Император для легиона

– Я сделаю это при условии, что все патрули будут объединенными. Если кто-нибудь из твоих солдат начнет буянить и нам придется заехать ему по башке, я хотел бы, чтобы в случае необходимости рядом были и твои люди. Свалку всегда легче предотвратить, чем остановить, когда она уже в разгаре.

И снова Марк ощутил симпатию к холодному и деловитому подходу катриша. В широких кожаных штанах и пропитанной потом шапке из лисьего меха, он выглядел как обычный кочевник, но его народ научился ловкости и здравому смыслу с тех пор, как каморские предки затопили степи Пардрайи и освободили эту провинцию, отвоевав ее у Видессоса восемьсот лет назад. Катриши походили на старое хорошее вино в дешевых глиняных кувшинах, качество которого было легко проглядеть на шумном пиру.

Трибун приказал букинаторам трубить сигнал «внимание» и, когда легионеры замерли, отдал необходимые распоряжения, добавив под конец:

– Некоторые из вас могут подумать, что легко отобьются от отряда. Предположим, вас никто не станет ловить. Надеюсь, нет нужды напоминать вам, что происходит за этими стенами. Подумайте, долго ли дезертиры будут наслаждаться свободой.

Наступило долгое многозначительное молчание – солдаты обдумывали слова своего командира, а затем Гай Филипп рявкнул:

– Разойдитесь!

Пары разбрелись по городу, неженатые солдаты остались дожидаться возвращения товарищей. Некоторые из них, решив, что неплохо бы окончательно или на некоторое время изменить свой холостяцкий статус, пошли к воротам, где все еще стояли женщины. Гай Филипп вопросительно взглянул на трибуна, но Марк только пожал плечами. Пусть легионеры получат хоть немного тепла и ласки, пока это возможно.

– Муниций, – сказал он, – ты не возражаешь, если тебе придется пойти со мной и Хелвис? Ирэн присматривает за Мальриком.

Легионер улыбнулся:

– Разумеется. Когда трое пострелят носятся как угорелые, мое появление будет очень кстати, я могу помочь с детьми.

Марк хмыкнул и перевел их разговор Хелвис. Между собой его солдаты в основном говорили по-латыни, она же знала только два-три слова на этом языке.

– Ты даже не представляешь, насколько это будет кстати, – сказала Хелвис Муницию.

– О, я знаю это очень хорошо, – ответил тот по-видессиански. – На маленькой ферме я был старшим среди восьми братьев и сестер, не считая двоих, которые умерли совсем крохами. Я до сих пор не понимаю, когда моя мать находила время для сна.

Несмотря на тяжелые времена, кое-что в Клиате осталось неизменным. Проходя через рыночную площадь, Хелвис, Марк и Муниций распугивали стаи воробьев, ворон и голубей, которые, громко чирикая, копошились у лотков с зерном. Уверенные, что их не тронут, птицы совсем не боялись людей.

– Скоро они на горьком опыте убедятся в своей ошибке, – сказал Муниций, обходя голубя, чтобы не наступить на него. – Если город будет осажден, в первые несколько дней жители испекут немало пирогов с начинкой из птичьего мяса. После этого птицы не подпустят к себе людей ближе чем на пятнадцать шагов.

Бродяги и нищие все еще толпились на краю рынка, хотя наиболее здоровые и крепкие из них уже исчезли искать пристанища в более безопасном месте. Широким жестом Муниций подал милостыню тощему седобородому мужчине, у которого не было левой ноги. Калека стоял у раскрытой двери таверны.

– Ты дал ему золотой? – с удивлением спросил Марк, когда увидел, что солдат достал маленькую монетку вместо большой бронзовой, которые чеканили в Видессосе.

– Эти так называемые деньги, выпущенные чертовым Императором-чиновником Стробилосом, ничего не стоят, так много в них меди.

Дед Ортайяса – Стробилос – был Императором, пока Маврикиос Гаврас не сбросил его с трона четыре года назад. Монеты, выпущенные при его правлении, были настолько плохими, что побили все рекорды фальшивомонетчиков – «золотые» Стробилоса стоили чуть больше медяка. Муниций бросил калеке монету, и тот подхватил ее на лету. Настоящее это было золото или нет, но такая милостыня была более щедрой, чем ему обычно подавали. Нищий наклонил голову и поблагодарил римлян – в его видессианской речи слышался сильный васпураканский акцент. После этого он спрятал монету за щеку и направился в ближайшую винную лавку.

– Надеюсь, старик повеселится на славу, – сказал Муниций. – Похоже, он не слишком-то крепок.

Скавр внимательно посмотрел на легионера. Муниций всегда напоминал ему Гая Филиппа, посвятившего всю свою жизнь армии и приобретшего за годы службы несколько однобокий взгляд на жизнь. Однако у молодого легионера не было многолетнего опыта, который позволял старшему центуриону оценивать вещи трезво, без преувеличений, и эта реплика мало походила на то, что говорил Муниций обычно.

– Если ты хочешь увидеть Ирэн так же сильно, как она тебя, – с улыбкой обратилась Хелвис к Муницию, – то ваша встреча и правда будет счастливой. Она все время говорит только о тебе.

Темнобородое крестьянское лицо Муниция расплылось в улыбке, скрасившей его жесткое выражение.

– Правда? – спросил он с непривычной застенчивостью в голосе, удивленный, как пятнадцатилетний мальчишка. – Последние несколько месяцев я много думал о том, какое это счастье – остаться в живых.

И он умчался к Ирэн в маленький дом, где они с Хелвис снимали комнату. Марк понял, откуда у Муниция этот внезапный всплеск добрых чувств к людям. В своем роде Марк даже немного завидовал ему. Хелвис была прекрасной женщиной, пылкой и страстной, чудесным, умным другом, но трибун не ощущал в себе той волны счастья, которая захлестывала Муниция. Конечно, он тоже был счастлив, но совсем по-другому. «Ну что ж, – сказал он сам себе, – тебе уже перевалило за тридцать, а Муницию едва исполнилось двадцать два года. Но только ли в возрасте дело или я просто более холоден от природы?» Он был достаточно честен, чтобы признаться в том, что не знает точного ответа.

Ключи от дома висели на шее у Хелвис на тонкой цепочке. Она быстро вставила ключ в скважину, дверь открылась, и им навстречу выбежал Мальрик:

– Мама! Мама! – Он обнял мать за талию. – Здравствуй, папа! – добавил он, когда мать подняла его и подбросила в воздух.

– Здравствуй, сынок. – Марк взял мальчика из рук Хелвис.

– Ты привез мне голову йорда, папа? – спросил Мальрик, напоминая о своей просьбе, высказанной в тот день, когда армия выступала из Клиата.

– Ты должен спросить об этом у Виридовикса, – ответил трибун.

Муниций громко расхохотался:

– У тебя растет воин!

Голос легионера разнесся по всему дому, и через мгновение в дверях появилась Ирэн, невысокая плотная видессианка, едва доходившая Муницию до плеча. Она бросилась на шею мужа и так крепко обняла его, что он едва устоял на ногах.

– Спокойней, спокойней, милая! – Муниций осторожно отстранил ее, заглянул ей в глаза. – Если я сожму тебя так крепко, как мне хочется, ребенок выскочит на свет раньше времени.

Он провел огрубевшей ладонью по ее щеке.

– С тобой все в порядке? – взволнованно спросила Ирэн. – Ты не ранен?

– Нет, это всего лишь царапина. Ты понимаешь, я…

Марк сухо кашлянул.

– Боюсь, с этим придется подождать. Ирэн, зови своих девочек и упакуй все, что нужно взять в дорогу – чтобы идти налегке. Мы уйдем из города до заката.

Муниций жалобно взглянул на трибуна, однако он был слишком хорошим солдатом, чтобы позволить себе возражать. Он ожидал, что запротестует Ирэн, но жена легионера только сказала:

– Я готова к этому уже несколько дней. Он, – женщина сжала руку Муниция, – он знает, как путешествовать налегке, и я сделала все возможное, чтобы научиться этому.

– И я тоже, – сказала Хелвис, когда Марк повернулся к ней. – Я прожила с тобой достаточно, чтобы знать, как ты ненавидишь все, что висит за спиной у твоих солдат. Но почему ты терпеть не можешь вьючных лошадей и телеги с припасами – этого я никогда не пойму.

Воины ее родины сражались на конях и чувствовали себя в пути как рыба в воде. Римляне же были традиционными пехотинцами.

– Чем менее армия обременена лишним грузом, тем лучше она сражается. На примере йордов это видно очень хорошо. Но теперь нам совсем не помешают лошади и телеги, поскольку с нами будет много женщин и детей. Как ты думаешь, сможет ли Клиат предоставить нам повозки?

Ирэн отрицательно покачала головой, а Хелвис пояснила:

– Еще вчера это было возможно, но прошлой ночью сюда пришел Аптранд со своим отрядом и забрал почти всех лошадей из тех, что еще оставались. Он направился к югу на рассвете.

«Скорее всего, – подумал Марк, – офицер намдалени направился к Фанаскерту, чтобы воссоединиться со своими товарищами, оставшимися в гарнизоне этого города». С его точки зрения, это было логично, солдатам Княжества лучше держаться вместе в такое тяжелое время. Аптранду, вероятно, было безразлично (а может быть, он просто не обратил на это внимания), что его поход в сторону от приближающихся йордов открывает захватчикам дорогу для вторжения в Видессос. Наемники всегда заботились прежде всего о себе, а потом уже о тех, кто их нанял. «Но ведь и я тоже, – подумал трибун, – и я тоже…»

Погруженный в свои мысли, он пропустил слова Хелвис мимо ушей.

– Прости, ты что-то сказала?

– Я сказала, что нам, вероятно, тоже надо двигаться в этом направлении.

– Что? Нет, конечно же нет. – Слова сорвались с его губ прежде, чем он вспомнил, что брат Хелвис Сотэрик тоже был в гарнизоне Фанаскерта.

Хелвис сжала рот, и ее глаза опасно сузились.

– Но почему? Я слышала, Аптранд и его солдаты стояли насмерть даже тогда, когда другие бежали.

Обычную неприязнь, которую наемники испытывали к тем, кто их нанимал и кого они должны были защищать, усугубляло то, что видессиане считали намдалени еретиками – впрочем, это обвинение было взаимным. Хелвис между тем продолжала:

– Фанаскерт – город сильный, во всяком случае, более мощный, чем Клиат. За его крепкими стенами мы сможем вволю посмеяться над жалкими кочевниками, копошащимися внизу.

Трибун с облегчением вздохнул. Он вовсе не собирался идти на Фанаскерт, и Хелвис, сама того не желая, подсказала ему великолепное тактическое оправдание, которое он приведет, отказываясь выбрать Фанаскерт в качестве конечной цели. Марк не хотел ссориться с женой: воля у нее была железная, да и в любом случае у них не было времени для споров.

– Крепостные стены – гораздо менее надежная защита от кочевников, чем ты думаешь, – сказал он. – Они выжигают поля, убивают работающих на них крестьян, морят голодом город, находящийся в осаде. Ты же видела все это в Империи и здесь, в Васпуракане. Защитники могут быть стойкими людьми, но йорды в осаде не менее опытны, чем в открытом бою.

Хелвис прикусила губу, желая возразить, но поняла, что Скавр уже принял решение.

– Хорошо, – сказала она наконец. Улыбка у нее стала холодной. – Я не буду спорить с твоими доводами. Права я или нет, это не имеет, по-видимому, большого значения.

Марк был вполне удовлетворен и решил не углубляться в детали. То, что он сказал ей, было правдой, но не всей правдой. После поражения и гибели Маврикиоса в Видессосе должны были произойти большие изменения, и он не собирался застрять в провинциальном городе на краю Империи, предоставив событиям развиваться без его участия. Столь же амбициозный, как любой другой командир наемников, Скавр был не прочь испытать судьбу и подняться на гребне хаоса. Однако, имея за плечами всего один драгоценный легион, он, в отличие от других, все свои надежды обращал на имперское правительство. Но ни одна из этих мыслей не отразилась сейчас на его лице. Трибун пожал плечами, подумав, что было намного проще оставаться одним из молодых офицеров Цезаря, с четко очерченным кругом обязанностей, с начальником, который бы думал за него. Но стоики учили его делать все, что в его силах, и не желать невозможного – хорошая философия для спокойного человека.

– Если вы готовы, – сказал он Хелвис и Ирэн, – пора трогаться в путь.

… – Будь я проклят, если не стал уже черным, как уголь, – сказал Виридовикс, шагая рядом с легионерами.

В действительности он был не черен, а красен, как полусырое мясо. Его бледная, обожженная палящим васпураканским солнцем кожа отказывалась принимать загар. Горгидас накладывал мази, но они исчезали с каждым новым слоем облезающей кожи. Кельт ругался, когда капли едкого пота текли по его багровому лицу.

– Хотите загадку? – сказал он. – Почему даже глупая чайка умнее, чем я?

– Даже не напрягая ума, я мог бы дать тебе дюжину ответов, – сказал Гай Филипп, не упускавший случая кольнуть своего давнего противника. – Но лучше скажи свою отгадку.

Виридовикс яростно взглянул на него и ответил:

– Потому что у нее достаточно ума, чтобы не летать в Васпуракан.

Измученные зноем римляне невольно усмехнулись. Но Сенпат Свиодо немедленно оскорбился до глубины души – ведь кельт посмеялся над его родиной.

– Тебе надо бы знать, что Васпуракан – первое творение Фоса, который создал весь мир, и место рождения нашего предка Васпура – первого человека на земле, – сердито произнес он.

Некоторые из видессиан, присоединившихся к римлянам, засвистели в ответ на это заявление. Васпуракане могут называть себя «принцами Фоса», если им так хочется, но те, кто жил за пределами их земли, не принимали этой веры всерьез. Что касается Виридовикса, то он плевать хотел на любую религию. Откинув голову назад и глядя на сидящего на коне Свиодо снизу вверх, он сказал:

– Насчет того, что ты приходишься родней первому человеку, ничего не скажу, потому что ничего в таких вещах не смыслю. Но я верю, что эта земля – первое творение Фоса, поскольку одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять: бедняге Фосу нужно было на чем-то потренироваться.

Легионеры взвыли от восторга, Свиодо онемел, видессиане и катриши громко расхохотались.

– Вини самого себя, что в тебя запустили тухлым яйцом, – довольно мягко сказал Гай Филипп юному васпураканину. – Мужчина, с языком достаточно острым, чтобы удерживать возле себя сразу трех красоток, легко победит в споре такого юнца, как ты.

– Ты прав, – пробормотал Сенпат, – но кто бы мог подумать, что у этого дылды так хорошо подвешен еще и язык?

Виридовикс был настолько красен от солнца, что не мог еще более покраснеть от гнева, однако, судя по приглушенному фырканью, стрела васпураканина попала в цель.

Римляне и их товарищи пробирались на восток от Клиата, отступая в полном порядке и стараясь не сталкиваться с большими отрядами кочевников. Катриши, как обычно, играли роль разведчиков и гонцов, прикрывали отряд от внезапных конных атак и предупреждали римлян об опасности, которую замечали впереди или на флангах. Окруженные всадниками, легионеры шли, построившись в каре, в центре которых находились женщины, дети и раненые. Хорошая выучка, дисциплина и несомненная боеготовность до поры до времени спасали римлян от беды. Отряд йордов, состоявший из трехсот всадников, следовал за легионом в течение целого дня, подобно стае голодных волков, готовых выхватить из строя ослабевшую добычу. Наконец, убедившись, что застать противника врасплох нет никакой надежды, йорды отъехали в сторону в поисках более легкой добычи.

Когда сгустились сумерки, Марк уже не протестовал против присутствия в лагере женщин. Хелвис ночевала в его палатке, и он радовался тому, что она рядом. Тем не менее привычки и воспитание сказывались, и он все же испытывал некоторую неловкость, так что, когда Сенпат Свиодо снова стал подшучивать над ним, трибун бросил на весельчака взгляд, после которого тот прикусил язык и надолго замолчал. Хотя Марк и привыкал к необычным для него вещам, он совершенно не собирался веселиться на этот счет.

Солнце катилось к горизонту. Кончался четвертый день похода. С юга к отряду подскакал катриш и, отдав Марку салют, доложил:

– На холмах происходит что-то странное. Похоже на драку, но не совсем. Как следует я разглядеть не смог. Туда легче добраться пешком, чем на лошади, – холмы очень крутые и много острых камней.

Трибун взглянул в направлении вытянутой руки катриша. Далеко впереди виднелось небольшое облако пыли, под которым вспыхивали лезвия мечей и наконечники копий… «Похоже на драку, но не совсем». Сражение действительно не казалось чем-то серьезным. Битва происходила на расстоянии четырех-пяти километров, и все же нелишне было выяснить, кто и с кем сражается. Возможно, там были беглецы-видессиане или васпуракане, столкнувшиеся с авангардом крупного отряда йордов.

Скавр повернулся к Гаю Филиппу.

– Выбери восемь опытных солдат, и пусть они разузнают, что там творится.

– Вот тебе восемь хороших солдат, – сказал центурион, указав на одну из палаток. – А что касается командира, то я предложил бы…

– Я сам поведу их, – прервал его Марк.

Лицо Гая Филиппа застыло, и только левая бровь недовольно полезла вверх, выдавая подавленные дисциплиной чувства. Скавр уже подходил к маленькому отряду разведчиков, когда до него донеслось приглушенное ворчание старшего центуриона:

– …неопытные юнцы всегда думают, что лучше других могут разобраться в ситуации…

В данном случае приоритет командира почти не играл роли в неожиданном решении трибуна. Верней всего было то, что после странного донесения катриша Марк поддался любопытству.

– Ускорить шаг, – приказал Скавр восьми легионерам и зашагал на юг. Солдаты были плотнее и ниже ростом высокого худощавого Марка, но не отставали от своего командира. Ускоренный шаг, почти бег, не давал им возможности переговариваться.

Три километра промелькнули незаметно. Стояла полная тишина, прерываемая только тяжелым дыханием, топотом сапог, звоном наколенников, панцирей и мечей. Почва постепенно начала подниматься, щебень и нагромождение камней заставили легионеров замедлить шаг. Марк оступился и едва не упал, сзади кто-то выругался, потеряв равновесие, и трибун подумал, что катриш был прав, когда решил отступиться от этих холмов. Здесь и людям-то не пройти, а уж лошадь наверняка переломала бы ноги.

Они были уже достаточно близко, чтобы слышать шум схватки, о которой доложил разведчик, хотя нагромождения валунов все еще скрывали от них происходящее. Римляне подошли еще ближе и в полном замешательстве уставились друг на друга. Эти звуки не походили на скрежет металла и крики сражающихся. Где грохот обутых в сапоги ног, звон клинков, стоны раненых? Что это за странные звуки?

Марк вытащил свой длинный галльский меч, и тяжесть его успокоила трибуна. Солдаты тоже извлекли из бронзовых ножен свои короткие гладии, перелезли через последние валуны и вышли на ровную площадку. Десятка два йордов, одетых в плащи цвета засохшей крови, рубились с десятью видессианами, собравшимися вокруг невысокого толстого человека в пыльном плаще, который некогда был небесно-голубого цвета.

– Нейпос! – крикнул Скавр, узнав жреца Фоса.

События, казалось, развиваются не в пользу видессиан. Враги превосходили их численностью как минимум в два раза. Круг возле жреца стал еще более узким. Ни видессианские солдаты, ни их противники, похоже, не заметили появления римлян. Что ж, если йорды были идиотами, Марк не собирался следовать их примеру.

– Вперед! – рявкнул Марк, бросаясь на йордов.

Командовавший йордами высокий человек в красном плаще еле заметно улыбнулся при виде легионеров. Солдаты его, казалось, и вовсе не обратили внимания на римлян. Мгновением позже воздух наполнился криками изумления и страха – мечи легионеров проходили сквозь тела йордов, как сквозь дым, хотя на вид враги были такими же живыми, как и сами римляне. Несмотря на блеск мечей и перекошенные лица, видессиане, сражавшиеся с йордами, были такими же призрачными, как и их противники.

Марк остановился в растерянности: Нейпос был не только жрецом, но и великим волшебником, а колдуны-йорды всегда одевались в красные плащи. Легионеры столкнулись с поединком чародеев. Противник Нейпоса был сильнее, если сумел заставить видессианского жреца от атаки перейти к обороне.

Меч Скавра коснулся одного из фантомов. Символы на лезвии загорелись желтым светом, как случалось всегда, когда в ход вступало колдовство. Йорд вздрогнул и внезапно пропал, как свеча, задутая в темноте. Затем исчез еще один. И еще. Колдун-йорд перестал улыбаться. Одновременно с гибелью фантомов врага призраки Нейпоса атаковали, и теперь уже йордам пришлось отступать. Меч Марка, созданный друидами галлов, выстоял однажды даже против чар Авшара, и магия менее сильного колдуна не могла соперничать с ним. Трибун наносил удары без устали, и все меньше призраков-йордов оставалось на поле боя.

Даже когда исчез последний фантом, колдун не выказал страха или слабости. Заклинания его были все еще достаточно сильны, чтобы отразить атаку Нейпоса. Ни один из мечей призрачного видессианского воинства не коснулся его, хотя удары сыпались один за другим.

Выкрикнув какое-то проклятие на своем языке, колдун выхватил из-за пояса кинжал и бросился на Скавра. Несмотря на мужество, проявленное йордом, исход этой схватки был предрешен. Римлянин отразил удар длинного кинжала щитом и выбросил вперед руку с мечом – обычный прием легионеров. Клинок вошел в плоть врага – а не в призрачный дым, как это было несколько минут назад. Кровь вытекала из угла рта колдуна, и чары рассеялись. Призраки Нейпоса исчезли, когда йорд упал на землю.

Маленький видессианский жрец в полном изнеможении опустился на камни. Пот катился по его выбритой голове, стекал по шее, по лицу и каплями падал в бороду. Минуту-две жрец сидел неподвижно, потом поднялся и крепко сжал руку трибуна.

– Хвала Фосу, приносящему свет, он послал тебя мне в трудную минуту. – Голос Нейпоса звучал слабо и надтреснуто, совсем не напоминая тот уверенный твердый голос, который был так знаком Скавру. Жрец взглянул на скорчившееся тело колдуна-йорда и пробормотал: – Он убил бы меня, если бы ты не пришел вовремя.

– Как случилось, что ты ввязался в этот поединок? – спросил Марк.

– Мы увидели друг друга в этих скалах. Я заметил у него нож и решил напугать его фантомами. Но он принял вызов и оказался сильным противником. – Нейпос покачал головой. – Он выглядел обычным шаманом, каких у йордов тысячи. А ведь я – волшебник Видессианской Академии. Неужели правда, что темный Скотос – более могущественный Бог, чем мой? Быть может, дело моей жизни обречено?

Скавр удивленно взглянул на жреца. Нейпос обычно был жизнерадостным человеком. Хотя, разумеется, и у жреца иногда случалось мрачное настроение.

– Встряхнись. Этот колдун и ему подобные держатся за плащ Авшара. Одна победа – и они уже думают, что им принадлежит весь мир. – Трибун пристально посмотрел на усталого жреца. – К тому же, мой друг, ты сейчас не в лучшей форме.

– Это правда, – признался Нейпос, протер потное лицо грязным рукавом и жалко улыбнулся. – Я не очень крепко сижу сегодня в седле, а?

– Не очень, – подтвердил Марк. – Думаю, тебе лучше всего присоединиться к нашему отряду. Комфорта обещать не могу, но до дома мы доберемся.

Улыбка Нейпоса стала шире.

– Очень надеюсь на это. – Он вздохнул и повернулся к легионерам. – Боюсь, мне будет не угнаться за твоими высокими солдатами.

Римляне довольно заухмылялись – все они были выше (и стройнее) толстого маленького жреца. Нейпос постарался собраться с силами, пошел за солдатами твердым шагом.

– Недурно, – сказал один из них Нейпосу, когда они подошли к римскому лагерю. Улыбка легионера стала хитрой. – С нами уже довольно много видессиан. Возможно, ты найдешь себе кольчугу и вещевой мешок, и мы еще сделаем из тебя хорошего легионера.

– Не приведи Господь! – завздыхал Нейпос, округляя глаза. – Пеший марш – это не для меня.

– Но мы можем положить тебя на землю и катить, как бочонок, – заметил другой римлянин.

Жрец бросил на Марка такой возмущенный и умоляющий взгляд, что трибун вынужден был легким покашливанием положить конец шуточкам солдат.

Гай Филипп уже собрал манипулу на помощь Скавру, но, увидев, что солдаты возвращаются в долину, взмахом руки остановил ее движение. Как только разведчики подошли достаточно близко, он крикнул:

– Все в порядке?

Марк поднял вверх большой палец – жест как на гладиаторских боях. Старший центурион ответил тем же жестом и вернул на место манипулу. Несмотря на брюзжание Гая Филиппа, Скавр знал, что тот первым из всего легиона бросится на помощь своему «юному» трибуну.

Из колонны римлян вышел человек в хламиде и сандалиях и направился к разведчикам. Горгидас не замечал Марка. В этот момент для него не существовало ни трибуна, ни легионеров. Врач заметил Нейпоса, и этого было достаточно, чтобы он забыл обо всем на свете.

– Ты владеешь искусством врачевания ваших магов? – требовательно спросил он, наклоняясь вперед и словно нависая над маленьким жрецом.

– Да, немного, но…

Горгидас не стал слушать возражений. Они с Нейпосом часто беседовали о вопросах души и веры, но сейчас у грека не было времени для разговоров. Он схватил жреца за плечо и потащил к носилкам с тяжелоранеными, сказав на ходу: