bannerbanner
Приключения Хоши
Приключения Хоши

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

– Как тебе сказать! И Город, конечно, посмотреть хочу. Но еще и птичек хочу научиться ловить. Мне же кушать надо! Стихи-то не кормят!

– Ах, вот оно что, – задумался воробей.

– Но ты, пожалуйста, не волнуйся, – сказала я, – за тобой я гоняться не буду. И тебя точно не съем. Мы же теперь друзья!

– Обещаешь?

– Честное кошачье слово! И хошачье тоже!

– Хорошо, так и быть. Поверю тебе, – вид у воробья тем не менее стал какой-то задумчивый, – тогда смотри и запоминай, как я действую.

И он стал как можно медленнее, чтобы я могла запомнить все его движения, перелетать с ветки на ветку.

– Запомнила, как надо? – спросил он.

– Кажется, да.

– Отлично. Теперь от теории будем переходить к практике. Вон, видишь ветку? – и воробей клювом показал на высоченную ветку. – Лезь туда! Оттуда будешь стартовать!

– А не слишком ли высоко для первого раза?

– Нормально. Стихи же сочиняешь!

– Да!

– Значит, и летать быстро научишься!

– А это как-то связано между собой?

– Конечно! Судя по всему, ты очень талантливая! А талантливая кошка – талантлива во всем!

– Точно, – ответила я и, не раздумывая больше, полезла наверх.

Воробей все время летал рядом и подбадривал. Наконец я добралась до нужного места. Ветка прогибалась подо мной, но все же мне удавалось удерживать равновесие.

– Ну, давай, делай как я, просто повторяй за мной, – воробей запрыгнул на соседнюю ветку и начал махать крыльями. Он подпрыгивал ненадолго и тут же садился обратно, – смелее, пробуй!

Я оторвалась от ветки, быстро-быстро замахала передними лапами и… тут же полетела вниз. Хорошо, что по пути мне попалось много разных веток с листвой, за которые я цеплялась. Через несколько секунд я уже лежала на земле и орала на весь полусонный двор:

– Больно! Очень больно! Мяяяяя-у!

– Да чтоб провалиться этим кошкам, – закричал какой-то местный житель, выйдя на балкон, – поспать не дадут!

– Да провалилась я уже, провалилась, – снова закричала я, – так глубоко провалилась, что встать не могу! Мне кажется, даже землю под собой продавила!

Воробей приземлился рядом и с укором сказал:

– Ну что ж ты! Я так надеялся!

– Мяяяя-у, – продолжала кричать я.

Воробей, прищурившись, внимательно смотрел на меня.

– А все же странно получается, – сказала я, немного успокоившись. – Махала своими лапками так же, как ты: сначала сверху вниз, потом наоборот. Только ты летаешь, а я падаю.

– Мало тренировались, – уверенно сказал воробей, – надо еще. Попыток десять-пятнадцать минимум. Тогда точно полетишь. Ну, и завтра еще повторить.

– Хорошо, только давай я теперь пониже залезу, а то падать очень больно.

– Лучше бы, конечно, повыше, – сказал воробей, – ведь чем выше поднимаешься, тем меньше нас тянет к земле. Там, наверху, летать-то легче!

– А ты не обманываешь?

– Нет, конечно. Мы же друзья! А друзья друг другу говорят только правду.

– Точно!

Я снова залезла на ветку, но все-таки уже пониже, и снова попыталась полететь. Но почему-то снова упала на землю. Потом еще и еще раз. Вскоре сил подниматься у меня уже не было.

– Может, я толстая, и мне надо похудеть? – спросила я у воробья.

– Да, пожалуй, – отвечал воробей. – Ты, в общем, действительно, наверно, немного не той комплекции. Тебе бы недельки две не есть, и тогда точно полетишь. Ну, давай продолжим.

– Не могу больше. Все болит!

– Тогда завтра. Приходи на это же место. Буду тебя ждать. Может, еще стихов за это время насочиняешь.

– Что-то мне уже больше не хочется. Учиться летать. А сочинять я и дальше буду!

– А как же воробьи, которых ты съесть хотела? Синички там, голуби, скворцы…

– А пусть летают! Пусть живут!

– Ну, то-то же. И запомни, – поучительно сказал воробей, – не трогай наше племя! Ешь что-нибудь другое! Мы, воробьи, для тебя невкусные. И просто так в лапы тебе не дадимся!

– Так ты специально меня на самую высокую ветку поднимал, чтобы я больней упала и чтобы расхотела учиться летать? Чтобы я… разбилась?

– Конечно, – прочирикал воробей очень спокойно.

– А я про тебя еще стихи писала! Как ты мог так меня обмануть!?

– А как ты могла захотеть меня, твоего друга, съесть?

– Не тебя.

– А какая разница. Я тут, перед тобой, за всех воробьев ответ держу. Всех защищаю.

И воробей улетел. А я осталась лежать одна, на холодной сыроватой земле, посреди большого двора, уставленного машинами.

Между тем сквозь дома и листву деревьев уже начало пробиваться солнышко. Оно так нежно щекотало мои реснички, ушки и усики, что мне поневоле захотелось написать какие-то стихи и про него. Но мысли почему-то приходили все больше о еде, а не о тепле и солнце.

«С воробьями не задалось. Но надо же что-то делать!»

И тут я вспомнила про уток. Через парк протекала большая речка, на которой всегда отдыхало много-много уток.

«Надо там попробовать, – сказал я себе, – там птиц очень много. И все такие толстые, съедобные. Прямо так и просятся ко мне в рот. Конечно, их же там люди каждый день подкармливают, сама видела. Вот они и толстеют. Везет им!»

Вскоре я уже была на реке. На удивление там было очень тихо. А уток плавало совсем мало.

«И куда они все подевались, и зачем? – размышляла я. – Почему не дождались меня?»

Я уже хотела бежать обратно к дому или еще куда-то в поисках еды, как вдруг заметила утиную семью: маму и шестерых маленьких утят.

«А вот утята, наверно, самые вкусные и аппетитные», – подумала я и тут же сжалась всем своим кошачьим телом, чтобы меня никто не заметил. Спрятавшись за небольшим пригорком, я стала внимательно наблюдать за утиной семейкой.

А утята… резвились вовсю в этот утренний час. То весело бегали строем за мамкой, то ныряли за червячками у самого берега, то вдруг выскакивали из воды обратно, быстренько отряхивали свои коротенькие малюсенькие перышки от водных капелек и снова начинали бегать друг за дружкой. Видимо, мамуля чему-то учила их в этот ранний час.

А я в это время медленно, но верно, прячась за траву и камыши, ползла по песку и траве в их сторону. Уже я изготовилась к финальному броску, как вдруг мамочка заметила меня, отчаянно закрякала, развернулась и сразу же побежала к воде. Вслед за ней гурьбой, путаясь своими маленькими ножками в невысокой прибрежной траве, засеменили утята.

Дальше медлить было нельзя, и на полусогнутых лапах, пригибаясь к земле, я быстро-быстро, как только могла, устремилась за плавающе-летающей и при этом громко квохчущей едой.

Утиное семейство в полном составе первым заскочило в воду и тут же начало удаляться от берега.

«Летать я не научилась, но плавать вроде умею», – почему-то решила я, хотя до этого никогда в своей жизни не плавала и даже ни разу не ступала своими лапками ни в одну лужу, всегда тщательно обегая их стороной. Однако все это не остановило меня, и через мгновение я уже бултыхалась в реке. Так сильно мне хотелось есть!

Утиное семейство все дальше удалялось от берега, а я как могла поспешила за ними. Лапки мои еще скребли по песчаному дну, но с каждым шагом все больше и больше погружались в воду.

Когда я уже почти настигла одного из малышей и готовилась схватить его своими зубами, случилось неожиданное. Откуда ни возьмись, появилось множество уток. Они летели, летели, летели, садились вниз на воду вокруг меня, окружая плотным кольцом. Они буквально облепили меня со всех сторон, а те, которые оказались поближе, рядом со мной, стали яростно бить меня по голове своими могучими крыльями. Вскоре я поняла, что тону. Сопротивляться я не могла.

– Все, погибаю, – промелькнуло в голове, когда под ударами утиных крыльев я полностью скрылась под водой.

Очнулась я на песочке, на берегу. Недалеко от того места, где охотилась. В глаза мне светило яркое солнце.

Вокруг меня в несколько рядов стояли взрослые селезни и укоризненно раскачивали своими продолговатыми головами.

– Ты зачем на наших деток напала? – наперебой спрашивали они меня.

– Так я голодная была, – с трудом отвечала я.

– Ну и что? Кто ж на малышей-то нападает! Это же самое последнее дело – с маленькими драться! С несмышлеными и беззащитными! Хочешь есть – найди себе равного соперника и бейся с ним в честном бою!

– Да, да, да, – бормотала я, – простите. Я об этом не подумала. Мне-то казалось, что только слабых и надо кушать. Но теперь я буду думать по-другому. А как же я выплыла?

– Мы тебя спасли. Клювиками своими подцепили тебя и вытащили из воды на берег. Подумали, что ты еще молодая, глупая. Не понимаешь многого. Вот и решили дать тебе шанс.

– Спасибо вам, утки. Вот это день у меня сегодня. Сначала воробей меня жизни научил, теперь утки. Век не забуду доброты вашей!


Музыкальный переполох

Однажды теплым летним днем, когда мы с Шером не спеша бежали по какой-то совершенно незнакомой нам небольшой тихой улице, неожиданно, безо всякого предупреждения на нас вдруг вывалилось огромное множество очень красивых, но совершенно неизвестных нам звуков. Точнее, это были даже не совсем звуки…

Каждый день в Городе нам приходилось слушать голоса и крики людей, урчание автомобильных моторов, шуршание шин, пронзительные гудки электричек, звонки трамваев, сигналы машин, скрип и хлопанье дверей, стук и дребезжание каких-то неведомых нам механизмов и инструментов. Город немного успокаивался только ночью, но и то не до конца. Звуков он издавал невообразимое множество, каждый день мы слышали новые и старались запомнить их – не принесут ли они нам опасности? Но все звуки Города были резкими, пугающими и отрывистыми…

А тут… тут нас как будто накрыла мягкая шерстяная волна. Мне сразу же вспомнилось мое такое еще недавнее и такое далекое уже детство. Вспомнилось, как я ложилась на мамин нежный животик, закрывала глаза, чтобы вздремнуть, чувствовала прикосновение нежных маминых лапок, слышала мамино мурчание. И плыла, плыла куда-то в неведомую даль.

Вот и сейчас теплая шерстяная волна обхватила нас с Шером, плавно приподняла с земли и понесла куда-то наверх, в небесно-облачный, неизвестный и загадочный мир.

– Что это? – удивленно спросила я. – Это не похоже на то, что я слышала до сих пор.

– Люди называют это музыкой, – отвечал мне Шер.

– Му-зы-ка? Мне приходилось слышать это слово. Но я была уверена, что то, что мы слышим с тобой в Городе каждый день – шум, рев, свист и завыванье, – это и есть самая настоящая музыка! А оказывается, вот она какая… та самая музыка.

Через открытые окна большого двухэтажного дома с длинным крыльцом и массивными круглыми колоннами на нас продолжал струиться водопад причудливых разнообразных мелодий.

– Ты знаешь, а я, кажется, догадываюсь, что это за дом, – сказал Шер. – Есть дома муравьиные, мышиные, кошачьи, человеческие, а этот – музыкантский. Тут одни музыканты живут! Ну, это те, кто эти мелодии на разных приспособлениях с утра до вечера, а может, и ночью и играет. Их наверняка специально всех в одном месте поселили, чтобы им тренироваться удобней было. Ведь чтоб научиться так красиво мелодии играть, много тренировок надо. У меня бы никогда так не получилось. Ну и чтоб другим не мешать тоже. Не все же музыку любят.

– Точно! Самый настоящий музыкантский дом! Слушай, а если нам снаружи так нравится, представляешь, как интересно внутри! Вот бы на этих самых музыкантов посмотреть! Мне кажется, они какие-то особенные, на остальных людей непохожи, раз способны такое вытворять.

– Может, у них три или четыре уха, и рук тоже побольше, с десяток-другой? – спросил Шер. – Ведь чем больше рук, тем играть, наверно, удобнее. А тремя ушами намного лучше слышно то, что играешь.

– Запросто. У Тима же две головы, так почему пяти рук быть не может.

– У Тима одна. У него тогда на голове шлем был надет, такая штука специальная, чтобы голову защищать.

– Да? Полезная вещица. А ты не знаешь, кошачьих шлемов, случаем, не бывает? Мне что-то тоже голову свою захотелось защитить от разных там нехороших людей.

– Не встречал. Интересно, а собачьи шлемы есть? У нас-то, у собак, недоброжелателей ведь тоже хватает!

– Может, проберемся внутрь этого музыкантского дома и сами все посмотрим? Разберемся, у кого там сколько рук, голов и ушей.

– Да кто ж нас туда пустит! Кто мы? Голодный пес и облезлая кошка. Кому мы там, да и где бы то ни было, нужны?

– Я не облезлая! Не обижай меня! Шерстка у меня красивая и гладкая. Я ее с утра до вечера вылизываю, чистоту навожу.

– Шучу-шучу.

– А может, попробуем влезть через окно? Нам с тобой не привыкать!

Недолго думая, мы подбежали к одному из открытых окон. Еще минута – и мы оба уже разлеглись на большом широком подоконнике и пристально смотрели на девочку с красным бантиком в сплетенных волосах. А девочка недоуменно оглядывала нас. На удивление, она оказалась самой обыкновенной, с двумя руками и двумя ушами, как и у остальных людей.

Она сидела на маленьком стульчике одна перед большим, черным, на маленьких колесиках ящиком несколько странной формы и беспрерывно стучала по нему пальцами. В ответ ящик издавал те самые удивительные звуки, которые и позвали нас сюда. Как и в самой девочке, в музыкантской комнате тоже не было ничего особенного, если не считать, конечно, большого черного ящика.

– Привет, – радостно закричала девочка, – не знаю, откуда вы взялись, но вы вовремя! Мне одной тут сейчас немного скучно. Мои занятия еще не начались, я жду учительницу! И делать мне пока нечего.

– А ты точно живая? – спросила я. – Уж больно ты похожа на большую куклу в своих гольфиках, туфельках и платьице.

– Я живая, не волнуйтесь, – обрадовалась девочка, – лучше залезайте быстрее сюда, внутрь. Пока учительницы нет, давайте я вам что-нибудь сыграю.

– А когда она придет, она не будет бить нас какой-нибудь шваброй или палкой за то, что мы без разрешения влезли через окно?

– В этой школе никто никого не бьет. Тут все учителя добрые. Потому что музыкой нельзя заниматься, имея злую душу. Ничего не получится, – отвечала девочка.

– Так мы в школу попали? А мы-то думали, что это музыкантский дом. И что люди тут особые: пятирукие и с тремя ушами!

Девочка задорно рассмеялась:

– Много лет сюда хожу, но никого еще с тремя руками не встречала! Но, может, я чего-то не углядела. Надо будет присмотреться повнимательнее!

– Ладно, раз тут палками не бьют, мы останемся, – ответили мы с Шером одновременно и спрыгнули внутрь комнаты. – А что это у тебя за странный ящик такой, по которому ты все время так тщательно и упорно стучишь?

– Это не ящик, – снова рассмеялась девочка, – это пианино! Инструмент такой! Внутри находятся струны. А снаружи – клавиши. Я нажимаю пальчиками по клавишам, клавиши через разные там механизмы соединены с молоточками. Молоточки стучат по струнам, а струны уже издают такие замечательные звуки. И все это прячется внутри этого черного ящика.

– Про молоточки я знаю, – сказал Шер, – это такие штуковины, которыми люди все время что-то забивают. Гвозди там разные. Или камни.

– Тут молоточки нежные, – отвечала девочка, – а там тяжелые и грубые. Если здесь железными молоточками долбить, все струны погнутся, и пианино испортится.

И она начала играть. Это была тихая, простая, но удивительно красивая мелодия, которая раз и навсегда запала мне в душу. С первыми ее звуками мне стало спокойно и легко, как бывало давным-давно, в моей прошлой детской жизни. В те минуты, когда я пила сладкое мамино молочко.

Шер, сидя на задних лапах, слегка покачивал головой в такт мелодичному звучанию.

– Что это? – спросила я, совершенно завороженная музыкой.

– Это называется «Лунная соната», – отвечала спокойно девочка.

– Да-а, – задумчиво сказал Шер, – такая мелодия только с Луны и могла свалиться к нам на землю, больше неоткуда. Когда тихой ночью смотришь на небо и звезды, как будто эту самую «Лунную сонату» и слышишь.

– И все же, – возразила ему девочка, – эта музыка не падала к нам с небес. Ее композитор придумал. А теперь пойдемте, я покажу вам нашу школу. У нас есть еще несколько минут.

Мы вышли в длинный, широкий коридор и все вместе – маленькая кошка, большая девочка, и большой белый пес – заглянули поочередно в несколько других таких же комнат.

– Пожалуйста, ну пожалуйста, не гоните их, они со мной! Дайте им немного послушать! Им так нравится ваша музыка! – говорила девочка всем, кто смотрел на нас слегка недружелюбно, когда мы открывали очередную дверь. – Только не гоните! Когда еще вас придут послушать такие замечательные кошка и собака!

И так мы шли по разным комнатам, и узнали, как звучат труба, скрипка, гитара, пианино и еще разные инструменты. Нас никто не выгонял. Никто не сказал нам ни слова, не удивился тому, что кошке и собаке хочется послушать музыку, и даже не засмеялся.

– Похоже, музыка действительно делает вас, людей, добрее, – сказала я, обращаясь к девочке.

– Ну, а теперь все, – сказала девочка, – вам пора идти. Потому что у меня начинается урок.

– Так быстро? А ты можешь попросить свою учительницу, чтобы мы остались. Мы будем вести себя тихо! И спрячемся в самом дальнем углу.

– Хорошо, – сказала девочка. – Попрошу. Но давайте же познакомимся. Меня зовут Кира.

– А нас Хоша и Шер.

И мы вернулись в комнату, с которой началось наше знакомство с музыкантским домом.

– Это мои друзья, можно они посидят в уголке немного? – робко сказал Кира вошедшей вскоре в класс учительнице.

– А они не испачкают ничего нам здесь? – спросила та. – Не поцарапают?

– Ну что Вы, – отвечала Кира, – кошки и собаки очень чистоплотные существа, гораздо чище многих людей. Они никогда не оставляют после себя бумажек и бутылок. А еще они очень спокойные.

– Что ж, тогда пусть остаются. Но сидят тихо и не мешают нам.

И вот, пока шел урок и наполнялась музыкой эта небольшая комната, мы ни разу не пошевелили ни одной лапой и не повели ни одним ухом. И даже не открывали ртов. Потому что очень не хотели, чтобы учительница ругалась на нас. А еще мы не хотели подводить Киру. Так что в комнате было очень тихо, если не считать звуков, издаваемых пианино.

– Какие послушные у тебя друзья, – сказала учительница, когда все закончилось. – Они мне понравились. Теперь обязательно заведу себе дома кошку, – она немного подумала и добавил: – или собаку.

Когда мы вышли вместе с Кирой на улицу, Кира сказала вдруг:

– Ну, раз вам так нравится музыка, приходите ко мне на концерт. Через две недели!

Шер вдруг задумался:

– Когда я жил в квартире у своих хозяев, они часто устраивали концерты. И почему-то во время этих концертов они ругались, ругались, ругались и бесконечно повторяли: опять ты мне «концерт» закатил! А музыки что-то я на этих концертах не припомню. И музыкальных инструментов у нас в доме не было. Так что совсем не хочется, Кира, мне идти на твой концерт. Уж извини. Ну очень не люблю я ругаться.

Кира рассмеялась:

– Наши концерты совсем другие, Шер. На них играют на разных инструментах. А еще поют. И хлопают в ладоши. И никогда не ругаются.

– Это другое дело! Это меня устраивает! Мы с Хошей обязательно придем!

А я прочитала Кире стихи, которые только что пришли в мою маленькую, цвета мокрого асфальта голову:

«Пианино, пианино… Если вдруг на сердце льдина,

Мрачно, холодно, пустынно —

Поспеши сюда скорей.

Удивительные звуки извлекают чьи-то руки.

Топят лед, ломают камень. Душу делают добрей».


Конфейер

Как-то под вечер, когда солнышко уже спряталось за соседними домами и на землю начала опускаться долгожданная тень, я мирно дремала, свернувшись клубочком, навострив уши и подперев голову передней лапкой, на лавочке, в тени больших деревьев, которыми был обсажен наш большой и зеленый двор. День выдался очень жарким, поэтому мне хотелось лежать, лежать и еще раз лежать, наслаждаясь медленно приходящей прохладой.

Я знала, что на эту лавочку скоро придут скоротать вечерок местные бабульки, но они никогда не прогоняли меня, а, наоборот, обнимали и нежно гладили, давали разную вкусную еду, и я, жадно почавкав и благодарно мяукнув, оставалась до самой ночи слушать их долгие однообразные разговоры.

Но в этот вечер безмятежно подремать и сытно поужинать мне не удалось. Мое спокойствие нарушил Шер, неожиданно появившийся передо мной.

– Привет, Хошандия! – радостно сообщил он мне о своем прибытии. – Я так и знал, что найду тебя здесь. Мне кажется, ты любишь это теплое уютное местечко!

– Еще бы! Тут всегда такая необыкновенная тишина и небесный покой! И никаких мальчишек-хулиганов! Вот зачем ты разбудил меня, я так хотела еще немного, а может, и много поспать!

– Все бы тебе спать, спать и спать. Ну сколько можно! Так всю жизнь проспишь. Ну или полжизни точно. Пропустишь все самое интересное!

Я встрепенулась, потянулась и вскочила со своего уютного лежбища. Пропускать приключения никак не входило в мои планы.

– Рассказывай, – зевая во весь свой маленький кошачий ротик, отвечала я Шеру.

– Это другое дело! – обрадовался он. – Теперь я узнаю неугомонную путешественницу и приключательницу.

– Кого-кого?

– Ну, приключельницу, приключенчицу. Одним словом, мою маленькую любимую приключалку. Короче, ты поняла.

– Нет.

– Ну и ладно. Потом сообразишь! Так вот, у меня для тебя прекрасные новости. Вчера я случайно встретил двух старых друзей. Ты знаешь, им повезло – они теперь уже не безквартирные дворняги, как мы с тобой, а сторожа на конфетной фабрике.

– Это что же, конфеты такие вкусные, что их непременно надо охранять?

– А то!

– А я-то думала, что сторожить нужно только мясо, кашу, макароны и корм из пакетиков. Потому что если это все оставить в своей миске на улице и отвлечься по другим делам ненадолго, то потом ничего из этого уже не найдешь. Какой-нибудь голодный соседский котяра обязательно прибежит и перехватит твой ужин. А тут еще и конфеты охранять нужно, оказывается. Значит, они тоже вкусные. Может, даже вкуснее макарон, как думаешь? Никогда их не ела, а теперь точно хочу попробовать.

– Так вот, – терпеливо выслушав мой монолог, продолжал Шер, – по ночам мои друзья бегают вдоль забора и смотрят, как бы кто не перелез через него. Чтобы стащить парочку конфеток. И если они видят воров, то громко лают и кусаются. А днем у них свободное время. Они спят, гуляют, едят. В общем, развлекаются, как могут. У них там, на фабрике, и квартира своя есть – ну, в смысле будка. Отдельная, большая, теплая. И еда бесплатная, много. И душ, и даже парикмахерская. А конфет там этих столько! Валяются по всей фабрике, и никто их не подбирает! Весь асфальт и вся трава в конфетах! Хватай не хочу.

– Здорово, – сказала я, – вот бы меня тоже куда-нибудь взяли. На работу. Но кому нужна кошка? Я же ни лаять, ни кусать не умею. Бегаю медленно. Никого не догоню! Сама маленькая —кто меня, малышку, испугается? Смешно!

– На работе работать надо. А ты дрыхнешь все время, без остановки, в этом проблема! – укоризненно сказал Шер. – Если бы не дрыхла, наверняка куда-нибудь сгодилась бы.

– Так ради такого случая я бы перестала. Утром бы зарядку делала! Три раза на верхушку какого-нибудь дерева залезала – и обратно вниз спускалась бы! И была бы в форме! Но кому я, крохотуля, нужна! А вот у тебя шансы есть! Может, еще какая-нибудь фабрика ищет тех, кто хорошо кусаться умеет?

– Может быть. Фабрик у нас в Городе много, только вот безквартирных собак еще больше, – отвечал печально Шер, и от его слов повеяло какой-то унылой безнадежностью, – но я обязательно попытаюсь что-то найти. Сам уже от безработной жизни устал. Мечтаю и пользу приносить, и на вкусный корм одновременно зарабатывать. Но я сейчас не об этом. Мои друзья зовут нас в гости, конфеток вдоволь отведать. Представляешь, это же фабрика, и там столько всего разного! Ириски, карамельки, леденцы, шоколадки, мармеладки… Чего там только нет! Может, еще и зефиром угостят с пастилой, кто знает!

– Мурррррррррр! Чудесно! Я почти никогда не ела сладкого, а конфет – ни разу в жизни!

– Тогда быстрее побежали, нам пора. Вечером фабрика закрывается до утра, а люди по своим квартирам поесть и поспать расходятся, чтобы утром снова прийти конфетки делать. Так что ночью на фабрике почти никого и не остается. И нам сейчас туда надо попасть.

– Побежали! Но все же у меня вопрос: а зачем людям из такого замечательного места куда-то уходить, пусть даже ненадолго? Вот так убежишь, потом вернешься – а ничего уже и не осталось. Кто-то пришел и все съел! Ну, если бы тебе все время в одном и том же месте конфетки или, например, мясо давали, ты бы убегал куда-нибудь?

– Ни за что! Цепью бы приковал себя рядом с едой. И высоченный забор построил, чтобы это место все обходили!

– Вот и я так думаю. Будь моя воля, я бы рядом с конфетками круглый год и жила. Спала бы прямо на одной большой шоколадке. Надо жить там, где кормят!

На страницу:
3 из 4