряков была бесконечным источником шуток и насмешек на суше, но почему-то стоило сухопутным ступить на корабельные доски и пережить первый слабенький шторм, как они начинали неистово молиться кому угодно, лишь бы сойти на берег невредимыми. Приметы, традиции, обряды – все множилось и цвело на всех кораблях. И никто из капитанов даже не думал этому воспрепятствовать. Вернее, те, кто пытался, долго небо не коптили.

Вильямс за годы службы лично знавала троих офицеров и одного жреца, которые попытались побороть морские суеверия силком. Запрещали жертвенные обряды, отнимали амулеты, отбирали резных божков. Первого размололо между бортом и причалом, второму отдавило ноги пушкой, сорвавшейся с лафета, третьему размозжило голову при погрузке тюков в трюм. Жрец повесился сам, на собственной рясе – перед этим ему три дня слышались голоса. Больше никто не рисковал связываться с верой в Морского дьявола, Ужас пучин, Тень кита или Черную Ма. Последняя была самым загадочным, сильным, но, надо отдать должное, справедливым божеством. Хоть и чудовищным, как и все остальные.

Ошейник Черной Ма или клятва на крови считалась самой серьезной из всех клятв. Вильямс подозревала, что, положив руку на святую книгу, из ста моряков солгут сто, а вот дав слово Черной Ма – вся сотня будет это слово держать. Потому что Ма лгунов не любила и карала быстро, страшно и безжалостно.

Черный Пес поднялся с досок причала, взял у кого-то из команды наточенную бритву и прижал ее к раскрытой левой ладони.

– Даю слово Черного Пса Морено, что пока я не ступлю на палубу “Каракатицы”, командор Дороти Вильямс – мой капитан. Мой и моих людей. Клянусь не злоумышлять против нее ни впрямую, ни косвенно. Не причинять ей вреда ни своими руками, ни чужими. Служить на совесть и выполнять то, что должно моряку. Тому порукой моя кровь, отданная по доброй воле Черной Ма сегодня и сейчас.

Стоило Морено убрать бритву, а темным в сумрачной предрассветной дымке каплям крови упасть на пирс, как в пучине что-то вздрогнуло, вздохнуло – на самой грани слуха. Черная Ма взяла кровь и клятву.

Команда “Каракатицы”, передавая лезвие из рук в руки, повторяла слова своего кэптена, бывшего кэптена, и на каждый новый порез океан отвечал вздохом глубин. Возможно, ученый астроном, лучший друг Дороти в Йотингтоне, сказал бы, что это отголоски подвижек земной коры, но в такие совпадения она не верила. Ей клялись и верили в эту клятву.

Теперь можно было забирать “Свободу”, не опасаясь, что кто-то из этих головорезов ударит в спину. Потому что теперь это были ее головорезы. Дороти приняла решение и протянула руку за бритвой.

– Тебе не нужно… командор, – с усмешкой отозвался Морено. Значит, издевательское «мэм» осталось в прошлом.

Видимо, сказать “капитан” язык у него все-таки не поворачивался, несмотря на клятву. Впрочем, желания придираться не возникало – Черный Пес и так наступил на горло своей гордости, второй раз за ночь.

– Мне – нужно, – отмела всякие возражения Дороти, прижала бритву к ладони, ближе к большому пальцу, чтобы порез потом не мешал, и почувствовала, как легко расходится под лезвием кожа. – Я, Дороти Вильямс, даю слово, что буду защищать команду своего корабля от любых опасностей, будь они земные или нет. И делать для защиты все, что в моих силах. Быть справедливой и не требовать сверх того, что мне могут дать. Пусть Черная Ма услышит и возьмет мое слово.

Вал ударил в быки пирса, и на секунду океан замер гладью, точно они попали в око бури. Если на пиратские клятвы отзывалась пучина, то клятву Вильямс приняли и подтвердили волны. Впрочем, после призрачной бригантины любая чертовщина этой ночью казалась логичной.

– И где пришвартована твоя “Свобода”, командор? – Морено достал из кармана платок и повязал его на голову. – Надеюсь, не на причале святого Джона?

Дороти поморщилась – запасной причал находился в трех часах ходьбы от города и был справедливо нелюбим всеми капитанами за неудобство расположения и две линии рифов на входе.

– Наша “Свобода”, первый помощник Морено. Наша. У военного причала, ниже. Сразу за мысом, там бухта…

– Глубже, да, я знаю. Плавал. Уже светает, командор. Нужно торопиться.

– Согласна.

Йотингтонский порт пока спал – рыбацкие легкие шхуны, которые выходили на лов еще до рассвета, сегодня остались на месте – слишком высока была для них волна, да и дождь, зарядивший с ночи, никак не унимался.

Дорога до военных причалов лежала вверх от города, петлей охватывала выступающий мыс, а потом скатывалась вниз, минуя мангровые заросли, к скалистому берегу бухты. Сейчас кроме “Свободы” там стояли еще три судна – два линейных военных корабля “Кронпринц Август” и “Вирджиния” и грузовой купец, привезший в Йотингтон месячный запас пороха и пуль для форта и флота.

До причалов пришлось почти бежать, чтобы опередить встающее солнце – угонять “Свободу” при свете дня было уже непосильной задачей. Команда “Вирджинии”, включая пехотную часть, которой командовал майор Тиллетт, была уже на борту – готовились днем выйти в рейд к соседнему острову. Поэтому действовать предстояло тихо, осторожно, но очень нагло.

На причале было пустынно, только у дальнего склада под навесом мелькал красный светлячок – там у чадящих дымом углей мирно спали часовые. Из ее, Дороти, команды.

“Свобода” покачивалась на волнах. Сходни были подняты, а бортовые фонари потушены. Или, скорее, погасли по недосмотру.

Дороти взяла с собой Морено и Саммерса и пошла в обход склада. Часовых следовало убрать: беззвучно отойти от пирса такая махина как “Свобода” точно не могла. Значит, они успеют поднять тревогу. А у нее всего двадцать один человек против почти трех сотен на “Вирджинии” и тысячи в казармах острова. Чистое самоубийство.

Морено осторожно заглянул за угол, полюбовался на спящих и сразу спрятался под прикрытие бревенчатой стены.

– Наши храбрые воины, – чуть слышно усмехнулся Морено. – Бдительны, как всегда.

– Эти храбрые воины взяли на абордаж твою “Каракатицу”…

– Не смеши селедок, командор. Нас взяла ты, вот этими руками, – Морено неожиданно провел горячими пальцами по запястью Дороти и сразу отодвинулся – точно и не было ничего. – А они… только смотрели. Знаешь, в борделях есть такие, которые любят смотреть, командор. Сейчас и ты посмотришь. Джок?

– Сейчас сделаю, – глухо откликнулся боцман и шагнул за угол.

Дороти даже не успела рта открыть, чтобы приказать Саммерсу не убивать – тот подошел со спины, схватил обоих часовых в медвежьи объятья, сделал короткое резкое движение, раздался хруст, и боцман осторожно опустил на землю тела.

– Какого дьявола, Морено?! Я не приказывала вам их убивать! Это были мои люди! – Дороти в ярости схватила Морено за рубашку и почти впечатала его в стену склада, прихватив за шею.

– Так отдавайте приказы живее, моя прекрасная командор! – прошипел тот в ответ, делая короткие вдохи между словами. – Последнюю неделю я только и делаю, что уворачиваюсь от пеньковой старушки, и ошейник Черной Ма мне тоже не в радость. Командор молчит – мы действуем как привыкли.

– Кэптен, командор, – Саммерс, возникший из-за угла, прервал их спор. – Все тихо, можно…

– Убивать нужно только если нет другого выхода. Ты мог их просто оглушить!

– Опасно, командор. От них не пахло вином, просто дремали. Могли успеть закричать, – спокойно и чуть удивленно ответил Саммерс, но все-таки отошел за спину Морено. Спрятался.

– Ну и порядки, – скорее сама себе, чем им, пожаловалась Дороти, а потом приказала: – Морено, на тебе левый борт. Там должно быть около десяти человек. Нет, не надо никого резать, просто останься там для страховки, если кому-то из них удастся ускользнуть от меня – разберешься. Шестерых расставь у складов. Остальных отправь на купеческий корабль. Там пусто. Пусть собьют замки с трюма и возьмут порох и ядра – “Свобода” поиздержалась в последнем походе, а мой приказ пополнить запасы вряд ли успели выполнить.

Прошло все на удивление легко – видимо, судьба благоволила им после испытаний с призрачной бригантиной. Дороти сама разобралась с шестерыми своими моряками, которые дежурили на корабле. И даже успела уточнить у них курс и состав нынешней команды “Каракатицы”. Все как ожидалось – половина офицеров, треть матросов. И Филлипс с пехотой.

Непонятно одно – какого черта она, леди, терпела у себя за спиной гадючье кубло?

Связав охранников вместе, осторожно спустила на пристань и заперла в одном из пустующих сараев, предварительно крепко замотав им рты. Когда она вернулась, Морено и команда уже вовсю ставили паруса. Порох был загружен в трюмы, и даже с избытком – пираты что чайки, стоило им дотянуться до бесплатного добра, как теряли меру.

Дороти прошла в свою каюту, сняла со спинки кресла капитанский китель, покрутила в руках и положила на место. При такой команде надевать королевскую форму – только позорить мундир. Еще успеется. В остальном в каюте все было на своих местах – святые отцы с обыском сюда добраться не успели, а матросы, видимо, решили, что торопиться некуда и обыскивать каюту покойницы куда надежнее и спокойней.

Позади раздался шорох, и в дверях возник Морено. Он тоже успел переодеться, найдя себе среди вещей на корабле приличную черную рубашку и такие же штаны. Правда, подвязал их бордовым поясом, в котором Дороти опознала наградную ленту одного из своих офицеров.

– Все готово, командор, – доложил Морено. – Прикажешь отходить?

Дороти коротко кивнула и поднялась вслед за бывшим пиратским капитаном на верхнюю палубу, к штурвалу, за которым уже стоял один из людей с “Каракатицы”.

– Фиши – рулевой от бога, – поделился Морено. – Когда все стояли в очереди за мозгами и силой, он своровал из карманов богов умение видеть сквозь воду. Так что рифы нам не страшны.

Дороти коротко кивнула, одобряя, и дала сигнал к отплытию. На корабле разом все пришло в движение: не распуская парусов, “Свобода” подняла якорь, почти бесшумно отошла от причала и развернулась носом в сторону узкой горловины бухты.

– На выходе цепь, она поднята, – припомнила Дороти. – Надо опустить. Охрана – один часовой.

Морено выругался, коротко свистнул кого-то из своих людей, пролаял шепотом приказ. Прибежавший на свист тонкий как стрела иверец кивнул и угрем скользнул за борт.

– Мигель сделает. Он быстрый.

Мигель действительно оказался быстрым – точно барракуда, он бесшумно подплыл к берегу, зацепился за камень, подтянулся и скрылся между скал.

Механизм, запирающий бухты от непредвиденных гостей, был прост и гениален – на огромные зубчатые колеса, установленные прямо в скалах, с двух сторон узкого прохода наматывалась тяжеленная цепь, увешанная десятифутовыми железными чушками. И в поднятом состоянии она вполне могла проломить даже высокий укрепленный борт линейного корабля.

Раздался короткий всплеск – это упало в воду тело часового, ему перерезали горло. Тут Дороти промолчала, хотя сердце кольнуло, но уйти тихо было куда важнее, чем проявлять милосердие. Цепь почти бесшумно стала опускаться.

– Отплываем? – уточнил Морено. – Мигеля подберем на той стороне.

– Да.

Сквозь горловину бухты они проскочили без проблем. Стоило им миновать скалу, как цепь очень быстро поднялась обратно. Мигель был умницей – давал им лишние минуты, которые умения экипажа и скорость “Свободы” превратят в целые часы форы.

– Ушли, – тихо сама себе сказала Дороти и окликнула Морено, тот как раз отдал все приказания и теперь собирался спуститься на орудийную палубу. – Я составлю тебе компанию.

Морено как-то неловко кивнул и отошел от двери, пропуская ее вперед.

– Меня не оставляет мысль про те порченые пушки, – продолжила Дороти, задумчиво опершись на косяк. – Помнишь, ты сказал, что на суде мне это вменяли в вину. Может, не лгали.

– Давай проверим, – Морено кивнул на лестницу. – Я слабо верю в твои возможности сглазить две тонны отборного алантийского чугуна, будь ты хоть трижды ведьма.

– Думаю, это третье бортовое…

Договорить Дороти не дали, гулкий взрыв сотряс окрестные скалы, на мгновение лишив всех слуха. Осыпь, зародившаяся на самой верхушке мыса, быстро обросла валунами, и мимо борта просвистел уже целый камнепад.

– Какого дьявола! – Дороти метнулась к корме и остолбенела – у причалов на воде догорали остатки взорвавшегося кофа.

Осталось там немного – слишком велик был груз пороха, плюс взорвался его собственный арсенал. Рядом вовсю полыхала “Вирджиния” – по ней в отсветах пожара носились маленькие темные фигурки в тщетной попытке потушить пламя. Напрасно. За считанные мгновения огонь подобрался к пороховому погребу, и окрестности оглушило вторым взрывом, не таким сильным, но фатальным для “Вирджинии”. Линейного красавца буквально разорвало пополам.

Потом вспыхнули пирсы.

Дороти, потеряв дар речи, обернулась и посмотрела на Черного Пса. Тот мрачно глянул в ответ, задрал голову, давая понять, что ни сожалений, ни извинений не будет, и скрылся за дверью.

Раздался третий взрыв. Это сдетонировали спрятанные под пирсом мешки с порохом. Сарай, где она заперла горе-охранников, был как раз над ними.

“Кронпринц Август” пытался скрыться от настигающего пламени. Ему было не до уходивших проливом беглецов. Тут самому бы спастись от падающих огненными птицами на палубы горящих досок и обрывков парусины. Но для разворота требовалось время, а корабль – не телега.

Внезапно ударивший гром добавил картине инфернальности, а вспышка гигантской молнии на мгновение ослепила.

Дороти прикусила губу и отвернулась. Ее люди, бывшие сослуживцы, подчиненные, а самое главное – корабли… Прекрасные суда канули в небытие только потому, что губернатор, проворовавшись, решил отправить ее на костер. А она взяла не ту клятву и не с тех парней. Взаимосвязь. Цепная реакция. Как сейчас на пирсе.

Позади раздался еще один взрыв – и “Кронпринц Август” перестал существовать.

Невосполнимая потеря для флота Его Величества.

Иметь под своим началом Черного Пса оказалось все равно что сидеть на бочке с порохом. Нет, черт побери, на целом пороховом погребе. А ведь от клятвы Черной Ма до взрыва на “Вирджинии” не прошло и часа.

Дороти, усилием воли обуздав рвущуюся из груди ярость, отошла от кормы, кивнула взобравшемуся на борт довольному Мигелю и пошла на орудийную палубу.

Охота за “Каракатицей” началась совсем не так, как командор Дороти Вильямс рассчитывала.

Глава 7. Первый помощник Морено

– …И выполнять каждый приказ неукоснительно, исходя из обстановки и ситуации.

Дороти внимательно осмотрела выстроившуюся перед ней команду. Ну как выстроившуюся. Стоящую, скорее. Черный Пес так и вовсе сидел на ступенях, ведущих на вторую палубу, и смотрел на нее, наклонив голову. То ли восхищался, то ли издевался. А может, и то, и другое вместе.

– Вы мне поклялись, и я надеюсь, что мы достигнем полного взаимопонимания. Иначе приказы, отданные мной, будут вести не к “Каракатице”, а как можно дальше от нее. И закончится это плохо. Для всех.

Дороти Вильямс завершила свою речь, на составление которой потратила всю ночь.

После того, что команда Черного Пса устроила в порту, она справедливо посчитала: руки у нее развязаны, и если ее вынужденные союзники играют грязно, то она тоже так может. И вспомнила все, что нудел на уроках юриспруденции дряхлый как черепаха лектор. Оказалось, что идеальная память и тут сработала, помогая соорудить из обычного флотского устава нечто, полное казуистики и ловушек. Пара слов клятвы – “служить на совесть” – стали основой и теперь готовы были здорово испортить жизнь новоиспеченной команде. Суть состояла в том, что Дороти сейчас озвучила громоздкий, включающий в себя все приказ, который отнимал у людей Морено возможность делать то, что хотят они, а не то, что приказывает им она. И после того, как приказ был произнесен вслух, клятва Черной Ма становилась из ошейника свободного и бархатного строгой цепью с шипами вовнутрь.

Во избежание же излишнего рвения и нарочитого уточнения, когда матрос перед каждым действием обращался к капитану с вопросом – о, знакомый спектакль, как же они доставали этим в Академии нелюбимых учителей, – Дороти включила в речь ссылки на флотский устав, который везде был одинаков. Похоже, подстеленная под седалище подушка оказалась не лишней.

– Какие-то вопросы по изложенному? – Дороти подняла бровь и внимательно осмотрела строй в поисках тех, кому что-то непонятно. – Я готова разъяснить и повторить еще раз.

Судя по недовольному сопению, еще двадцать минут нотаций команда не хотела. И рыбам понятно, что командор Вильямс для них – не капитан, а навязанная судьбой спутница, но теперь они будут вынуждены терпеть ее в полной мере, а не превращать в “мэм”, как это было проделано на пирсе.

– У меня есть вопросы, но я хотел бы задать их наедине. – Черный Пес лениво поднялся со ступени, выбил трубку в мокрую тряпицу и неожиданно рявкнул на команду: – В уши воды залило? Не слышали командора Вильямс? А ну за работу, сукины дети. Чтоб борт блестел. До вас тут служили ленивые ослиные задницы, а это заразно. Фиши, пока мы стоим в шхерах, ты без дела – проверь остальные орудия. Саммерс – провести полный досмотр судна. Переписать что есть и доложить к утру командору. Остальным привести тут все в порядок, привычный нам. Кроме оружейной палубы – когда дойдете до нее, спросите у командора указаний. Все, с глаз моих!..

– Какой из вас шикарный вышел боцман! Куда там Саммерсу, – подколола Дороти.

– Благодарствую, из меня и капитан вышел недурной, – усмехнулся Морено. – Так мы можем поговорить сейчас?

В собственной каюте Дороти чувствовала себя куда спокойнее, чем в компании команды, да и понятно, что от разговора двум капитанам – действующему и отстраненному – никуда не деться.

– Нальешь? – неожиданно мирно спросил Морено и уселся в одно из двух кресел у низкого восточного столика. – Или ты теперь не пьешь с подчиненными?

– Почему. И пью. И с подчиненными тоже. Не изображай жертвенную овцу, ты сам понимаешь, что заставил меня пойти на подобные меры.

Дороти откупорила бутылку вина с континента, разлила по бокалам из толстого стекла и поставила на влажную скатерть. Надо отметить, что тот, кто отвечал за порядок в капитанской каюте, свое дело знал: посуда блестела, нигде не было ни пылинки. При этом уборку явно сделали до того, как Дороти выдала свою проникновенную речь. И теперь она подозревал, что даже знает кто.

Хотя вроде бы по должности первому помощнику таких обязанностей не вменялось. Скорее всего, тот не хотел допускать сюда других, не полагаясь на их благоразумие.

– Сегодня мы были как святые мученики. Привели борт в шхеры и слушались прекрасную командора аки овцы пастыря, – Морено попробовал вино, поморщился – вкус был резковат, да и сладость казалась чрезмерной.

– Да, потому что все, что могли, вы испортили ночью. Мы испортили, – поправилась Дороти.

Потому что как ни выкручивай, она виновата в той же мере, как и команда, подпалившая фитили.

– Ты знаешь, – серьезно и с нажимом произнес Морено, – знаешь, что они пошли бы за нами… И возможно – догнали.

– “Свобода” быстроходна. “Дева” была тяжелее, а на “его высочество” нагрузили тюки с кофе. Осадка, – устало объяснила Дороти, чисто по привычке используя корабельные клички, а не названия. – Так что догонять нас было некому.

– Первый помощник имеет право согласно уставу указывать командору на ошибки? – прищурившись, спросил Морено.

– Согласно уставу первый помощник имеет право на все, кроме того, чтобы пытаться обдурить своего капитана.

– Тогда смотри, – Морено склонился над столом и рассеянно выстроил из солонки, перечницы и колец для салфеток подобие военной диспозиции. – Ты знаешь свой борт, без трепежа, но не учла одно – мы “Свободу” не знаем. Я когда по своей “Каракатице” хожу – я пятками каждую доску чувствую: где что не так, где какой трос скрипит не так, как обычно, где фонарь криво повесили или линь не закрепили. А тут – все чужое. Не поверишь, с утра я час потратил на то, чтобы понять – какие из пушек порченые.