Невеста Фараона

Глава 5. Даша.

Когда я уже потеряла счет всем этим залам, переходящим в коридоры и обратно, и когда я отчаялась… Я отчаялась! Впервые в жизни! В общем, мы, наконец, вышли на улицу. И… чуть не задохнулись. Тут стояла жуткая жара! Как… Несколько лет назад в июле мама купила горящие путевки по дешевке. И мы всей нашей большой семьей сели на самолет Москва-Хургада. И вот когда мы из него вышли, как раз попали в такую же удушающую жару. Как будто прямо перед тобой открыли плавильную печь. Как они живут в таком климате?

Весело, надо сказать. Я, наконец, поняла куда делись все обитатели огромного дворца, по которому мы так долго шли. В простирающемся на сколько глаз хватало саду толпилось бесчисленное количество людей. Все в белых одеждах похожих на мою, в париках, куда более объемных, чем мой, в золотых украшениях и с подведенными глазами. Эти люди были так между собой похожи, что я не сразу научилась отличать мужчин от женщин. Ну, если коротко, у женщин есть грудь. Но в некоторых отдельных случаях, когда грудь маловата или наоборот, слишком сильно накачена, ориентиры теряются. Макияж у всех был однообразным и скучным: подведенные глаза, немного подкрашенные алым губы. Кое-кто еще и щеки румянил. Не всегда женщины, кстати. Мимо меня прошествовал один старикашка с такими по-младенчески розовыми щечками, что невольно захотелось их ущипнуть. Ахмес, поймав мой взгляд и, видимо, почувствовав порыв, схватил меня за руку и зашипел что-то строгое на ухо. Ладно, не стану трогать я вашего деда! Больно надо. Хотя ему было бы приятно. Не сомневаюсь! Над садом витала музыка. Легкая, веселая, ненавязчивая. Похожая на фоновую в супермаркете. Мы прошли несколько лужаек, на которых разряженный народ пил и ел с подносов, разносимых голыми девицами. Ну, что за нравы? Обслуживающий персонал ходит меж гостей в стиле ню, задевая мужчин всеми прелестями. А женщины на это вообще не реагируют. Я представила себе маму, на глазах которой официантка прижалась бы голой грудью к папе. Я как наяву услыхала ее визги и даже зажмурилась. Не завидую я той официантке. А главное, хозяину того ресторана. Потом мы перешли по мостику, увитому цветущими лианами через неширокий канал, тут людей стало меньше. И Ахмес взял меня за руку. Я не сопротивлялась. В этом не было никакого чувственного подтекста. Он просто тащил меня в нужном направлении. Чем дальше мы углублялись в сад, тем меньше людей попадалось нам на пути. В конце концов мы забрели в такой дремучий уголок, что оказались там вообще вдвоем. Ой, нет, я же забыла про это недоразумение с перьями. Девчонка бежала за нами, маниакально размахивая веером над моей головой. А потом Ахмес бесцеремонно прижал меня лопатками к стене, увитой цветущим плющом. И уставился своими прищуренными глазами прямо в меня. Сдвинул брови к переносице, голову склонил. Не отрывая от моих глаз взгляда, резко гаркнул:

– Шети хек! (Пошла вон!)

Я вздрогнула и инстинктивно вжала голову в плечи. Сейчас он казался мне очень опасным. Он и это подметил, усмехнулся.

Голая девчонка, подхватив опахало, бросилась прочь. Вот тут мне по-настоящему стало страшно.

– Эй! – крикнула я ей вслед, – А ну вернись!

Куда там, она только сильнее припустила. Голые пятки засверкали в два раза быстрее.

– Даша… – его губы оказались так близко от моих, что я вдохнула его выдох. И замерла, чувствуя, как по телу разбегаются мурашки, – Танеферт!

Я уперлась затылком в каменную стену. И если бы не парик, уже здорово бы поцарапала голову, желая победить преграду и отодвинуться от прильнувшего ко мне всем телом мужчины. Одежды на нем было совсем немного. И все его мускулистые выпуклости я прекрасно ощущала. Особенно ту часть, которая уперлась мне в пах. Прекрасно! Отсутствие нижнего белья только усиливает впечатление. Вот почему трусы еще никому не помешали! Я поерзала задней частью по стене, намереваясь протереть в ней нишу. Глаза Ахмеса потемнели, и он придвинулся еще ближе. Буквально вжался в меня. Ну, точно, сейчас я обрету первый в своей жизни сексуальный опыт. Я закусила губу, и мужчина как-то нехорошо застонал. Как будто я его губу прикусила. Да пребольно так, с энтузиазмом голодной хищницы.

– Танеферт! – выдохнул он мне в рот и потянулся губами к моим, совершенно точно вознамерившись страстно и долго целоваться. Может даже и не останавливаться вообще.

– Э… – я завертела головой, вот теперь поняв со всей очевидностью пользу огромных и пышных париков. В легком недоразумении, которое я выбрала, моему затылку было не комфортно, – Давайте поговорим об этом! Мне бы хотелось прояснить…

Его язык нежно тронул мою нижнюю губу, и я замерла. Это было… так необычно. Но потом он сделал еще кое-что странное. Не прекращая ласкать мои губы языком, он шумно выдохнул и потерся своим носом о мой. И это был самый странный поцелуй в моей жизни. А я, между прочим, на спор целовалась в третьем классе с сопливым Эдиком, после чего вот прямо до сего момента была уверена, что по части поцелуев, познала все в этой жизни. Но тут реально удивилась. Ахмес терся со мной носами довольно долго и видимо, что-то от этого испытывал. В смысле приятное, поскольку сопел и стонал. А я оцепенела, серьезно опасаясь, что он своим чувственным напором повредит мне важный хрящ на лице. Я и так-то в этом мире не красотка. Теперь еще и нос мне своротит на сторону. Что за нравы тут? Может у них точка «J» в области носа? Хотя лично я никакого возбуждения конкретно в этой части тела не чувствовала. А в другой-то да, очень даже. В животе неистово порхали бабочки, в ушах шумело, но и вообще, получаемый опыт мне очень нравился. Если бы не опасения за нос. А что если… Я все-таки женщина. Ну, в этом-то мире так точно, без вариантов. Вон как страстно трется об меня мужчина. Наверняка же не в первый раз. Так что я могу отвлечь его от моего носа и направить сексуальную энергию в правильное русло. Я закрыла глаза, и, подавшись вперед, ответила на его поцелуй. Последний раз я целовалась… ну да, как раз с сопливым Эдиком. Просто опыт был настолько шокирующим, что после того, я как-то больше не решилась на эксперименты. Но теперь… если бы можно было сравнивать поцелуй с игрой на скрипке, то Ахмес был Паганини, а сопливый Эдик грузовиком, переехавшим футляр с инструментом. И чего я раньше не практиковала! Надо же было зациклиться на первой неудаче. Вокруг меня после этого 10 лет ходили сотни привлекательных парней, а я… Почему-то вспомнился Сашка Романов. Нет, он гад, и между нами вообще ничего быть не может, и все же губы у него очень привлекательные, наверное они такие же мягкие и ласковые как у Ахмеса. Я осознала, что ладони мои скользят по плечам парня, его язык выписывает замысловатые па с моим, а его пальцы ласкают мою грудь. Правую. Обнаженную. Ну и ладно. Меня все устраивало. Точку «J» мы уже нашли в нескольких местах помимо носа и останавливаться не хотелось.

– Шетепы има шефиш? (Почему ты не сопротивляешься?)

Его жаркий шёпот обжог мое ухо, а пальцы с силой сдавили набухший сосок. Голова закружилась. Ноги подкосились. Он удержал меня, прошелся губами по щеке, нашел губы. Я прижалась к нему, подставляя тело для ласк. Он подхватил меня на руки, понес куда-то. О, я знала куда. До моей кровати тащить далеко, я бы на его месте не стала так напрягаться. Так что он наверняка знает удобное ложе поближе. Скамейка в беседке? Ну, в принципе, тоже подойдет. Важно же не где, а с кем.

– Танеферт!

Мне стало холодно. Очень. Это в такой-то жаре! Я открыла глаза, Ахмес стоял в метре от меня. Кулаки и губы сжаты, в темных глазах пляшут шальные искры, дыхание рваное, и эта штука под животом красноречиво говорит о том, что зря он затеял разговор в такой неподходящий момент. И что я должна ответить? Что вообще значит это «Танеферт»?!

Я протянула к нему руку в надежде, что он плюнет на пустые разговоры. У меня кружилась голова, бабочки в животе возгорелись все как одна, а чуть ниже ныло и тянуло так, что хотелось плакать. Ничего себе реакция у этого тела. Я изо всех сил стиснула колени. И зубы тоже. Ахмес последовал моему примеру по части зубов, заиграв желваками. Выдержка у него другим на зависть. И все же он отвернулся, уставился на небольшой прудик в обрамлении пышно цветущих растений. Меня накрыло разочарование. Я поняла, что ничего чувственного уже не предвидится. Поправила платье, скрыв все еще алчно торчащий сосок. Что за невезение. Один раз решишь отдаться без вопросов. И на тебе, не берут! Казалось бы, все к тому шло, и парень красивый, и торчит все в нужных местах. Ан, нет. Вечно какие-то отговорки у этих мужиков. Теперь вот эта его «Танеферт». Знать бы, что это вообще значит.

Когда он снова ко мне повернулся, ничего не указывало на еще недавно полыхавшую страсть. Как раз наоборот. Он глядел на меня так равнодушно, словно даже не рассматривал никогда такой возможности, как потереться своим носом о мой.

Он произнес что-то длинное и вдохновенное. Я не вслушивалась. Все равно ни черта не понимала. Потом, судя по интонации, задал вопрос. Повторил его, повысив тон. Господи, почему некоторые люди думают, что, если орать на человека он прозреет. Любимый прием нашей англичанки. Лично у меня от крика последние вербальные каналы закрываются. Я словно под воду ныряю и сижу там, пока собеседник не успокоится. Терпеть не могу, когда кричат и требуют. Наверное, по моему остекленевшему взгляду Ахмес понял, и умолк. Потом протянул руку, коротко проговорив:

– Джар! (Идем!)

В общем-то было понятно. Он хотел увести меня отсюда. Я вздохнула. Может быть, в этом мире не принято любить друг друга в саду? Хотя, если честно, момент был упущен. Парень он, конечно, красивый, но любить мне его уже расхотелось. Бабочки сгорели, а тело вновь согрелось и как-то устало сразу. Мне хотелось посидеть в тишине, чтобы никто меня не трогал до вечера. А еще, я вдруг ощутила, что тело мое очень давно голодало. Может оно в обмороке несколько недель валялось, до моего в нем пробуждения. А теперь в один момент ослабло, руки у него затряслись, а желудок скрутил голодный спазм. И это не какой-то там легкий аппетит. И даже не тянущая пустота после суточного голодания. Я действительно страдала. И голова кружилась. И во рту пересохло. Я жалобно посмотрела на Ахмеса, приоткрыла рот и ткнула в него пальцем. Он невольно скосил взгляд вниз, на уже опавшее свое все, отрицательно мотнул головой и снова протянул мне руку:

– Джар! Неб ре э ру! (Идем! У меня сейчас сердце лопнет!)

Серьезно?! Чувак! У мужчин во всех мирах самомнение бежит впереди паровоза! Блин, я не настолько голодна! Хотя… Тут я с трудом подавила желание покоситься плотоядно на то, что чуть ниже его живота. Господи! Вот же придурок! Я вздохнула, снова потыкала пальцем в свой открытый рот, потом сделала вид что глотаю, погладила себя по животу и внятно проговорила:

– Ням-ням!

Нет, ну, это даже карапузу понятно. Однако Ахмес остался в удивлении. Ладно… я поднялась и потащилась за ним по дорожке в надежде, что мы пойдем назад мимо той разодетой жующей толпы, где и мне удастся урвать что-нибудь съестное с разносимых голыми девчонками подносов.

Но я опять жестоко ошиблась. Как мне показалось, Ахмес намеренно избегал мест скопления людей. И едва попадая на тропинку, ведущую к огромному дворцу, вокруг которого шумело веселье и пиршество, он хватал меня за руку и тащил в противоположную сторону. И снова мы шли чертовски долго. И я уже начала с аппетитом поглядывать на разноцветные, приятно пахнувшие цветы. Я таких никогда раньше не видела. И не пробовала, если уж на то пошло. Теперь я сглатывала обильную слюну каждый раз, когда проходила мимо особенно ароматного кустика. В конце концов, Ахмес втолкнул меня в какую-то лакшери лачугу. В том смысле, что снаружи она выглядела неказистым сараем, зато внутри у нее были стены из шлифованного цветного камня, купель в виде створки раковины, у стены находился большой стол, заставленный разными склянками, у купели стояли удобные диваны с цветными подушками. Он усадил меня на один из них, сам отошел к столу и принялся смешивать что-то с чем-то, ворча как мой дедуля, когда я принесла ему чинить велосипед в разгар знойного дня.

Спустя долгие минут тридцать, когда я уже отчаялась узнать, зачем меня сюда приволокли, он вернулся с бокалом в руке. Присев передо мной на корточки, он втиснул бокал в мою руку и, заглянув в глаза, проникновенно произнес:

– Ип-н-на рахет-а-нест! (Выпей из этого кубка!)

Я посмотрела на него, пытаясь понять, не подмешал ли он мне яду в питье? Он улыбнулся с таким напряжением, что стало очевидно – еще как подмешал. А вот кубок у меня в руках был красивым. Удивительным, прямо скажу. Тонкостенный, из белого камня, на длинной ножке. Чем-то похожий на наш бокал для шампанского. Только матовый с проступающими бурыми прожилками. Я принюхалась. И присмотрелась. Ни вид, ни запах пойла меня не порадовали. Что-то буро-зеленое, с нотками мяты и… еще какого-то травяного сбора. Но трава-то разная бывает. Белена тоже трава, между прочим. А ею папу Гамлета на тот свет отправили.

Ахмес, видимо, потерял терпение. Он обхватил мою руку с бокалом ладонями и, заглянув в глаза, повторил:

– Ип-н-на рахет-а-нест!

И улыбнувшись, добавил:

– Ням-ням!

Вот в этом я сомневалась! Ним-ням там и не пахло. И по виду было как раз наоборот. Но я рассудила, что выбора у меня опять же нет. Отравит он меня в этом мире? Может оно и к лучшему – вернусь в свой. А не отравит, значит он дает мне эту дрянь выпить с каким-то смыслом. Может быть так я смогу утолить адский голод. А может пойму, зачем он терся своим носом о мой. Я выдохнула и, запрокинув голову, влила в себя бокал целиком. Не забывая глотать, конечно. Дрянь редкостная. И вот чего я так мучилась? Никакого эффекта. Я проглотила последнюю порцию, облизнула губы и протянула Ахмесу пустой кубок.

– Ну?

Успела сказать я, после чего понеслась в черный колодец.

Я так визжала, что у меня уши заложило. А потом осознала, что довольно больно приземлилась мягким местом на твердый пол. Тут было светло, тепло и очень красиво. Пахло цветущим садом. Я оказалась на огромной веранде. За ней я увидела подернувшиеся розовым пухом кусты, уходящие от них желтые поля пшеницы, и широкую голубую реку, по которой плыли многочисленные корабли. Не современные, а старинные, с веслами и смешными фигурками на носу. Небо надо мной было высоким и светло-голубым. Ветерок приятно перебирал волосы сотнями проворных пальцев. Я улыбнулась.

– Что ты здесь делаешь?

Ко мне подошла молодая девушка. Очень похожая на ту, в чьем теле я недавно оказалась. Только теперь на ней было красивое белое платье с искусной серебряной вышивкой, и очень объемный парик.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Танеферт.

– Так вот что все время повторял Ахмес. Он называл тебя по имени.

– Ты знаешь Ахмеса? – улыбка, игравшая на ее губах тут же испарилась. Она сдвинула брови.

– А это проблема?

– О! Еще какая! Ахмес очень плохой человек. Коварный, злой и жестокий. Ради своих целей он уже убил многих людей. Среди них мой дядя и мой бедный отец. Теперь, он мечтает убить и меня.

– Возможно он это уже сделал, раз я здесь, с тобой. Он дал мне выпить какую-то дрянь.

– Раз ты тут он дал тебе выпить зелье единения, дурочка. Только вот зачем? Он изгнал мое Ба из моего тела, чтобы завершить свои грязные делишки? Но я вижу, что ты не его человек. Кто ты?

Я пожала плечами и честно призналась:

– Я Даша Измайлова. Живу в Москве. Учусь в Институте Культуры. Мне 19 лет.

Девушка в странном парике окинула меня таким взглядом, как будто я самый большой омар, выловленный китайскими моряками. Или фотошоп этого эпичного события.

Я тоже себя оглядела. Ну да, есть чему удивляться. На мне сценический костюм. Не то Джульетты, не то Леди Макбет. Забавно, что в этом междумирье я рассекаю в таком странном виде.

– Я целовалась с Ахмесом, – повинилась я.

Чем привела свою собеседницу в еще большее удивление.

– И как? – выдохнула она.

– Ну… – я закатила глаза, вспоминая. Меня начало заметно потряхивать. От воспоминаний по рукам пробежали мурашки. Нет, может он и гад, и жестокий и вообще убийца, но целуется он классно. Талант, что поделать!

– Не делай так больше, – серьезно посоветовала Танеферт, – Ты для него – только порог на пути к цели. Не сможет перешагнуть – разрушит.

– И что мне делать?

– Спокойно ждать. Если ты оказалась в моем теле, значит что-то пошло не по плану. Но я непременно все исправлю. Ведь я жрица Изиды.

– А я думала ты проститутка.

– Что?! – она рассмеялась, – Я дочь правителя Мемфиса. Тебе повезло побыть в теле принцессы великого города…

Тут она погрустнела и проговорила тихо:

– Хотя нет, не повезло. Отца моего убил Ахмес. И теперь тебе предстоит выжить за меня. Если ты умрешь в моем теле, погибнешь и в своем.

– Что?! Эй! Мы так не договаривались! Я не хочу!

Танеферт пожала плечами и кивнула мне на песочные часы, в которых верхние крупинки почти перетекли к нижним.

– У нас мало времени. Ахмес дал тебе легкое зелье. Вот же гад! Даже тут мне выбора не оставил!

– Дай мне хотя бы совет. Что мне делать, чтобы выжить?

– Не верь Ахмесу! Но знай, у него есть слабое место – его сестра Тамит. Мы подруги. Тамит всегда поможет и защитит от Ахмеса. А теперь, иди сюда!

Она призывно раскинула руки в стороны. И я поняла, что наступило время обнимашек.

Глава 6. Танеферт.

В результате меня оставили в лекарском отделении. Врач что-то долго говорил, потом Вика шептала мне с заговорщицким видом по интонации добрые пожелания. Пашка все это время хмуро смотрел в сторону. На прощание буркнул что-то. И меня отвели на другой этаж. Там находились комнаты, в которых жили пациенты. Это я сразу поняла. Потому что лекарские отделения во всех мирах похожи друг на друга. И настрой везде одинаковый – уныние. Это и понятно. Тут пребывают люди, несправедливо вырванные болезнью из привычной жизни, казалось бы, ни с того, ни с сего. Даже мы жрецы, признаем, что подчас стрелы богини Сехмет разят случайным образом. И как бы ты ни пытался оградить себя от них, сколько бы амулетов ни покупал в святынях и у дешевых лавочников, сколько бы ни жертвовал на храм или статую, все равно когда-нибудь тебя настигнет болезнь. Хорошо если такая, которая лечится, но бывает и хуже. И каждый, кто попадает в лекарское отделение, изводит себя вопросом «за что?». Единственной в этом скорбном доме, кто не задавал себе ничего подобного, была я. Я точно знала и почему, и за что. Я не знала, как мне себя исцелить? И поэтому тут же прониклась духом царившего здесь общего уныния. Меня разместили в уютной комнатке, где стояла всего одна кровать. Странная высокая и узкая. И еще в стене было огромное окно, из которого я видела большой и скучный двор. Тут ничего не росло, из земли торчали мертвые стволы деревьев, а черные дорожки и грязные клумбы без цветов были присыпаны холодной белой крупой. Какой же неяркий и холодный мир. Хорошо хоть ветер с улицы не проникает в комнату. Я подошла к окну и снова попыталась просунуть сквозь него руку. И снова натолкнулась на прохладную и твердую преграду. Я почувствовала себя такой одинокой.

Но не на долго. Дверь резко распахнулась и в комнату хлынула целая процессия. Первой ко мне подлетела женщина средних лет, очень странно одетая, но к этому я уже привыкла. У нее были недостаточно черные, как у Даши волосы, которые красивым волнами спадали на плечи. Странно, но в этом мире никто не носил париков. Неужели они не понимают, насколько искусственные прически красивее и удобнее собственных волос? Как несовершенен их мир!

– Даша, деточка моя, что у тебя болит? – запричитала эта симпатичная женщина.

Она порывисто обняла меня, прижав к груди с явной целью передать часть своей жизненной энергии. Я благодарно приняла ее дар. А потом она принялась оглядывать меня и ощупывать, без перерыва причитая и всхлипывая. У меня на глазах опять навернулись слезы. Как давно я не знаю заботы матери? Долгих восемь лет. С тех пор как она ушла за горизонт, влекомая страшной болезнью. Иногда мне так хотелось, чтобы она была рядом. Чтобы вот так же смотрела с тревогой и любовью, так же целовала и обнимала меня, делясь со мной энергией. Как мне не хватало жизненной силы моей матери. К сожалению, ребенок не понимает важности объятий с родителями. А когда осознает, насколько они нужны ему как правило бывает слишком поздно – вокруг уже пустота. Как у меня. Сначала болезнь увела за горизонт мою мать, а потом Ахмес отправил вслед за ней и моего отца. В своем мире я совсем одна. А тут… Тут, отодвинув маму, меня прижал к себе отец. Я сразу это поняла, потому что мы с ним очень похожи. Дочь всегда больше похожа на отца. Особенно в тех случаях, когда она им с радостью признана и любима.

– Наташа, отстань от нее. Даша, что тебе принести? Хочешь круассанов с шоколадом из нашей любимой кондитерской? А, детка? Ну, скажи что-нибудь, милая!

– Не тормоши ее, балбес! – женщина много старше моих родителей присела на край кровати и, взяв мои руки в свои, заглянула в глаза, – Дашенька, внученька, ты меня узнаешь?

– Я знаю, что ее растормошит! – рядом оказался такой же немолодой мужчина с аккуратной бородкой и с небольшими круглыми окошками, прикрывающими глаза. Интересно, зачем они ему? Сохраняют тепло? – В картишки сыграем?

В комнате толкалось не меньше десяти человек и все они наперебой пытались пробиться к моему сознанию. Я не понимала ни слова, но от них исходило такое тепло, что через несколько мгновений общения я почувствовала себя счастливой. Мне стало так хорошо в этой бурлящей толпе незнакомых людей, что снова захотелось плакать. Я порывисто обняла пожилую женщину, прижавшись щекой к ее мягкому плечу. Мгновенно все затихли.

– Ну вот, – изрекла она, – А вы говорите, Даша память потеряла! Все она помнит!

Она погладила меня по голове теплой ладонью.

С лекарем разговор моей семьи проходил бурно.

– У нее лицо другое! – мама Даши указала на меня двумя руками, – В нее словно вселился другой человек.

– Наташа! – встрял папа Даши, но женщина только отмахнулась от него как от назойливого насекомого.

Ничего себе у них нравы. В нашем доме папе все кланялись, как царю. Все три его жены, их дети, и слуги, конечно. Интересно, а у Дашиного отца одна жена? Если так, то он, скорее всего, не из аристократов.

– Посмотрите на нее! – настаивала моя мать, – Моя Даша студентка Института Культуры. Она все время улыбалась, светилась как лампочка. А теперь, у нее взгляд как будто она Философский факультет МГУ закончила. Мрачный такой и очень знающий.

– Что же вам не нравится? – удивился врач, – Иногда травмы головы провоцируют в человеке желание изучать науки и языки.

– Не надо нам таких провокаций! – возмутилась мама, – Мне нужна моя прежняя счастливая Даша, а не лауреат нобелевской премии.

– Меньше знаешь, больше смеешься, – закивала бабушка.

Отец с дедом только переглянулись. Я не понимала ни слова, но чувствовала, что они с женщинами не согласны.

Другие мои визитеры обнимали меня, щедро делясь жизненной силой, а потом обнимали и папу, и маму, и даже лекаря. Один из них, огромный широкоплечий мужчина с неприлично пышными рыжими усами схватил его за руку и долго ее тряс, приговаривая:

– Мы люди простые, но благодарные. У меня своя автомастерская. И если есть проблемы с машиной, милости прошу. Сделаем в лучшем виде. И это… – тут он вытащил из красивой сумки с нарисованными цветами прозрачную бутыль с чем-то цвета жженого сахара и несмотря на отчаянное сопротивление лекаря, всунул ее ему в руку, – Знаю-знаю, не положено, но это от души. Чтобы придать вам вдохновения. У меня, доктор, одна племянница. И я хочу, чтобы она поскорее к нам вернулась.

Когда семейная волна схлынула, моя комната оказалась заполненной всем, что мне могло бы понадобиться. Одежда, фрукты, сладости, вода в прозрачных мягких бутылях, нежные на ощупь простыни для вытирания, и главное, милые мягкие игрушки. Их было три. Серый слон с веселыми глазами, желтый заяц и лиловый незнакомый зверь. Я прижала их к груди, чувствуя тепло и нежность.

К вечеру, когда я рассмотрела и попробовала все принесенные дары ко мне снова заглянул врач. Он попытался поговорить, но я по-прежнему мало что понимала.

– Амрит Дубей? – глянула я на него с обидой.

В самом деле, что-то не спешит мой возлюбленный жрец меня проведать. Это странно.

– Не знаю, кто это, – лекарь развел руками, – Но там в приемном уже второй час сидит молодой человек, который уверяет меня, что может тебе помочь. Поговоришь с ним?

Я пожала плечами. Мой стандартный ответ на все вопросы все время срабатывает. Лекарь кивнул и улыбнувшись, пошел к двери:

– Я сейчас его позову.

Когда он ушел, я уставилась в окно. Там до самого горизонта высились огромные дома. А в них зажигались яркие, словно звезды огни. В нашем мире души умерших приходят звездами на небо, чтобы понаблюдать издали за своими живыми близкими. А в этом ушедшие за горизонт родственники, наверное, возвращаются в свою семью каждый вечер и согревают ее своим теплом и любовью. Вот бы и у нас так было. Я представила себе, как мама и папа, бабушки, дедушки, дядя, мой брат и маленькая сестренка навещали бы меня с наступлением сумерек, зажигали бы свет в моем доме и просто были в моей жизни. Пусть так, только по ночам, но все равно я не чувствовала бы себя настолько одинокой.