Холодные звезды (сборник)

Люди за столиками, девочки-официантки…

– Они похожи на нас?

– Очень трудно привыкнуть… – виновато сказал Таг. – Ты порой мгновенно восстанавливаешь пробелы в знаниях. А порой… да, именно зрительные образы пострадали. В бассейне смотри.

Я вгляделся в мерцающую бирюзовую воду. И уловил едва заметное шевеление на дне. Что-то длинное, тонкое…

– У них нет звуковой речи, – вполголоса сообщил Таг. – Правда, слышать они могут. Чувствительность к вибрации – потрясающая. Самоназвание переводить бсссмысленно, оно прозвучит как «люди». Так что мы зовем их – Гибкие.

– Гибкие и Маленькие, – сказал я. – Так?

– Да. Но Маленьких на Родине почти нет, условия слишком тяжелы для них. Тебе надо побывать на Внутренней планете. Или заглянуть в посольство Маленьких.

– Я лучше посмотрю на картинки, – ответил я. Как-то неприятно мне стало от этого лениво скользящего по дну бассейна тела… Гибкие…

Осушив бокал, я отвел глаза от Ближнего Друга.

– Заказать еще вина? – спросил Таг.

– Давай.

…Из ресторана мы уехали в час ночи. Выпили – и тут уже девушка-официантка посмотрела на нас совсем укоризненно – еще одну флягу вина. Кроме нас, кажется, никто его не употреблял. Но веселиться это людям не мешало. В полутьме, при свете разноцветных огней от бассейна и фонарей, в пляшущих огоньках плошек, начались танцы. Откуда-то звучала музыка – я не узнавал мелодий, но мотив был легкий и ритмичный. Таг предлагал мне поучаствовать в танцах, но я отказался. Что-то не доверял я своим способностям вспомнить затейливые движения.

Танцевать придется учиться заново. Много чему придется учиться.

…Уходили мы с последними посетителями. За официантками подъехала открытая платформа, они собрали со столов грязную посуду, затушили плошки и погрузились. Девушки были притихшие, явно устали за вечер.

– Им далеко ехать? – спросил я.

– Минут сто-сто десять, – зевая, отозвался Таг.

– А почему более скоростного транспорта не нашлось?

– Это элемент подготовки-к-труду, – укоризненно сказал Таг. – Существует большое количество профессий, которые дают мало возможностей для самовыражения. Личность должна быть готова и к такой судьбе. Ты что, жалеешь девочек? Отоспятся… раз в неделю побывать в городе – это не беда. Ник – Никки…

– Вот такой я теперь дурак.

– Пройдет!

Мы доехали быстро. Минут через пять машина остановилась у низкого, этажей в пять, выгнутого подковой здания. Кое-где в окнах горел свет, и над входами сияли маленькие яркие фонари. Несмотря на это, царила полная тишина.

Перед тем как выбраться из машины, Таг коснулся терминала. Пояснил:

– Снимаю заказ, нам-то сейчас не нужен транспорт…

Я молча, чтобы снова не ляпнуть чуши, пошел за ним. В здании было несколько подъездов, мы направились во второй слева. Дверей не было, но из невидимой щели шел поток теплого воздуха, отделяя помещение от улицы. Когда мы прошли сквозь завесу, включился свет.

Маленький круглый холл. Несколько кресел, столик, овальные экраны на стенах. Один работал, по нему ползли строчки. Наверное, какой-то информационный терминал с горячими новостями.

– Наверх, – сказал Таг, вступая на узкую лестницу.

Я поплелся следом. В двух шагах был лифт, но Таг явно не собирался им пользоваться. Не положено без необходимости?

Каждый пролет лестницы заканчивался небольшим коридорчиком, из которого вело с десяток дверей, видимо, в жилые комнаты. И лифт… Может, мы живем невысоко?

На четвертом этаже я изменил свое мнение. Таг, кивнув на одну из дверей, сказал:

– Моя комната. А ты на пятом… постой-ка. Приложи руку.

Я коснулся его двери, и она слегка приоткрылась. В помещении зажегся свет.

– Узнал тебя замок, – удовлетворенно решил Таг. – Ну идем, покажу твою комнату.

Таг жил у самой лестницы, я – в конце коридора. Таг открыл мою дверь с той же легкостью, как я его, и пояснил:

– Без спроса могут зайти Наставник, Ган, я… Может быть, Катти? – Он хитро улыбнулся. – Ну, если ты настраивал, тогда еще кто-то. Входи!

Я вступил в свой дом. В свой незнакомый дом…

Комната была квадратной, довольно большой, со стороной шагов в десять. Кроме той двери, в которую мы вошли, была еще одна.

– Санитарный блок, – поймав мой взгляд, сказал Таг. – Объяснить, что там к чему?

– Мне кажется, уж это я вспомню, – отказался я. Таг засмеялся.

У одной стены, под окном, стояла кровать, на мой взгляд – довольно узкая и слишком низкая. Хотя откуда я знаю, какими должны быть кровати? Тот помост, на котором я спал у алари, был в первую очередь оковами, каким-нибудь детектором, изучающим мое тело, но никак не мебелью.

Вот только странно, что мне нравится спать под окном.

Вдоль противоположной стены тянулись сплошные ряды полок. Полупустых, где-то стопка книг – все очень тоненькие, – где-то камешек затейливой формы, аккуратно сложенная одежда, вазочка из желтого металла с черненой инкрустацией… Все на виду, все очень аккуратно, но какую-то тоску вызывает своей открытостью для всеобщего обозрения, изобилием свободного места и почти нарочитым порядком. Мне показалось, что теперь у меня не получится раскладывать вещи с таким педантизмом. Совершенно пустой стол с двумя креслами. Был еще экран на стене, снабженный терминалом, но сейчас он не работал.

– Покажу, как пользоваться книгами, – сказал Таг. Порылся в стопке, вынул одну. – Это пойдет! Вводный курс лекций по регрессорству! Тут тебе и полезные сведения, и история.

Он подошел ко мне, раскрыл книгу.

Что-то не работают мои ассоциации…

Книга была из пластика. Состояла только из обложки. Внутренняя поверхность была светло-серая, чистая. Только верхние уголки обложки слегка затерты…

Таг коснулся пальцем уголка, и на изнанке обложки проступили буквы.

«Регрессорство. Вводный курс».

На другом листе появилась цветная, прекрасного качества фотография. Обнаженные люди, мужчина и женщина, у ног которых свилось кольцами длинное, шагов в пять, черно-сизое лоснящееся существо. Какое-то подобие головы у него было, но с уверенностью сказать, где голова, а где хвост, я не мог. Рядом с ними, держась за ладонь женщины хиленькой лапкой, стояло другое создание – ростом вдвое ниже людей, почти полностью покрытое мелкими серыми чешуйками, с карикатурно-человеческим лицом.

Гибкие и Маленькие Друзья.

Две первые расы, которые мы не истребили, а сделали равными себе, Друзьями.

– Листаешь… – показывал Таг. – Пальцем пишешь цифры – это быстрый переход к нужной странице. Пишешь слова – контекстный поиск…

– Спасибо, – сказал я. – У меня такое ощущение, что я первый раз в жизни вижу книгу.

– И это говорит Умник Никки, – вздохнул Таг. – Вспомнишь. Ну что, я тебя оставляю?

Я оглядел комнатку.

– Да, наверное.

– Хочешь – полистай перед сном, – сказал Таг. – А лучше выспись. Что еще? В холодильнике у тебя что-нибудь есть?

Он уверенно прошел в конец комнаты, открыл небольшой контейнер, стоявший на полке, заглянул.

– С голоду не помрешь. Ладно. Что-то решишь узнать – заходи. Или звони.

Таг кивнул на терминал, я понимающе улыбнулся. Уж с терминалом я разберусь. Они достаточно умные, наши управляющие системы.

– Полноценного отдыха, Никки.

– И тебе, Таг.

Мой друг – старый и новый одновременно – вышел, и я остался один.

Здесь я жил. Читал учебники по регрессорству, общался с друзьями, улетал в Дальнюю Разведку, влюблялся в Катти… Да нет, чушь! Не мог я в нее влюбляться! Не чувствую я ничего в себе, ни следа любви, ни капли тоски!

Здесь я буду жить. Заново учить устройство кораблей и методики превращения не-друзей в друзей. Общаться с Тагом и Ганом, улетать в Дальнюю Разведку, влюбляться в Катти, потом мы поженимся, заведем детей, сдадим их в интернат, и я продолжу общаться с друзьями, улетать…

Упав на кровать, я вцепился в покрывало, стянул его, скомкал, прижался лицом. Слезы текли сами, и я не мог их удержать.

Почему все так получилось? Этот мир вокруг – правильный, добрый, хороший, но я никак не могу назвать его своим!

Не так, что-то не так!

Минут через пять я все-таки поднялся. Подошел к терминалу и поэкспериментировал с освещением. Верхний свет, шедший из четырех маленьких плафонов, удалось погасить, а над кроватью зажечь ночник – матовый шарик на гибком стержне. Управляющая система в комнате оказалась не в пример тупее корабельной, но все-таки достаточно догадливой, чтобы понять желания такого идиота, как я.

Не уснуть мне сейчас. Хоть и вина выпили, и время позднее.

С книжкой в руках я прилег на кровать. Раскрыл обложку… нет, почему мне кажется, что книги должны быть совсем другими? «Запустил» первые страницы. «Вводный курс». Дальше…

За фотографией шла чистая страница, на которой были написаны лишь две строчки:

Продвижение к будущему невозможно без взгляда в прошлое.

Гатр Хамецци.

Имя казалось мне знакомым. Слово «регрессор» цеплялось к нему, как синоним. Гатр Хамецци был Наставником и основоположником теории регрессорства…

Я пролистнул и начал читать.

Вначале, как и обещал Таг, шла история человечества. Я быстро пробежал Каменную, Костяную и Крепостную. Задержался лишь на истории создания напалма – это было очень увлекательно и неожиданно. Настоящий прорыв человеческой мысли. А вот о Наставнике и алхимике Риге Гаттерне, Риге-вонючем, и открытии им плесневых лекарств история почти ничего не сохранила. Приводились лишь две версии – одна, что он занялся лекарством, чтобы спасти от чумы своих подопечных, а другая – что он хотел вылечить своего старого Наставника. Тогда по континенту прокатились волны эпидемий, это было страшное и мрачное время. Наставники как могли ограничивали размеры бедствия, внедряли в общество нормы гигиены, но без чудесной плесени Рига-вонючего мир мог надолго остановиться в развитии, города-крепости превратились бы в уединенные, боящиеся чужаков поселения…

В общем-то история не была главным в тексте. Постоянно шли ссылки на какие-то «общеизвестные» постулаты регрессорства и отступления на тему «Что было бы?…».

Интересная, конечно, игра. Представлять, как пошло бы развитие общества, изменись что-то в окружающем мире, задержись какое-то открытие на десяток-другой лет…

Вот, например, почему мореплавание не развилось раньше? Ведь еще в Каменную эру первобытные люди строили челноки и плоты, умели использовать энергию ветра, улавливая ее парусами из звериных шкур?

«Главным фактором, так долго удерживавшим нас на Круглом континенте, было небо. Гироскопические устройства ориентации, сверхчувствительные датчики, улавливающие магнитное поле Родины, – всё это достижения достаточно развитой технологии. Первые шаги в мореплавании стали возможны не после создания могучих электропаровых кораблей. Еще столетие, до начала Морской эры, они курсировали лишь вокруг истыканного маяками побережья. Главным стала возможность ориентироваться в море, звездные карты, позволяющие держать курс. Но как долог был путь к ним! Взгляните на ночное небо…»

Я оторвался от книги и последовал совету. Небо как небо. Немножко облаков. Звезды…

«Взгляните на ночное небо, на ослепительное сияние миллионов звезд. И попробуйте представить, что Матушка находится не в центре Галактики, а где-либо в дальнем, более разреженном звездном рукаве. Мысленно уберите звезды, оставив одну из ста. Вас испугала тьма? Да, это негативное и лежащее на поверхности следствие. Сельский труд в страду был бы невозможен без искусственного ночного освещения. Развитие философии пошло бы иным путем, представление о множественности обитаемых миров возникло бы, вероятно, позднее… Но во всем есть и положительная сторона. В таких условиях упростились бы построение звездных карт, ориентация по звездам. Мореплавание возникло бы значительно раньше. Мы достигли бы соседних материков в условиях, когда наше научное превосходство над Потерянными Друзьями еще не стало бы подавляющим. Но не спешите сожалеть о случившемся. Ведь еще не возник институт регрессорства, и мы оказались бы обречены на затяжной конфликт…»

Да. Кажется, раньше над Родиной было другое небо!

На следующей странице были две фотографии. Я вздрогнул, глядя на первую. Потерянные Друзья, шерстистые, вопреки всему не выглядели здесь несчастными жертвами. Чуть ниже людей, но очень широкоплечие, коренастые, с длинными цепкими руками и оскаленными пастями – двое шерстистых замерли напротив мужчины и женщины в угрожающей, атакующей позе. У одного шерстистого в руках был металлический предмет, от которого шел легкий дымок. Мужчина зажимал ладонью кровавую рану в плече…

Вторая фотография, вероятно, демонстрировала возможный счастливый итог, когда шерстистые и люди все-таки стали Друзьями. Все четверо улыбались, стоя в обнимку.

Но что-то не верилось в такой исход…

Я перескочил через историю Лане-поздно-раскаявшегося, про создание штамма чумы, избирательно поражающего шерстистых. У меня не было ни симпатии к этим здоровенным мохнатым тварям, ни сочувствия к Лане, который вначале был любимцем всего человечества, а кончил жизнь презираемым, отверженным скитальцем, тщетно ищущим в горах Квадратного материка кого-нибудь из шерстистых, случайно избежавшего истребления…

Эра Объединения. Силы человечества уже велики, Наставничество преобразило общественные отношения, позор Большой Ошибки побудил Хамецци разработать теорию регрессорства и Прогрессорства. Началось преобразование материков, осушение болот и выравнивание гор, выправление береговой линии, поворот рек в засушливые районы…

Я снова пролистал.

Героические полеты в космос, первые удачи и катастрофы… Создание Спутника Родины, той маленькой орбитальной платформы, на которой строились межпланетные корабли. Экспедиции к Внутренней и Внешней планетам, где, по данным астрономов, могла быть жизнь. А вот и собственно регрессорство…

«Любой разум, осознавший себя и распространяющийся в пространстве, неизбежно приходит к пониманию ценностей истиной Дружбы, если воспользоваться устаревшим поэтическим термином братства. Но как долог может быть путь к пониманию подлинных ценностей! Вехи страшных преступлений могут усеять дорогу! Человечество поняло это очень быстро – трагедия Большой Ошибки научила нас Дружбе. Но две разумные расы, сосуществующие на одной планете, – это скорее исключение. Подобно тому, как рождение близнецов – редкость в физиологии разумных рас, так и две цивилизации нечасто развиваются в одном мире. Еще на этапах предразума выделяется доминирующая эволюционная ветвь, занимает экологическую нишу, отведенную природой для разумных существ, а развитие других жизненных форм тормозится. В чем же выход? Позволить нашим будущим-друзьям по Вселенной идти путем проб и ошибок? Или все же помочь им подняться к вершинам цивилизации, к миру и Дружбе?

Разумеется, второе!

Основное препятствие состоит в том, что любой разум крайне негативно относится к вмешательству извне. Инстинкты самосохранения присущи цивилизации в не меньшей мере, чем отдельному индивидууму. Встречая расу, только осознавшую себя, неразвитую технически, мы можем оказывать на нее положительное воздействие, приобщать к идеям Дружбы. Это – работа прогрессоров. Труд тяжелый, долгий, но достаточно отработанный и поддающийся прогнозированию. Не каждый прогрессор может стать Наставником, но каждый Наставник способен быть прогрессором…

Но если раса уже развита технологически, но не развита духовно?

Если наша помощь будет сочтена вмешательством и агрессией?

Для этого и существует концепция регрессорства, которая выполняет первый и самый тяжелый этап на пути к Дружбе. Регрессия цивилизаций сводит их технический и прежде всего военный потенциал к нулю, по возможности сохраняя культурные и нравственные достижения будущих-друзей. Общество, стоящее на ступени развития, аналогичной Каменной или Костяной эрам у людей, принимает помощь и идею Дружбы радостно и с благодарностью.

Основными известными всем постулатами регрессорства являются:

Первое: Принцип Благих Намерений.

Второе: Принцип Меньшего Зла.

Третье: Принцип Обратимости Правды, из которого следует аксиома Отсутствия Лжи.

Четвертое: Принцип Моральной Гибкости.

В дальнейшем мы рассмотрим шесть дополнительных постулатов регрессорства, включающих такие, на первый взгляд, не бесспорные, как Ответственность Культуры и Свобода Второстепенного. Но начнем мы именно с основных постулатов…»

Я отложил книгу.

Что-то не по себе стало!

Не в том беда, что понятные и бесспорные истины вызывают неприязнь. Самое странное, что неприязнь эта – какая-то личная, словно бы оскорбляющая меня самого!

Трудно мне будет. Очень трудно.

Я встал и пошел в санитарный блок. Он оказался неожиданно большим, с сияющей белизной треугольной ванной, раковиной, полной дезинфицирующего геля, и, разумеется, унитазом. На стене, покрытой темной, слегка зеркальной пленкой, была наклеена яркая картинка: маленький мальчик, тщательно моющий руки, и надпись: «Надо, надо умываться по утрам и вечерам!»

Гигиена – это очень важно. Понимаю.

Я вспомнил свой дурацкий порыв, заставивший меня взять Тага за руку.

Кажется, это не принято!

Откуда же у меня возникла мысль о допустимости такого жеста?

Надо выспаться. Надо отдохнуть, и завтра мир покажется мне понятнее и привычнее. Так будет происходить с каждым днем, я усвою мораль и нормы Родины, я стану своим, вновь займусь регрессорством, Родина отыщет алари и сведет их агрессивный потенциал к нулю. Когда-нибудь они станут нашими Друзьями.

Интересно, а те похожие на нас существа – они тоже нуждаются в работе регрессоров? Или им хватит ума принять помощь добровольно?

Я вымыл руки, потом, поколебавшись, решил начать правильную жизнь с первого же вечера и стал разбираться в механизмах душа. Через несколько минут, дважды окатив себя водой, вначале ледяной, а потом кипятком, я справился и с этим. Разделся, как будто в этом еще оставалась необходимость, забрался в ванну и тщательно вымылся.

А вот аккуратно складывать мокрую одежду было глупо. Я раскидал ее на полках, так, чтобы просохла к утру, забрался под одеяло и уснул. Устал я так сильно, что даже крошечные размеры подушки мне не помешали.

Мне снился сон, типичнейший сон-который-нуждается-в-обсуждении-с-Наставником. Нехороший сон.

В меня влезла какая-то амебоподобная жидкая тварь, растеклась по телу, пустила щупальца в сердце и печень, затуманила своим ядом мозг… Я валялся на неровной металлической плите, вокруг стояли кошмарные существа, а среди них человек, старик – мой Наставник, хоть он и не был похож на Пера…

А я терпел, терпел все, что со мной творили, потому что так было надо, и умом я понимал: вся моя жизнь, моя боль – это лишь пыль на ветру судьбы, мелочь, не заслуживающая внимания…

– Ник! Никки…

Тварь ползала во мне, она собиралась изучить каждую клеточку тела, каждый нерв и каждый мускул, это не всегда было больно, но всегда – противно…

– Никки!

Я застонал и проснулся.

Катти сидела рядом на кровати, тревожно вглядывалась в мое лицо.

– Ты плакал, – сказала она. – Плакал во сне, Никки…

Я сглотнул, в горле было сухо, сердце безумно стучало в груди.

– Никки…

– Ты… что ты здесь делаешь?

Конечно же, ничего умнее я придумать не смог!

Катти вздрогнула, как от удара. Начала вставать.

– Подожди. – Я непроизвольно схватил ее за руку. – Прости. Спасибо, мне было плохо. Ты помогла. Я только удивился, как ты вошла.

– Твой замок меня знает. – Она с легким удивлением посмотрела на мою ладонь. – Никки, мы же были… друзьями… Радостного утра тебе, Ник!

Она была очень симпатичная. Только эта стрижка под щетинку… ну не нравилась она мне, и все тут! Зато очень добрые глаза, красивое лицо, полуобнаженное тело. Теперь она была в короткой юбке, а лента, которую женщины носят вместо рубашек, была совсем узенькой и полупрозрачной.

Heт, я и впрямь ее любил.

И готов был любить прямо сейчас и здесь.

…Что-то заклинило у меня в голове, в тщетных попытках понять собственные желания я попал в какой-то логический тупик.

Да что же такое, слов не хватает!

Впервые моя «резервная память» отказалась пояснить, чего же, собственно говоря, мне хочется!

– Катти… – беспомощно прошептал я. – Я… я люблю тебя.

Она мгновенно расслабилась и даже улыбнулась.

– Я тоже тебя люблю, Никки. Все хорошо. Ты уже поправляешься.

Осторожно забрав руку из ладони, Катти коснулась моего лба.

Я сразу вспомнил ту, чужую, женщину и ее робкую ласку…

– Температура нормальная, – сказала Катти.

Лучше бы она молчала!

– Вставай, лежебока! – весело продолжила Катти. – Тебе разрешено валяться в постели, но не злоупотребляй!

Она встала и сдернула с меня одеяло.

Так быстро, что я не успел его удержать.

Ну не было у меня вчера сил искать чистое белье!

– Мойся и одевайся, – совершенно спокойно сказала Катти. – Ты вчера не отнес одежду в блок очистки, я сама прибрала. Вставай!

Я сел на кровати, это оказалось неожиданно неудобно, словно у нее подпилили ножки и она оказалась ниже, чем я привык. Задумчиво глянул на Катти.

Ее не смущала моя нагота, как ту, чужую, женщину. Значит, это нормально?

А что тогда неправильно?

Почему я никак не решусь подняться?

– Прими холодный душ, – посоветовала Катти. – У тебя гормональный всплеск. Это ничего, это бывает после стрессов.

Во мне что-то сломалось. Уже без всякого стеснения я поднялся и пошел в ванную. Там, согласно рекомендации врача, пустил холодную воду и встал под нее. С крошечных дырочек в потолке лил настоящий дождь, я крутился под ним, поднимал руки, ловя холодные капли. Потом прислонился лбом к скользкой стене и замер.

– Я принесла твою одежду, – доброжелательно сказала Катти, входя. В ванной дверь не запиралась, или же я не смог найти механизм замка. – Ты себя нормально чувствуешь? Таг сказал, что вы приняли две фляги вина, у него легкое отравление…

– Абсолютно нормально, – сказал я, не поворачиваясь.

– У тебя более сильная степень биозащиты, – предположила Катти. – Твой организм легко устранил токсины.

– Катти, у меня какие-то психические нарушения, – сказал я. – Мне… я…

Она терпеливо ждала, пока я подыщу слова.

– Я чувствую дискомфорт, находясь рядом с тобой в обнаженном виде! – наконец-то сформулировал я.

– Это проявляется только со мной? – деловым тоном спросила Катти.

– Ну… наверное. Вчера, на обследовании, я тоже ощущал дискомфорт, когда ты смотрела на меня.

– Не беспокойся. Известное явление. Психическая регрессия. Порой возникает у детей в период созревания, иногда при сильных стрессах. Есть специальный термин – «стеснительность». Обычно стеснительность направлена на противоположный пол.

– И что теперь? – глупо спросил я.

– Пройдет. Надо изменить возникший у тебя ложный образ поведения. Хочешь, сходим в баню? У нас еще есть время.

– Тебе решать, – согласился я.

– Тогда одевайся, зайдем к Тагу.

Может, это и регресс, но я расслабился, лишь когда Катти вышла.

Таг и впрямь чувствовал себя неважно.

– Алкогольсодержащие средства надо запретить, – бормотал он, бродя по комнате. Порядок у него был такой же, как у меня, зато вещей побольше. В основном за счет фотографий чудовищных монстров на стенах и каких-то неаппетитных субстанций в широких плоских сосудах. – Это отрава. Я подам предложение в Мировой Совет от имени всего института…

– Подожди денек, вдруг передумаешь, – засмеялась Катти. Она сидела в кресле, веселая и беззаботная. Может быть, и впрямь уверилась, что со мной все будет в порядке? Или старается развеселить меня?

– Подожду! Но не передумаю! – энергично заявил Таг. – Когда Никки отчитываться?

– Наставник договорился о встрече с Советом в шесть часов дня. Уйма времени. Я хочу сводить Никки в баню.

– А чего так? – удивился Таг.

– Токсины вывести. – Катти подмигнула мне, и я был рад этой деликатности. – Пойдешь?

– Пойду, – решил Таг. – Надо попросить машину…

– Я на колесах. Наставник прикрепил ко мне машину на пять суток, пока будет длиться первичная реабилитация Ника.

– Ага, ты теперь главная в этом процессе… Ган ничего не нашел?

– Абсолютно. Доклад корабля был полным и правильным. Он сидел до утра, ушел домой только в половине третьего. Дадим ему отоспаться?

– Дадим, – согласился Таг. Он перебрал стопку одежды и накинул поверх рубашки курточку, сплетенную из разноцветных шнуров. – Красиво?

– Очень, – одобрила Катти.

Машина была или та же, что вчера, или неотличимая от нее. Маршрут задала Катти, потом развернула переднее сиденье к нам, и мы принялись болтать. Ни о чем в общем-то. Про расу будущих друзей, которую я нашел в космосе, и про то, как здорово и увлекательно будет заняться ими всерьез, помочь стать Друзьями. Тага, впрочем, это не сильно волновало. Вот раса, сходная с нами внешним обликом, – это да!