Времена и нравы. Книга 8

Стоянка в Тикси растянулась на целых шестнадцать дней, в течение которых происходила погрузка леса в трюмы и на палубу. В один из таких дней на судно прибыла экспедиция, намеревающаяся с борта «Енисея» выставить на льдины пять-шесть радиовех для изучения направления и силы ветра, давления атмосферы и температуры воздуха, как и дрейфа льда. Двое суток следовали на север вдоль 130-го меридиана и забрались за 79-ю параллель, но подходящей льдины не обнаружили. До Северного полюса оставалась всего лишь тысяча километров, но далее идти не рискнули. Лишь после авиаразведки спустя четверо суток с выходом из Тикси удалось отыскать подходящую льдину, которая обещала просуществовать долго, на ней поставили первую веху. Она замаскировалась слоем недавно выпавшего снега, и весь экипаж имел возможность поразмяться на лыжах в свое удовольствие, благо ее размеры позволяли. Чертовски приятное занятие – во второй половине сентября, после однообразной, без каких-либо серьезных физических нагрузок жизни поразмяться в течение двух часов на свежем, с легким морозом воздухе.

Следуем ставить вторую веху, для чего пройдем севернее Новосибирских островов. Сегодня же получили ледовую карту авиаразведки и, по всей вероятности, завтра поставим следующую веху. Такими темпами надолго растянется, может, до самого конца навигации.

Механические дела идут своим чередом, грех жаловаться. Недавно «дед» проводил собеседование. Видимых причин для «проработки» не было, но в назидание на будущее решил провести профилактику. Вчера вторично разрешил одну из проблем четвертого механика: запустил в работу испаритель, и в течение суток тот производил пресную воду. Для «красного словца»: к возможной зимовке во льдах, о чем часто любят поговорить, к обеспечению пресной водой в случае осложнений готовы.

На днях получил из дома радиограмму: все живы и здоровы. Сестра Алла наконец, с третьей попытки, поступила во Владивостокское медицинское училище.

Идем домой! Но какой ценой это досталось? После постановки всех вех девятого октября пришли в Певек, где выгрузили лес и загрузились металлоломом и касситеритом (руда для выплавки олова) и двадцатого отправились на восток, имея в кильватере ледокол «Лазарев». Не успев отойти на милю от причала, намертво заклинились – и ни с места. Ледокол хотел помочь и, выйдя из строя кильватера, поравнявшись с нами, последовал нашему примеру, также заклинившись. Так и стали вдвоем, осиротевшие суда, потерявшие ход. Не ждать же на виду всего поселка погоды: поработав переменными ходами взад-вперед, отошли назад и с небольшого разбега снова пошли вперед. «Лазарев» снова оказался в кильватере. Лед был всего-то 20—30 сантиметров толщиной, но заснеженный, что и вызывало заклинивание. Снежная каша сильно тормозила, суда, напрягая всю мощь, кое-как преодолевали это болотистое препятствие.

В пяти милях от Певека уже несколько суток стоял вмерзший в лед пароход «Дежнев» из Мурманска, один из немногих прорвавшихся через пролив Вилькицкого на восток в нынешнюю навигацию. Подошли к нему и взяли на буксир. На этот раз лидирующим стал ледокол, причем шел он необычным способом – кормой вперед. Тут я стал понимать важную роль носового винта, устанавливаемого на некоторых ледоколах. Лишь идя кормой вперед, размывая и разламывая винтом лед, смогли двигаться со скоростью от 0,3 до 1,6 мили за вахту – черепаха, без сомнения, обогнала бы, если устроить соревнование. Выход из Чаунской губы до мыса Шелагский занял более двух суток. Вблизи от мыса находился вмерзший в лед лихтер, который нужно было отбуксировать в Певек. Ввиду сложности ледовой обстановки на нашем судне созвали совещание капитанов трех судов с участием деятелей из штаба морских операций восточного сектора, которые направлялись с нами во Владивосток, как последние перелетные птицы, улетающие на юг. Они-то и настаивали оставить лихтер в его теперешнем положении, а самим пробиваться дальше, дабы не упустить время и не остаться по соседству с обездвиженной баржей».

Здесь четвертый механик ошибается: винт утоплен, находится в нижней части кормы и никак не может разламывать лед, а если бы такое стало возможным, то при первом же серьезном ударе можно ожидать очень опасных последствий.

«После Шелагского лед стал легче, «Лазарев» развернулся носом вперед, и караван пошел быстрее. Тут даже для меня, не говоря уже о специалистах по ледовой проводке, стала ясна непригодность ледоколов этого типа к проводке судов в ледовых условиях. Как минимум дважды за вахту он останавливался для поднятия паров, не говоря о значительно меньшей скорости, чем у нашего «Енисея», в одинаковом льду, расходует 120 тонн угля в сутки и 60 тонн пресной воды, с экипажем 150 человек и мощностью машин около 10 тысяч лошадиных сил, да и груза не возит. В общем, «ни Богу свечка, ни черту кочерга». Паровой ледокол, да еще на угле, – это что-то фантастическое: единственное, чего было в изобилии, так это черного дыма, который стлался на десятки миль, напоминая долгоиграющую дымовую завесу.

Сначала шли за «Лазаревым» и тащили на буксире «Дежнева», но, когда ледокол останавливался для поднятия паров, «Енисей» с буксиром так от него отрывался и уходил вперед, что приходилось останавливаться, чтобы подождать отставшего «лидера». В очередной раз, простояв более часа, не дождались и, оставив «Дежнева», вернулись за ледоколом. Приведя его к пароходу, пошли вперед, а ледокол взял судно на буксир. Сейчас идем малыми и средними ходами, прокладывая путь «Лазареву», который никак не может нас догнать.

Сегодня шли почти по чистой воде, проходя по 30—40 миль за вахту, и если бы не ледокол, то скорость была бы гораздо выше.

В первые двое суток, когда никак не могли выйти из Чаунской губы, всех обуяло упадочное настроение в предчувствии возможной зимовки. С выходом на чистую воду все в корне поменялось, и судовой люд преобразился уже в ожидании встречи с родными и близкими, выбросив из головы недавнее уныние, будто его и не было.

Впереди маячило, пожалуй, самое опасное место вплоть до Берингова пролива – пролив Лонга. Но, несмотря на все опасения, ледовая обстановка в проливе не представляла серьезной опасности, и проходили его без предполагаемых затруднений. До мыса Шмидта остается каких-то 30 миль, ну а там уже полетят радиограммы во Владивосток и Находку с прикидочной датой прихода. Сейчас пока люди остерегаются давать, слишком рано, мало ли какая задержка поджидает впереди. Предстоит заход в Петропавловск-Камчатский, где должны отдать два рыбацких сейнера, закрепленных на крышках трюмов.

Служебные дела давно упорядочились и идут своим чередом – все в порядке, если не считать прихваченных ледком трубок обогрева двух танков машинного отделения и двух лопнувших от размораживания грелок там же и под полубаком, но обогрев уже восстановлен и хлопоты остались в прошлом. С танками дело гораздо сложнее: в них балластная забортная вода, которая никак не хочет откатываться за борт, да и трюмы с грузом – до горловин не доберешься. Утешает, что идем на юг и все должно подтаять, а потом уже не замерзнет.

Увлекся героическими милицейскими историями: прочитал запоем «Рассказы о милиции» и «Сержант милиции» Ивана Лазутина. Последняя очень понравилась, и зачитывался ею до трех часов ночи, чего ранее со мной не случалось».

Тогда еще не было такого обилия «женских» детективов, их эпоха началась позднее, в этом жанре в основном читали книги Льва Шейнина, который хотя и был следователем высокого уровня, но Колыму прошел.

«Идем в Магадан из Находки, на календаре уже двадцать первое ноября, и впереди маячит зима с холодами, пронизывающими ветрами и ледовыми полями, избавиться от которых не получается ни зимой, ни летом. Лед нарастает намного быстрее, чем мы его колем. В Находку из «полярки» пришли после полудня восьмого ноября и как ни спешили, но не успели к праздничному столу. Препятствий на пути из Певека было достаточно: до Провидения шли шесть суток вместо двух по чистой воде. После мыса Шмидта, вопреки ожиданиям, лед снова стал тяжелым. Со стороны Дежнева к нам пробивался ледокол «Каганович». Он все-таки пробился, но уже через несколько часов выяснилось, что к «шапочному разбору». Подошел к вечеру, а уже в шесть утра, оставив «Дежнева» на попечение двух паровых ледоколов, рванули полным ходом в Провидения, все-таки за Беринговым проливом, на юге Чукотки, льдов в это время не бывает. Так что появление «железного наркома» все-таки принесло пользу, избавив от сладкой парочки – «Лазарева» с «Дежневым». А ледоколы друг друга стоят, самая настоящая сладкая парочка.

Лишь однажды сбавили ход, когда на подходе к мысу Дежнева увидели убегающих от нас по льдинам трех белых медведей. Вдоволь полюбовались их грациозным бегом, хотя при их размерах подобная иноходь по небольшим, качающимся под ногами льдинам кажется невероятной. Когда же льдины кончились, мишки попрыгали в воду и поплыли по чистой воде, оставляя за собой расходящиеся по ее поверхности кильватерные «усы».

Пришли в Провидения, где взяли на буксир восьмисотсильный портовый буксир «Мурманец» и потащили его в Находку. Из-за него пришлось следовать средними ходами, ибо при увеличении скорости на волнении он сильно зарывался носом и однажды лопнул буксирный трос. Пришлось ловить его в открытом море и заводить новый буксир.

С приходом в Петропавловск, к нашей радости, выяснилось, что дальше буксир идти не может по причине течи из наспех заделанной в Провидения трещины. Но, как ни спешили, встретить самый большой советский праздник пришлось в море. Разносолов не было, и довольствовались лишь стаканом вина с прослушиванием традиционного доклада по случаю торжества. На этом же торжественном собрании в числе прочих поздравительных радиограмм зачитали сообщение о присуждении «Енисею» третьей Всесоюзной премии за третий квартал. Пришлось весь четвертый квартал ходить в «троечниках».

Восьмого числа, сразу же после прихода, отправился к Лазеевым. Нила по случаю праздничного запоя дома не оказалось. С Милой распили бутылку портвейна, и уже на пороге столкнулся с Нилом и его пьяной компанией. Сходили в ресторан, где изрядно посидели, и в два часа ночи вернулся на пароход. Тринадцатого ноября на три дня съездил домой. В среду, девятнадцатого числа, договорились с Милой пойти на танцы в Дом культуры рыбаков. Она пригласила свою подружку, и в результате получилось, что мне пришлось идти на танцы вдвоем с подружкой Любой. Сдается, что Мила заранее все подстроила. Протанцевали весь вечер, проводил ее домой, и разошлись на том, что она пригласила в следующий раз в гости. Постараюсь воспользоваться этим приглашением со следующим приходом, лишь нужно будет уточнить номер квартиры.

В Магадане предстоит произвести моточистку главных двигателей, дело нешуточное, и придется поработать. Дела идут неплохо. Главный механик сменился, и мелочных придирок быть не должно, как раньше. Скорее, будет больше практической помощи, на что надеюсь.

Наступила календарная зима, следуем по бурным морям в Находку. В Магадане пришлось ожидать очереди на постановку к причалу под номером шесть. Скопилось много судов, и портовики не успевали обрабатывать. Но стоять в ожидании долго не пришлось: вначале подрядили разогнать лед в бухте Нагаево, а затем трое суток простояли, уткнувшись в лед в пятнадцатиминутной готовности. За это время успели сделать моточистку двум главным двигателям. После этого сбегали в Охотск, благо он совсем недалеко, вправо за поворотом, и вытащили из ледового плена «Невострой», а третьего декабря стали под выгрузку, предварительно еще раз поломав лед в бухте и подтащив поближе к причалам стоявшие на рейде суда.

В порту встретил двух Николаев – Якименко и Яремчука, посидели в популярной «Арктике» и расстались друзьями, коими не успели стать за все пять лет учебы. Яремчук работал на «Старом большевике» и изредка ходил за кордон, паспорт моряка всегда был на руках – по нему моряков выпускали в загранрейсы, но в общем был не очень доволен. Якименко, наоборот, испытывает удовольствие от своего «Памира» и не хочет его менять ни на какие «загранки», ибо его средний оклад (наверное, все-таки заработок) – 1950 рублей.

Трое суток стоянки под выгрузкой – хватило для моточистки оставшихся двух двигателей. Если быть более точным, то уложились в двое с небольшим суток, работали по двенадцать часов через двенадцать. Полученная практика дорогого стоила и много дала в практическом значении, оставляя все меньше неизвестного в машинном отделении.

Однажды забрел на каток, который сразу же пришелся по душе. Смущало лишь отсутствие практики и недостаток умения кататься, нужно подучиться.

Из Магадана идем с хорошей скоростью, вопреки зимнему сезону, который в Охотском море на всем своем протяжении изобилует проходящими циклонами с непрерывными штормами. С выходом из порта немного покачивало, на второй день посильнее, а третий день отличился штилевой погодой, что само по себе удивительно. Но сегодня с самого утра будто разверзлась преисподняя: море превратилось в кипящую бездну с пяти-шестиметровыми темно-зелеными тяжелыми валами, следующими один за другим в своей непреклонной последовательности. Я впервые в такой шторм попал. Не знаю, сколько было баллов, но бортовая качка, наверное, достигла своих пределов. В машине все время «хватал» воздух насос забортного охлаждения, несмотря на то что его приемник находится почти у скулы корпуса, недалеко от днища. Пришлось останавливать один двигатель из-за высокой температуры масла вследствие недостаточного охлаждения. Все плохо закрепленное летало и прыгало, пока не заклинивалось в каком-то уголке».

Судя по всему, «броненосец» угодил в центр, или, как принято у метеослужбы, в «глаз», циклона, где светит солнце и волнения почти не наблюдается. Атмосферное давление минимальное, и с выходом из него раскручивается штормовая спираль с максимальной силой ветра против часовой стрелки в Северном полушарии.

«В столовой команды и кают-компании побилось много посуды, летели на палубу супницы с борщом, и команда осталась без первого блюда, хотя желающих пообедать было совсем немного. Стулья попереворачивались и сбились в кучу, ковры и дорожки разлетелись по всей палубе. Такая свистопляска продолжалась до 16 часов. Потом немного поутихло, судно постепенно заходило под прикрытие сахалинского берега, и ветер перешел на попутный, по корме. Было бы гораздо хуже, если бы задержались с выходом хотя бы на полсуток. Но Бог миловал и всего лишь погрозил пальцем. Завтра приходим в Находку.

2 января 1959 года!

Завтра будет две недели, как пришли в Магадан. Работаем по проводке судов в порт и из порта. Был здесь и ледокол «Адмирал Макаров», но он отстаивался, уткнувшись в лед, а мы проводили суда. Все время десятибалльный лед, никакой отдушины. Иногда во время сжатия так обнимает, что приходится стоять по две вахты, не в состоянии даже пошевелиться. Приходилось выводить суда из Охотска и из бухты Веселая. В новогоднюю ночь вытаскивали шедших из Охотска: «Пржевальского» и «Кулибина». Погода соответственная для времени года: ветер 8—9 баллов, снежная пурга, к тому же капитан был «навеселе» и в итоге врезался левой носовой скулой в «Ивана Кулибина», получившего пробоину размером 4×1 метр, к счастью, выше ватерлинии, иначе бы пароход сразу затонул. Случилось это в 4 часа 49 минут нового, 1959 года.

Встреча Нового года отличалась от всех предыдущих. Коллективные праздничные застолья с выпивкой на судах запрещены. Отметить индивидуально тоже было нечем: в Магадане почти не стояли, и никто не имел возможности приобрести необходимые припасы, без которых праздник – не праздник. Главный механик «подбросил» на всех шестерых младших механиков пол-литра разведенного спирта, что для здоровых мужиков чисто символическое количество, и на этом все!

Старые моряки утверждают, что таковые праздничные события – обычное на флоте явление, чему не приходится ни удивляться, ни сожалеть о минувшем «сухом» празднике. Они же, вроде бы в качестве праздничных компенсаций, добавляют, что каждый приход в порт – праздник независимо от даты прихода, будь она хотя бы в понедельник или в пятницу, тринадцатого числа. Вот и попробуй разберись, не заблудившись среди трех сосен. Мне это непонятно, и никаких чувств сие утверждение не вызывает.

Конечно, после долгой разлуки с родными и домашним очагом это действительно большой праздник. Но если видеть в празднике лишь повод для выпивки, хотя многие так и понимают, то тогда такое определение праздника вполне оправдано и понятно. Был бы повод, а выпить всегда сумеем. Пока же мое мнение совершенно другого толка и никак не связывает эти очевидные противоречия.

Что-то начинаю чувствовать усталость, в основном моральную, но отчасти и физическую. Причина, на мой взгляд, очевидна: непрерывные дерганья. С выходом из Находки шестнадцатого декабря и до сего дня идут беспрерывные ходовые вахты, без выхода в город и каких-либо внешних впечатлений, так как кружимся по одному и тому же месту, словно белка в колесе. Завтра должен подойти ледокол «Иосиф Сталин», и нас обещают поставить под выгрузку. Затем снова Владивосток или Находка, если не выгонят в отгул выходных дней, которых накопилось целых сорок, что вполне возможно. Вернулся «старый» третий механик, и пока он исполняет обязанности второго механика. В деревне на свежем воздухе сейчас неплохо пожить, побродить по знакомым, известным с детства местам, где каждый куст знаком и напоминает об ушедших годах.

Лазеевы-Горяевы собрались поехать навестить родственников, взять к себе сестренку Милы у ее матери. Одолжил им 1500 рублей на поездку – у них, оказывается, даже на нее денег нет. Как же они будут управляться с младшей сестренкой, расходы ведь вырастут? На праздники разослал знакомым поздравительные радиограммы, одну из которых, Юрке Лаврову, заранее, но не получил ни одной ответной. По правде говоря, надеялся лишь на Юрку, но он тоже не оправдал ожиданий.

За время стоянки в Находке дважды побывал у Любы, в основном ходим на танцы.

Миновало три месяца со дня последней записи, и сегодня уже третье апреля, весна во всю стучится в окна. Столько событий произошло за это время, но обо всем по порядку.

С приходом в Находку из Магадана меня списали с «Енисея» в отгул выходных дней, как я и предполагал. Главный механик предложил вернуться после вынужденного отпуска на старое место работы и идти в Арктику четвертым механиком, но я ответил отказом, мотивируя тем, что плавательский ценз на этой должности для получения диплома механика второго разряда мне не идет, потому что его уже у меня и так достаточно. Но он посоветовал все-таки подумать. Я, естественно, пообещал, хотя твердо решил не возвращаться на прежнюю должность – пора бы уже становиться третьим механиком. С двадцатого января начался отсчет моих неиспользованных рабочих дней, закончившихся пятнадцатого марта.

Из Находки приехал во Владивосток и получил «отпускные» деньги. Пробыл в городе два дня. Хотел встретиться с Юркой Лавровым, обитавшим на Седанке, но не получилось и уехал в Манзовку. Там же оказался в отпуске Сашка Купленко. Вдвоем и проводили тот отпуск – все-таки веселее. Навещали все веселые и скучные места, которых в Манзовке больше, чем веселых.

Однажды в поисках развлечений попали на традиционный вечер встречи с выпускниками 164-й средней школы.

С него-то все и пошло! Далее начался новый этап в моей молодой и уже не холостой биографии. Дернул же меня черт пригласить на танец некую Галину Александровну Чувашову, учившую моих сестер: Аллу – совсем немного и Валю – целых три года. Затем последовал следующий танец, и так продолжалось до конца вечера. Еще бы ничего, но в дополнение ко всему захотелось проводить ее домой. Провал! Просидели до четырех утра, уже петухи пропели. И это при моей неразговорчивости и застенчивости, как единодушно утверждают все мои знакомые. При расставании получил приглашение прийти на следующий вечер, который наступал уже сегодня. Ну а дальше понеслось…

Почти весь отпуск провел у нее в гостях, лишь последние четыре дня был дома, стыдно все-таки перед родителями. Сашка даже обижался на меня за такие частые посещения, лишившие его компании и обрекшие на скучное одиночное времяпровождение. Со своей стороны я мог только посочувствовать ему в его одиночестве. Мне же было очень хорошо! Бывало такое, что если по какой-то причине пропускал вечер у Галины, то на следующий день уже не мог выдержать, не сходив. Двойных пропусков не было ни разу, что бы ни случилось. Не знаю, какие чувства мной двигали при этом, но привязался к ней так, что выпутаться самостоятельно был уже не в силах. Паутина крепко спеленала душу и тело. Кончилось вполне предсказуемо: в ночь с девятого на десятое марта договорились пожениться. Свадьбу решили сыграть попозже, в мае.

Но планы остались планами, все пошло по иному сценарию. Учителя 164-й школы в директивном порядке, помимо нашего желания, решили сыграть свадьбу и организовали по-своему. Выбора нам не оставили, ничего не оставалось, как покориться. Пришли на собственную свадьбу в субботу, четырнадцатого марта, родители; как ни возмущались и ни разводили руками, также вынуждены были прийти. Возмущение было обоснованным и логичным, с их точки зрения: свадьба являлась «незаконной», ибо неоспоримое право на организацию «законной» принадлежало только им. Удалось урегулировать конфликт интересов, согласившись и на «законную» свадьбу, которая должна состояться после великого поста, в мае. Но у меня смутные сомнения в том, что она может состояться – жениха с большой долей вероятности уже не будет на грешной земле, кто же ему позволит наслаждаться медовым месяцем, не имея ни отпуска, ни выходных дней, в рабочее время, которое, как известно, должен проводить в далеком море. В воскресенье родители пригласили всех учителей к себе домой. Так и посидели часа четыре с постными мордами, ибо после субботнего веселья настроение никак не способствовало продолжению праздника.

Ночью я уехал, прожив с молодой женой целых… четыре дня вместо медового месяца, то есть тридцати дней.

Затем восемь дней «бичевания», сдача со второго захода переаттестации до пятой группы судов и с двадцать пятого марта направление на моторный буксир «Неприступный». Собираемся таскать «сигары» в Японию.

Двадцать седьмого марта приехала Галя во время каникул. Привезла с собой несколько адресов и рекомендаций по поискам квартиры, но ничего из этого не вышло. С ее устройством на работу полнейшая катастрофа – не проглядывается ни малейшей возможности. С квартирой решили подождать до осени. Работу будет искать, когда устроимся на постоянное жительство. Уехала третьего апреля в час ночи, днем у нее уроки в школе, и оставаться дольше невозможно.

Со свадьбой в мае, для родителей, как и предполагалось, ничего не получится, потому что планируется выход в море десятого апреля, а вернемся в октябре-ноябре.

Назначенные сроки выхода в море, несколько раз переносимые, оказались несостоятельными и на этот раз, у команды сложилось мнение, что уйдем не ранее окончания майских праздников, ибо рыбаки от нас отказались, а «сигары» начинают таскать лишь в июне, с наступлением летней погоды. Зимние и весенние штормы не оставят бревнышка на бревнышке от «сигары» при такой скорости передвижения, когда укрыться негде и сбежать от набирающего силу циклона черепашьей скоростью тоже не получится. Я так обрадовался нашему незапланированному и оттого неожиданному продолжительному стоянию, что на второе мая «заказал» родительскую свадьбу, которая совсем недавно казалась нереальной. Разослал приглашения и всех предупредил, чтобы готовились. Но «хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»: сегодня явился какой-то товарищ из «верхов» и выдал «на-гора», согласно шахтерской терминологии, что двадцать девятого апреля наконец-то снимаемся в море. Куда именно, еще не ясно, но с началом майских праздников будем черт знает где.

Все же действительность оказалась совершенно иной, как в той поговорке: «Глухой слыхал, что слепой видал, как хромой бежал».

Известие в прямом смысле ошеломило меня, настроившегося на свадьбу. Как пошло с самого начала, когда майское торжество выглядело неосуществимым, так оно и случилось, несмотря на различные обманные движения, которые лишь вызывали дополнительные хлопоты и разочарования: как быть с приглашенными, да и перед родителями тоже выгляжу не в лучшем свете. О жене и говорить нечего, она все еще далека от нашей морской кухни, не представляет в полной мере, с кем связала свою судьбу. Сразу же поспешил «обрадовать» невесту-жену, и сам нахожусь в каком-то непонятном состоянии – как говорят в народе, словно мешком пришибленный. Совсем недавно был уверен, что увижу свою Галю, и если скучал, то совсем немного. Теперь же почувствовал совершенно иное: скука стала острее, перерастая в тоску, а ведь мы еще от причала не отошли. Каково же будет дальше? И это всего лишь после 22 дней разлуки – никогда не считал себя таким сентиментальным лириком. Не знаю, как буду привыкать к расставаниям на четыре, пять и более месяцев. Перед ней держу хвост пистолетом, пытаюсь показать, что слово «скучать» отсутствует в моем лексиконе, что, конечно же, ее не радует. Как будет на самом деле, покажет только время.