Приключения Хоши

Роман Вольтеров

Приключения Хоши

Рождение

Я не помню, как я родилась. Ну совсем не помню. Не помню, как в первый раз открыла глаза, не помню, каким увидела мир. Не помню, что мне тогда снилось.

Зато помню, как мама все время вылизывала меня, и это было очень приятно. Своим шершавым язычком она беспрерывно лизала меня всю: и уши, и лоб, и тело, и хвост. И лапки. И глаза, и маленький носик.

Я спала – мама лизала меня, просыпалась – мама опять лизала меня, я хотела приподняться на своих слабеньких ножках и пойти куда-нибудь погулять – мама осторожно хватала меня зубами, укладывала поближе к себе, на дно коробки, в которой мы родились и жили, и снова лизала.

А еще я помню мамино молочко. Вкус у него был сладенький и нежный. Я пила его все время. Закрывала глаза – пила, открывала – пила, и во сне – снова пила! Как мне нравилось это молочко! Какое счастливое было время! Лежишь – и пьешь, лежишь – и пьешь! И ничего больше делать не надо!

А потом однажды мне вдруг захотелось встать и куда-нибудь пойти. Побродить, полазить, попрыгать и покувыркаться. И это было такое сильное желание, что я не смогла с ним бороться и тут же сказала:

– Мама, спасибо за молочко! Но я, наверно, пойду. Погуляю. Тут, недалеко.

Мама усмехнулась в ответ, но ничего не сказала. Она лежала, уставшая от того, что все время кормила нас. И сил спорить с нами у нее уже не было.

Я удивилась, что мама не возражает мне, и попробовала встать. Но мои пушистые тоненькие лапки по какой-то причине не послушались меня и тут же разъехались в разные стороны. Не успев подняться, я плюхнулась на собственный живот рядом с мамой.

Совершенно растерявшись от этого обстоятельства, я покрутила головой – голова подчинялась мне, повертела носом, открыла и закрыла рот, подергала усами и даже пошевелила своим маленьким хвостиком – нет, здесь все было в порядке, все работало.

«Странно, – подумала я, – все мое – со мной, и только лапки – сами по себе. Но они же – мои! Как они могут меня не слушаться? Очень странно!»

Немного успокоившись и подумав, я строго-настрого приказала лапкам подчиниться. Прямо так им и сказала: «Многоуважаемые лапки! Прекратите хулиганить! А ну-ка слушайтесь меня!»

А затем снова попыталась встать. И снова почему-то упала. И так повторилось много-много раз.

Сперва меня это забавляло, потом мне это надоело. Потом я начала злиться на свои коварные лапки. От обиды я даже попробовала укусить их несколько раз. Но они никак на это не отреагировали. То ли я кусала их слабо, ведь зубы мои были еще очень-очень маленькими, то ли им было все равно, кусают их или, наоборот, гладят и лижут. Но после моих укусов они остались такими же непослушными и независимыми, как и раньше.

Обессилев, я подползла к маме и попила молочка из ее животика. Мама дремала, но мне так сильно захотелось спросить ее кое о чем, что пришлось ее разбудить.

– Мамочка, дорогая, скажи мне, почему мои лапки меня не слушаются? Я когда-нибудь научусь ходить? А то я сегодня весь день стараюсь пойти погулять и весь день падаю.

Мама чуть-чуть приоткрыла глаза и сквозь сон отвечала мне:

– Научишься. Ну, если, конечно, будешь старательно учиться.

– А если не буду?

– Можешь и не научиться. Так и останешься навсегда лежать в этом подвале.

– Не-ет, – с ужасом отвечала я, – я так не хочу. В подвале хорошо и тепло, но мне не хочется провести в нем всю свою жизнь. Тогда, мамочка, я немного посплю и начну все заново.

Я уснула, а потом сделала так, как пообещала маме. Брат с сестрой еще дремали, а я уже вскочила и начала тренироваться.

Я не знаю, сколько прошло времени и сколько раз я упала прежде, чем сделала свой первый шаг, но я совсем не удивилась, что в какой-то момент перестала шлепаться на дно своей любимой коробки.

Вскоре я даже начала немного подпрыгивать. Так мы и прыгали все время втроем: я, мой забияка-братик и моя милая сестренка. В подвале ведь было очень много места для того, чтобы прыгать.

И так проходила наша жизнь: мы просыпались, кушали мамино молочко, скакали, дрались, царапали друг дружку своими лапами, хулиганили, снова пили молочко, снова спали и снова начинали скакать. И это продолжалось очень долго.

Гура

Однажды мама, как обычно, куда-то ушла по своим делам, и мы остались совсем-совсем одни. Мы не боялись одиночества, потому что знали, что мама обязательно вернется. Ведь не было еще такого случая, чтобы она не возвращалась. Поэтому мы и были очень спокойны.

Так спокойны, что брат и сестра мои уже вскоре безмятежно дрыхли прямо посреди нашей большой коробки. У меня же, наоборот, не было никакого желания сидеть, спать или лежать. Мне хотелось играть и веселиться. Поэтому я поцеловала любимую сестренку в ее крошечный носик, погладила лапкой брата и побежала бороться со скукой – отправилась гулять по нашему любимому подвалу.

Не успела я немного отойти от наших владений, как вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной возник какой-то весьма упитанный зверек с очень длинным хвостом. Лапки у него были совсем короткие, рост низкий, а нос острый.

– Ой! – испуганно воскликнула я, ведь он чуть не задел меня своим невиданным хвостом, и отпрыгнула назад.

– Ай! – вскрикнул он и тоже отскочил на весьма почтительное расстояние.

Затем он замер и стал издалека меня обнюхивать. Я видела, как дрожат от любопытства его носик, усы и голова. Я же, в свою очередь, приподнялась на всех своих четырех лапках и выгнула спину. Но драться я не хотела.

«Чего с коротконогими малышами драться-то, – подумала я, – я же его одной лапой прибью. Неинтересно!»

Но все же мне не хотелось, чтобы он приближался близко ко мне, поэтому на всякий случай я проверила, работают ли мои маленькие остренькие коготки, осторожно выдвинула их немного вперед, а потом убрала обратно.

«Работают! Если что, помогут», – сказала я себе, а потом вежливо вслух спросила:

– Добрый день! Ты – кто? Вроде бы ты – это не я. А я – это не ты. Как-то ты совсем на меня не похож.

– Я – серая крыса, – отвечал серый хвостатик, – и зовут меня Гура. И меня тут все знают. Давно тут живу. А ты здесь откуда?

– А я… из во-он той коробки, – и я кивнула головой куда-то назад, – и я, кажется, кошка. Но точно не знаю, надо у мамы переспросить. Но вроде бы нас так называют! Кошки мы! А имени у меня еще нет. И у моей сестры, и у моего брата тоже нет. Мы ведь совсем недавно родились и еще имен себе не придумали. Как придумаем – я обязательно расскажу тебе.

– Понятно, – прошипела Гура, – значит, ты тоже местная. Знаю, знаю про вашу семейку. Каждый день мимо пробегаю. И мамашу вашу тоже знаю. А до твоего имени мне дела никакого нет. Так что, когда имя себе придумаешь, можешь меня не искать. И ничего мне не сообщать. Достаточно того, что я вас, кошек, и так узнаю, без всякого имени. Не глядя. По запаху. И всякий раз, когда вы попадаетесь на моем пути, я думаю, какие же вы, кошки, глупые. Никогда вам меня не поймать. И не съесть.

От этих слов мне сделалось очень обидно, и я переспросила:

– Почему ты ругаешься? Я тебя глупой не называла. И мама моя вовсе не мамаша. А мама. Мамочка. Мамуля. Моя любимая. Единственная. И на самом деле, может, все наоборот! И это вы, крысы, не слишком умные. Смотри, у тебя и голова меньше, чем у меня. А ведь у кого голова больше, тот и умнее.

– Ха-ха-ха, – рассмеялась Гура и передразнила меня, – у кого… голова… больше. Да крысы всегда были умнее кошек, – уверенно продолжала она, – да и вообще нет никого на белом свете умнее крыс! Впрочем, шансы у тебя есть. Ты тоже серенькая, как и я. А все, кто серые и черные, – они точно не дураки. К тому же ты еще и вопросы задаешь! Значит, не дура. Но все равно глупее меня.

– А, может, проверим? – меня охватил азарт.

Гура задумалась.

– Ну хорошо, давай. Вот смотри, кто быстрее найдет еду и принесет ее сюда, в эту комнату, тот и умный. Согласна?

– Да, – ответила я и тут же спросила, – а где брать еду? Мне всегда ее дает мама, а сейчас мама куда-то ушла.

Гура расхохоталась сильнее прежнего:

– Эх ты! Какая же ты умная, если даже не знаешь, где можно добыть продукты?

– Да, точно. Я ничего не знаю.

Гура тем временем на мгновение исчезла и вернулась с кусочком сыра в зубах.

– Вот, смотри! Сыр! Вкусный! Это мне на ужин! Тебя я им угощать не буду. Найди себе сама что-нибудь, если ты такая умная!

Я молчала, потому что не знала, что и говорить. Да, Гура явно оказалась умнее. И покушать у нее есть кусочек, и вообще она знает, как добывать еду. Но мне почему-то не хотелось с этим мириться, и я стала напряженно думать.

– А давай еще проверку? – сказала я.

– Хорошо.

– Кто первый добежит до того угла, – и я указала лапой на противоположный угол комнаты, – тот и самый умный из нас.

– Ха-ха, – снова рассмеялась Гура, – а ты хитрая. Ноги-то у тебя гораздо длиннее моих, значит, и побежишь быстрее. Но кто первый добежит до того угла – тот самый быстрый! А не самый умный. Это раз. И второе: а зачем мне вообще туда бежать? Мне и здесь хорошо, где я сейчас стою.

– Ух ты, – подумала я и сказала:– и правда, получается, вы, крысы гораздо умнее кошек. Гура, а ты научишь меня быть такой умной?

– Этому нельзя научить. Но даже если бы и можно было, я бы не стала этого делать. А то еще станешь умнее меня. И отберешь у меня еду. Нет уж. Учись сама! Может, и справишься.

После этих слов Гура развернулась и побежала в свою сторону. А я осталась одна.

«Надо что-то делать, – подумала я, – не бывает так, чтобы маленькие крысы были умнее больших кошек. Надо что-то делать!»

Прощай, любимый подвал

Однажды мама повела нас на прогулку. Мы уже несколько раз ходили с ней гулять по улице, но как-то всегда недалеко и очень недолго. Вылезем через окошко из подвала, добежим до ближайшей лавочки, заберемся под нее, чтобы было не очень страшно, посидим там и обратно домой. А тут вдруг мама сказала, что поведет нас в Город.

Что это за Город такой, никто из нас толком не знал. Но слово это мы все время слышали от мамы: город, город. Город. Поэтому перед прогулкой мама решила нам немного рассказать о нем:

– То место, где мы живем, называется Город. Он очень большой. Просто огромный. Я не знаю, где он начинается, а где заканчивается. И заканчивается ли он где-нибудь вообще. Иногда мне кажется, что на Земле, кроме этого Города, ничего другого-то и нет. Один город это и есть вся наша Земля. Столько кошек, собак, крыс, мышей и разных птиц живет в нем, что даже и представить себе сложно! Гораздо больше, чем листьев во-он на тех тополях, – и она махнула лапой на стоявшие в рядок неподалеку от нашего подвала большие деревья, макушки которых терялись где-то высоко-высоко в небе. – Город… он такой большой, что я не смогла бы обойти его целиком за всю свою жизнь, и вы никогда не обойдете его. Поэтому даже и не старайтесь. Разные кошки, которых я встречала на своем пути, рассказывали мне, где им в этом Городе довелось хорошо пожить, но я так и не дошла до этих райских уголков. Поэтому выберите себе свое место. Тихое, укромное и, самое главное, такое, где много еды. Побольше еды. И оставайтесь там, не бегайте туда-сюда. И никого к своей еде не подпускайте.

– А как нам найти такое место? – в один голос спросили мы.

– Не знаю, – отвечала мама, – ищите. Посмотрите тут кругом, может быть, есть рядом соседние подвалы, которые еще никто не занял. Может быть. Но вряд ли. Я не знаю, куда вам идти, но куда-то идти вам придется. Но самое главное в городе, – продолжала мама, – это не кошки и собаки. И не птицы. Это люди и машины. Люди – они самые главные и умеют все. И их очень много. Гораздо больше, чем нас, кошек. С огромной скоростью они носятся по городу на своих разноцветных машинах. Они это очень любят. Опасайтесь машин. Они огромные и могут вас задавить. Под машиной можно легко спрятаться, но это очень опасно. А если уже попадешь в машину, никогда не вернешься в то место, где ты был. Никогда.

Мне понравился мамин рассказ, и я спросила:

– А люди – они злые или добрые? И как отличить злого человека от доброго?

Мама задумалась:

– Ты знаешь, это очень сложная задача. Не про наш кошачий ум. Но вот если человек принесет тебе поесть и ничего не попросит взамен, то, мне кажется, он добрый. А если будет в тебя кидаться палкой или камешком, то точно злой.

– А если и поесть не принесет, но и палкой кидаться не станет? Или так не бывает? – спросила я.

– Бывает, моя любопытная доченька. Как раз так чаще всего и бывает. Не каждый день в нас кидаются палками, не столь много людей приносит мне еду, приходится добывать ее самой, – отвечала мама, – поэтому про таких людей вряд ли я смогу что-то тебе рассказать. Сама про них ничего не знаю.

– А машины, – я не могла угомониться, – это те большие-пребольшие коробки, которых так много в нашем дворе?

– Ага. Это они и есть.

– Какие-то у них странные ноги, у этих машин. Совсем не похожие на наши.

– Странные, но очень быстрые. Сама скоро увидишь, – и мама повела нас в новый, неизвестный нам мир.

Вскоре мы свернули за угол дома, в котором мы жили, пробежали еще немного, и нашему взору открылась большая-большая дорога. Мы остановились поодаль от нее, на зеленой травке. Яркие, пестрые коробки проносились мимо нас с неистовым шумом. Коробки летели так быстро, что я не знала, в какую сторону мне лучше поворачивать голову и за какой из них наблюдать.

– Ух ты! – восхитилась я. – Хочу забраться в такую коробку.

Мама, брат и сестра в ответ только укоризненно закивали головами. Было видно, что они не одобряют моих восторгов.

Мы молча наблюдали, как вдруг совсем невдалеке от нас остановилась одна такая коробка. Крышки у нее почему-то не было. А еще из нее торчали во все стороны разные незнакомые мне предметы.

И я почему-то подумала: раз эти предметы там спокойно лежат, не кричат, не вопят, не стонут, значит, во-первых, и для меня там найдется небольшое местечко, а во-вторых, и мне не придется кричать от ужаса, если я окажусь там. И, когда мама на мгновение отвернулась куда-то в сторону, повинуясь своему любопытству, я сделала несколько шагов вперед и запрыгнула внутрь.

Оглядевшись, я обнаружила, что в коробке не было ни одной кошки или собаки – вообще ни одной живой души. Поэтому поговорить мне было не с кем, спросить о чем-то было не у кого. Но меня это ничуть не смутило.

– А тут ничего, даже интересно. И совсем не опасно, – подумала я.

Я слышала зовущий меня взволнованный мамин голос и уже хотела выпрыгнуть обратно, но в этот момент коробка как-то странно задрожала, и, кажется, куда-то побежала. Забравшись от испуга на какой-то предмет, я смогла немного высунуть голову и понаблюдать, как мама, брат и сестра быстро превращаются в далекие малюсенькие точки. Потом они исчезли совсем.

Мне кажется, в этом шуме они так и не поняли, куда же я пропала.

Новая жизнь

Конечно же, я не знала и не понимала, куда несется эта огромная коробка. От страха я забилась на ее дно, а вокруг меня мелькали дома и деревья. Коробка то ускоряла ход, то бежала медленнее, то останавливалась совсем ненадолго. Все вокруг гудело, шумело и свистело.

Только теперь я начала понимать, что же я натворила.

– Ну зачем, зачем я полезла сюда? – начала причитать я сквозь слезы. – Как я теперь буду жить одна, без мамы? Без брата? Без сестры?

Вдруг какая-то вещичка сдвинулась с положенного ей места и не слишком сильно ударила меня по голове.

– Так мне и надо, – подумала я и почесала лапой ушибленное место.

Долго ли, коротко ли продолжался наш путь, но наконец коробка остановилась окончательно и затихла. Через мгновение какой-то человек заглянул прямо в то самое место, где я сидела. Мне было очень страшно, но я выгнулась на своих лапах, подняла хвост и оскалила зубы.

Но на мою бойцовскую позу человек не обратил внимания. Весьма спокойно он сказал кому-то:

– Ух ты, смотри, кажется, у нас тут Хошка пригрелась. И откуда она взялась?

– Какая еще Хошка? Ни разу про таких животных не слышал, – ответил кто-то ему.

– Да не Хошка, – рассмеялся первый голос, – а обычная серая кошка. Ты просто не расслышал.

– А-а-а, теперь понял.

«Кошка… Хошка… Хоша, – подумала я, – до сегодняшнего дня у меня не было имени, но теперь я раз и навсегда буду Хошей!»

Два человека между тем продолжали разговаривать сами с собой, не обращая на меня совершенно никакого внимания.

– Мы на Речке останавливались, там, наверно, она и заскочила. Или раньше, в лесу, на даче. Покататься ей, видите ли, захотелось. Кошка-путешественница.

– Придется ей теперь на новом месте обживаться. Назад вернуться ведь не получится!

– Ничего, разберется как-нибудь. Кошки – они живучие. Пойдем обедать, а потом разгрузим наш пикап.

– Пойдем. Какая-то она маленькая совсем.

– Молодая еще, наверно. Котенок. Не хочешь взять ее к себе домой, раз уж она к нам прибилась?

– Ну, о чем ты. У меня и так три кошки в доме. Куда же еще!

И голоса затихли. К моей персоне эти двое не проявили никакого интереса и даже не стали выгонять меня из коробки.

«Не все так плохо, – подумала я, – и люди совсем не такие уж злые, как нас предостерегала мама. Эти вот двое почти не заинтересовались мной. Что есть я, что нет меня. Так что поживу пока среди людей. Так и быть, останусь. Может, и не так все страшно. Может, люди не будут обижать меня слишком сильно. А если не понравится, уйду куда-нибудь. Одна буду жить. Справлюсь».

«Да, и теперь не кошка я, а Хошка, Хоша, – продолжала я рассуждать сама с собой, – так мне больше нравится. А когда еще подрасту и стану взрослой окончательно, надо будет сбегать туда, на Речку, про которую они говорили. И обязательно найти маму. Ведь мама подарила мне жизнь, как же я без нее? А дорогу мне другие кошки подскажут. И вообще, что я паникую? Вырасту как-нибудь. Не пропаду!»

После этих мыслей мне стало чуточку веселее, и я решила сбежать из большой коробки. Потому что сомнения насчет этих людей у меня все же оставались. Хоть и не побили они меня, хоть и не тронули, но и еды не дали, и по шерстке ласково не погладили. Значит, как мама говорила, еще неизвестно, какие они. Значит, надо было идти дальше.

Я выпрыгнула из коробки на землю и медленно, осторожно, пригибаясь, то и дело останавливаясь, куда-то побежала, сама не зная куда. С разных сторон на меня смотрели огромные, длинные дома, всюду, везде, где только можно, были разбросаны коробки, то есть… машины. Так вот что такое Город!

Проходившие мимо люди не замечали меня. Просто не обращали никакого внимания. Как будто меня и не было. А я-то думала, что они будут на меня хотя бы кричать. Или звать с собой.

Мне показалось, что многие из них куда-то спешили. Куда? Зачем? Почему? Тысячи вопросов возникали в моей маленькой пушистой голове, и на них у меня не было ни одного ответа. Мгновенно я почувствовала себя беззащитной. Мне захотелось забраться под любую из многочисленных коробок и спрятаться там до вечера, но я вспомнила мамины слова, что это очень опасно.

«Как мне жить? Где? Опять в подвале? – продолжала размышлять я. – Где мое законное кошачье место? Тихое и спокойное!»

Вдруг передо мной возник белый-белый пес. Он был очень большой и, как мне показалось, какой-то очень спокойный, не то что те маленькие, крикливые и вечно суетящиеся собачонки, иногда попадавшиеся нам на глаза во время наших коротких прогулок с мамой.

И хотя пес не приближался и просто издалека рассматривал меня, я, конечно, испугалась и уже привычно выгнула спину и подняла торчком хвост.

– Ты кто? – безо всяких предисловий спросил он. – Я раньше тебя тут не видел.

– Я… Хоша или Хошка. Но ты можешь меня как угодно называть. Как тебе нравится, так и зови. Я не обижусь.

– Зачем же мне тебя звать по-другому? Хошка значит Хошка. Хорошее имя, мне нравится.

– Я его сама себе придумала. Вот так! – с гордостью заявила я. – Совсем недавно придумала, сегодня, когда во-он из той большой коробки вылезала, ну то есть из той большой машины, – и я кивнула головой куда-то назад.

– А раньше ты как жила? Без имени?

– Да. Раньше-то мы с мамой жили. И она нас только деточками любимыми называла. А больше никак.

– То есть ты сбежала от мамы? Но зачем? С мамой ведь всегда хорошо и тепло.

– Так я не хотела бежать! Просто поинтересовалась, что там, внутри коробки, ну то есть машины. Залезла в нее. И вот… очутилась здесь.

– Грустная история, – сказал белый пес, – тяжело тебе придется.

– Ну, может, и справлюсь как-нибудь. Мама же моя справилась. И другие кошки тоже.

– Тоже верно.

– Скажи, белый пес, а ты не будешь меня кусать?

– Нет. Я не кусаю кошек. И не ем их.

– Ой как здорово. А то как с тобой разговаривать, если ты вдруг меня съесть собрался? Не слишком-то удобно.

– Нет, я точно не собираюсь тобой закусывать. Можешь мне поверить.

– Поверить не могу. Хотя очень хочется, ведь с виду ты кажешься очень добрым. Но мама учила меня никому не верить.

– Правильно. Вот я. Хоть и не ем кошек, но могу иногда погоняться за ними. Попугать их немного. Они так смешно запрыгивают на деревья. Когда у меня плохое настроение, я нахожу какую-нибудь кошку и загоняю ее на дерево. Так что доверять мне не надо!

– А сейчас? Есть у тебя настроение погоняться за мной? Давай, попробуй, догони! А то мне очень грустно одной. И страшно. Или, может, вместе сбегаем куда-нибудь? Только я тут ничего не знаю.

– Нет, сейчас мне не хочется. Ты даже не спросишь, как меня зовут?

– Нет, не спрошу. А зачем? Хотя… как тебя зовут?

– Шер. Или Шерик. Кто как называет.

– Какое-то странное имя. Вот если б тебя Шарик звали, тогда нормально было бы. Так многих собак зовут, я знаю. Да и шарики нам мама показывала, они так быстро по небу летают. Ну, или Шурик хотя бы.

– Нет. Я Шерик. Меня так звали мои хозяева.

– Хозяева? Это кто такие? У меня никогда не было никаких хозяев. Только мама была. И брат с сестрой.

– Ну это те, у кого я жил. В квартире. Тут, недалеко отсюда. Пробежать надо всего два квартала. Они меня взяли к себе маленьким, растили, кормили, воспитывали, гуляли со мной, а потом выставили на улицу. Сказали, живи, мол, один. Ты надоел нам.

– И даже еды с собой не дали?

– Нет.

– Это люди были, что ли, твои хозяева? Или не люди?

– Ну, я знаю, как назвать тех, кто выгоняет на улицу собак, или кошек, или птиц, например. Люди они, или нет? С виду вроде как бы люди, а если приглядеться… Сложный вопрос. Философский!

– Я в сложных вопросах не разбираюсь. Тем более в философских, первый раз такое слово слышу. Поэтому говори по-простому: эти твои хозяева – они злые или добрые были? Вот они, когда давали есть, просили тебя взамен сделать что-либо?

– Конечно, просили. Охранять, например. Лаять. Всякие приказы их выполнять. Палки приносить.

– Как это?

– Ну, как. Они кидали палку, куда-нибудь подальше от меня. А я должен был быстро добежать до нее, схватить и принести обратно.

– И ты носил?

– Да, все послушно выполнял. И палку носил, и мячики разные, и косточку резиновую.

– А я бы не побежала! Вот еще! Нашли носильщика!

– А еще, например, на даче они просили меня ночью по участку кругами бегать. Ну, чтоб если незваный гость через забор полезет, я его тут же и покусал бы.

– И ты всю ночь бегал, не спал?

– Да. Я, вообще-то, очень старался.

– Ничего себе. И даже голова не кружилась?

– Нет. Я же медленно бегал, не спеша. То в одну сторону, то в другую. А вообще, мне нравилось служить. Мы, собаки, такие. Нам служба нравится.

– А почему же они тебя тогда выгнали? Если ты все делал, как хозяева просили.

– Не знаю. Вроде слышал, что им надоело гулять со мной. И надоело кормить. Я ведь большой, ем много. Люблю покушать-то, – и Шерик сладко улыбнулся. – Мне все время хочется что-нибудь пожевать. И мыть меня тоже надо, шерсть у меня длинная. В общем, хлопот со мной не оберешься. Надоел я им.

– Так ты бы сам гулял. Сам бы еду добывал. Сам бы мылся.

– Так я теперь так и делаю. И никакие хозяева больше не нужны. С мытьем только проблема. Шампуня собачьего нигде не найдешь, а осенью и зимой без горячей воды тяжело. В пруд-то под лед не полезешь! Вот и приходится лизать себя с утра до вечера.

– Слушай, ты весь такой белый. А мне одна крыса, Гура, сказала, что белые умными не бывают. Только серые, коричневые и черные не дураки. То есть ты, получается, глупенький. Ха-ха. А я, наоборот, умная. Я же серая.

– Ну, не знаю, – безобидно ответил Шер. – Я другое слышал. У кого голова больше, тот и умный. А у кого маленькая, как у тебя, тот… сама понимаешь кто.