Океан для троих

– Дороти, уходите. Нужно бежать, немедля. Сейчас придут солдаты, и вас…

– Что происходит? – шепнула в ответ она.

– Деньги. Все дело в десяти тысячах. Вас…

– Дороти Вильямс!

Голос, окликнувший ее, был холодным, деловым и к празднику не подходил абсолютно.

Дороти отпустила своего офицера, фальшиво улыбнувшись, и развернулась, разом выпрямляясь и кладя руку на эфес. Роста ей, конечно, это не прибавит, но рапира у нее на поясе висит не для красоты. А к парадному мундиру ее ношение обязательно, так что даже на балу Дороти не была беззащитна.

Окликнувший не ожидал и отшатнулся назад. Он оказался одним из старших офицеров гарнизона, в сопровождении двух десятков солдат и почему-то пятерых местных священников из храмов Солнца и Луны.

– Чем могу быть полезна, господа? – спросила Дороти небрежно.

Офицер сделал еще шаг назад, потом понял, что выглядит глупо, побурел от злости и, решительно задрав подбородок, провозгласил:

– Командор Дороти Вильямс, по приказу командующего гарнизоном и в связи с особым распоряжением губернатора я вынужден вас арестовать.

Бальный шум вокруг исчез, точно кто-то накинул на толпу толстое войлочное одеяло. Все замерли, навострив уши, стараясь не пропустить ни слова.

– И в чем меня обвиняют? – Дороти не пошевелилась, только вопросительно приподняла бровь, но офицер все-таки не выдержал, забегал глазами, словно ища поддержки, и – отступил назад, почти упираясь в своих подчиненных.

– Вы обвиняетесь в использовании колдовства, – торжественно провозгласил он, но под конец фразы голос сорвался на фальцет. – Именем Его Величества.

– Что за бред? Я – дворянка. Да какое право вы имеете…

Дороти настолько изумилась нелепости обвинения, что не сопротивлялась, пока солдаты опасливо сковывали ей руки, и лишь только когда их попытались завести за спину, рванулась, одним легким движением стряхивая с себя и солдат, и порванные цепи. И только спустя миг осознала, что только что показала свою необычайную силу сотне человек разом.

– Имеем, дочь моя, – раздался спокойный голос позади.

Дороти начала поворачиваться, чтобы посмотреть на того, кто это сказал, но тут же поняла, что это ошибка – сбоку что-то мелькнуло и ударило в шею.

Мир перед глазами крутанулся, где-то закричала женщина, потом раздался спокойный голос Филлипса, приказывающий кому-то принести веревки, и стало темно.

Глава 3. Сокамерник

Дороти пришла в себя от дурного запаха и тупой боли в основании шеи.

А еще рядом кто-то насвистывал мотивчик “Русалочьей бухты” и так безбожно перевирал ноты, что ломило виски. Хотя, скорее всего, музыкант тут был ни при чем. Просто Дороти никто никогда не бил по голове.

Она потянулась, чтобы ощупать затылок, но поняла, что руки не просто занемели – ее запястья были прочно прикованы грубыми металлическими скобами к замурованным в стену толстенным кольцам. Она дернула, раз-другой, убедилась, что кузнец постарался на славу, и наконец огляделась по сторонам.

Камера была просторной и круглой – видимо, находилась в основании одной из тюремных башен. Почти под самым потолком в узкое окно-бойницу падал яркий лунный свет. Снаружи как раз наступило полнолуние.

Вход в камеру перекрывала дверь из толстых кованых прутьев, кое-где тронутых ржой. И будь у Дороти свободны руки, она бы смогла раздвинуть вон ту крайнюю пару и протиснуться в образовавшуюся дыру.

В центре камеры издевательски стояла деревянная бадья для нужды, до которой Дороти при всем желании – а желание уже появилось – было не добраться.

Дурно пахло от кучи гнилой соломы, которая лежала рядом и, по-видимому, служила постелью какому-то бедолаге в течение долгого времени. В соломе кипела активная жизнь, поэтому Дороти подумалось, что если разворошить подстилку, то можно найти останки предыдущего жильца.

Хотя нет, жилец тут имелся. Сидел напротив и задумчиво фальшивил “Бухту”, отбивая такт пальцами на колене. Руки у жильца были скованы кандалами с короткой цепью. Зато ноги – свободны.

– Капитан, – со всей возможной учтивостью кивнула Дороти, приветствуя.

Свист прервался, на нее прищурились единственным глазом, оскалились и вернули:

– Мэм.

Дороти откинулась на стену и попыталась расслабить руки, насколько позволяли оковы. Иронию ситуации она оценила в полной мере. Оказаться в одной камере с тем, из-за кого попала в неволю! Впрочем, винить Черного Пса Морено еще и в этих грехах было явным перебором.

Значит, офицер пытался предупредить Дороти, но не успел. Неспроста губернатор держался весь вечер в стороне – он знал. Но, морской дьявол побери, почему? Разве губернатору не выгодно получить свою часть лавров от Его Величества за казнь Морено?

Свист возобновился, раздражая. Теперь Морено мучил гимн.

– Вы бы не могли прекратить музицировать, очень мешает думать. Тем более что боги обделили вас слухом.

Морено даже не остановился. Покончив с гимном, он принялся за “Прекрасную Бетси”, а потом настал черед “Розы белой”.

Дороти попыталась отвлечься и все-таки додумать нужную мысль. Колдовство. Ну да, с таким обвинением сложно поспорить. Местные священники все как один были преданы лично губернатору – он построил два храма и теперь усиленно давил на купцов, чтобы охотнее жертвовали на третий. А если…

Тут Морено сфальшивил особенно сильно, и Дороти не выдержала:

– Пощадите мою голову. Она уже раскалывается от вашего свиста.

– Нет, – Морено даже не посмотрел в ее сторону. – Она раскалывается потому, что вас крепко приложили по затылку подсвечником. Так крепко, что очухались вы только сейчас, дорогая леди. С чем я вас и поздравляю. Принять свою участь с ясным умом – что может быть лучше, мэм?

– Для мэм лучше спать в своей кровати, а не в грязной конуре, рядом с преступником.

– От преступницы слышу, – Морено соизволил взглянуть на Дороти и даже шутливо отсалютовал, поднеся два пальца к виску. – И ваше преступление куда более тяжелое. Вот так живешь, режешь людей почем зря, но приходит благородная дама, и все – ты уже второй. Даже в очереди на плаху.

– Какая плаха? – возмутилась Дороти. – А как же суд?

– А суд уже был. Как понимаю, вы все пропустили. Те пятеро, что притащили вас сюда, между собой болтали, что свидетельств против некой Дороти Вильямс было – хоть рыб корми. От простых матросов до господ офицеров. И все как один твердили, что командор – страшная колдунья, которую поцеловала Черная Ма. Только поэтому ей удалось взять на абордаж “Каракатицу”, а остальным дьяволы глаза отводили. Потому что наслала она на Черного Пса злые чары, а еще летала над палубой и хохотала. Это, как я понял, со слов вашей чернокожей служанки. А еще вы прокляли пушки “Свободы” – и две из них пришли в негодность. Это уже ваши канониры свидетельствовали.

– А вы?

– А что я? – сверкнул зубами Черный Пес.

– Вы тоже свидетельствовали против меня?

– Меня, к сожалению, не позвали. Не вышел рылом для высокого собрания. Но поверьте, мэм, я бы придумал что-то пострашнее полетов над палубой и списания порченого имущества. Но так или иначе, вас уже осудили и передали храму. Жрецы долго толпились тут, правда, в камеру не заходили. Но единогласно решили, что тянуть с таким делом нельзя, колдунья чертовски сильна, и нужно ее сжечь, пока дневной свет и хороший удар по затылку убавляет колдовские силы. Так что, мэм, вам удалось меня обскакать. Меня повесят только в воскресенье, а вас сожгут уже в субботу.

На стене форта грохнула пушка, отмеряя полночь.

– Ну вот, уже суббота.

Дороти почувствовала, как от бешенства сводит скулы:

– Я офицер Его Величества, командор флота, дворянка. Они не посмеют…

– Величество далеко. Пока еще догребет. А костер близко, – Морено звякнул цепями, устраиваясь удобнее.

– Губернатор…

– Полагаю, кто-то решил, что награда за мою голову будет куда лучше смотреться в его кошеле, чем в кошеле Дороти Вильямс. Тем более что у этого прощелыги-губернатора, у которого бы я не купил и бочку с рыбой в сезон дождей, в казне гуляет бриз. Помнится, мы знатно посмеялись, когда он обещал за мою голову десять тысяч. Все, что мог – он уже украл. Я видел отчет казначея, прежде чем пустить на дно “Принца Георга”. Читать я не умею, но цифры знаю. Кстати, наводку на тот корабль притащил посредник. И золотой на кон, что заказчик носит парик и дает ежегодные балы в честь храбрых солдат Его Величества.

Дороти задохнулась от бешенства и прикусила губу. Какой позор! Если пират прав – то все сходилось. Губернатор никак не рассчитывал, что Черного Пса изловят, тем более если он сам пользовался его услугами. И объявленные десять тысяч, которые нужно было заплатить, уже давно украдены и потрачены на наряды Люсиль. Что делать? Зная характер и прямолинейность Дороти, вряд ли губернатор сунулся бы к ней с повинной. Да и куда проще обвинить Вильямс в колдовстве – сама же, дура, показала свою “загадочную” силу – и убрать фигуру с доски.

А там, прав Черный Пес – пока вести дойдут до короля, костер уже догорит, и пепел развеется.

Умирать не хотелось! Особенно зная, как порадуются твоей смерти враги. Дороти в ярости дернула оковы – но кузнецы постарались на совесть, металл был толстенный, на быка.

– Мир – большой бордель. Чья-то очередь побыть снизу, – ухмыльнулся Морено. – Сначала вы меня, потом кто-то вас, мэм.

– Ну, вы меня переживете ненадолго. Как и ваши люди!

Улыбку с лица Черного Пса точно стерло, он нахмурился и прикусил губу, сдерживая рвущиеся с языка вопросы. Дороти даже отвлеклась от собственных переживаний, наблюдая, как в Морено борются гордыня и беспокойство за свою команду. Гордыня проиграла.

– Что с ними?

– Раненые скончались еще в среду. Их похоронили на островном кладбище Сан-рок, за оградой. Живых вчера погрузили на торговца, который с утра должен был уйти на Рилос-Таро. Торговец был странный, но губернатор уверил меня, что человек надежный.

– А “Каракатица”?

– Ее подлатали. Течи заделали, рулевое тоже исправили. Мачты сделали временные. С остальным собирались разобраться позже. Филлипс планировал вести ее через пролив, к архипелагу и далее на материк, показать командованию. Для такой короткой дороги большой ремонт не нужен. В главном штабе наверняка хотели бы взглянуть на судно, которое три года наводило страх на побережье. Я передала Филлипсу часть своей команды, он добрал экипаж пехотинцами, – проговорила Дороти, больше сама себе, чем для Морено.

Скорее всего те, кто перешел под крыло к Филлипсу, и свидетельствовали против нее на суде. И служанка, которую она семь лет назад выкупила у работорговцев!

Сегодня на рассвете “Каракатица” выйдет из Йотингтонского порта и увезет на себе лжесвидетелей, возможно, они даже полюбуются на дым с борта. И когда потом возникнут вопросы – никто из них не будет причастен к казни.

Морено мрачно усмехнулся.

– Эко вас скривило. Что, мэм, вы нашли виноватых? Жаль, что поздно, верно? – он поправил железный наруч, так чтоб тот не натирал недавно выжженное на запястье пиратское клеймо.

Дороти еще раз в ярости мотнула головой, стукнулась о стену многострадальным затылком и внезапно замерла, осененная мыслью.

– А почему мы с вами, Морено, делим одну камеру?

– Потому что в моей потоп, а пиратский капитан слишком ценная штука, чтобы держать ее в сырости. Неужели не слышите – после заката поднялся ветер, до сих пор воет. Правда, лить уже перестало, но перед этим гремело так, точно конец света.

– И у вас руки скованы спереди, а ноги свободны?

– Ну не всем же быть колдунами и летать над палубой. Здешняя стража считает, чтобы удержать нормального человека под замком, достаточно одной пары кандалов и крепкой решетки на двери… – Морено приподнял брови и замолк, не договорив.

До него начало доходить. Что Дороти, хоть и прикованная намертво к стене, силы своей не растеряла и с оковами самого Морено может разобраться, а дальше…

Соображал Черный Пес быстро.

– Ты сломаешь мои кандалы… У тебя над головой два штыря, я смогу расшатать и вынуть их из стены. Браслеты на тебе толстенные, но кольца не вбиты в камень, а вставлены на раствор. Если его разрушить…

– Вот уж не думала, что своими руками буду помогать уйти в побег преступнику, – прошептала Дороти, когда Морено прижал закованные запястья к ее пальцам.

– Мир велик, а пути божественные… Я забыл, как там дальше. Ну и силища у вас, мэм! – восхищенно прошептал Морено, когда железный наруч на его левой руке Дороти порвала, точно тот был бумажным.

– Не жалуюсь.

Дороти только поморщилась. Это было не легко – пальцы затекли и слушались плохо, на второй наруч пришлось потратить несколько минут.

Наконец Морено скинул опостылевшие оковы и размял запястья. Потом присел рядом на корточки, заглянул в глаза, придвинувшись так близко, что обжег кожу горячим дыханием, и сказал:

– Ты же понимаешь, мэм, что сейчас я могу вытащить из стены штыри, взломать решетку, свернуть шею охраннику и уйти, оставив тебя гореть на радость святошам? Или могу один из штырей вогнать тебе в горло – чтобы избавить от предстоящей мучительной смерти?

Дороти только выдохнула и медленно опустила ресницы в знак того, что поняла, и тут же снова упрямо подняла взгляд и посмотрела Морено прямо в глаза.

– На то, чтобы узнать, на каком торговце увезли твою команду, ты потратишь драгоценное время. Да и догнать “Каракатицу”, которую будут вести мои люди, под силу только мне. Так что проткнуть мне горло ты можешь и оставить гореть на костре тоже. Но тогда не видать тебе ни команды, ни корабля.

Морено помедлил еще миг, выдохнул досадливо:

– Святая наивность начала познавать мир! – и встал.

На то, чтобы выдернуть штыри, у Морено ушло около часа. Пребывание в тюрьме сил пирату не прибавило, а штыри вставляли хоть давно, но накрепко. Благо буря разогнала охрану по норам, и желающих проверять, что там за возня в подвальной камере, не нашлось.

После того, как удалось достать первый прут, дело пошло веселее, хотя Дороти, казалось, что это длится уже целую вечность.

– Готово! – отрапортовал Морено.

В руках он держал два коротких кованых штыря, загнутых с одной стороны под углом. Такими раньше крепили между собой каменные блоки, чтоб они не расползались, пока не схватится раствор. Теперь оставалось самое трудное – вынуть из стены вмурованные туда крюки.

Чтобы было удобно долбить, Морено пришлось встать на колени вплотную к Дороти, и при каждом движении ее обдавало поочередно то крошкой раствора, то каменными осколками, то запахом пота.

С первым крюком Морено справился быстро – выскреб в растворе лунку, вбил туда штырь и, используя его как рычаг, расшатал крепление. Дело завершила Дороти, которой надоело и она дернула изо всех сил. Морено еле успел уклониться от вылетевшего из стены крюка.

– Потише, мэм! – ухмыльнулся он, сунул в освободившуюся руку Дороти штырь и занялся вторым крюком. С этим справились быстрее.

Теперь дело было за силой Дороти. Первоначальную мысль раздвинуть прутья она отмела – расстояние, на которое она могла разогнуть металл, было слишком мало, и если у Дороти еще вышло бы туда протиснуться, то Морено однозначно рисковал застрять. Хотя оставить тут пирата было соблазнительно… Но подло.

Поэтому в ход пошли уже испытанные штыри – с их помощью получилось отжать петли, а потом Дороти дернула решетку на себя. Та с хрустом поддалась и осталась у нее в руках.

Морено только хмыкнул:

– А может, и не брешут про тебя и Черную Ма.

– Сколько тут охраны? – тихо спросила Дороти, когда они, прождав пару минут, осторожно ступили в коридор.

– Обычно трое, но тебя принесли впятером, – Морено озабоченно осмотрелся, и не найдя ничего похожего на оружие или могущее его заменить, сплюнул и удовольствовался проверенным в деле штырем.

За поворотом коридора было пусто, только на стене чадил масляный светильник. Зато откуда-то издалека раздавались голоса.

– Не убивай.

– Если ты их пожалеешь и оставишь в живых, они поднимут шум, и тебя опять будет ждать костер.

– А тебя виселица.

– Не, этим я живым не дамся. Они ж штурвалом приложить не смогут.

– Как вас легко впечатлить, Морено, – фыркнула Дороти, прикидывая, с какой силой надо сдавить шею человеку, чтобы в запасе у них было больше пяти часов.

– Капитан Морено.

– Что? – переспросила Вильямс.

– Капитан Морено, мэм. Этого у меня пока еще не отняли.

– Капитан без корабля. Без команды. Зато гонору – на целый флот.

– Один капитан и одна мэм. Без команды. И без кораблей. Гонором можно и померяться, но я не уверен в победе.

– Черт с вами, Морено… капитан Морено. Раз уж нам грести в одной лодке, да и еще и без руля, предлагаю перейти на имена. Доротея Вильямс.

– Рауль, – с некоторой заминкой неохотно буркнул Морено. – Мы закончили церемонии? А то пока мы тут топчемся, охрана помрет от старости.

Первый охранник вывернул на них неожиданно. Похоже, он просто стоял за углом, а теперь решил пройтись. Черный Пес был быстрее – железный штырь коротко свистнул и ударил плоской стороной чуть ниже уха. Дороти успела подхватить осевшее тело и утащить его за поворот.

Оставалось еще четверо.

Когда Дороти вернулась, Морено уже уложил второго – с этим так аккуратно не вышло. Похоже, его ожидал храмовый госпиталь – скользящий удар пришелся неудачно, и вместо пары часов беспамятства охранник получил больничную койку.

– Моя очередь, – прошептала Дороти и бесшумно скользнула к двери, из-за которой раздавались голоса.

Цепь от оков она намотал на руку, превратив ее в кастет.

Когда было нужно, Доротея Вильямс могла быть очень быстрой и очень тихой. Насколько – пожалуй, знал только Доран, которому пару раз посчастливилось подглядеть за тем, как подружка на спор забирается по отвесной стене и прыгает с пятнадцатифутовой высоты, словно огромная кошка. И все это столь бесшумно, точно она тигр в джунглях, а не курсантка Морской Академии.

Сейчас никто из охранников даже не успел закричать.

Первым движением Дороти выставила дверь. Старые доски поддались легко.

Вторым запустила ее в грудь тому из солдат, который сидел ближе.

Еще долю мгновения потратила на то, чтобы добраться до второго охранника, легко сдавить ему горло, сразу отпустить бессознательное тело.

И тут же перехватить начавшего вставать на ноги третьего, который как раз успел бросить кости, перед тем как Дороти ворвалась в комнату.

Третье тело опустилось на пол одновременно с тем, как остановилась катящаяся по столу кость.

Выпала шестерка.

Хороший знак.

Морено, вошедший в каморку следом, резко отшатнулся обратно в коридор и уже через секунду опускал на пол еще одного. В этот раз было сработано чисто.

Пират сгреб со стола мелкие монеты, наклонился над телами и уважительно покачал головой.

– Я бы взял тебя в свою команду, мэм.

– Для тебя – командор. И я бы к тебе не пошла.

Через четверть часа двое усталых гарнизонных солдат, рослый и субтильный, спасаясь от ливня, бурча на непрекращающийся дождь и хляби небесные, прошли мимо сонного караула у городских ворот и скрылись в грязных запутанных переулках Йотингтонского порта.

Глава 4. Бригантина

О том, на каком из причалов до сих пор стоит подозрительный торговец, им рассказал завсегдатай кабака за несколько медяков. И с проницательностью истинного обитателя трущоб добавил:

– Не ходили б вы туда, милсдари… военные. Мутные там люди. Нехорошие. И кораблик у них дурной. С гнильцой.

Дороти про себя удивилась, что ж такого должна натворить команда торговца, чтобы безногий и дважды клейменный коренной житель Йотингтонского дна сказал о них такое. Выходило поедание младенцев, по меньшей мере.

И странно, что “Грозовая чайка” до сих пор не отчалила, ведь должна была еще днем.

Зато другие вести оказались хуже – “Каракатица” снялась с якорей аккурат перед закатом и успела до грозы выскочить из бухты.

Куда она ушла, нищий не знал: с борта на берег никого не выпускали. Как только туда офицеры поднялись и солдат загнали, так сразу и отплыли, точно за ними дьявол гнался.

Морено, если и удивился непрошенному совету от бродяги, то виду не подал. Кивнул, добавил еще медяк из мошны тюремных охранников и решительно зашагал к указанному причалу – торговому. Военные швартовались ниже, за мысом – там и причалы были новее, и стража серьезнее. Там стояла “Свобода”, которую Дороти еще утром считала своей.

С того момента, как они выбрались из каземата, она все пыталась для себя решить, кто она теперь – беглая преступница или романтическая страдалица за правду, мстительница и жертва? И насколько далеко она способна зайти, чтобы вернуть себе положение, восстановить должность и репутацию, а главное – самоуважение.

Пока они пробрались к порту, Дороти в голове проиграла пять разных сценариев, которые заканчивались одинаково приятно – продажный губернатор стрелялся у себя в кабине в ужасе от того, что неминуемая кара вот-вот настигнет. Его дочь вся в слезах под черной вуалью отправлялась в самый удаленный на острове монастырь. Победный салют, награждение, зло повержено, Пес Морено повешен под овации на центральной площади…

Вот тут в фантазии вмешивалась совесть, делала кислое лицо, и никакие доводы разума про “он заслужил” настроения ей не исправляли. Вешать того, с кем вместе бежала из застенков и дралась – пусть это и были сонные тюремщики, – не получалось даже в воображении.

Для того, чтобы мечты стали реальностью, Дороти нужна была “Каракатица” и те, кто на данный момент были на борту. Полковник Филиппс и команда “Свободы”, которая продала своего капитана на костер и не поморщилась.

Морено нужна была сама “Каракатица”.

И им обоим нужна была команда, без которой, будь они с Черным Псом хоть сторукими великанами, на большом корабле далеко не уйдешь.

Но почему пленных пиратов вдруг передали какому-то мутному купцу? Обычная процедура куда проще – либо на виселицу, либо на каторгу военным кораблем. Наверно, опять темные дела губернатора.

Совещались у лодочных сараев, тут было подобие козырька, который защищал от льющегося с неба потопа.

– Придется соваться сразу боем. На разведку у нас нет времени, – Дороти сняла шейный платок, мундир, сапоги и осталась в одной рубашке и штанах. Недостойно для благородной леди, но в одежде плыть не с руки. Капающая сквозь прохудившийся соломенный навес вода сразу намочила рубаху, и она неприятно прилипла к телу.

– Согласен, – пробормотал Морено, тоже скинул лишнюю одежду, встал рядом и покосился на грудь Дороти.

Она из принципа не стала прикрываться – все равно после купания промокнет до нитки. Пусть пялится, мужлан! Можно подумать, на корабле Дороти не привыкла к заинтересованным взглядам. Хоть одну шуточку посмеет отпустить – она свернет ему шею!

Морено однако шутить не стал, скабрезничать тоже, выдохнул, моргнул медленно, отвернулся, словно стена дождя была интереснее, и продолжил:

– Я могу спрятаться на острове, но ради твоей головы, мэм, губернатор перевернет и перетрясет все трущобы и канавы. Йотингтон – не столичный Дортон и не огромный купеческий Саватт, схорониться особо негде. А сидеть в джунглях в такой компании я нахожу… вредным для репутации.

– Пирата не устраивает моя компания! Я ранена в самое сердце. – Дороти смахнула капли с лица и уточнила: – С борта или со сходен?

– С борта.

Для начала, вместо обычного для этих мест грузового кофа – толстого и неповоротливого, которыми пользовались торговцы, корабль оказался бригантиной. Хищной, быстрой и зубастой. С полным вооружением. При этом нижние орудийные люки были замаскированы, и выдали их только мокрые неровные потеки дождя на досках.

Под якобы расставленными по верхней палубе ящиками с товарами скрывались еще по три легкие пушки с каждого борта. Дороти прикинула точность расчетов здешнего квартирмейстера, ухитрившегося, не испортив баланс корабля, обвесить его дополнительным вооружением, и уважительно цокнула языком. Ей бы такого на “Свободу”!

На главных сходнях дежурил тип в длинном кожаном плаще и капюшоне: кого-то ждал. Но судя по зажженным огням на носу бригантина вот-вот была готова отчалить.

Часовой беспокойно ходил туда-сюда и вглядывался в пелену дождя. Видимо, ожидание затягивалось, и это играло на руку.

На борт вскарабкались со стороны грузовых сходен: Рауль по канату, Дороти по скользкой якорной цепи.

Неприятности начались с ходу. На верхней палубе была охрана, которую они не разглядели с пирса.

Раулю повезло больше – он тенью проскользнул между ящиками, прикрытыми брезентом, и исчез из пятна света, который давал бортовой фонарь.

Охранник вышел сразу на Дороти. Она даже не успел выдернуть из ножен кортик, только пригнулась в ожидании атаки.

Страж оказался чернокожий, громадный, но без рабского ошейника и голый по пояс. Штаны на нем были из столь дорогой ткани, что ими не побрезговал бы и гость на губернаторском балу, а толстое серебряное ожерелье на эбонитовой шее стоило как месячная выручка от торговли живым товаром.