Холодные звезды (сборник)

– Это Ник, Наставник! – воскликнула Катти. – Я могу это сказать сама! Как врач… и как друг.

– Я почти уверен, – согласился Пер. – Почти.

Меня словно ледяной водой обдало.

Вернуться домой – и узнать, что в тебе подозревают чужака. Не-дружеского регрессора!

Я откинулся на спину, глядя в ровные полосы облаков. Прищурился от Матушкиного света. Летящая платформа слабо подрагивала подо мной.

– Не раскисай, Ример, – строго сказал Наставник. – Не раскисай!

– Никки, если я обнаружу, что ты Чужой, то готов проглотить всю свою коллекцию! – добавил Таг. Он сидел, покусывая травинку, сорванную где-то по пути, и казался вполне спокойным.

– А что ты собираешь? – спросил я.

– Минералы с других миров. Это невкусно, наверное… Да ты же сам их мне привозил.

Я вздохнул, роясь в пустой кладовой своей памяти. И с восторгом обнаружил, что слова Тага чем-то отозвались во мне!

– Я помню! Кажется, помню!

Катти облегченно вздохнула:

– Вот видишь. Все вернется… как раньше.

– Вероятно, у тебя сработала психоблокировка, – сказал Пер. – Ты подвергался допросам, пыткам. Защита отключила память. Это очень удачно. Я никогда не верил в это до конца, но теперь… Ник, мальчик мой, расскажи все, что ты помнишь.

– Я пришел в себя, лежа на помосте, – сказал я. – Вначале увидел потолок и понял, что это такое. Потом повернул голову, посмотрел на стены. Так вот… по кусочкам. Что-то начало выстраиваться…

Свой рассказ я закончил уже на обследовании у Тага. На одном из верхних этажей большого пирамидального здания, сидя под белым, тихо гудящим металлическим колпаком. За прозрачными стенами зала был виден город. Парки, узкие пешеходные дорожки, скользящие по магистралям машины…

– Тогда оказалось, что мы уже приближаемся к Родине, – сказал я. Потер предплечье, куда было сделано несколько уколов. Впрочем, не только туда… – Мы опустились, без всяких проблем… Всё, пожалуй.

Мой голос гулко отдавался под полусферой диагностического аппарата. Похоже, какое-то поле отделяло меня сейчас от зала. Может быть, чтобы предотвратить помехи или вредное излучение аппаратуры. А может, чтобы удержать меня, если раскроется подмена.

Но я же знаю, что я никакой не регрессор чужой цивилизации!

Таг и Катти сидели за пультом в сторонке. Пер – напротив меня на стульчике. На протяжении всего рассказа он пару раз перебивал меня, просил что-то уточнить, рассказать подробнее. А в основном просто кивал.

Странно выглядела эта лаборатория по изучению чужих форм жизни. Здесь было достаточно много аппаратуры, за стеклами шкафов скрывались какие-то не слишком симпатичные субстанции, упрятанные в плоские сосуды. Но при всем этом правильном антураже пол биологической лаборатории покрывал мягкий ковер с абстрактными узорами, на стенах висели картинки в тоненьких деревянных рамках – в основном с морскими пейзажами. Чуть дальше главного диагностического пульта, куда стекались сейчас данные о моем несчастном организме, располагался высокий стол, уставленный чашками, тарелками, прозрачными коробочками с пищей. Почему-то мне казалось, что это скорее интерьер жилого помещения.

Впрочем, разве я могу быть в чем-то уверен?

Катти встала из-за пульта, прошла куда-то вбок, так, что мне не было ее видно. Я напрягся. Туда унесли мой анализ крови и соскобы кожи, взятые на голени и предплечье. Хоть я и был уверен в себе, но…

Вдруг произойдет ошибка? Нет-нет, ошибки быть не может. И Таг, и Катти – специалисты. Они желают мне добра.

Когда появилась Катти, я все понял по ее лицу. Расслабился и даже попытался устроиться поудобнее в жестком кресле. А Катти протянула Перу листок бумаги и помахала мне рукой.

– Привет, Никки! Не скучай, уже скоро!

– Пять минут, Никки! – откликнулся от пульта Таг.

Я свой! Я свой!

Наставник внимательно смотрел на листок. Бережно сложил его, опустил в карман, посмотрел на Катти:

– Спасибо, девочка… спасибо. Таг, поторопись!

Он встал, подошел ко мне. Я скорее почувствовал, чем услышал, что разделяющее нас силовое поле исчезло.

Значит – боялись меня…

– Никки… – Старик взял меня за руку. – Если бы ты знал, как я боялся. Боялся, что тебя уже нет, а передо мной – копия. Муляж.

– Пер, выйдите из-под детектора! – резко окликнул его Taг. – Вы вносите искажения!

Похоже, когда дело касается работы, Наставника можно одернуть без всякого смущения.

Я просидел еще пять минут. По командам Тага расслаблялся, натужно пытался что-то вспомнить, называя слова на свободные ассоциации: «Свобода – жертвы, любовь – ответственность, Родина – труд…»

И все-таки главные сомнения уже исчезли.

– Выходи, Никки. Одевайся.

Голос Тага был не очень-то радостный, и я вновь насторожился. Торопливо натянул шорты – подаренную одежду и нож уже куда-то унесли. Вместо нее я получил белую рубашку с короткими рукавами из плотной мягкой ткани. А вот обуви, очевидно, не полагалось.

Пер тоже напрягся.

– Ник, твоя память не заблокирована… как мы надеялись… – Таг мялся, отводил глаза. Ему было нелегко говорить эти слова. – Она… стерта. Начисто. Психоблокада не могла оказать такого… калечащего действия.

– Как это – начисто? – Мной овладело нелепое желание спорить. – Я ведь хожу, говорю, думаю! Я ведь не стал здоровущим младенцем!

– Я неточно выразился… стерты воспоминания. Личностная память. То, что ты видел, то, что чувствовал. Вся твоя жизнь.

– Зачем?! – Это воскликнула Катти.

– Видимо, так у Чужих происходит процесс ментоскопирования. Съём информации! Они все-таки выпотрошили твою память. – Таг наконец-то посмотрел на меня. В его глазах была мучительная боль. – Всё забрали… и нашу дружбу тоже…

Я подошел к нему. Взял за руку и прошептал:

– Ведь я – это все-таки я? Таг, если мы были друзьями, мы ими снова станем.

– Никаких надежд? – спросил из-за спины Наставник.

– Нет. – Таг неловко отвел свою руку. – Наставник, какие-то ассоциативные связи сохранились, Никки иногда будет что-то вспоминать… нет, скорее – узнавать заново, но помнить, что это было. Я думаю, что он останется нормальным человеком… – Таг неловко улыбнулся мне, – но вот вспомнить себя прежнего ему не удастся.

Пер стоял, глядя в пол. Как человек, отыскавший дорогую ему потерянную вещь, но убедившийся, что она непоправимо испорчена…

Нет, нехорошая какая-то мысль! Нельзя так думать. Такая ассоциация фальшива. Да и все они фальшивы…

– Ник, мы не оставим тебя, – сказал он наконец. – Ты вернулся. Это главное. А мы – твои друзья. Твои лучшие друзья.

Внизу, у здания, нас ждали две машины. Закрытые и колесные, а не такая летающая платформа, что доставила нас с летного поля.

– Мне надо доложить Комитету, – сказал Пер. – И вероятно, с комментариями специалиста… Катти?

Девушка отвела от меня взгляд.

– Хорошо, Наставник.

– Таг, позаботишься о Никки.

– Конечно, Наставник! – Таг даже слегка возмутился этим напоминанием. – Я постараюсь хоть что-нибудь тебе напомнить, Ник!

Наставник и Катти сели в одну из машин. Я видел сквозь прозрачный корпус, как Пер вложил руку в терминал, и машина тронулась.

– Перо – ветром унесло… – сказал Таг. – Помнишь, это была твоя детская присказка? Это означало, что можно начинать безобразничать.

Я покачал головой.

– Ничего я не помню. Ни Наставника, ни Катти… Таг, мы с ней были друзьями?

– Вы собирались пожениться, – кивнул Таг. – Мы с ней с детства дружили, помнишь? А ты всегда…

– Не говори мне «помнишь», – попросил я. – Это ведь бесполезно.

– Извини, – смутился Таг. – Прости дурака.

Здание, где он работал, было высокое, может быть – одно из самых больших в городе. Не меньше ста – ста пятидесяти гектошагов. Я задрал голову, пытаясь высмотреть на вершине пирамиды те окна, откуда смотрел на город.

– Значит, ты – специалист по чужим формам жизни?

– Да. Мы все занялись разными делами. Ты стал космонавтом. Мы все мечтали, помни… извини. А в Дальнюю Разведку только ты ушел. Ган стал инженером. Я – биологом.

– Катти – врачом, – продолжил я. – А кто еще?

– То есть?

– В нашей компании было четверо?

– Четверо, не считая Катти. Она была в другой группе, в женской, – медленно сказал Таг. – С нами был еще Инка.

– А где он?

– Погиб… Два года назад, там… даже пепел к Родине не вернулся… – Таг неопределенно взмахнул рукой и на мгновение замолчал. – Давай поедем ко мне… нет, лучше – к тебе.

– Думаешь, может помочь?

– Ты жил там четыре года. Хоть разум и забыл, но тело должно помнить.

Мы забрались в машину. Я – на заднее сиденье, Таг – на переднее, где был терминал управления. Мне хотелось погулять по вечерним улицам, но с врачом лучше не спорить. А Таг сейчас был для меня врачом.

– Знаешь, в твоем положении есть и какие-то плюсы, – сказал он, небрежным прикосновением к терминалу отправив машину в путь. – У тебя теперь – свежий взгляд. Ничем не замутненный. Ты смотришь на мир как ребенок, впервые выбравшийся из интерната.

– Мы росли в интернате?

– Конечно. – Таг слегка удивился. – Какие могут быть варианты?

– Для меня – любые. Например, что ребенка воспитывают родители.

– Как в каменную эру. – Таг покачал головой. – Что ты. Разве может неспециалист заниматься таким делом? Разве что родители – сами Наставники… но это было бы неэтично.

– Если хорошие родители…

– Ребенку не нужны хорошие родители, – отрезал Taг. – Ему нужен хороший Наставник.

Я замолчал. Не знаю, какие преимущества у незамутненного взгляда на мир, но бед – хватает. Я буду говорить глупости, с умным видом доказывая, что огонь может не обжигать, а вода – течь в гору. И мне будут объяснять, почему я не прав, а я – удивляться…

– Мне нужны книги, – сказал я, глядя в окно. – Много книг, Таг. По истории в первую очередь. Учебник хороших манер. Философия…

Машина мчалась по автостраде. Вообще-то транспорта было немного, не один я, наверное, любил вечерние прогулки. А по пешеходным дорожкам, на открытых площадках у зданий, у частых фонтанов мелькали люди. Пока – совсем чужие для меня…

Таг кивнул:

– Будут тебе книги. Все будет. Ты только не паникуй, Никки. Мы все поможем. Что главное в жизни?

– Работа, друзья и любовь, – ответил я.

Таг довольно улыбнулся:

– Вот видишь! С работой своей ты справился. Даже попав в беду – справился! Друзья – с тобой. А любовь – вернется.

– Думаешь?

Вот тут он отвечать не рискнул.

– Катти – хорошая, – осторожно сказал я. – Но… я ничего не помню. Она ведь будет невольно ждать, что я стану вести себя по-прежнему, этого не случится, и наступит разочарование… Таг, у меня хоть были дурные привычки?

– Ну… немного. Ты слишком горячий. Легко бросаешься в авантюры. Но это от склада характера зависит, вряд ли темперамент может так резко смениться. Никки, ты хочешь есть?

– Да. – Я внезапно понял, что и впрямь голоден.

– Тут есть ресторанчик…

Он снова опустил ладонь в терминал.

– Таг, а зачем нужен прямой контакт с этой жижей? – спросил я. – Ведь общение с управляющей системой может происходить на расстоянии?

– Это не жижа, а коллоидный активатор, – разъяснил Таг. – С его помощью система определяет твою личность, решает, вправе ли ты пользоваться транспортом. Если пассажиров много, то противоречивые приказы могут нарушить управление. Или твои собственные раздумья – куда ехать, – системой-то они воспринимаются как череда распоряжений. А контакт с активатором означает, что решение принято и формализировано. Ну… и традиция, в конце концов. Ранние системы имели слабую чувствительность, они нуждались в непосредственном контакте с человеком.

– Спасибо за лекцию… – усмехнулся я. – Тебе придется многое мне объяснять, береги силы.

– А мы их сейчас пополним.

Машина развернулась прямо на полосе – едущие за нами резко сбросили скорость, освобождая пространство для маневра. Мы свернули на узкую улочку между рядами маленьких коттеджей.

– У нас высокий приоритет, – оживился Таг. – Здорово.

Я прижался к стеклу, разглядывая домики. Сквозь зелень деревьев проглядывали теплые краски стен, раскрытые окна. На лужайке между двумя домиками расположились на пикник две пары. Девушка, несущая из дома поднос с какой-то едой, поймала мой взгляд, засмеялась и кивнула, словно приглашая присоединяться.

– Хорошие люди, – сказал я.

Таг покосился в окно, пожал плечами:

– Все люди хорошие. Это нормально.

Я прикусил язык. Почему у меня нет такой уверенности? Тоже исчезла – вместе с памятью? С чего бы вдруг?

Машина замедлила ход.

– Приехали, – довольно сказал Таг.

Ресторанчик был под открытым небом. Стояло в сторонке небольшое куполообразное здание, но там, кажется, размещалась лишь кухня, а не посетители. Два десятка столиков были ровными рядами расставлены вокруг квадратного бассейна с бьющим фонтаном. Вода в бассейне подсвечивалась – не прожекторами, а словно бы мерцала сама по себе нежным бирюзовым светом.

– Вон там свободно…

Я послушно шел за Тагом, стараясь не слишком пялиться по сторонам. Внимания на нас тоже никто не обращал, хотя людей было много. На каждом столике горел огонек – плавающий в заполненном маслянистой жидкостью металлическом сосуде фитилек. Наверное, для красоты. Площадка вокруг фонтана была выложена разноцветной каменной плиткой, на границах ее тускло светили низенькие фонари. Стояло несколько машин, но большинство людей, похоже, пришли пешком.

Мы присели за свободный столик. Широкие удобные кресла, ворсистая, но очень чистая розовая скатерть, овальные и квадратные тарелки, с десяток столовых приборов из желтого металла. Эти вилки, ложки, ножички меня слегка смутили. Похоже, я забыл, как ими всеми пользоваться.

Но в общем мне тут нравилось.

– Не смущайся, – шепотом сказал Таг. – Ничего не вспоминаешь?

Я покачал головой.

– Мы тут часто бывали. В интернате у нас здесь проходили уроки. Мы еще тогда решили, что станем сюда захаживать.

Таг засмеялся чему-то, вполне понятному для него. Интересно, какие уроки могут проходить в ресторане? Культура поведения за столом? Вряд ли после этого самый уютный уголок вызовет приятные ассоциации.

– А кто здесь бывает?

– Все, кто хочет. Кто близко живет или работает.

Я осторожно разглядывал людей за соседними столиками. В основном это были компании по трое-четверо, вне зависимости от возраста, но обычно одного пола. Среди парочек преобладали пожилые люди.

Это означает, что отдыхать принято с друзьями, а не семьей?

На меня опять накатила тоска. Понять и принять родной мир, ставший чужим, – это не от Чужих вырываться, размахивая ночным горшком…

– Привет!

К нам подошла молоденькая девушка в короткой юбке, с широкой блестящей лентой, перехватывающей грудь.

– Привет! – отозвался Таг.

– Я вас помню, – улыбнулась девушка. – Ты – Таг. А ты – Никки. Верно? Вы тоже из «Матушкиного Света». Как всегда?

Таг смущенно посмотрел на меня.

– Как всегда, – сказал я.

– И… флягу сухого вина, – добавил Таг.

Девушка скорчила гримасу и приплясывающей походкой отошла.

– Что такое «Матушкин Свет»? – спросил я.

– Интернат, где мы росли. Девочка оттуда, у них один из видов подготовки-к-труду – работа официантами.

– Значит, и мы здесь работали…

– Не работали! – Таг энергично покачал головой. – Готовились-к-труду. Это ведь совсем другое, Никки! Работа – это судьба! То, что доставляет тебе удовольствие и наиболее полезно Родине.

– Все исчезло, Таг, – сказал я. – Все смыто. Может, мне тоже… лучше в переплавку, как кораблю?

Таг принужденно засмеялся.

– Ведь каждый будет знать, каждый станет мне сочувствовать, – пояснил я. – Все, кого я знал, начнут смотреть на меня как на несчастного больного. Пусть это и правда…

– Никто не узнает! – резко возразил Таг. – Ты что! Тайна личности!

Слова я знал. Смысл был слегка понятен, но…

– Информация о случившемся с тобой – запретна! – продолжил Таг. – Это ведь неприятная, травмирующая тебя ситуация. Знаем мы – но лишь потому, что должны тебе помочь. Знает Наставник… ну это хоть тебе понятно? Комитет Дальней Разведки – все-таки информация жизненно важная. Вероятно, будет знать Мировой Совет. И все. Ни одна живая душа не узнает, если ты сам не захочешь рассказать.

– Это хорошо, – признал я. – Только как возможно сохранить тайну? Если даже эта девочка меня узнала? Если она помнит, что я предпочитаю на ужин, а я – нет?

– Я буду с тобой, – сказал Таг. – Наставник, Катти, Ган, я… Пока ты не адаптируешься – мы всегда будем рядом. Ты ведь сильный, Никки. Ты сможешь привыкнуть, родиться в третий раз!

– А второй? – спросил я. – Да, конечно, второе-рождение, я знаю слово. Но что оно означает?

– Вначале ты появляешься на свет, – сказал Таг. – Любовь родителей, забота Родины дают тебе жизнь. А потом ты выбираешь судьбу. Наставник дает тебе профессию. Это – второе-рождение.

– Я кажусь полным дураком? – тихо спросил я.

– Нет, Никки. Ты был болен. Теперь выздоравливаешь.

Девушка вернулась с подносом, и мы замолчали.

– Твое мясо, Никки. – Она поставила передо мной керамический судок с пробивающимся из-под крышки паром. Запах был вкусный. – Твоя рыба, Таг.

– Спасибо, девочка, – отозвался Таг.

– Хлеб… и ваше вино. – Последнее слово девушка произнесла с легким осуждением. Опустила в центре стола круглый наполненный рубиновой жидкостью сосуд.

– Врач назначил, – пояснил Таг.

– А… приятного аппетита.

– Почему ты не зовешь ее по имени? – спросил я, провожая девушку взглядом. Кто мне больше нравится, Катти или она? Не пойму. У Kaтти прическа не очень симпатичная. Ей бы длинные волосы пошли…

– Откуда я знаю ее детское прозвище? – удивился Таг. – Через год она получит взрослое имя, тогда познакомлюсь.

Все странно, все удивительно…

Я молча открыл горячий судок и стал накладывать себе мясо – крупные аппетитные куски, перемешанные с овощами. Таг искоса следил за мной, словно ожидал возгласа «помню!». Нет, Таг… Меня не удивляет эта еда, я знаю, что пища должна быть вкусной, но мне не кажется, что пареная размазня – мое любимое блюдо.

Таг положил себе два больших куска белого мяса. Попробовал, ловко цепляя сразу двумя вилками, причмокнул:

– Оно! Нет, я не понимаю, как можно стандартное, идеальное мясо готовить по-разному! Но ведь получается! В столовой при общежитии оно гораздо хуже!

– А ты живешь в общежитии?

Таг поперхнулся:

– Д-да… По соседству с тобой. Никки, свой дом человек получает, когда образует семью. А мы-то вроде бы холостяки!

– Я теперь всегда буду холостяком, – мрачно сказал я. Отбросил попытки есть крошечной вилкой, взял большую ложку. Таг одобрительно кивнул. – Впрочем, если холостяки питаются именно здесь, то это не столь печально!

– Славное место, – согласился Таг. – Ладно. Я ведь про врача правду сказал. Катти рекомендовала тебе натуральные психостимуляторы.

– Вино?

– Да.

Он наполнил два стеклянных бокала, мечтательно посмотрел сквозь один на горящий в плошке фитилек. Уже совсем стемнело, и вино в бокале замерцало ярким праздничным светом.

– Красиво, – задумчиво сказал Таг.

Я тоже посмотрел на пламя сквозь бокал.

– И то и дело, свеча горела на столе, свеча горела… – сказал я.

– Вроде стихи? – удивился Таг. – Интересно, надо порыться в информатории. Кто там у тебя так накрепко застрял?

– Вот этого не знаю.

– А может, это твои, – вздохнул Таг. – Ты ведь в детстве баловался, потом Наставник тебе подсунул «Десять тысяч великих стихов», тогда только перестал силы тратить… Ладно, Никки. За твое возвращение.

Я поднес свой бокал к его бокалу и слегка ударил их краями. Стекло отозвалось тонким, приятным звоном.

– Зачем? – поразился Таг.

– Сам не знаю. Вот такой ритуал придумался.

Вино было приятным и вкус знакомым. Я сделал глоток, поставил бокал на стол.

– Почему девушка так удивилась этому заказу?

– Алкоголь – вещь условно разрешенная, – неохотно признался Таг. – Запретов нет, но нужны серьезные основания, чтобы позволить себе его прием.

– У нас основания есть.

– К сожалению, – согласился Таг.

Глава 4

Вино подействовало быстро. Хоть и было оно совсем легкое, алкоголь едва чувствовался, но я ожидал этого состояния и не удивился, когда по телу пошла волна расслабленности, ужас моего положения куда-то отступил, а мир стал почти знакомым.

– Гана нет, – вздохнул Таг. – Засиделся братец…

– Он твой брат?

Тагу тоже ударило в голову, он уже не удивлялся и не переживал по поводу моей амнезии.

– Да. Он в младенчестве болел много, родителям рекомендовали оставить его при себе еще на полгода. Так и попали в одну группу.

– А кто мои родители? У меня есть братья, сестры?

Таг наморщился, честно пытаясь вспомнить.

– К тебе приезжала мать пару раз… и отец как-то… Никки, не знаю! Ты можешь запросить информаторий.

– Зачем? Это ничего не даст, Таг. Если уж я вас не вспомнил – так родителей…

– Да, конечно… – Он снова налил нам вина. – Не стоит их расстраивать такой жизненной неудачей. Будь-здоров-вопреки!

– Будь-здоров-вопреки! – повторил я традиционное пожелание, используемое при совершении потенциально вредных действий… Помотал головой. Словно через пропасть амнезии перекинули мост из словарей! Бред какой-то! – Будь здоров!

Мы выпили снова.

– Учебники мне нужны, Таг… – повторно напомнил я. – По истории…

– Каменная эра. Представляешь?

– Мамонты, тигры, топоры, стрелы?

– Молодец! – Таг заулыбался. – У тебя работает ассоциативное мышление.

– Все ассоциации – лживы!

– Чушь! Это в тебе дух про… противоречия говорит. Потом была Костяная эра.

– Приручение животных-друзей, изобретение полозьев и колеса, земледелие…

– Прекрасно! – Таг взмахнул рукой – У тебя сохранился словарный запас. А слово – это ведь не просто символ. Это еще и представление об объекте. Получается… ну как бы резервное копирование информации. Утрачены основные знания о мире, но ты в силах вытянуть информацию из слов! Идем дальше. Крепостная эра…

– Социальное разделение общества, феодальные властители, войны, добыча руд и нефти, изобретение пороха и напалма…

– Какие-то у тебя воинственные ассоциации выплывают, – вздохнул Таг. – Профессия отпечаток накладывает? Я бы вспомнил алхимика Рига Гаттерна, Рига-вонючего, и открытие им плесневых лекарств. Куда важнее, на мой взгляд, для общества, чем напалм. Ну, продолжим?

Я решил, что он имеет в виду курс истории, но Таг вначале налил нам вина.

– Это же вредно, – заметил я.

– Если по медицинской рекомендации… – Таг чуть смутился. – Ну, после Крепостной была Промышленная эра…

– Паровые двигатели, электричество, феодальные владения окончательно оформились в четких границах, телеграфная связь, зародилось мореплавание, возникла традиция Наставников…

– Вот! Ты как на уроке отвечаешь! – обрадовался Таг. – Морская эра?

Тут я на секунду запнулся. Словно мне очень глубоко пришлось зарываться в поисках аналогий.

– Первые карты звездного неба?

– Ну?

– Навигация… открытие и заселение квадратного и треугольного материка… Большая Ошибка…

Я замолчал.

– Не помнишь, что такое Большая Ошибка?

– Нет.

Таг вздохнул:

– Мы встретили там жизнь, Никки. Разумную. Шерстистые…

Шерстистые, Потерянные Друзья, война, Большая Ошибка, позор…

– Мы их истребили, – сказал я. – Верно?

– Да, Никки. Это позор всего человечества. Но тогда война казалась единственным выходом. Они были менее развиты, но очень способны и агрессивны. Лане-поздно-раскаявшийся вывел чумной штамм, который истребил их за какие-то сорок лет.

– Шерстистые – они были не-друзья, но мы могли их сделать друзьями, – сказал я.

– Конечно! Должны были сделать Друзьями! Но не было еще институтов прогрессорства и регрессорства. К счастью, Наставники поняли вину человечества и решили искупить ее. Эра Объединения, помнишь?

– Наставничество, ликвидация социального неравенства, атомная энергия, преобразование континентов, космические полеты… планеты Друзей. Так?

– Да. Мы вышли в космос на примитивных атомных ракетах. Все человечество, на всех трех материках, объединилось ради этой цели. Полеты к Внутренней и Внешней планетам, поселения… вспоминай!

– Ближние Друзья? – спросил я.

– Правильно. И тоже было непонимание, не-дружественность, жертвы с нашей стороны. Но Наставники уже разработали концепции Дружбы. И мы обрели Ближних Друзей.

– Какие они? – спросил я.

– Обернись.

Я вздрогнул от этого предложения. Медленно обернулся.