Загадка Четвертого Антрума

И сразу бросились в глаза густо процарапаные в ряд той же черной краской палочки, сгруппированные в кучки, и разделенные горизонтальными линиями. Снова древний шифр?! Нет, только не это!

Чтобы отвлечься, я попыталась представить местность, похожую на рисунок. Так, предположим, что прямая линия – это дорога. Поперечный пунктир – скорее всего тропинка. Странный косой орнамент по краям … – не знаю. Наверно, этот крестик и число и есть те самые ориентиры, по которым нужно выйти в правильное место. Вопрос состоит в том, как найти эти ориентиры? Короче, совершенно непонятная карта. Не то, что в квестах.

Окей, попытаюсь разобрать хотя бы остатки числа. Две цифры: верхние половинки закругленные, а нижние – полустертые. Это может быть и 33, и 88, и 99. Даже 66 при определенной фантазии. Я растерялась, не понимая, к чему примерить и как проверить каждый из вариантов. Это что: дата, возраст, глубина, время? Да мало ли что может иметь числовое обозначение, – я весь остаток лета могу потратить на составление вариантов и все равно не угадаю правильный.

От безысходности я стала рассматривать листок под разными углами, то приближать, то удалять. Ничего не получалось. Машинально я перевернула листок на обратную сторону и вдруг заметила на нем след от надавливания. Изо всех сил присмотрелась и каким-то шестым зрением уловила-таки число. Восемьдесят восемь это было. Знак бесконечности! И что сие значит?

Ладно, придется все-таки вернуться к шифру. Может хоть он что-то прояснит для понимания карты?

Итак, буквы-цифры, сгруппированные в кучки, и разделенные горизонтальными линиями:

16-6-22-6-2-6-16-19-17-36-19-23-36-15-19-17-1-31-18-1215-36-30-21-6-10-36-ІІІ-22-1-8-7-18-36-41-21-11-35-19-24-20-21-6-31-35-22-1. Довольно легко я установила его суть. Здесь применили метод замены букв цифрами. То есть, не цифрами, а черточками, сумма которых обозначает цифру. Вернее, не просто цифру, а место буквы в алфавите.

Я открыла знакомый файл со славянской азбукой. Затем переписала порядковые номера всех букв азбуки: 1-а, 2-б, 3-в, 4-г и так далее. После этого меня ждала самая нудная и кропотливая работа: терпеливо выписать все обозначенные порядковым номером буквы и составить из них текст. На это ушло больше часа. Я поставила точку и ошарашенно перечитывала полученное: «лєсєбеломъотъкомашнікъ чрєзъвъсаженъ АрильоупрешьсА».

Потом я попыталась перевести все это на современный язык. С трудом получила более-менее связный текст: «В лесе белом от комашника через в сажень на ярило упрешься».

– Сажень, сажень, – забормотала я, – это понятно, это старорусская мера длины. И равняется…, – я на секунду задумалась…, – расстоянию от кончиков пальцев одной руки до другой, когда обе руки расставлены в стороны. Хорошо, а чьи руки расставлять? Мои или, например Ильи? Я мечтательно задумалась о богатырской сажени пограничника, но вовремя взяла себя в руки.

– Дедушка, – закричала я. – Чему равняется сажень?

– Сажень, детка равна трем аршинам или 12 пядям, или 48 вершкам, или… приблизительно двум с половиной метрам, – послышался незамедлительный ответ дедушки из огорода.

– Шикардос, – я поставила в электронном блокноте нужную отметку. —Ярило – это, ясный Вася, солнце, а вот что такое «в лесе белом» и «комашник»?

Вечерние разговоры. «Фабрика стеклянная об одной печи»

Вечером на улице послышалось страшное тарахтение. Я выглянула в окно. Перед домом красовалось трехколесное чудо техники – мотоцикл с коляской. Надо же! Я еще от «копейки» не утратила эмоций, а тут еще круче техника!

За рулем гордо восседал старший Добрынин в неизменной клетчатой рубашке и смешном шлеме. В коляске примостился Алеша.

Вокруг мотоцикла тут же собралась куча народу.

– Иж-Планета! – гордо отрекомендовал своего «коня» Добрынин. – Дорожный мотоцикл среднего класса для езды по дорогам с трудным покрытием. Выпуск Ижевского машиностроительного завода 1967 года.

Понятно, еще одно чудо двадцатого века! Значит, кроме кота Васьки и коровы Зорьки будет еще одно сочетание – «мотоцикл Иж-Планета»!

Завязался общий разговор. Мы показали Добрыниным свои сокровища. Он с интересом покрутил необычный елочный шар и почему-то хмыкал.

– Почему вы хмыкаете? – не утерпела я с вопросом.

– Да так, – дедушка Добрынин неопределенно махнул рукой. – Чудной узор какой-то, как будто специально наши елки изобразили. Давно я их в последний раз видел, когда та история с компасом случилась.

– В Стеклянной Бане? – обмирая от волнения вскрикнула я.

– В ней проклятой, – буркнул Добрынин.

– Где необычные светлые сосны стоят? – сердце колотилось как бешенное. – Расскажите, пожалуйста!

– Это, детка, сосны меловые, – охотно откликнулся дедушка, готовый часами повышать нашу эрудицию. Я придвинулась поближе. Ларка, наоборот, под шумок отошла к Алеше. Ее интерес к старине мгновенно угас, переключившись на более интересный объект.

– Давным-давно в этих краях были степи, паслись отары диких коз, а почва была песчаной, – начал дедушка свой рассказ. – В степи постоянно дули ветры. Они сносили из других мест сосновые и еловые шишки. Ветры сдували песок и обнажали лежавшие под ним известняк и мел. Мел постепенно оседал на растениях и деревьях. Шли годы, столетия, тысячелетия. Вырастали новые сосны, уже сразу со светло-зеленой хвоей. Крона широкая и напоминает зонтик. Так появились в нашем лесу целые участки меловой сосны. В центре такого соснового бора, там, где известь и песок больше всего выходили на поверхность, Кочубей и построил «фабрику стеклянную об одной печи». По лесу протянули железную дорогу, чтобы возить рабочих и вывозить готовые бутылки и банки. Соорудили станцию, по «железке» ходили целых два паровоза с вагонами.

При этих словах в моей голове моментально нарисовалась картина, очень похожая на первый в истории фильм под названием «Прибытие поезда». Такие себе дамы в перьях, кавалеры с тросточками, дым из паровозной трубы, звон станционного колокола. Вот это движ здесь был лет сто пятьдесят назад! Была бы сейчас железная дорога, мы бы тоже, как барыни, ездили в райцентр хоть каждый день, а не раз в неделю на зачуханном бусике.

Усилием воли я притушила разбушевавшуюся фантазию и вернулась к общему разговору. Там что-то интересное рассказывал дедушка Добрынин:

– Сама усадьба гетмана, а потом Кочубеев стояла в густом парке. Из заграницы заказали редкие деревья и кустарники. По голубому озеру плавали белые лебеди, клевали желтые кувшинки. В центре бил фонтан, окруженный скульптурами ангелочков за высокой оградой. Когда революция случилась, Кочубей поджег завод, получил страховку и махнул с семьей за границу. А мужики кинулись усадьбу грабить. Одни развалины остались да фонтан разрушенный. Сам парк тоже зарос, одичал, совсем в лес превратился…

То же воображение нарисовало, как раньше выглядел княжеский дом: мрачный, с тяжелыми решетками на окнах, с откидным мостом надо рвом, с ухающими по ночам филинами. «Наверняка, – решила я, – тут стоит покопаться. Ведь от этого разрушенного фонтана можно, как учили, отсчитать определенное количество шагов и выкопать клад».

– Еще ходят слухи, что под парком спрятана целая система подземных ходов, – подключился Алеша. – Говорят, что ходы тянутся через все село, проходят под Рекой и выходят наверх в никому не известном потайном месте. Типа еще во время татарских набегов в них скрывались жители. И что по ночам в них бродит привидение.

– А кто-нибудь знает точно, где эти подземные ходы? – с пылающими щеками спросила я.

Алеша пожал плечами:

– Старики может и знали. – Он повернулся к Ларке, собираясь ей что-то сказать.

– Леш, ты не знаешь, случайно, что может означать число 88 и комашник? – выпалила я, пока он не приклеился к старшей сестре.

– Изи! Восемьдесят восемь – это нумерация квартального столбика, – не задумываясь ответил тот. – Если ты про Старый Лес спрашиваешь, то это в сторону кордона. А комашник – это муравейник.

– Дурында, – выдохнула я и стукнула себя кулаком по лбу. – Дедушка ведь учил нас ориентироваться в лесу. И про муравейники читала, что они могут существовать много веков.

Дедушка Добрынин тяжело вздохнул и уселся на мотоцикл.

– Ну что, соседи, толкайте, сам в горку не заведется. – Мы поднатужились и сообща покатили старозаветную Иж-Планету к дому Добрыниных.

***

Ночью пошел густой летний дождь. Он монотонно стучал в окна, тихо шуршал в густой листве, слабо журчал в водосточных трубах. Крупные капли звонко шлепали по листам шиповника в палисаднике, глухо ударяли в железную бочку, стоявшую возле стены.

Меня разбудил какой-то непонятный шум. Я открыла глаза. С улицы падал в комнату бледный луч луны. Звук повторился. Он напоминал шелест страниц. Ночью? Приподняв голову с подушки, я прислушалась и теперь явственно различила глухое, угрожающее шипение.

Может мыши скребутся под полом? Или?.. Я высунулась в окно. Белая дорожка луны наискось рассекла темноту, и я увидела, как из-за куста сирени выполз длинный, толстый, извивающийся червь и стал взбираться по веткам наверх.

По телу поползли мурашки, волосы зашевелились на голове, рот открылся в безмолвном крике ужаса. Захлопнув форточку, я забилась под одеяло и долго слушала, как колотится сердце и сотрясает тело дрожь. За окнами было тихо. Ларка сонно сопела в кресле напротив, дедушка на своем древнем диване периодически всхрапывал. Нет, так не годится. Что мне, одной страдать? Выскочив из постели, я подбежала к Ларке и принялась тормошить ее. Та испуганно вскочила.

– Что такое? Ты чего?

– Тихо! – я зажала ей рот. – Проснись! Оно тут! Я его увидела! То, которое скреблось внизу, когда мы были на чердаке.

Сестра подумала, потянулась, широко раскинув руки, и ответила:

– Ты, наверно, волчьих ягод наелась на своей Белой Горе. Вот и чудятся глюки всякие. Спи, – и отвернулась к стенке.

Но сон упорно не шел. Я уселась на кровати, подоткнулась со всех сторон одеялом и стала обдумывать внезапно пришедшую мысль. Что-то связанное с картой. Вернее, с… картами. Да-да. Вот он, этот кончик. Я наконец-то за него ухватилась. Две находки на одном чердаке! Стеклянный елочный шар с белыми елками и старая книга с картой. Древний чертеж до боли напомнил мой собственный, изображавший Старое Село и продленный Алешей до Старого Леса. Точно также снизу-вверх тянулась пунктирная линия, а ее пересекала другая. Если наше село было первым поселением в здешней местности, а это мне Добрынин авторитетно заявил, то скорее всего и лес на карте изображен ближайший, а не какой-нибудь под княжеским дворцом в Путивле.

Точно! Это карта Старого Леса! То есть фрагмент леса. Тогда линии – это просеки, а косой орнамент по бокам похож на … елки! Уже легче. А что, если две параллельные линии на карте означают, например…, рельсы заброшенной лесной железки…, а непонятный треугольник – это холм или… гора… Белая Гора! А волнистая линия внизу – наша Река Смородиновая. Но ведь тогда получается, что карта ведет в… Стеклянную Баню.

Бывший стекольный завод, где изготавливали елочные шары, к которому была подведена железная дорога, и где растут… меловые сосны! «…в лесе белом»! Проклятое место, где зашкаливает компас и водится нечистая сила? Вау! И темное пятно, это никакая не грязь, а мурашник, то есть муравейник. А вот где эта тропинка и где дорога? И как найти крест, что ведет к кладу?

Решение пришло внезапно и бесповоротно. Нужно срочно обследовать эту таинственную местность. Фонтан подождет. Вот и бабушка Йовга говорит, что в Стеклянной Бане закопаны сокровища гетмана Мазепы. Уж меня никакие геопатогенные зоны не остановят на пути к кладу. В том, что клад существует, я была почему-то уверена. Я даже мысленно составила заголовки новостных лент: «Найденный двенадцатилетней девочкой древний клад открыл новую страницу в археологии. И мой короткий коммент: «Сбылась мечта каждого поисковика. Это не только старинные артефакты, но, прежде всего, долгожданное открытие».

Я встала, походила по комнате, потом поплелась на кухню попить водички. Заскрипели старые половицы, затрещали пружины дедушкиной кровати.

– Что ты людям спать не даешь, егоза, – заворчал он. – Мне завтра рано вставать, а я еще не заснул как следует.

Я снова легла, долго ворочалась, но потом заснула до самого утра.

Накануне Катастрофы. Клады гетмана Мазепы

…Наступил вторник. По вторникам в Старое Село приезжала ярмарка. На нашем огороде ничего не росло, кроме бурьяна и крапивы. Дедушка пытался выращивать всякую съедобную травку типа укропа и петрушки, но куда им бедненьким было угнаться за мощными кустами пырея, вьюнка и амброзии. От последней дико страдала Лара: насморк, зуд и покраснения наносили видимый урон ее неземной красоте.

Поэтому продукты мы покупали в сельпо: окоченевшие окорочки, скользкие сосиски и скрюченные вялые огурцы. Молоком снабжала нас бабушка Йовга, медом – хозяйственный Добрынин. Из леса приносили грибы и ягоды, но питаться только дарами природы, как древние люди, дедушка и Лара не желали. Так что ярмарка по вторникам была очень кстати.

После завтрака дедушка погнал нас за мясом и картошкой. По дороге я решила поделиться с сестрой своим открытием.

– Ларка, а я знаю, где нужно искать клад, – я пыталась говорить спокойно, но голос предательски дрожал. – Сказать?

– Рискни, – равнодушно откликнулась та, осторожно обходя коровьи кизяки, кучно устилавшие дорогу.

– Ты знаешь, сегодня ночью я еще раз обдумала все эти рассказы про старинные скарбы, всякие там меловые сосны и геопатогенные зоны, затем мысленно соединила чертеж на закладке и твой елочный шар, и меня осенило…

– Ну-ну, и чем в этот раз? – Ларка подозрительно уставилась на меня.

– Похоже, что этот грязный клочок карты приведет нас к закопанному кладу беглого Мазепы! Тому самому, что ищут триста лет!

– Почему Мазепы, а не Кочубея? – изумилась Лара и тут же проявила потрясшую меня логику. – Если бы спрятал Мазепа, откуда тогда шары? Ведь завода при нем еще не было? Не было! Это же Кочубей «фабрику плавильную об одной печи» построил.

Я на минуту зависла, но быстро нашлась, не собираясь так легко отказываться от такой привлекательной идеи:

– Не думаю. Вспомни, как бабушка Йовга пересказывала местную легенду о том, что именно Мазепа закопал в нашем лесу клад. Между прочим, все накопленные богатства он носил всегда при себе в деревянной бочке. Задумав позорное бегство, Мазепа легко мог спрятать в укромном уголке дремучего леса награбленные у простого народа сокровища, пометил каким-то образом место и удрал в свою Швецию. Но собирался вернуться. Правда не успел и помер, а наследников не оставил. Короче, унес свою тайну в могилу. Но свидетели-то остались. Кто-то из рабочих решил выдуть специальный шар с зашифрованным местом клада чтобы попозже откопать, когда разговоры о кладах утихнут и войны закончатся.

Я остановилась, чтобы промочить горло в ближайшем колодце и вдохновенно продолжала:

– А семья этого рабочего жила в нашем доме. Ведь он старый-престарый. Представляешь! Послание спокойненько лежало среди других елочных украшений, его каждый год вешали на елку, и водили вокруг него хороводы! Долгими зимними вечерами небось корпел над картой, чтобы наверняка найти. Непонятно только, что такой продвинутый рабочий жил двести лет назад: и карту нарисовал, и зашифровал, как положено. Вот это и вправду загадка.

Ларка сердито замахала руками:

– Отстань! У тебя с этими кладами просто крыша поехала!..

– Она же этим летом поехала, а клад много лет назад закопали! – резонно возразила я. —Короче, нужно обследовать Стеклянную Баню. Там растут белые сосны и проложены рельсы. По чертежу попытаемся найти крестик. Вот только восемьдесят восемь проклятое меня смущает, – призналась я.

– А больше тебя ничего не смущает? – насмешливо отозвалась Лара. – Те же Добрынины, не сомневайся, триста раз уже там побывали, без всяких карт, с одним металлоискателем. Если даже и закопали там что-нибудь, то уже давным-давно и выкопали.

– А если не выкопали? Вот представляешь, ты будешь меня гнобить все каникулы, – а там бриллианты будут гнить? До следующего лета местные точно каждый сантиметр прочешут и найдут наш клад, не сомневайся, раз слух пошел.

Я решительно тряхнула головой. Мне во чтобы то ни стало необходимо было превратить недоверчивую Ларку в свою союзницу.

– Мы должны быть первыми. Нам сказочно повезло, что на чердак полезли, и что узор на шаре и на карте совпали, сто пудово искать нужно в Стеклянной Бане, там, где компас из рук выбивает.

– Ну и как ты собираешься туда добраться? – усомнилась Лара. – Ты что, забыла, что туда никто не поведет, а сами мы дорогу никогда в жизни не найдем.

И правда, как?

– Легко и просто! Значит так: выбираемся в лес, хорошенько осматриваемся не месте, находим «88», выходим на рельсы, отсчитываем сажень на солнце и ищем клад.

– «Легко и просто», – передразнила Ларка. – Да ты до сентября по лесу будешь рыскать. Хорошо, допустим, отроешь ты свой клад! Что дальше? Это ведь не твое? Добрынины первые и потребуют свою долю как потомки обездоленных крестьян.

– Потомки? Ну уж нет! У них сто лет было на поиски! И что? Ничего! Теперь моя очередь пришла. Между прочим, именно я нашла карту, хоть дом пустовал пятьдесят лет. И дом на минуточку наш. Так что и клад наш. Главное, придумать, как в лес незаметно выбраться.

– Не собираюсь ни о чем думать, – отрезала Ларка. – Иди сама. Наверное, эту карту подсунули специально, чтобы занять тебя на каникулах и дать остальным людям покой от тебя, неугомонной. – Я надулась. – И вообще, перестань орать и размахивать руками, на нас уже все село пялится, – сестра дернула меня за рукав толстовки.

Я ошалело повертела головой. Оказывается, мы уже дошли до площади, где стояли торговые ряды, заваленные дарами садов-огородов. Кучка старосельцев с интересом прислушивалась к нашей беседе. Усилием воли я закрыла краник фантазии и переключилась на бытовые вопросы.

***

…Остаток дня я провела в размышлениях. Итак, карта четко указывала на Стеклянную Баню. Белый лес, квартальный столбик «88», – все подтверждало догадку, что нужно идти в то самое «нехорошее» место. А уж найти там клад – пара пустяков.

Проблема была только одна – организовать поход в Старый Лес. Не добившись поддержки от Ларки, я попробовала подкатиться к дедушке.

– Дедушка, я вот все думаю о твоих приключениях с компасом, – завела я доверительный разговор после ужина. Мы сидели за столом под навесом, я – с молоком, дедушка с чаем. – Ведь это несправедливо, что до вчерашнего дня даже мы – твои внучки, ничегошеньки об этом не знали. Это называется ложная скромность. Сейчас в Инет каждый пук выкладывают и собирают тысячи лайков, а тут такая жуткая история! Как тебе идея – снять видео о геопатогенных зонах в Старом Лесу и выложить в Ютуб? Все попадают от восторга, а потом ученые пришлют международную экспедицию, и мы прославимся на весь мир!

Дедушка, однако, от славы отказался наотрез.

– Не тем ты, Валерия, собираешься прославиться. Нужно свои заслуги демонстрировать, а не чужие беды. Чтобы больше о Стеклянной Бане не заикалась. Не то рассержусь.

Окей, заикаться не буду, но думать ведь мне никто не запретит.

Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей о кладах, я решила прогуляться. Ноги сами привели к пограничному домику на опушке леса. И приросли к земле. Потому что из будки пограничного поста направился в мою сторону высокий голубоглазый военный. Сердце защемило и ухнуло прямо в живот. Илья! Наконец-то я его встретила.

Это и было то Второе Дело, что позвало меня в Старое Село.

Илья Муромов служил пограничником на заставе. Прошлым летом мы с Ларкой отправились за яблоками в заброшенные сады Ромашково, где на нас напали бродячие собаки. Илья вовремя подоспел, прогнал собак и даже ловко перебинтовал мне поцарапанную ногу. Так мы познакомились. И все, я пропала. Это была любовь с первого взгляда.

С той поры все мои прогулки по селу обязательно заканчивались посещением пограничного поста. Несколько раз удалось встретить молодого пограничника возле магазина. Илья приветливо здоровался, интересовался состоянием ноги, передавал привет Ларе и быстро удалялся прочь.

В мечтах я часто рисовала наши судьбоносные встречи. Вдруг в одном из страшных подземелий Старого Села, которые я собираюсь обследовать, есть замурованная ниша в стене? Тогда, чтобы вскрыть тайник, мне понадобится помощь настоящего разведчика, и в этой нише мы вдвоем обнаружим клад. И он от радости поцелует меня…

Или я взбираюсь на высокую Белую Гору, а там – бандиты. Приходится отбиваться, но силы слишком неравны. В самую последнюю минуту на помощь приходит серьезный синеглазый пограничник…

Или в лесу на меня нападут волки. Я буду убегать и спрячусь у пограничников. Илья как настоящий мужчина защитит меня и отведет домой. А я в благодарность я его поцелую…

И всякие тому подобные глупости приходили в голову.

Перед отъездом я набралась храбрости и попросила Илью стать моим подписчиком в Инстаграм. Пограничник серьезно задумался, а затем с сожалением сказал, что с его работой не может гарантировать нормальное общение.

– Ты лучше приезжай на будущее лето, будем офлайн общаться, – предложил он.

…И вот он идет мне навстречу, одетый в красивую пограничную форму, стройный, снова серьезный, и, конечно, напрочь позабывший прошлогоднюю девчонку-подростка. Я замерла, внезапно осознав всю ответственность момента. Надо красиво улыбнуться, приветливо поздороваться, небрежно поинтересоваться делами, короче говоря, произвести впечатление взрослой девушки, но первым делом – унять панику и клацанье зубов. От значимости предстоящих задач голова пошла кругом.

– Привет, подруга! – с легкой улыбкой поздоровался Илья. – С приездом! Поздравляю с новой прической. Сама прибыла, или с сестрицей? Она косу-то свою не обрезала еще?

– Привет…, да…, вдвоем…, нет… – Слова с трудом выходили из горла.

– Могу проводить, я все равно через вашу улицу иду.

Он сказал это очень просто, но по моему телу пробежали мурашки, хотя вечер был теплый и даже душный. Илья двинулся вперед широким солдатским шагом. Я семенила следом и никак не могла придумать тему для разговора. В голове билась горестная мысль о том, что, может, мое выстраданное решение обрезать жалкую косичку не было таким уж правильным? Может, надо было еще потерпеть? Оказывается, Илье нравятся длинные волосы! И Ларка, противная, точно об этом знала.

Молчание затянулось. Наконец я выдавила первое, что пришло в голову:

– Хочешь, сплету венок из васильков?

– С удовольствием, – просиял Илья.

Я нарвала целую охапку васильков, быстро накрутила их в веночек и нацепила себе на голову. Когда мне на уроке технологий делают замечание, что я не типичная девочка, поскольку не люблю рукоделие, я гордо заявляю, что умею плести венки.

– Круто, – оценил Илья.

Воодушевленная приветливостью обожаемого объекта, я злорадно подумала, как расскажу задаваке Ларке о нашей встрече. И даже представить не могла, что в эту самую минуту моя старшая сестра в глубокой задумчивости держит в руках замшелый диск, валявшийся на подоконнике, с которого она стирала пыль. Покрутив диск в руках и пожав плечами, Ларка бросила его в ящик со всякими железками…

У нашего дома мы остановились. Здесь было тихо и безветренно, только жужжанье неуклюжих шмелей да карканье ворон заполняли вечернюю тишину.

– Пришли. Бывай, подруга, передавай привет Ларисе. Еще увидимся. – Пограничник, надев наушники, быстро зашагал по улице.

– Что застыла, как статуя командора? – Ларкин голос вывел меня из транса. Сестра вышла за калитку и проследила за моим взглядом. – А-а-а, понятно. Героя своего романа повидала. Ну все, встреча состоялась, можешь теперь жить спокойно.

Я собралась сказать в ответ что-то обидное, но меня остановил какой-то непонятный звук. На дороге стоял Васька и выгнув спину дугой, громко шипел по направлению к дому Добрынина, куда удалялся Илья. Что это с ним, интересно? Может, какая мышь промчалась мимо? Странно, что кот не побежал за нею, а остался на месте. Он что, как и я, мышей боится?

У нас на крыльце я застала небольшое собрание.

– Лера, иди к нам, – увидев меня, позвал дедушка.

Я попятилась было назад, но тут все обернулись и уставились на меня, как будто видели в первый раз.

– Иди, иди, тебя касается, – хромая бабушка Йовга закивала головой.

Интересно, что меня может касаться такого, что и ее касается? Вроде бы у нас нет ничего общего, кроме Зорькиного молока. Но пришлось идти, а то подумают, что я дикая какая-то.

Нехотя приблизилась я к общей группе. Кроме обычных соседей – дедушки Добрынина и бабушки Йовги, пришла продавщица тетя Таня – загорелая, похожая на цыганку, с быстрыми черными глазами и длинными волосами, уложенными сзади в пучок.

– Мы как раз обсуждаем поездку в Город. Виктор завтра едет и может нас захватить. Ты же просилась в пиццерию. – Дедушка вопросительно смотрел на меня. Сердце ухнуло и остановилось. Вот он, шанс, один на миллион!