Инстинкт Ортокласа

Люська потерлась о Василия, нежно куснула его за ухо и убежала. Надо было торопиться. Молоко прибыло и казалось, что оно даже капает на снег, оставляя за Люськой сладкий, молочный след.

Место, куда послал Василий Люську, издавна пользовалось дурной славой. В темном углу за седьмым цехом была помойка, разгребаемая только к приезду какой-нибудь комиссии. Но так как в последнее время комиссий по заводам ходило все меньше и меньше, то уже давно никому не было до нее никакого дела. Помойка обрастала списанной мебелью, коробками, ящиками, старыми башмаками, рваной спецодеждой и разным другим заводским хламом. Там обитали кошачьи изгои – низшая каста, которую не допускали в цеха. Настоящие отморозки, которых остерегалось все заводское кошачье население. Вот в это сумрачное место и направилась Люська.

Забежав за седьмой цех, она с опаской, на полусогнутых лапах приблизилась к помойке. Совсем близко подойти побоялась, и издали, чтобы в любой момент можно было удрать, тоненьким, вежливым голосом замяукала:

– Мурзила Иванович! Мурзила Иванович! Будьте добреньки, выйдите на минуточку!

Минуты две все оставалось без движения. Над смрадом помойки зависла ночная тишина. Люська уже про себя вздохнула облегченно: «Наверное, нет тут никого. Так и скажу Василию. Была – никого не застала». Она уже было собралась бежать без оглядки из этого страшного места, как вдруг из-под кучи автомобильных покрышек выполз здоровенный, грязный и ободранный кот без одного уха и половины хвоста. Он весь был всклокоченный и такой замызганный, что невозможно было определить его окрас. За ним из мрака помоечных нагромождений, как тени, материализовались еще пять котов такого же жуткого вида. У Люськи при виде их шерсть встала дыбом и по телу побежали мурашки, заставляя все тело трястись, как в судорогах. А Мурзила Иванович, выползший первым, зевнул и не спеша, подошел к ней.

– Ух, ты, кто к нам пожаловал! – прохрипел он. – Ты что ли звала? Это как же такую кисулю к нашему берегу прибило?

– Я… Я… Я от Василия, – заикаясь от страха, промямлила Люська.

– От какого такого Василия? Не знаю я никакого Василия.

«Вот влипла, так влипла!», – невесело подумала Люська. Едва живая от ужаса, она тряслась, как в лихорадке, только что зубы не стучали. От Мурзилы Ивановича омерзительно несло помойкой, давно не лизанной шерстью, кровью и еще чем-то ужасно противным. Одноухая его рожа вблизи оказалась вся исполосованной шрамами. «Страсть-то какая!» – ужаснулась Люська.

– Василий, с пятого цеха, не помните?

– А-а-а, Васька, что ли? Так бы и говорила, а то «Василий»! А ты кто? Шмара его, что ли?

– Да, – мяукнула в ответ Люська. И на всякий случай уточнила. – Его жена.

– Ну, и чего ему надо, жена? – передразнил Мурзила.

– Я не знаю, – чуть не теряя сознание, выдавила Люська. – Он просил Вас зайти к нему. Сказал, что надо о чем-то поговорить, а о чем – не сказал.

– Перетереть, значит? Ладно, забегу намедни, – недовольно буркнул Мурзила Иванович и внимательно пригляделся к Люське. В его тусклых, ничего не выражающих глазах, вдруг загорелся лукавый огонек. – А чего это тебя так трясет а, Киса? – захохотал он, и вплотную придвинулся к Люське, прижав ее своим грязным боком к какой-то размокшей картонной коробке. Вся его молчаливая клокастая свита подступила и встала за его спиной, готовая в любой момент кинуться на Люську.

– Мо-мо-мороз очень холодный, – трепеща всем телом, пробормотала Люська, не в силах шевельнуть ни одной лапой. Страх парализовал ее.

– Так давай я тебя погрею! – утробно захохотал Мурзила Иванович, явно потешаясь над Люськой.

– Ой, мамочка! – взвизгнула Люська, чуть не падая в обморок…

И в этот самый момент за спинами Мурзилиных дружбанов послышалась возня, и вслед за этим, расталкивая их, вперед вырвалась такая же страшная и грязная кошка.

– Ах ты, котяра блудливый! – истошно заорала она, увидев, как Мурзила Иванович прижимает Люську. – Ты что удумал?! Уже домой своих шалав водишь? А ты, прошмандовка, подстилка кошачья, тебе что, не известно, чей это кот? Со мной решила тягаться? – шипела она на Люську. – Да я тебе…

И кинулась на Люську. Мурзила Иванович в прыжке, перехватил ее, и мощной лапой прижал к земле:

– Угомонись, Мурка, это не то, что ты подумала, – пытался он урезонить ее.

– А тут и думать ничего не надо! – верещала, извиваясь под Мурзилой Ивановичем, Мурка. – Дураку понятно!

– Да, ты чего, сдурела совсем? Это Васькина шмара. Она по делу ко мне пришла.

– А если по делу, то чего ты зажимаешься с ней? – не утихала Мурка.

– Это… тоже по делу! – хохотнул Мурзила Иванович.

– Ты еще и издеваешься! Я тебе покажу «по делу»! – шипела и рычала Мурка, взбешенная наглой и откровенной неверностью.

– Говорю, по делу, значит, по делу, – разозлился Мурзила Иванович. – Я это… допрос с нее снимал, поняла? И вообще, не мешай мне работать! Уберите ее, – скомандовал он дружбанам.

Те накинулись на шипящую Мурку. Шерсть клоками летала над ними. Видно, не хилая была Мурка, если пятеро дюжих котов не могли с ней справиться.

– Ну, шалава, погоди у меня! Я еще доберусь до тебя! – орала Мурка Люське из кучи малы.

Та, воспользовавшись суматохой, бросилась бежать, не разбирая дороги. А вдогонку ей неслось:

– Мау-ау-ау-ау!!! – это потешалась над ней банда Мурзилы Ивановича.

На следующую ночь, когда Люська бежала к Василию, из-за угла соседнего цеха прошмыгнула еле заметная в сумерках тень и тут же прилепилась к стене. «Кто это еще? Не Маркиз ли? А может быть и того хуже – Мурка? Как бы мне все объяснить ей? Но ведь она и слушать не захочет…»

Люська остановилась в нерешительности. Но никто не появлялся, и она побежала дальше. Серая, едва различимая тень следовала за ней. Люська остановилась – тень тоже остановилась. И пока Люська бежала до пятого цеха, тень неотступно преследовала ее, а перед самым цехом незаметно растворилась в темноте, словно ее и не было. Люська даже подумала: «Может, показалось?». И вернулась до угла, где растаяла преследовавшая ее тень. Нет, ей не показалось. На недавно выпавшем снегу отчетливо виднелись свежие отпечатки кошачьих лап. «Час от часу не легче!», – расстроилась Люська и опрометью рванула в спасительную темноту цеха.

Василий встретил Люську уже стоя на трех лапах.

– Ну, вот видишь, а ты боялась, что калекой останусь. Ничего нам котам не сделается, – хорохорился он, демонстрируя Люське, как он уже может передвигаться.

– Ну, как сынок? Подрос?

– Ну, Вась, ты даешь! За один день он так и подрос! – рассмеялась счастливо Люська.

– Молока-то хватает? – деловито спросил Василий.

– Хватает. У нас в цеху люди не без понятия, кормят хорошо. Не то, что у тебя…

– А что у меня? У меня тоже хорошие люди работают, кормят…

– Да! Еще и поят всякой гадостью…

– Люсь, ты опять? Ну, слово ведь дал. Сколько можно об одном и том же?

Только когда они уже нежились, валяясь рядышком на подстилке, Люська, беспокоясь, что ей пора возвращаться, пожаловалась:

– Ой, Вась, ты знаешь, пока к тебе бежала – такого страху натерпелась!

– Чего вдруг? – обеспокоился Василий.

– Кто-то всю дорогу за мной бежал, а разглядеть я так и не смогла. Кто бы это мог быть, как думаешь?

– А-а-а, это – нормально! – даже обрадовался Василий. – Не боись, Люся, все в порядке. Это ребята Мурзилы Ивановича охраняют тебя от Маркиза.

«Лучше бы они меня от Мурки охраняли», – подумала Люська. Про то, что вчера произошло у Мурзилы Ивановича и про Мурку, Люська не стала ничего рассказывать Василию. Мало ли, не так поймет, как и Мурка.

– Слушай, Вась, а какие у тебя дела с этими бандитами? Ты меня пугаешь своими связями…

– Да ничего особенного. – Отмахнулся Василий. – Просто этот Мурзила Иванович травкой балуется. Поняла, какой? Как-то раз он нажевался, и под кайфом, дуриком полез на Герду. Типа: «Я тебе сейчас морду бить буду!» Ну, та его и прихватила. Да крепко так, что ему и не выбраться. А я как раз на дубе около их цеха сидел: птичку одну там себе присматривал. Вижу, кранты Мурзиле приходят. Еще немного и даже на чучело не сгодится. Я и рухнул с дуба прямо на Герду, в загривок ей вцепился. Она от неожиданности пасть свою и раззявила. Короче, спас я тогда Мурзилу. Он, когда от дури отошел, пришел благодарить меня, и сказал, что за ним должок. Вот и сгодился должок. Теперь этот черномордый носу за заводской забор не сунет, заказал я его Мурзиле Ивановичу. Нечего ему наших кошек сманивать, породу русскую голубую портить. Раз породистый, так и ищи себе такую же, а за наш забор, к простым котам, не суйся. Правильно говорю?

– Не знаю, Вась. Вроде бы и правильно, но что-то не связывается.

– Чего не связывается? – удивился Василий.

– Пока слушаю тебя, вроде все правильно получается. А если хорошенько подумать – то совсем неправильно.

– Ну и чего я неправильного сказал? – обиделся Василий.

– А как же свобода? Ведь мы, животные, вольны жить там, где понравится, и как захочется. А какая же это свобода, если туда – не суйся, сюда – не суйся?.. Это уже не свобода, а дискриминация. Одним, значит можно, а другим – ни-ни?

– Слово-то, какое придумала! И не выговоришь! Лучше прямо скажи: Черномордого пожалела? Может быть, у тебя с ним все-таки что-то было?

– Да погоди ты со своей ревностью. При чем тут вообще черномордый?

– Нет, ну я же к их кошкам, в квартиры не лезу? Не лезу! Так пусть и они моего не трогают, а то зашибу. Это Люсь, называется защита собственности.

– Тебя послушать, так выходит, что я твоя собственность, вроде как игрушка? – обиделась Люська.

– Ну, ты завернула! И вообще Люсь, ты чего пришла? Лекции мне читать или больного проведать?

– Проведать, – вздохнула Люська.

– Ну, вот и давай, проведывай, а не морочь мозги всякой ерундой.

– Какая же это ерунда, – не могла успокоиться Люська. – Вот ты посуди: мы – кошки, все хоть и дальней, но родней другу дружке приходимся…

– Ну и что с того? – не понимал Василий, куда клонит Люська.

– Вот я и думаю, откуда у нас вдруг такая ненависть друг к другу появилась? Только оттого, что кот другой породы: перс, сиам, британец или еще кто там?

– Наверное, Люсь, от бедности.– Задумался Василий. – Кто-то в теплых квартирах жирует, а кто-то по помойкам скитается. Разве не обидно? Породистые – все по теплым домам, а я что – мордой не вышел?

– Ну, просто кому-то повезло больше в этой жизни, а кому – меньше, – вздохнула Люська.

– А почему не нам с тобой?

– Как же нам не повезло? Если бы мы с тобой по квартирам жили, то и не встретились бы даже. И Барсика бы у нас не было. А ведь большего счастья нам и не надо, правда, Вася?

– Говоришь-то как хорошо, словно сказку рассказываешь. – Мурлыкнул Василий. – Ладно, заговорились мы с тобой. Давай-ка, подруга, беги.

И опять Люську до самого цеха провожала щемящаяся по темным углам сумрачная тень. Только теперь Люська ее не боялась, а радостная и счастливая бежала к своему Барсику. Торопясь к детенышу, она и не заметила, что кроме сопровождающей ее тени, за ней следят еще два глаза, держась на приличном расстоянии от охранника. Это была Мурка. «Так, – зло думала та, – он еще и охрану к своей марухе приставил! Гляди, какая особа! Ну, я тебя все равно достану!» Охранник, убедившись, что около цеха никого нет, не стал дожидаться, пока Люська пролезет под воротами, и повернул в сторону помойки.

Едва Люська распласталась, чтобы пролезть в щель под воротами, как сверху на нее яростно обрушилась Мурка.

Люська сражалась не на жизнь, а на смерть, но явно проигрывала бой, слабея с каждой минутой. Ей и надо-то было всего лишь прошмыгнуть под воротами, и она бы была в безопасности.

Заводская территория в этот ночной час была пустынна: все охранники и сторожа сидели по своим теплым будкам, а это значило, что разогнать этот шипящий клубок было некому. Люське каким-то чудом все же удалось вырваться из цепких объятий Мурки, и она молнией метнулась к спасительному лазу, но, Мурка одним прыжком опередила ее, закрывая проход. Она угрожающе выгнула спину и злобно зашипела на нее. Люська отчаянно бросилась вперед. И тогда Мурка встала на задние лапы, а передними, выпустив свои страшные когти-крючки, мазанула по Люськиной морде. Один из когтей вонзился прямо в Люськин изумрудно-зеленый глаз. Люська завопила от пронзительной боли и дернулась. А ее изумрудный глаз так и остался висеть на Муркином когте. Кошки замерли на миг, но Мурка, придя в себя, вновь бросилась на истекающую кровью соперницу… Она добивала ее, испуганную и обессиленную. Уже не встречая никакого сопротивления, Мурка, наконец, остановилась, нервно дернула шкуркой на спине:

– Вот так-то оно лучше будет! А то ходят тут всякие, а потом коты пропадают! – и поспешила к себе на помойку, оставив бездыханную и безглазую Люську около ворот.

* * *

Последние февральские метели, как ни старались, уже не могли остудить набирающее силу солнышко. И хоть по ночам еще изрядно подмораживало, днем все чаще и чаще неутешными слезами по злым январским стужам булькали сосульки, пузыря под собой небольшие лужицы. Царство бесконечно долгих ночей, темноты и мрака заканчивалось. Все чаще выглядывало солнце, разрывая серую безысходность и радуя глаз небесной лазурью. Природа, нежась под снеговым одеялом, нехотя просыпалась. Иногда по утрам несмело и робко начинали щебетать и тренькать ранние пташки, копошась в гнездах и стараясь разбудить соню-весну.

Рано утром сторож Володька пошел открывать цеховые ворота. И тут у самых ворот он увидел растерзанную Люську.

– Ох, ешки-матрешки! Догулялась! Собаки, наверное, порвали, – горестно подумал он…

Через час в цеху уже начал собираться рабочий люд. Володька доложил начальнику цеха, что ночь прошла без происшествий, если не считать Люськиной смерти, собрал свои нехитрые пожитки в сумку. Постоял над коробкой с Барсиком, подумал: «Не выжить ему без матери в цеху», и засунул его за пазуху куртки.

– Что это у тебя? – безо всякого интереса спросила жена, увидев топорщившуюся куртку. – Опять железок натащил? И что ты их все тащишь-то… – беззлобно ворчала она.

– Мань, я тут заботу тебе принес, – словно извиняясь, осторожно отодвинул Володька полу куртки.

– Ой, батюшки, где ж ты его взял? Что ж такого махонького принес? Глазки-то только открылись.

А когда узнала про судьбу его матери, прониклась жалостью.– Выходим, не пропадать же ему, бедолаге.

* * *

На восьмое марта к сторожу Володьке из Питера неожиданно приехала дочка со своим семейством – мужем и дочкой.

– Ой, радость-то какая! – суетилась Маня на кухне. – А позвонить не могли? Я бы хоть пирогов поставила.

– Мам, да не суетись ты. Мы по делу, вообще-то, приехали. Деньги нам нужны. – Мила крутилась тут же, помогая матери.

– Ой, доча, а кому они сейчас не нужны? – Засмеялась Маня.

– Мам, нам много надо.

– Что вы задумали? – встревожилась Маня.

– За границу хотим поехать работать. Димке на собеседование надо лететь в Шотландию за свой счет.

– Ничего себе! – остановила свой бег по кухне Маня. – Так это же бешеные деньжищи!

– Деньжищи! Если по-хорошему, то мы должны оба лететь, но договорились, что на собеседование полетит один Дима. И за себя, и как мой представитель. Слушай, мам, как бы уговорить папу машину продать? Мы заработаем, ему новую купим, а?

– Машину, говоришь, продать? – хитро прищурилась Маня. – Так нечего продавать. Мы ее уже продали.

– А на чем же папа на рыбалку ездит?

– Купил себе старенький Урал, на нем и мотается.

– А зачем продали?

– Сюрприз тебе хотели сделать. У тебя ведь в этом году юбилей. Как-никак 35 лет! Вот хотели тебе шубку купить.

– Мамочка, миленькая, не надо мне никакой шубы. Вы мне лучше заранее подарок мой деньгами отдайте, ладно? – не помня себя от радости, кинулась целовать мать Мила.

– Может, и на шубу хватит? Уж так хотели тебе шубу справить. – Огорчилась Маня.

– Мамулик, да если мы с Димой прорвемся в Шотландию, я думаю, что мы не одну шубу сможем купить, – уговаривала Мила. – Может, еще и на квартиру заработаем. Надоела эта коммуналка, слов нет.

– Ты думаешь? Ну, тогда ладно, куда ж от вас денешься! – согласилась Маня.

Пока Маня с Милой крутились на кухне, сооружая праздничный обед на скорую руку, дед позвал внучку в спальню:

– Светик, иди-ка что покажу!

Дымчато-голубой, с плотно набитой шерстью, похожий на медвежонка, Барсик мирно спал, зарывшись в пуховое одеяло, когда его вдруг кто-то бесцеремонно схватил на руки. Он сладко зевнул, и едва разодрал глазенки. «Это еще кто? Караул, украли!!!» – задергался он в Светкиных руках, пытаясь вырваться.

– Маленький! Деда, откуда такая красота? – верещала Светка. —А симпатичный! Я тоже такого хочу!

– Ну, Барсик, чего испугался, – услышал он родной голос, знакомый с самого рождения. – Дикий он еще.

– Мам, мама, иди сюда! Смотри, кто у бабули с дедом есть! – кричала Светка, тиская котенка.

– Что такое? Что ты кричишь, как на базаре, – вошла недовольная, что ее оторвали от работы, Мила. – Ой, какая прелесть! Откуда он у вас?

– Да с цеха. У него мать собаки разорвали, а он малехонький совсем остался. Вот мы с бабкой и нянькаемся с ним, с пипетки кормим. Ну, ладно, пустите его, а то напугали до смерти.

За столом решался главный вопрос: что делать со Светкой, в случае, если Дима пройдет собеседование. Конечно, можно было бы взять ее с собой, но не известно, потянет ли она со школьным знанием английского. А все-таки самые ответственные два года до института остались. Димины родители живут далеко – в Алтайском крае. Поэтому этот вариант все единодушно отклонили. Было решено, что этот год Света доучится в Питере. С ней поживет бабушка. Ну, а Володьке придется похолостяковать до лета. Тем более, что пока сборы-разборы, там и конец учебного года близко. А уже летом – все в Плавск.

– Вот и замечательно! – Радовалась Маня. – А со школой я договорюсь. В твою школу и определим. Там все еще старая директриса.

– Мария Сергеевна! – удивилась Мила. – Еще работает?

– Работает! Недавно ее встретила. Про тебя все спрашивала, привет передавала. Так что, не волнуйтесь, все будет нормально. Если что, мы и репетиторов найдем…

– Все будет путем! – согласился с женой и Володька.

– Пап, мы тебе оттуда виски шотландского, настоящего привезем. И привидение из замка, – посмеялась Мила, радуясь, что все проблемы разрешились так легко.

– А чего ты смеешься? Не веришь в них что ли? – усмехнулся Володька.

– Пап, а ты что, веришь? – удивилась Мила.

– Вот ты послушай, что я тебе расскажу. У нас с завода Сашка Руденко с женой и сыном в позапрошлом году ездили в Египет. Ну, нафотографировались они в этом Египте у разных достопримечательностей, приехали домой, проявили, значит, пленку и стали фотки разглядывать. Смотрят, а у какого-то там водопада, прямо у них за спиной – привидение стоит.

– Как привидение? – опешил Дима.

– А вот так вот! Самое настоящее! – обрадованный произведенным эффектом, словно он сам лично это привидение сфотографировал, сказал Володька.

– Ой, пап, сколько тебе лет? – засмеялась Мила.

– Много, доча, а что?

– Да то, что в сказки веришь. Это, наверное, фирма туристическая, чтобы себе рейтинг поднять и клиентов привлечь, что-нибудь придумала.

– При чем тут фирма? – не соглашался захмелевший Володька. – Фирма тут не при чем! Они, между прочим, своим собственным фотоаппаратом снимали. Сначала Сашка снимал жену и сына. Привидение там прямо за ними стоит. А потом уже сын их двоих снимал – там привидение как будто уходит. Прямиком по этому водопаду.

– Деда, а какое оно вообще? На что похоже? – заинтересовалась Светка, слушавшая деда чуть не с открытым ртом.

– На что? – дед переглянулся с Маней. – Да как будто нарисованный карандашом человечек. Весь словно из палочек. Только прозрачный.

– Ха, так это, наверное, просто на негативе им кто-то этих человечков нарисовал. Подшутить решили над ними, – скептически решила Мила.

– Нет. – Решительно возразил Володька. – Вот и все, как и ты сначала так подумали. Сашка даже негатив приносил на работу. Нет на нем никаких человечков. И проявщиков спрашивали, те говорят, что ничего не делали. Сами, говорят, удивились, когда фотографии напечатали… Если не верите, я схожу к Сашке, попрошу у него эти фотографии, сами увидите. У нас тут весь город гудел. Они даже еще раз фотографии заказывали, уже в областной мастерской. Специально туда ездили. И там то же самое вышло: на негативе привидений нет, а на снимках высветились.

– Ой, правда, деда, сходи. Никогда еще настоящего привидения не видела! – обрадовалась Светка.

– Так им надо эти негативы в Москву везти на телевидение, в какую-нибудь передачу о непознанном. – Сказал Дима.

– Да все собираются, только не знают, куда обращаться…

После обеда Володька сходил и принес от Руденко знаменитые на весь город фотографии, а заодно и негативы, чтобы у детей отпали все сомнения на этот счет. Все принялись досконально, с помощью лупы изучать снимки и негативы, пытаясь найти подвох. Но никакой подделки не нашли. Светка сразу и безоговорочно поверила в то, что это самое настоящее привидение, Дима не знал, что и думать по этому поводу. Одна Мила по-прежнему была настроена скептически:

– Ерунда все это! Не верю я ни в какие привидения! Ловко сделанная фальсификация, скажи, мам?

– Я, честно говоря, не знаю, что и думать, – растерянно пожимала плечами Маня.

* * *

Когда Люська не пришла и на третью ночь, Василий забил тревогу, и, неловко прыгая на трех лапах, сам отправился к ней. Но Люськи, как и котенка, в цеху не было. Мурзила тоже ничего не знал о Люське. Его коты сказали, что последние три дня она вообще не выходила из цеха. Маркиза они тоже давно не видели. Самое удивительное, что даже Фрося и Тося – безотказное справочное бюро, на этот раз ничего не знали.

Василий искал Люську по всему заводу, но безрезультатно. Никаких следов! Потеряв всякую надежду, он решился на самый последний шаг – поговорить со своим злейшим врагом, Маркизом.

Василий с самого утра просидел во дворе, ожидая, когда же, наконец, этот ненавистный котяра выберется на улицу. И только когда уже солнце стало клониться к закату, а к дому подъехала директорская машина, из которой, пыхтя и отдуваясь, вылез такой же толстый и пузатый, хозяин Маркиза, только тогда, наконец, из подъезда вышел Маркиз. Василий его даже не узнал, так он изменился! Маркиз страшно похудел, и шубка его, лохматая и лоснившаяся прежде, теперь клокастым мешком висела на нем. Он уже не был таким вальяжным, уверенным в себе котом, а представлял собой какое-то убогое зрелище. Он уныло брел по двору, не поднимая глаз, еле переставляя лапы и волоча хвост, повисший веревкой. Василий где-то в самой глубине души, даже пожалел его «Что это с ним? Не помирать ли собрался?»

– Эй, черномордый! – окликнул он его.

– А это ты… – безучастно буркнул Маркиз. – Что, прос..ал свою Люську?

И, не останавливаясь, побрел дальше.

– Да я тебе… – взъерепенился было Василий, но видя, что Маркиз вообще никак не реагирует на него, молча пошел за ним.

Маркиз подошел к песочнице, с трудом вспрыгнул на невысокое ограждение и сел, жмурясь от пригревающего солнышка.

– Что это с тобой? Не заболел часом? – грубовато спросил его Василий, усаживаясь недалеко от Маркиза.

– Заболел… – мрачно подтвердил тот, отворачиваясь от Василия.

Он пытался скрыть от него предательски навернувшиеся слезы. Не хотелось ему выглядеть слабаком в глазах этого здорового и красивого соперника.

– А чего так убиваешься? На нас, как на котах… Я вон тоже, сам знаешь…

– Лапы – это ерунда! У меня, однако, дела пострашнее лапы будут.

– Да? – удивился Василий. – Помирать, что ли совсем собрался?

– Уж лучше бы сдох, чем так жить.

– Что случилось-то, можешь сказать нормально?

– Что, что? Кастрировали меня, вот что!

– Да ты что?! – ахнул Василий.

Такого он даже Маркизу при всей своей ненависти к нему не пожелал бы.

– Надоело, видите ли, моим хозяевам… Ух, ненавижу!.. Что я, как прощелыга, по улицам за кошками гоняюсь, вот и… – горько вздохнул Маркиз.

– Да-а-а, вот это дела! Эх, люди, люди, не ведают, что творят! – искренне посочувствовал ему Василий. – Это ж надо, какое изуверство! Себе бы…

Они посидели молча, горюя по невосполнимой потере Маркиза.

– Слушай, Маркиз, – Василий первый раз назвал его по имени, – я вот чего к тебе пришел. Ты знаешь, что Люська пропала? Может быть, слышал что-нибудь о ней, а? – заискивающе спросил он.

– Ага, и я, значит, понадобился? – уныло спросил Маркиз. – А когда заказывал меня бандитам, я не нужен был?

– Ты, между прочим, сам виноват. Чего ты к ней клеился, когда я больной лежал? Это честно, да?