Император для легиона

Марк слушал их разговор и злился. Он вынужден торчать в этих богом забытых горах, тогда как Ортайяс Сфранцез, по всей вероятности, спокойно правит себе Видессосом.

– Если мы не сможем продвигаться дальше, то, скорее всего, никто другой этого тоже не сумеет, – заметил Квинт Глабрио.

Простая правда этих слов приободрила трибуна, который привык думать о противнике как о чем-то неизменном, забывая, что снег, дождь и ветер одинаково обрушиваются на римлян, намдалени, видессиан – и на йордов тоже.

По просьбе Марка Блемидес повел отряд на юго-восток, по направлению к Амориону. Трибун хотел дойти до города на реке Итомл до того, как начнутся дожди, которые сделают невозможным продвижение по этой местности.

Аморион контролировал значительную часть западного плато и мог бы стать неплохой базой для римлян. Оттуда им удобно будет выступить против Сфранцеза, если Туризин Гаврас доживет до весны и возглавит восстание.

Горгидас держал Нейпоса при себе почти как пленника. Жрец исцелял легионеров и делал все, чтобы обучить грека своему искусству. Но пока что усилия жреца были бесплодными, и это приводило Горгидаса в отчаяние.

– В глубине души я не верю в свои способности, потому-то у меня ничего и не получается, – простонал он однажды.

Скавр все больше доверял Блемидесу. Толковый проводник всегда знал, где можно провести отряд и какая дорога заведет в тупик. Он не только отлично ориентировался на местности, но и дотошно расспрашивал всех, кто встречался им по дороге: бродячих торговцев, пастухов, крестьян, деревенских старост. Иногда путь, который он предлагал, не был кратчайшим, но зато он всегда оказывался безопасным.

Через несколько дней после перемены погоды римляне подошли к месту, где долина разделялась надвое. Русла рек, проложивших эти долины, пересохли, но Марк знал, что вскоре дожди снова превратят их в бурлящие потоки.

Припоминая известные ему одному приметы, Блемидес наклонялся над каждой вымоиной, словно прислушиваясь или принюхиваясь к чему-то. Скавр с любопытством наблюдал за проводником, ожидая его решения.

– Надо идти на север, – сказал Блемидес после некоторых колебаний.

Заметив сомнения проводника, Гай Филипп вопросительно посмотрел на трибуна.

– Пока что он еще не ошибался, – напомнил старшему центуриону Марк.

Гай Филипп пожал плечами и послал римлян на тропу, выбранную Блемидесом.

Сначала Скавр подумал, что проводник предал их: долина была заполнена стадами лошадей и коров, причем пастухи весьма смахивали на йордов. Покусывая коров за ноги, собаки помогали своим хозяевам перегонять их в горы. Пастухи уводили стада, едва заметив приближающуюся колонну вооруженных людей.

К счастью, тревога римлян оказалась напрасной. Пастухи были видессианами, принявшими солдат Марка за захватчиков. Как только ошибка выяснилась, видессиане бросились к римлянам, обнимая их и пожимая им руки, хотя кое-кто из них и поглядывал на солдат с затаенной опаской: в умении грабить и жечь имперская армия не уступала завоевателям. Но когда Скавр заплатил за нескольких лошадей и коров звонкой монетой, пастухи стали относиться к римлянам более доверчиво.

– Надеюсь, что ты не будешь делать это слишком часто, – заметил Сенпат Свиодо, увидев, как Скавр расплачивается с пастухами.

– Почему бы и нет? – Трибун был в полном замешательстве. – Чем меньше мы возьмем силой, тем лучше будут складываться отношения с местными жителями.

– Это правда, но некоторые из них умрут от разрыва сердца. Они не привыкли, чтобы солдаты платили за то, что могут взять даром.

Марк засмеялся, но Нейпос отнесся к словам васпураканина без одобрения. Жрец ухитрился удрать от Горгидаса и бродил вокруг лагеря, наблюдая за работой легионеров.

– Плохо смеяться над щедрым и великодушным сердцем, – сказал он, обращаясь к Сенпату. – Наш чужеземный друг вновь проявил свою доброту, как сделал это несколько недель назад, дав возможность опозоренному человеку восстановить свою честь.

Васпураканин, на самом деле совсем не такой циничный, как это могло показаться, если принимать на веру все, что он говорил, смутился.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Скавр, удивленный заключительными словами жреца.

Нейпос в замешательстве почесал голову. У него не было возможности бриться, и его макушка стала покрываться волосами.

– К чему скромничать? – сказал он. – Разумеется, только человек большой души мог позволить солдату, изгнанному из императорской гвардии, восстановить уважение к самому себе.

– О чем ты говоришь? – начал Марк и вдруг остановился на полуслове. Он вспомнил. Вспомнил двух часовых, которых обругал за то, что они заснули на посту перед личными покоями Маврикиоса. Старший из этих двоих был… Блемидес. Припомнил трибун и невероятную наглость, с которой врал Блемидес, когда его допрашивали, как он пытался переложить всю вину на Марка. После такого трудно было предположить, чтобы он питал добрые чувства к римлянам. А это означало…

Скавр позвал часового.

– Найди проводника и приведи его ко мне. Ему придется ответить на кое-какие вопросы.

Легионер выбросил вперед руку со сжатым кулаком в традиционном римском салюте и отправился выполнять приказ.

Нейпос и Сенпат Свиодо уставились на Скавра.

– Значит, на самом деле ты не очень-то доверял Лексосу, да? – спросил жрец.

Сделав вид, что не замечает его разочарования, Марк ответил:

– Доверял? Нет, не очень. По правде говоря, после всего, что случилось за последние месяцы, я напрочь забыл о существовании этого мерзавца. Но почему ты не сказал мне о нем еще неделю назад?

Нейпос с сожалением развел руками:

– Я полагал, что ты узнал его и простил.

– Великолепно, – пробормотал трибун. Такая забывчивость командира может дорого стоить его солдатам. Тревога Скавра превратилась в уверенность, когда он увидел, что часовой возвращается один.

– Ну?! – рявкнул он, не сумев скрыть свой гнев.

– Прости, командир, я нигде не мог его найти, – ответил легионер удивленно – в отличие от Гая Филиппа, трибун обычно не срывал свое плохое настроение на солдатах.

– Ну вот, дело сделано, – сказал Марк с отвращением и хлопнул себя кулаком по бедру. Только абсолютный идиот мог привести в отряд такого человека.

Теперь, когда Блемидес исчез, стало ясно, что его месть была тщательно продумана заранее.

То, что он сразу не узнал Блемидеса, наполнило трибуна отвращением к самому себе. Он терпимо относился к чужим ошибкам – в конце концов, людям свойственно ошибаться, однако собственные промахи наполняли его гневом еще более жутким, чем тот, что он выплескивал на врагов во время боя. Трибун собрал свою волю в кулак, пытаясь подавить бессмысленную ярость. Прежде всего нужно подумать о том, как избежать гибельных последствий допущенной им ошибки. Во-первых, необходимо выяснить, что происходит вокруг.

– Пакимер!

– Кажется, я уже начинаю привыкать к такому тону, – сказал катриш, появляясь перед трибуном. – Ну, что случилось на этот раз?

Марк с горечью усмехнулся.

– Возможно, ничего, – сказал он, не веря этому ни на секунду. – А возможно, очень многое.

Он коротко объяснил, что произошло, Пакимер выслушал трибуна без комментариев и только присвистнул:

– Думаешь, он предал нас?

– Боюсь, что так.

Катриш кивнул:

– И поэтому ты позвал меня? Пора посылать людей в погоню, не так ли?

В его голосе не было суровости. В нем опять звучала легкая насмешка, с которой катриши привыкли смотреть на жизнь.

– Хорошо, я пошлю несколько всадников на разведку, пусть узнают, что творится впереди. И еще один отряд – ловить нашего дорогого друга Блемидеса, хотя вряд ли ребятам удастся его настичь.

Увидев, как Марк вздрогнул, услышав это имя, он добавил:

– Ни один человек не может знать все на свете, этого не дано даже самому Фосу. В противном случае здесь не было бы Скотоса.

Мысль эта успокоила трибуна, но задела Нейпоса. Вера катришей была такой же свободной и легкой, как и они сами. Пакимер ушел, прежде чем жрец сумел выразить свой протест словами. Нейпос был хорошим человеком, гораздо более терпимым, чем многие другие жрецы, но были пределы терпимости, которые и он не смог бы перешагнуть. «Интересно, – подумал Марк, – как бы ответил на реплику катриша патриарх Бальзамон? Скорее всего, он просто расхохотался бы от всего сердца».

Трибуну не оставалось ничего иного, как ждать возвращения разведчиков. Отряд, посланный в погоню за Блемидесом, вернулся первым – поиски беглеца не увенчались успехом, и Марка это нисколько не удивило. Берега высохшего русла были испещрены вымоинами и кавернами, в каждой из которых мог укрыться видессианин.

Благодаря разведчикам весть о побеге проводника быстро распространилась по лагерю. Скавр знал, что это произойдет, но в данном случае слухи играли ему на руку: если солдаты подозревают что-то неладное, враг не застигнет их врасплох. И если то, чего опасался трибун, было правдой, очень важно, чтобы они были готовы быстро ответить ударом на удар.

С востока примчались катриши и, соскочив с коней, бросились к Пакимеру, ни слова не сказав окружившим их солдатам. Всадники Пакимера не знают римской дисциплины, но действуют весьма слаженно, в который уже раз отметил про себя трибун. Между тем известия, привезенные разведчиками, были явно неутешительными – покрытое шрамами лицо их командира утратило свое спокойное выражение.

– Так плохо? – спросил Марк.

– Да, – подтвердил Пакимер мрачно. – Соседняя долина кишит йордами, мои парни считают, что их в два-три раза больше, чем нас, будь они прокляты.

– Я так и думал, – с горечью кивнул Марк. – Блемидес отомстил мне. Он, должно быть, все время искал йордов и удрал, как только обнаружил отряд достаточно крупный, чтобы одолеть нас.

– Подсчет неточный, ты же понимаешь, – ребята только мельком взглянули сквозь разлом в горной гряде, увидели палатки, костры – и назад, – попытался ободрить трибуна Пакимер.

– Костры, – повторил Марк. Костры, на которых сгорят римляне, мелькнуло у него в голове. Но что-то еще связанное с огнем всплыло в памяти. Нечто похожее он чувствовал, когда безуспешно пытался вспомнить, где же встречал Лексоса Блемидеса. Трибун стоял как завороженный, стараясь понять, какое же воспоминание связано у него с кострами, с огнем… Стоит так близко, но не дается пока в руки. Пакимер начал было что-то говорить, но видя, что Скавр глубоко задумался, оказался достаточно деликатен, чтобы не прерывать ход его мыслей. Неожиданно лицо трибуна просветлело, и он радостно воскликнул:

– Благодарение богам за то, что я учился греческому языку!

Для Пакимера это прозвучало абракадаброй, но он был рад, что Марк снова стал самим собой. Катриш повернулся, чтобы уйти, однако Скавр остановил его:

– Скоро мне снова понадобятся твои люди. Они отличные наездники и пастухи, в отличие от моих легионеров.

– Ну и что из того? – не понял Лаон Пакимер. Трибун начал было объяснять свой план, но в этот момент к ним подошел Гай Филипп и загудел:

– Клянусь волосатыми яйцами Марса, я хочу знать, что здесь происходит! Весь лагерь бурлит, как котелок на огне, и никто не знает, с какой это радости.

Трибун коротко обрисовал ему создавшееся положение. Второй по рангу командир легиона грязно выругался.

– Не унывай, все еще может наладиться, – утешил его Скавр. Он снова был в форме, но время подгоняло. – Возьми две манипулы и иди с людьми Пакимера. Я хочу, чтобы все деревенские коровы через час были внизу, в долине.

Катриш и центурион молча уставились на него, уверенные, что трибун совсем свихнулся. Затем Гай Филипп согнулся пополам от хохота.

– Какой великолепный план! – выдохнул он, чуть не рыдая. – Уж на этот-то раз мы не получим по зубам!

– А, так ты тоже читал Полибия? – спросил Скавр, пораженный и возмущенный одновременно. Ведь старший центурион утверждал, что читать по-латыни – дело слишком для него изнурительное, по-гречески – и вовсе невозможное, поскольку он не знает греческого языка.

– Кого? Ах, это один из твоих историков, да? Нет, конечно же, я никого не читал. – На секунду лицо центуриона утратило хищное выражение. – Книги – вовсе не единственный способ получать и сохранять знания. Каждому ветерану известна эта выдумка Ганнибала, как известно и то, что он поплатится головой… если попадется на эту удочку.

– Вы что, не можете говорить по-человечески? – раздраженно поинтересовался Пакимер, но римляне, наслаждавшиеся своей идеей, не стали объяснять ему, что к чему. Зато они поделились своим планом с Виридовиксом. Марк подумал, что тот, если захочет, сможет сыграть особую роль в задуманном спектакле. Выслушав командиров, кельт испустил радостный вопль.

– Я удавлю любого, кто попытается занять мое место! – объявил он.

Пастухи, превозносившие Скавра до небес днем, начали проклинать его, когда сгустилась темнота. Без всяких объяснений римляне угнали куда-то весь их скот.

Разумеется, у пастухов были копья и мечи, чтобы защитить себя от сборщиков податей и прочих хищников, но перед легионерами с их мечами и кольчугами и их конными соратниками они были беззащитны.

Недовольно мыча, коровы, подгоняемые катришами, медленно двигались в долину. Некоторые пастушьи собаки бросились к стаду, но их быстро отогнали тупыми концами копий. В лагере Марк обнаружил, что Гай Филипп в очередной раз оказался прав – для того чтобы кое-что знать, вовсе не обязательно читать умные книги. Когда он приказал легионерам рубить из палисада колья длиной с руку, они понимающе усмехнулись и взялись за работу с радостью ребенка, решившего учинить большую шкоду. Женщины и вступившие в легион видессиане наблюдали за ними с опаской, свойственной людям, которые следят за своими внезапно рехнувшимися друзьями. Трибуну не понадобилось отдавать других приказов, и, как только стадо прибыло в долину, римляне привязали приготовленные колья к рогам коров и быков.

– Марк, что за сумасшествие тут творится? – спросила Хелвис.

– Однажды твой брат Сотэрик сказал, что мои солдаты имеют в этом мире множество преимуществ: им известны фокусы и ловушки, о которых здесь никто не знает, – уклончиво ответил Скавр. – Пришло время проверить, был ли он прав.

Через минуту он, вероятно, объяснил бы ей, в чем заключается его план, но разведчик-катриш принес плохие новости:

– Что бы ты ни затевал, делай это побыстрее. Несколько йордов сунулись было сюда, чтобы узнать, что здесь происходит. Я пустил в них стрелу, но в темноте, наверное, промахнулся.

Скавр в последний раз взглянул на приготовления своих солдат. Не слишком много коров успели они украсить кольями, но около двух тысяч, пожалуй, наберется.

– Очень красиво, – иронически сказал Пакимер. – Ты полагаешь, что йорды убегут от мчащегося на них леса?

– От леса вряд ли. А от лесного пожара?

Трибун взял из костра пылающую ветку и направился к стаду. Глаза Пакимера округлились.

– Надо напасть на них сейчас же, говорю я тебе!

– Остынь, Вахуш. До утра они от нас никуда не денутся.

Толстый йорд плюнул в костер и предложил кусок дымящегося мяса племяннику. Вахуш сердито посмотрел на дядю и отказался. У него был длинный изогнутый, как у видессианина, нос, узкое лицо и движения хищника, выслеживающего добычу.

– Когда настигаешь врага, Припет, раздави его! – сказал он. – Так говорит Авшар, и он говорит правду.

– Так и есть, – согласился Припет. – И сделать это будет легко. Если разведка не врет, видессиане носятся по лагерю как ненормальные. К тому же нас гораздо больше, трое на одного, и это в худшем случае.

Он махнул рукой в сторону многочисленных шатров. Стада в этой новой земле станут тучными и богатыми, подумал Припет. Вытащил бурдюк с вином, который добыл в недавнем бою. Это правда, что Авшар выиграл битву, которая дала кочевникам возможность получить новые земли. Но кто с той поры видел Авшара? В любом случае не колдун, лица которого никто не видел, а он, Припет, вел в бой целый род. Он и его племянник – сын сестры его жены. В сражении парень показал себя совсем неплохо, не стоит его унижать.

– Мы не слезаем с седел несколько недель. Если отдохнем этой ночью, то будем лучше сражаться. Бери хлеб, он уже готов.

Припет отодвинул кусок железа, лежавший на кирпичах и служивший кочевникам плитой.

– Ты слишком часто советуешься со своим желудком, дядя, – сказал Вахуш уверенно, и уверенность эта вытравила из голоса юноши всякую мягкость, а вместе с тем уничтожила и последнюю надежду на то, что старший выслушает его благосклонно. Припет решительно поднялся на ноги, снисходительное выражение исчезло с его лица. Племянник Вахуш ему или нет, но он зашел слишком далеко.

– Если тебе хочется подраться, мальчик, иди в соседнюю долину.

Вахуш резко подался вперед.

– Я в любое время готов к… – Он заморгал. – Черный лук Авшара! Что это?

Низкий гул пошел со стороны долины. Крики боли, ужаса последовали за ним. Припет фыркнул с отвращением.

– Прочисти уши, парень. Ты что, никогда не слышал, как мычит корова?

Вахуш покраснел.

– Да, конечно. Скотос, я так нервничаю в эту ночь.

Увидев, что момент для драки прошел, его дядя расслабился.

– Не беспокойся. Крестьяне не умеют обращаться со стадами – посмотри, как они умудрились распустить своих коров. Будет неплохо, если несколько всадников пригонят стадо сюда, а заодно прихватят и беглецов, если те попытаются проскочить мимо.

– Это сделаю я, – сказал юноша. – Это меня успокоит.

Он направился к своей лошади, но вдруг остановился, и ужас исказил его лицо. Припет тоже посмотрел на запад и ощутил на лбу капли холодного пота. Гул креп, ширился, гремела уже вся долина, в которой спокойно спали йорды. Стадо? Нет, это не могло быть стадом. Почва дрожала и вибрировала, будто вся земля корчилась в родовых схватках. Море пламени неслось на них – по краю огненной волны скакал дьявол в темно-красном покрывале и завывал жутким голосом. Отблески огня вспыхивали алым на его поднятом вверх мече.

Предводитель клана был отважным воином, закаленным в бесчисленных схватках, но с магией он связываться не хотел.

– Бегите! Спасайте ваши души! – в ужасе крикнул Припет.

Йорды выскакивали из шатров, бросали испуганные взгляды на запад и неслись к своим лошадям.

– Демоны! Демоны! – кричали кочевники, колотя пятками по конским бокам. Они боялись даже оглянуться назад. Долина опустела, как перевернутый кувшин. Огненное море пробежало по шатрам, как будто их и не было на пути.

Вахуш сбежал бы со своим дядей и остальными йордами, но в течение нескольких минут не мог даже пошевелиться от ужаса. «Ты хотел напасть на них, дурень, – говорил он сам себе, – а среди них есть колдун, способный задуть Авшара, как свечку».

Все ближе и ближе подступало ревущее море пламени. Юный кочевник уставился в дрожащую темноту, в страхе ожидая, что сейчас огненная волна поглотит его, как песчинку. И наконец, когда море света было уже близко, неожиданно увидел ухмыляющихся всадников, погоняющих стадо, горящие палки на рогах коров, услышал запах горящего дерева. Гнев вспыхнул в нем, освобождая душу от страха. Он вскочил на свою испуганную лошадь. Одним взмахом сабли он перерубил веревку, которой была привязана лошадь, вонзил шпоры в бока животного и поскакал навстречу безумно несущемуся стаду, высоко подняв сверкнувшую в отблесках пламени саблю.

– Назад! Вернитесь назад! Это обман! – кричал он своим спасающимся товарищам, но в суматохе, в шуме, из-за расстояния они его не услышали. Но зато услышал некто иной, оказавшийся совсем рядом.

– А, это ты тут шумишь! – произнес чей-то голос со странным акцентом. Слишком поздно йорд вспомнил о дьявольских криках, которые неслись впереди стада. Слишком поздно заметил человека, скачущего на низенькой лошадке впереди взбесившихся животных…

Длинный прямой клинок опустился на шею кочевника. Его последней мыслью, перед тем как он умер, была мысль о том, что имперские солдаты воюют нечестно.

Если бы йорды остановили свое паническое бегство и отважились вернуться в долину, чтобы выяснить, что же там произошло, римляне скорее всего не оказали бы им серьезного сопротивления. Обрадованные бегством врага, солдаты шумно праздновали свое чудесное спасение. Легионеры Марка и катриши Пакимера плясали с женщинами, распевали веселые песни, носились вокруг костра, пристукивая сапогами и щелкая пальцами в такт. От радости они вопили, казалось, на весь мир.

Пакимер не принимал участия в празднестве, сумрачный бродил он по лагерю, погруженный в свои думы. Когда он нашел веселящегося наравне со всеми Скавра, катриш выдернул его из кольца танцующих, чем заслужил гневный взгляд Хелвис. Но танцующие уже увлекли ее за собой.

Трибун тоже готов был вспылить, но, увидев глаза Пакимера, сдержался.

– Стадо, – коротко сказал катриш. – Кочевники, которые всю свою жизнь проводят с животными, эти негодяи, убивающие ради развлечения, убежали, как испуганные дети, от безобидного стада коров.

Он ударил себя кулаком по голове, отказываясь верить в это.

Марк слишком много выпил и не нашел лучшего ответа, как только пожать плечами и глупо улыбнуться. Но Горгидас сидел достаточно близко, чтобы услышать слова Пакимера, и оказался достаточно трезв, чтобы ответить ему. По греческой привычке он разбавлял вино водой, а кроме того, любому вину предпочитал сладкие фрукты.

– Мы действительно прогнали коров через лагерь йордов, – сказал он катришу. – Но как ты думаешь, что увидели кочевники? Неужели стадо коров бросилось на них в вихре пламени из темной ночи? Поверил бы ты в такое на этой земле, где магия – такое же обычное явление, как дождь? Если ты ждешь колдовства, то найдешь его в чем угодно, будь оно настоящее или мнимое.

Грек криво улыбнулся:

– Вера – это все, поверь мне. Изучая медицину, я научился ненавидеть магию и все, что с ней связано. А теперь увидел, что магия действительно может исцелять. Жаль, что она не слишком хорошо работает на меня.

– Возможно, ты должен работать на нее, – медленно отозвался Пакимер.

– Неужели здесь каждый разговаривает как жрец? – зарычал Горгидас, но в глазах у него что-то вспыхнуло.

– Нет, не все. – Виридовикс услышал последние слова, но скрытого их смысла не уловил.

Кельт действительно не был похож на жреца, особенно когда каждой рукой обнимал по девушке. Марк постоянно путал его подруг. Во-первых, Виридовикс в большинстве случаев называл их просто «милая» или «дорогая», поскольку это позволяло ему не опасаться брякнуть по неосмотрительности имя соперницы. Во-вторых, хотя все три были красивыми женщинами, ни одна из них не обладала достаточно сильным характером, чтобы Скавр выделил ее из других.

Заметив Скавра, стоящего рядом с греком и Лаоном Пакимером, Виридовикс отпустил девушек и неуклюже обнял Марка. Римлянин отвернулся – от кельта за версту несло винными парами, которые ударили Скавру в нос, несмотря на то что он и сам уже был навеселе. Виридовикс отодвинул трибуна от себя и некоторое время пристально разглядывал, словно видел впервые. Затем повернулся к Горгидасу, объявив:

– Вы только поглядите на него! Как тихо он стоит – он, который спас нас всех. А я? Я – герой, который, сидя на потной лошадиной спине, запугал этих несчастных олухов до полусмерти. И где же слава? Где восхваления человеку, который дал мне такую прекрасную возможность поразвлечься, спрашиваю я вас?

– Ты этого заслужил, – запротестовал Марк. – Что, если бы йорды не ударились в бегство, а атаковали тебя? Один из них так и сделал.

– Ах, этот бедный дурак? – Виридовикс презрительно фыркнул. – Ему потребовалась неделя, прежде чем он повернулся в мою сторону. Он, вероятно, обмочился от страха, и это привело его в чувство. Ну кто бы мог подумать, что я сяду на лошадь? Что я стану всадником?

– Погонщиком коров – это будет точнее, – сказал Лаон Пакимер с усмешкой.

– Хм-м-м… Не слишком хорошее прозвище для настоящего мужчины. – В глазах кельта запрыгали веселые огоньки. – Лучше бы ты назвал меня быком. Это гораздо ближе к истине. Не так ли, мои красавицы? – Он подтолкнул своих подружек к палатке, где они жили все вместе. В ответ на эту похвальбу девушки прильнули к нему в полном согласии.

Пакимер посмотрел на Виридовикса с откровенной завистью и громко вопросил:

– Что он делает там со всеми тремя сразу?

– А ты спроси его, – предложил Горгидас. – Он тебе расскажет. Кем бы ни был наш кельтский друг, застенчивостью он никогда не отличался.

Пакимер увидел, как три силуэта исчезли в палатке, и вздохнул:

– Да, я не думаю, что он застенчив.

На следующее утро Марку показалось, что капли дождя, стучавшие по палатке, ударяют прямо по барабанным перепонкам. Боль тупо отдавалась в голове, во рту был противный кислый привкус. Трибун сел, и тошнота подкатила к горлу.

Хелвис, услышав, что он проснулся, зевнула, улыбнулась и потянулась к мужу.