Феликс, Нэт и Ника и теоретически возможная катастрофа

– Они возвращаются! – вдруг воскликнула Ника. – Директор и э-э-э… Бонк. Они ничего не нашли в классе сто тринадцать и идут сюда.

Бутлер ткнул пальцем в мухоловку и велел категорическим тоном:

– Притворись растением.

Прозвенел звонок.

– Что у нас первым уроком? – спросил Нэт и смиренно ответил сам себе: – Информатика с Эфтипи.

– О, вы. – Ромашка уже стоял на пороге.

Профессор Бутлер и тройка приятелей замерли, неестественно выпрямившись, с невинными лицами опираясь на рабочий стол, как дети, пойманные на кухне за поеданием сладостей. Мухоловка не шевелилась, впервые полностью заслуживая название растения.

– Нужно поговорить, – сказал директор, решительно зашел в подсобку и оказался прямо под растением.

Бррр, бррр, бррр, бррррр…

– Что это? – Он резко обернулся.

Из пасти смирно стоящей мухоловки потекла струйка слюны и коснулась рукава безукоризненно чистого бордового пиджака.

– Я не завтракал, – быстро соврал Нэт.

– Да, ты как-то плохо выглядишь… Мои дорогие, пора в класс.

Друзья послушно вышли из подсобки, но задержались у двери и все слышали.

Директор вышагивал по комнате, заложив руки за спину. Мухоловка быстрым движением листьев перехватила нитку слюны, прицепившуюся к его рукаву, и снова замерла, внимательно наблюдая за гостем и пытаясь побороть голод.

– Нам нужно поговорить про то, что тут происходит… – начал Ромашка. – В прошлом месяце тарантул, сейчас какой-то зеленый монстр… Чем ты тут, собственно, занимаешься, Зенон?

– Учу детей. – Бутлер снял очки и протер их полой халата. Это ничуточки не сделало стекла чище.

– Ты не выполняешь программу, про это я еще буду говорить на педсовете. – Директор пробежался взглядом по выставленным экземплярам, и его передернуло. – Родители некоторых девочек жалуются на разные мерзости и ужасы, которые ты тут держишь. Что будет, если что-то из твоих… диковинок выйдет и нападет на какого-нибудь ученика?

– Все отлично защищено и не представляет угрозы.

Плям, плям, плям…

– А сейчас что это было?! – Директор нервно обвел взглядом террариумы и банки с образцами.

– Обогреватель! – уверенно ответил Бутлер. – Завоздушился.

– А-а-а… Каждый раз, когда я сюда захожу, ощущаю странное беспокойство… Но вернемся к цели моего визита. Я разговаривал с Сильвестром. Знаешь, что он рассказал? Что видел ночью что-то зеленое, оно бегало по коридору и охотилось на крыс в подвале. А, кх… – откашлялся Ромашка, – угадай, что видела Цецилия? Тоже что-то зеленое, что бегало по коридору.

– Массовый психоз, – совершенно серьезно предположил Бутлер. – Цецилия услышала это от Сильвестра и поверила. Такое бывает.

– Тогда что же она видела?

– Ученика в зеленой кофте. Остальное дорисовало ее воображение.

Ромашка заморгал и задумчиво уставился на жалюзи, потом подошел к окну. Мухоловка боролась с голодом изо всех сил, но все же не выдержала. Она открыла пасть, огромную, как у тигра, полную острых зубов, и склонилась, целясь на лысину директора. Бутлер кинулся к ней, схватил за шею, то есть за верхний участок стебля, и прижал к стене.

Директор испуганно отшатнулся.

– Чуть не упала, – быстро объяснил биолог. – Слишком маленький горшок, поэтому неустойчивая. Лучше привязать ее к трубе.

Мухоловка послала ему убийственный «взгляд», но Бутлер крепко привязал стебель лентой к трубе отопления.

– Так лучше, – потер он руки. – А то бы ты подумал, что она хочет на тебя наброситься. Хи-хи, – рассмеялся профессор.

Директор вторил ему, но без энтузиазма. Ромашка ослабил бабочку, подозрительно зыркнул на вытянувшуюся по стойке «смирно» мухоловку и попятился к двери.

– Ну… тогда, – медленно произнес он, отыскивая в себе видимость уверенности, – избавься от змей, ядовитых пауков и им подобных. Их вполне можно показывать ученикам на картинках.

И с явным облегчением директор покинул класс биологии.

– Обогреватель? – пробурчал он. – Но отопительный сезон закончен…

Феликс, Нэт и Ника быстро отвернулись, притворяясь, что вдруг заинтересовались видом из окна. Когда директор скрылся за углом, они поспешили в сторону кабинета информатики.

– Ромашка хочет избавиться от всех чудовищ Бутлера, – грустно сказала Ника.

– Что-то тебя это не слишком радует, – заметил Феликс.

– Мне Бутлера жалко.

– Но пауки, змеи, скорпионы и все, чего ты боишься, исчезнет.

– Если они будут за стеклом, я смогу это перенести, – махнула она рукой. – Просто сяду подальше и не буду их видеть. А вот профессор этого не переживет.

– Мы должны ему помочь, – решил Феликс. – В принципе, он неплохой чувак. И придумал парочку клевых… экземпляров.

– Если ту мухоловку посадить во дворе, она будет эффективнее ротвейлера, – признал Нэт.

Когда они вошли в класс, все ученики уже были на местах. Эфтипи посмотрел на часы, с упреком оглядел опоздавших и указал на места за компьютерными столами, выстроенными островком. Высокий и худой Эфтипи был мужчиной с большим самолюбием. Первые пятнадцать минут почти каждого урока он тратил на рассказ о собственных заслугах и успехах в те времена, когда еще не преподавал в школе. Когда-то он работал в нескольких больших компаниях, где обеспечивал безопасность данных. Эфтипи никогда не говорил, почему там уже не работает. На уроках информатики больше всех страдал Нэт, который знал о компьютерах больше, чем многие опытные программисты. Но он вынужден был это скрывать, чтобы не раскрылись некоторые его подозрительные делишки.

– Что тут было? – спросил Феликс шепотом сидящего рядом Люциана, самого высокого парня в классе.

– Как всегда, нудно, – лениво ответил тот. – В этой школе никогда ничего интересного не происходит.

* * *

На перемене половина школы спустилась на первый этаж в буфет. Из-за отсутствия автомата с батончиками очередь выросла в два раза длиннее, чем обычно. Феликс, Нэт и Ника добрались до буфета, когда шансов что-либо купить до звонка у них уже не осталось. В самом начале очереди стояли Целина и Клеменс, несмело держась за руки. Клеменс был самым толстым мальчиком в классе. С Целиной, тоже не худышкой, его связывали взаимная симпатия и склонность к сладкому в любой форме.

– Пошли отсюда, попробуем на следующей перемене, – недовольно буркнул Нэт.

Они поднялись на второй этаж. Около мужского туалета стоял Четверг и внимательно слушал Пумперникель. Она что-то бурно объясняла ему, указывая тряпкой на дверь туалета.

– Словно стадо свиней, – донеслось до друзей. – Прошел только один урок, а пол уже обгаженный.

– Наверное, «загаженный», – проворчал учитель.

Четверг преподавал физику. Легкое брюшко, очки и седые волосы придавали ему располагающий вид. Его любили ученики за интересные уроки и превосходное чувство юмора. Сейчас он выглядел серьезно обеспокоенным, шевелил усами и кивал. Наконец жестом руки он остановил словесный поток, льющийся из уст уборщицы, и зашел в туалет. Через минуту внутри несколько раз вспыхнула вспышка телефонной камеры.

– Это на него не похоже, – заметил Феликс. – Так беспокоиться из-за загаженного пола?

Четверг вышел из туалета, разглядывая фотографию на экране мобильного. В другой руке он держал маленький целлофановый кулечек. Физик окинул детей мимолетным взглядом и спустился на первый этаж.

– Пробы земли на анализ? – подумал вслух Нэт. – Неужели Ромашка организовал расследование?

– Давайте поможем Бутлеру, – предложила Ника. – Его удар хватит, если заставят избавиться от всех его сокровищ.

Следующим уроком была физика как раз с Четвергом. Он опоздал на целых пять минут и выглядел взволнованным, но, когда начал урок, заметно расслабился. Он вытащил из кармана любимый серебряный карандаш, который в случае необходимости телескопически раздвигался, как антенна, и заменял указку.

Парты в классе физики располагались в форме подковы так, чтобы все могли хорошо видеть, что происходит на большом лабораторном столе, который стоял посреди класса.

Учитель движением фокусника сдернул ткань, открывая продолговатый предмет. Им оказался аквариум, но довольно странной формы. Длинной около полутора метров, высотой всего сантиметров тридцать, а шириной едва ли пять. В нем не было рыб, только вода, которая наполняла аквариум до половины.

– Сегодня я расскажу про электромагнитные волны, – начал учитель. – С электромагнитными волнами мы встречаемся каждый день. Вы еще помните, что такое волны?

Он поставил в аквариум длинную палку, чтобы она доставала до дна, и осторожно по ней стукнул. По поверхности воды разошлись мелкие волны. Когда вода успокоилась, учитель толкнул палку медленней, но сильнее. В этот раз волны были короче.

– Расстояние между гребнями называется длиной волны, – пояснил физик, показывая концом указки на аквариум. – Так же можно посчитать, как часто гребни волн следуют друг за другом, – это мы будем называть частотой. Волны могут быть короткими и длинными. Точно так же и с электромагнитными волнами, только они расходятся в пространстве вокруг нас. Они наполняют этот класс, а некоторые из них проникают даже через стену и наши тела.

– Как в «Матрице»… – прошептал Оскар. По классу раздалось несколько смешков.

Физик не собирался никого утихомиривать или ругать.

– Ты прав, – произнес он. – Это хорошее сравнение. Сейчас к этому вернемся.

– Мы их не видим? – ни с того ни с сего спросил Клеменс. Он еще не озирался по классу в поиске волн, но был близок к этому.

– Некоторые из них мы можем видеть, а собственно… все, что мы видим, и есть электромагнитные волны.

– Как в «Матрице»… – повторил Оскар.

– Свет – это ничто иное, как электромагнитные волны определенной частоты, – продолжал Четверг. – Все в этом классе и за окном мы видим благодаря тому, что ваших глаз достигают эти волны.

– Откуда они берутся? – снова встрял Клеменс.

– От солнца или лампочки. Горячие объекты тоже посылают волны. Они отражаются, например, от… Оскара и достигают наших глаз. Благодаря этому мы видим, что Оскар сидит именно там. Видим даже, что сейчас он ковыряется в носу.

В классе раздался смех, а Оскар поспешно спрятал руку под стол и неестественно выпрямился.

– Волны, что колеблются быстрей, воспринимаются нашим глазом как голубые, а те, что колеблются медленнее, то есть с низкой частотой, – как красные. Так мы распознаем цвета. Но, как удачно заметил наш коллега Оскар, с электромагнитными волнами все происходит как в «Матрице». Мы можем видеть только то, что нам позволено увидеть. Мы не видим, например, ветер или стекло, потому что волна проходит через них почти беспрепятственно. Хуже всего то, что мы не видим всех диапазонов волн. – Физик прохаживался вдоль парт, играя своим карандашом-указкой. – Если волны имеют высокую частоту, свет становится фиолетовым, а потом переходит в ультрафиолет. Его мы уже не видим. Ультрафиолетовые волны полезны летом. Когда вы лежите на пляже, они способствуют вашему загару. Если волны сжать еще сильней, то получим рентгеновские лучи – именно те, которые используют, чтобы сделать снимок сломанной руки.

– А наоборот, – вмешался Клеменс. – Что со слишком красным светом?

– Волны, которые растянуты сильнее, чем красные, называются инфракрасными, – пояснил физик. – Их мы тоже не видим, но можем ощутить…

Он потянулся к шкафчику под столом и достал оттуда утюг. Включил и стал ждать, пока тот нагреется. Потом Четверг ходил вдоль парт и просил учеников протянуть руки. Он проводил утюгом на расстоянии полуметра от них так, чтобы все смогли почувствовать тепло.

– Тепло исходит от разогретого утюга, – продолжил он, – или от солнца. Это и есть инфракрасное излучение. Очень слабое инфракрасное излучение используется в пультах к телевизору. Если электромагнитные волны растянем еще сильнее, то получим микроволны. Очень полезное явление в кухонных микроволновках и мобильных телефонах. Будем растягивать дальше и получим радиоволны.

– Понял! – Оскар ощутил в себе дух исследователя. – Радиоволны и свет – это одно и то же?

– Именно так, – кивнул физик. – Радиоприемник с антенной улавливает электромагнитные волны вокруг себя с конкретной частотой. Пытаясь поймать другие радиостанции, на самом деле вы заставляете радиоприемник искать волны с другой частотой.

– А нет ли каких-нибудь приборов, чтобы увидеть эти… другие частоты? – спросил Нэт.

– Прибор ночного видения позволяет видеть ночью благодаря инфракрасному излучению. Показывает тепло исходящее от разных предметов или существ. Армия очень любит такие игрушки, позволяющие обнаружить противника, который теплее, чем ночное окружение, или, например, горячие двигатели танков. Другим прибором является радар, действие которого, вероятно, вы хорошо знаете. Также есть радиотелескопы, которые обыскивают космический простор на очень больших диапазонах волн. Может, таким образом мы когда-нибудь откроем другую цивилизацию?

Урок, на котором никому не было скучно, прервал звонок. Четверг сложил свою телескопическую указку и сказал:

– На следующем занятии мы обсудим явления, сопровождающие распространение волн.

* * *

Феликс, Нэт и Ника пробрались на чердак школы, соблюдая все необходимые меры предосторожности, чтобы их никто не заметил. Они закрыли за собой двери на ключ и по узким деревянным ступеням поднялись в свою главную штаб-квартиру. Эта штаб-квартира была чем-то вроде тайного укрытия, клубом для посвященных, в котором они могли проводить свободное время и спокойно говорить о чем угодно. Они обустроили ее в начале учебного года в уютном помещении, которое долгое время было всеми забыто. С двух сторон покатая крыша, в которой размещались маленькие полукруглые окошки, опускалась почти до самого пола. С других двух сторон помещение заканчивалось стенами, отделяющими его от спортивного зала и остального чердака. Тут скопилось много рухляди, в основном поломанная мебель. Вдоль двух высоких стен стояли старые шкафы и стеллажи. Посредине помещения располагались три кривых кресла и низкий столик, который опирался с одной стороны на кирпичи, – эту мебель друзья притащили сюда сами. Интерьер дополняли большой треснувший глобус, какие-то архаичные приборы для уроков физики, несколько чучел животных и множество мелочей неизвестного назначения. Через щели между досками перегородки был виден длинный загроможденный чердак.

Друзья уселись в кресла.

– С того времени, как мы в последний раз сидели в этих креслах, многое произошло, – вздохнула Ника. Они не приходили сюда с Пасхи.

– Я думаю, ученые что-то нашли в тринадцатой тетради профессора Кушминского, – сообщил друзьям Феликс. – Вчера поздно вечером моему отцу позвонили из Министерства Специальных Дел. Он собрался за полчаса и уехал на море.

– Почему на море? – удивилась Ника. – Думаю, что в тетради есть расчеты к этому двигателю… анти… как-то там.

– Антигравитационному, – подсказал Феликс. – Несколько десятков ученых работали над ним две недели, читали тетрадь, пытаясь понять формулы и чертежи. Похоже, они что-то выяснили. И это должно быть что-то важное, потому что папа не любит путешествовать ночью. В другой ситуации он подождал бы до утра.

– Узнаешь что-то больше, – глаза Нэта заблестели от любопытства, – расскажешь нам, правда?

Феликс покачал головой:

– У меня так и не получилось ничего вытащить из папы. Он, как одержимый, хранит все в тайне.

– Но, может быть, про что-то не такое уж тайное он расскажет?

– Давайте лучше подумаем, как помочь Бутлеру, – напомнила всем Ника.

– То есть он уже не старый Плюгавец? – язвительно заметил Нэт.

– Может, и старый, но это ничего не меняет. С ним постоянно что-то происходит. И мне его все-таки немного жалко.

– У меня есть гипотеза, – объявил Феликс. – Теоретически Возможная Катастрофа, коротко ТВК. Что бы она случилась, достаточно совершить несколько, на первый взгляд, несущественных ошибок, забыть какую-то мелочь или отложить что-то на потом. Или можно иметь хорошие намерения, но не продумать дело до конца. Тогда эта непредусмотрительность объединяет силы против нас и приводит к чему-то… максимально, мегакатастрофическому.

– Иногда я ставлю стакан с водой на корпус компьютера, – признался Нэт. – Если вода разольется, будет ТВК.

– Что-то вроде того.

– Или если заправлять машину и курить, – подсказала Ника. – Тогда точно наступит ТВК.

– Именно, – согласился Феликс. – ТВК – это катастрофа, которой можно было бы избежать, если продумать все заранее.

– С Бутлером такое происходит довольно часто, – признал Нэт. – Он рассеянный.

– С нами это тоже происходит часто… – добавила Ника.

– Ладно, – прервал их Феликс. – Основной вопрос звучит так: что нужно, чтобы Ромашка изменил свое решение?

– Ну не знаю, Линейка упертая, – скривился Нэт. – Помните ползающего робота, из-за которого она вызвала службу по истреблению насекомых?

– Есть еще родители каких-то девочек, – напомнила Ника.

– Давайте подумаем… – Нэт театрально схватил себя за подбородок и поднял одну бровь. – Можно представить пауков как плюшевых. Такие самоходные интерактивные плюшевые игрушки. Жаль только, что они не мурлыкают, когда их гладишь… Вы любите такие штучки.

Ника закатила глаза.

– Девочек, скорее всего, мы не переубедим, даже если выясним, кто они, – сказал Феликс. – А может быть, еще есть что-то, чего мы вообще не знаем. Начнем с Ромашки. Как его переубедить?

– Я не это имела в виду, – запротестовала Ника. – Нужно успокоить родителей этих девочек и Линейку. Тогда Ромашка не будет трогать Бутлера.

– Мы что, превращаемся в благотворительную организацию? – поинтересовался Нэт.

– Необходим твердый аргумент, – задумался Феликс. – Что-то, что убедит всех… Заработать деньги мы еще успеем, – усмехнулся он.

– Знакомо мне это выражение лица, – Нэт тоже усмехнулся. – Гениальная идея, куча работы и ноль выгоды.

– Материалист… – буркнула Ника.

– У меня это от папы.

– Расскажи нам, что ты задумал? – попросила Ника Феликса.

– Узнаете, – пообещал мальчик. – Но сначала я сам этим займусь. Это личное дело. Кое-кто мне должен – так мне, по крайней мере, кажется…

В этот момент прозвенел звонок на третий урок.

* * *

К школе подъехало такси. Из него вышла тридцатилетняя блондинка с маленьким цифровым диктофоном и бумажным блокнотом в руке. Феликс, ждавший на лестнице уже несколько минут, спустился к ней.

– Феликс Полоний, – представился он.

– Ягода Ясеневская, – усмехнулась блондинка и протянула ему руку. – Я помню эту школу, но тебя не помню. Ах да… Кто-то под тебя косил. Речь шла про ту аферу с ду́хами. Грязное дело…

– Спасибо, что вы приехали. И так быстро.

– Сейчас как раз ничего не происходит. – Журналистка пожала плечами. – Никакого цунами, никакой катастрофы, никакой новой следственной комиссии в Сейме. Террористы тоже ничего не взорвали. Мы не можем выпустить чистую полосу. Из-за нехватки сенсаций репортаж про школу совсем даже неплох. Где этот безумный профессор?

Феликс проводил ее на второй этаж.

– Первая дверь по правой стороне, – показал он, останавливаясь перед поворотом. – Только, пожалуйста, не выдавайте, что это я вам позвонил.

– Ок. Посмотрим, стоило ли приезжать…

Она поправила облегающий жакет и мини-юбку. Когда она подошла к кабинету, профессор как раз вышел из класса, очевидно куда-то торопясь. Внезапно он увидел репортершу. Бутлер остановился.

– Профессор Бутлер? – спросила она, протягивая руку. – Ягода Ясеневская, «Сенсационная хроника». Я хотела бы поговорить про вашу работу с молодежью.

Профессор медленно взял ее руку, одновременно распрямляя плечи и втягивая живот.

– С огромным удовольствием, ведь это мой удел, – солидно произнес он изменившимся голосом, галантно поцеловал руку журналистки и пригласил в класс.

Когда она вошла, профессор быстро оглядел коридор, пригладил жирные волосы и вытер ладони о халат. Застегнул верхнюю пуговицу, усмехнулся и зашел в класс. Феликс подглядывал из-за угла. Такого поведения от биолога он не ожидал.

– Как вам удалось вырастить такой прекрасный папоротник? – успел услышать Феликс вопрос журналистки.

– О, моя дорогая, это было нелегко…

Феликс признал, что все начиналось как нельзя лучше, и предоставил дело судьбе.

* * *

Констанция Константинопольская начала урок географии с представления политической ситуации в Венесуэле. Она как раз рассказывала о социальном расслоении в Каракасе, столице этой страны, когда двери в класс распахнулись.

– Извините, Констанция, – вошел директор школы, держа в руке листок бумаги. – Это займет несколько минут… Прошу сейчас всех встать и показать свои подошвы.

– Похоже, Пумперникель разозлилась из-за пола, – прошептал Феликс. – Проверяет, кто его загадил.

– Нам что, носить сменку, как нашим предкам? – возмущенно шепнул Нэт.

Ромашка медленно двигался вдоль парт. Каждый ученик должен был согнуть ногу и показывать ему подошву. Директор сравнивал ее с отпечатком на листке бумаги.

Когда он подошел к Аурелии, она изящно приподняла блестящую розовую шпильку с золотыми застежками.

– Моя милая, – Ромашка покачал головой. – Правилами школы запрещается носить такие высокие каблуки и… – он сглотнул слюну, – такие короткие юбки. Завтра оденься нормально.

– В этой школе существуют какие-то правила? – прошептал Нэт с искренним удивлением.

Аурелия, черноволосая красотка класса, очаровательно улыбнулась, извиняясь, и сверкнула беленькими зубками. Нике, неизвестно почему, вспомнился фильм «Челюсти».

Когда директор подошел к Нике и увидел ее подошву, то наморщил брови. Около Нэта наморщил их еще сильней, а осмотрев ботинки Феликса, он вздохнул и спрятал листок в карман.

– Феликс, Нэт и Ника, пойдемте со мной, – велел он и через мгновение добавил: – Соберите свои вещи.

Ребята переглянулись, но послушались. Класс проводил их полным молчанием. Из соседнего кабинета вышел Четверг, в руках он тоже держал листок бумаги.

– Можешь не искать больше, – остановил его Ромашка.

Физик с удивлением посмотрел на друзей.

– Ты уверен, Юлиуш? – спросил он.

– Скоро узнаем, – кивнул директор и дал знак ребятам следовать за ним.

Он шагал впереди приятелей, размахивая руками. Ромашка был ниже учеников, но весил как вся троица вместе взятая. Они спустились на первый этаж и добрались до приемной. Хеленка, секретарша директора, послала им недружелюбный взгляд поверх бутылочек с лаком. Она держала руки с растопыренными пальцами, поднятыми вверх, а запах, наполняющий приемную, свидетельствовал о том, что она только что закончила красить ногти. Директор посмотрел на нее с упреком, сам открыл двери, обитые искусственной кожей, и жестом пригласил учеников в свой кабинет. Они тут были уже несколько раз, но по собственному желанию. Убранство кабинета отдавало дешевым шиком – насколько позволяли скромные финансы школы. Только кожаный диван и два кресла были действительно хороши.

– Феликс Полоний, Нэт Белецкий и Ника Мицкевич… – произнес Ромашка, указывая на диван. Сам он опустился в кресло напротив. – У вашей троицы выдающийся талант попадать в неприятности. В этот раз, однако, вы действительно перестарались.

Его тон выдавал возбуждение, какого друзья никогда раньше у директора не видели. Ромашка положил на низкий стол маленький целлофановый пакет. В нем находилось три скомканных окурка.

– Ты знаешь, что правилами запрещается курить в школе? – Он строго посмотрел на Феликса.

– Я не курю, – ответил ошеломленный мальчик.

– Это даже не сигареты! Предпочитаю не знать, что это за зараза.

– Но мы не курили…

– Тогда, может быть, расскажете мне, откуда там взялись ваши следы? – спросил Ромашка, раскладывая на столешнице несколько фотографий. На грязном полу были отпечатки ботинок и три затоптанных окурка. – Отчетливо видно, что вы долгое время крутились посредине туалета. Что можно там делать утром в семь сорок пять? Посмотрите сюда, – директор обличающе указал на одну из фотографий. – Хорошо видно, что это ты затоптал окурки.

Феликс заколебался. Он мог бы рассказать про гигантскую мухоловку, но тогда выдал бы Бутлера. Мальчик не хотел этого делать.

– Эти окурки лежали на полу и дымили. Мы их погасили, – признался он.

– Милый мальчик, я не знаю человека, который по своей воле гасит чужие сигареты.

– Значит, меня отчитывают за то, что я воспитанный? – возмутился Феликс. – Правилами не запрещено затаптывать сигареты! Даже предписывается заботиться о порядке на территории школы!

– Покажи, что у тебя в карманах, – потребовал директор.

Феликс неохотно выложил на стол содержимое всех карманов.

– Ага! – победно воскликнул Ромашка, вытаскивая из вороха мелочей металлическую зажигалку. – Зачем тебе зажигалка, если ты не куришь?

– Мне трудно сейчас сказать, но иногда она может пригодиться…

– Я не вижу ни одного другого объяснения, зачем ученик носит зажигалку в школе!