…А Видов категорически против

Жанна Благодарова

…А Видов категорически против

Пять см

Следствие первое, хронологически – далеко не первое

– Видов, ты печеньку будешь?

– Не, спасибо. Ну-ка, дай-ка сюда шоколадку. Много сладкого вредно, особенно тем, кто мало двигается.

Основательно початая шоколадка с торжественным шуршанием перешла из рук в руки.

– Это чой-та я мало двигаюсь? Ты мой огород видел?

– Видел. А вот кто там пашет, ты или Катька, большой вопрос. Ты же из-за руля не вылезаешь. Когда-нибудь вообще там застрянешь! Но есть на свете замечательные люди. Мы, врачи скорой помощи. Мы тебя спасём – быстренько затолкаем машину вон в тот гараж, а кормить не будем. Так и похудеешь!

Все заржали. Час ночи. Хоть бы никто не подпортил дежурство… Хоть бы часок, чтобы шоколадка с печеньками улеглись… Из динамика послышались самые отвратительные звуки в мире:

– Пятая, на выезд! Экстренный!

Видов пробежал глазами карту: «Женщина. Травма головы, без сознания, много крови, как долго лежит, неизвестно. Вызвала соседка».

– Твою ж ты налево…

Русский народный мат, конечно, сила, только вот не волшебная. Сколько ни ругайся, а вызов не отменишь… Машина взвизгнула на повороте, из-за чего три медицинские личности, всё ещё дожёвывающие свои десерты, синхронно поперхнулись. Видов проворчал:

– Ну, чего нас гонять? Лучше бы ментам позвонила. Им бы понравилось – чем свежее труп, тем легче раскрыть преступление. А нам там делать нечего, мы этих жмуриков досыта навидались… – Видов потёр шею ребром ладони.

– Максим Андреич, зачем вы так…

– Сонечка! Как ты думаешь, я знаю своё дело?

Девушка вздрогнула. Видно было, что циничное отношение к смерти, обкатанное многолетним опытом на скорой, коробит юное стажёрское сердце. Пока – коробит…

– Знаете, конечно. Что вы спрашиваете! Я не об этом. Всё-таки… человек.

– Человек… Конечно, человек. Только, ЕЙ уже ничего не поможет, а вот мы – которым ещё жить и жить… ну, уж тебе-то точно ещё жить и жить, могли бы нормально пообедать. Кабанчик, ну, куда ты так гонишь? Хочешь вон в того Шумахера впечататься?

Действительно, впереди лихо выписывал восьмёрки серебристо-серый джип, эффектно обходя редкие машины на почти пустой улице.

– Так экстренный же!

Видов глубоко вздохнул: «Мдя…»

Машина затормозила у распахнутой калитки. Все окна в доме светились, из открытой двери слышался женский плач.

– Интересно, ментов уже вызвали, или, как это всегда бывает, перепугались до столбняка?.. Соня, не дрожи… никто на тебя из-за куста с ножом не выскочит.

Видов задумчиво шагал по дорожке к дому. Господи, каких-нибудь пятнадцать метров, а дорожка как после бомбёжки! Калитка косая, а у сарая-развалюхи груда металлолома, и уже вся травой заросла… Алкаш хозяин, сто пудов алкаш. Кого же он грохнул-то? Жену, мать, любовницу?

На пороге нарисовалась женская фигура.

– А, доктор… Опоздали вы! – женщина сжала кулаки, затопала ногами, – умерла!

– Вызов был принят в час ноль три… сейчас час семнадцать. Мы ехали так быстро, как только могли.

– Нет, нет… вы не поняли. Я не обвиняю вас. Она умерла, когда я ещё говорила с вашими.

– Так что ж не сказали, что умерла-то?!

– Так не знала я-а-а… – женщина залилась слезами, – Егорка-то к нам прибёг, говорит, мамке плохо, я скорей к ним, сюда то есть. Ой, как увидала… скорей домой, звонить в скорую… потом опять к ним, сюда то есть… а она-то уж и не дышала-а-а! – женщина заскулила.

– Ну, ну… – Видов деликатно взял её за руку, – вы – соседка?

– А-а? А, да, да. Вон там мы, слева живём.

– Милицию, то есть полицию, вызвали?

– А-а? Да, да. Муж звонил. А можно, я пока заходить не буду? Боюсь я.

– Можно… – Видов глубоко вздохнул и перешагнул плохо освещённый порог.

Господи! Чуть не наступил на лицо. Глаза выпучены, левое ухо в крови… волосы растрепались, прилипли к шее, тоже слева… и шея вся в крови…

– Соня, что я тебе говорил? – удовлетворённо прошептал Видов, – такие раны смертельны. Соседка могла и перезвонить, между прочим. Чтобы не летели сюда как полоумные. Ну, смерть констатирую. А теперь – иди-ка ты отсюда, ты мне мешаешь.

Видов присел на корточки. Ещё бы она была не мертва! И, уж конечно, не сама себя так огрела… Но кто же?

Сзади кто-то глубоко вздохнул. Видов вздрогнул и резко обернулся – рядом стоял незнакомый мужчина, бледный как мел. Его губы дрожали.

– Вы кто?

– Васютин. Сосед…

– Понятно… хОдите тихо, как привидение. Помогите мне, пожалуйста.

Мужчина мигом спрятал руки за спину, но через секунду опомнился, его лицо порозовело от стыда.

– Простите…

– Ничего… к смерти непросто привыкнуть…

Они приподняли тело – рваная рана на затылке. Ударили сзади… н-е-е-е-т! Не ударили, а толкнули. И не сзади, а спереди. На что же она напоролась-то так?! Видов пошарил глазами по полутёмной прихожей – выключатель был справа от крючков вешалки. Медленно встал, протянул к нему руку… выключатель прикрепили криво, неплотно, клавиша елозила под пальцами.

Вот и оно… орудие. Один из крючков вешалки был в крови. Ага… Женщину толкнули, она отлетела в сторону вешалки и ударилась головой о крючок. Да уж, ничего себе толкнули! В одной из комнат кто-то громко всхрапнул. Видов оглянулся, но из прихожей ему не было видно спящего. Осторожно, стараясь быть незамеченным, подкрался к освещённому проёму, и заглянул внутрь.

На диване раскинулось тело – грязное, источающее омерзительный запах, вдрызг пьяное мужское тело. Видов подошёл поближе. Рассматривал его без стеснения и спешки: «А-а… вон там, между стеной и боковиной дивана, пустые бутылки. Из-под водки и вина. О, и банка из-под пива, но она уже ближе к креслу. Господи, какое всё грязное, драное… В правом кулаке зажато несколько длинных чёрных волос. Ну да, ну да. Потерпевшая – крашенная в смоль брюнетка. Кармен…

Стоп, а причём тут Кармен? А, убийство-то наверняка из ревности. Но, чёрт возьми, какая же силища у этого баска русского розлива! Пьянющий, наверняка еле на ногах стоял, а уж толкнул так толкнул!»

– Подойдите сюда, пожалуйста, – Видов обернулся к прихожей. Нервный сосед моментально и так же бесшумно нарисовался в проёме, – они что, часто дрались?

– Ну… это всё Санёк. Ритка-то нормальная… была. А он… пил, да, часто. Может, и бил её, но синяков я не видел. На лице их точно не было, а остальное… под одеждой не видно, сами понимаете. Но она никогда не жаловалась. А сынишку Санёк бил, да. Случалось, у нас прятался…

– Он работал? – Видов вспомнил разбитую дорожку, груду у сарая.

– Ну, может, когда ещё не был женат, то работал. А женился – как отрезало. Ритка работала. Не он за неё держался, а она держалась за него. Любовь у неё, видите ли. Вот и долюбила… уголовника!

– О-о… – Видов как будто услышал то, что давно ожидал услышать, – а за что же он сидел?

– Магаз обворовали с дружками. Ритка уж так ждала его! Дождалась вот…

Ш-ш-ш… Подъехала машина. Послышались голоса – один женский, соседкин, и два мужских. Нервный Васютин быстро и как-то незаметно испарился, а через несколько минут по ступенькам крыльца затопали энергичные ноги.

– Здрасьте, пожалуйста! Чего вы тут рассматриваете?!

Видов удивлённо оглянулся. Не дежурный оперативник, а участковый Витя. В целом, неплохой мужик, но сейчас был злой как цепной пёс. Он мрачно оглядел храпяще-воняющее тело.

– Ну, треш… прибил бабу, и завалился спать!

«Да-да, – подумал Видов, – это сколько же надо выпить, чтобы не понимать, что ты убил, ну, не убил – тяжело ранил, человека? Или он накатил уже после того, как она упала и лежала, не шевелясь? От страха, даже не пытаясь помочь, допил то, что ещё не было допито на начало ссоры. Не позвонил в скорую, как было бы логично, не убежал, как было бы ещё логичнее, а накатил в трёх метрах от умирающей – чтобы забыться…

Кстати! – Видов мысленно поднял палец вверх, – а оставалось ли что-нибудь, чем можно было накатить?.. Ещё один мутный момент… если он был настолько пьян, что еле шевелился, почему рана оказалась такой серьёзной, даже смертельной?»

– Скорая, нарисовал заключение? Давай быстрей и катись отсюда, – защитника правопорядка явно раздражало присутствие Видова. Впрочем, тот уже строчил в бланке.

– Э, Санё-о-ок… – участковый потряс тело за левый локоть, – просыпайся! – Санёк, вставай, кому говорю.

Тело реагировало на раздражители, но слабо. Ворчало, отбрыкивалось. Даже попыталось плеваться, но получилось плохо – слюна потекла по подбородку, и, изящно обогнув кадык, достигла груди. Смотреть на это было противно. Видов вышел в прихожую. Неужели они ссорились в тёмной прихожей, у входа? Вряд ли. С её правой ноги слетела тапка – вон, валяется в комнате, около косяка.

Скорее всего, стояла у двери, а он – в комнате. Толкнул её… Метра три лететь до крючков. Нет, ну реально силища богатырская! А на вид – спившаяся дохлятина. Видов повернулся к крючкам. Они были расположены на уровне плеч. Его, Видовских, плеч. А погибшая заметно ниже ростом, ей они где-то на уровне глаз. Он шагнул ближе – три празднично блеснули, будто обещали рассказать что-то интересное. Четвёртый словно увернулся от взгляда, прикрываясь засохшей кровью.

Видов вышел на крыльцо: в ночной тишине по-прежнему слышались всхлипывания. У крыльца, закрыв лицо полотенцем, кашляла от слёз Васютина – соседка, а в машине шмыгала носом Соня. Видов задумался, балансируя на нижней ступеньке. Потом шагнул в сторону соседки:

– Можно попросить у вас воды? Тут хозяйничает милиция, и на кухню не попадёшь.

– Да… да… конечно, – соседка поперхнулась, глубоко вздохнула, – пойдёмте.

Они зашагали вдоль забора из профиля. «О, – подумал Видов, – вот здесь хозяин имеется, и этот хозяин – очень даже хозяйственный хозяин». Действительно, всё, что было видно при свете двух фонарей – у калитки и у крыльца, могло стать вполне достойным видео о ландшафтном дизайне. Или сработал контраст? С такими-то соседями…

Дорожка ровная, широкая, дом тоже… новый, просторный. Ухоженный. Ступеньки крыльца из хорошего дуба и недавно покрашены. Дверь была чуть приоткрыта. Васютина сразу метнулась куда-то вбок – видимо, на кухню. Видов топтался на придверном половичке – не хотел пачкать пол. Его наверняка помыли недавно, скорее всего – сегодня вечером.

Точнее, уже вчера, потому что был третий час ночи. Вдруг справа щёлкнул замок. Оказывается, локтем он почти упирался в другую дверь. Из-за неё осторожно выглянула юношеская голова с мокрыми волосами. Лицо какое-то страдальческое.

– З-здрасьте… – испуганно прошептало лицо, – а вы кто?

– Я – врач скорой помощи, – Видов старался говорить как можно нейтральнее, – у вас тут соседи подрались.

– А-а-а… – похоже, парень пожалел, что выдвинулся из-за двери ванной, но нырнуть назад было бы неловко.

– Ты что-нибудь слышал?

– А… да… что там слышать… они часто дрались.

– Пили?

– Ну, Санёк каждый день, а Рита… – парень горестно вздохнул, – она не пила почти. А чего вы к нам зашли? – эти слова он сказал виноватым шёпотом, как будто накосячил.

Видов хотел задать парню какой-то вопрос – очень важный, но соседка со стаканом воды сбила его с мысли:

– Какая она тебе Рита?! Вдвое старше! – тон её голоса был бесцеремонным и немного угрожающим, – вот.

Последняя фраза, сопровождавшая соответствующий жест руки со стаканом, предназначалась Видову.

– Спасибо, – он очень хотел остаться здесь. И спросить что-то ещё. Зачем-то это было надо…

Но вот что точно было надо, так это идти к машине. Всё-таки он на дежурстве, и за оставшиеся его часы вполне может спасти чью-нибудь жизнь. И не было в этих его мыслях никакого пафоса. Васютина затрусила рядом.

– Что, оба они сильно пили?

– Санёк-то давно спился, а Ритка нет ещё, но была как все… такие.

– Какие?

– Ну… И как это он её раньше не прикончил! Она ведь давалка та ещё. Мало кому отказывала. И сама тоже вешалась. Потому и бил её Санёк. И мальчишке ихнему ни за что прилетало… Да вот, вчера, уже позавчера то есть, она с Серёгой… хахалем своим бывшим, лаялась. Во-он там, на углу, я сама всё слышала. Такими матюками друг друга обвешали, аж уши вяли. Он грозился ей рыло начистить, уж не знаю за что. Думаю, за то, что без дармовой водки остался. У таких баб для мужика одно угощение…

– И к вашему мужу подкатывала?

– А-а? – она отшатнулась и прикрыла рот рукой, – да ну вас… Паша меня любит! И занят он целый день, некогда ему по шалавам шастать. Видать, не знаете, сколько в частном доме дел! А дети?! У нас их пять. Три сына, все послушные, помощники и хорошо учатся! Потому что отец их воспитывает, отец! Своим примером!!! А ещё две девочки-близнецы, красавицы, умнички и отличные щи варят. А у них в классе ещё никто варить не умеет!

Видов вздохнул. Классика. Васютин отзывался о погибшей хорошо. Чисто мужское поведение. Васютина полила её грязью больше, чем позволяют приличия. Это уже чисто по-женски. Никаких противоречий в их показаниях нет! Парень напуган. Чем? Ха! Да тем, что… разве нормальные люди каждый день сталкиваются с умирающими от тяжёлых ран в лужах крови?! Васютина наверняка попросила сына проводить её до соседского дома, и мальчишка всё видел…

– А вы пошли к соседям вместе с сыном? Ну, с тем, с которым мы сейчас разговаривали?

– Нет! Я ведь ихнему Егорке, – Васютина ткнула пальцем в сторону покосившейся калитки, велела сидеть у нас. Кому ещё за ним присмотреть, как не старшему? Егорка, слава богу, уснул… Господи… Да как же я ему скажу-то про мать! – она снова заскулила.

Видел ли что-то этот Егор? Очень вероятно. Только вряд ли у него, Видова, будет возможность поговорить с ребёнком… Он неловко забрался в машину, как-то долго и раздражённо усаживался.

– Видов, а тот Шумахер-то – вот!

– То есть?! Кабанчик, можешь ты излагать мысли внятно?

– Ну, помнишь джип, который обогнал нас?

– А! Так это соседский?! – Видов усмехнулся, – а что, если сосед спешил попрощаться с умирающей… – последние слова он пробурчал настолько неразборчиво и тихо, что водитель и Соня их не услышали. Что, понятно, только к лучшему.

– Ага! Мы с Соней сразу его заметили! – Кабанчик подмигнул девушке. У той был очень мрачный вид, и видимо, он хотел её подбодрить, – едем?

– Да, давно пора… – Видов глубоко вздохнул, задержал дыхание, – похоже на убийство!

Кабанчик подпрыгнул, дёрнул руль, из-за чего машину сильно тряхнуло, Соня вытаращила глаза:

– Максим Андреич… да почему… Это наверняка несчастный случай! Муж…

– Эх, Сонечка. Когда она ударилась о крючок, муж вполне мог крепко спать. Ментам пока не удаётся его разбудить. Он упился в хлам, и в хлам он уже не менее часа. А то и больше. Следовательно, в доме мог быть кто-то третий. Хотя, с мужем Рита действительно дралась – незадолго ДО… Только вот… – Видов запнулся. Дальше ехали молча.

Машина влетела во двор подстанции. Кабанчик хмуро наблюдал, как врач и Соня вылезали из машины, но ничего не сказал. Он всё ещё сидел за рулём, когда их спины растворились в темноте, особенно густой у торца больничного корпуса.

– Максим Андреич, а почему вы подозреваете убийство?

– Не знаю, – ответил Видов, – впрочем, насчёт убийства я… слишком громко высказался. Может быть, это и есть несчастный случай. Но муж вусмерть упоротый, и… мог, мог там быть кто-то ещё! У ментов, похоже, таких подозрений нет. Кстати, ты обратила внимание, что приехала не дежурная группа, а один местный участковый, Витя его зовут? Похоже, менты хорошо знают эту семейку, вот и попросили Витю заскочить. А, может, соседка, когда звонила в ментовку, не знала ещё, что Рита умерла.

Неизвестно, захотят ли менты разбираться в этом деле. У них ведь тоже план, начальство зады драит. Усложнять себе жизнь – при очевидном-то подозреваемом, они не будут.

– А вдруг мужа посадят, а он не виноват? Несправедливо как-то. И зря вы милицию так не любите – другой же нет, – наставительно пробурчала Соня.

– Ага, а все вокруг, – Видов несколько высокомерно улыбнулся и театрально взмахнул правой рукой, – ментов просто обожают. Насчёт мужа… ему будет полезно отдохнуть за решёткой пару месяцев, хотя бы пока идёт следствие. Уж в этом-то я уверен. Протрезвеет – может, это с ним будет впервые за несколько лет? Ну, расскажу я о своих подозрениях. Их ещё доказать надо! А кому оно надо? Нет, Соня, ты правда думаешь, что моё мнение может на что-то повлиять?! Ей-богу, ты пересмотрела детективов, моя милая!

– Максим Андреич, простите пожалуйста, – Соня поняла, что тема борьбы за справедливость неприятна Видову, и заговорила о другом, – а почему все зовут вас Видовым? Вы же – Капустин…

Видов иронично улыбнулся.

– Не Видов, а Видок. Так меня назвал один врач, когда я только начал работать на скорой. Видок – французский сыщик, основоположник криминалистики. Один из основоположников. В молодости он был преступником, сидел в тюрьме. А потом взялся за ум и стал одним из лучших сыщиков в мире!

– Ну, что у Вас сыщицкий талант, я слышала. Только почему вас сравнили именно с этим…Видоком?

– Почему-почему… – Видов скривился, – биографии малость похожи. Особенно в начале карьеры.

– Да что вы! – Соня всплеснула руками, – да я в жизни не поверю, что вы закон нарушили…

– Таки нарушил… а наказания без преступления не бывает.

– Пятая, на выезд!

– Так… признательные показания откладываются, – весело отрапортовал Видов, – пошли быстрей.

Остаток дежурства прошёл, образно говоря, штатно. Вызов, прервавший «признательные показания» в самом их начале, представлял собой часовое сидение у постели пожилой женщины-гипертоника (ждали, пока давление упадёт до приличных значений), а сразу вслед за ним выехали к мужчине в предынфарктном состоянии. Больные были обычные, без заскоков. Короче, никаких ярких впечатлений и сильных эмоций. В восемь сдали дежурство, и медленно-устало побрели к больничным воротам.

– А можно, вы расскажете… простите, что я спрашиваю… – тон Сониного голоса был заискивающим.

– Ты правда хочешь знать моё прошлое? – Видов рассмеялся, а Соня кивнула, – ну, могу рассказать, если ты кое-что пообещаешь.

– Обещаю!

– Так я же не сказал, что именно. Вдруг попрошу пообещать что-то неприличное? Домогательское, например, – Видов хищно пошевелил пальцами, – а попрошу-ка я тебя сделать кое-что, действительно очень трудное для девушки: никому ничего не говорить. Даже лучшей подружке.

– Нет, никому не скажу, – Соня насупилась, – я не болтливая. Мне просто интересно…

– Имей в виду – проболтаешься, не пройдёшь стажировку. Я же криминальный элемент, а значит, жестокий и беспощадный.

Соня засмеялась, и почти сразу замолчала. Тихонько, робко потянула Видова за рукав:

– Максим Андреич, ну…

– Сонечка! – он постарался придать голосу строгость, – не сейчас. Может быть, когда-нибудь… расскажу. Ну, давай!

Видову нужно было на трамвайную остановку – это метров пятьдесят за углом, направо. Соня побежала вперёд, так как вдали показалась её маршрутка. Он задумчиво смотрел ей вслед. Соня напоминала кое-кого из далёкого прошлого. Кому он хотел всё объяснить. Пусть даже сейчас, спустя тридцать два года. Ладно, пусть не «оригиналу», а кому-нибудь похожему. Той же Соне.

Видимо, трамвай только что отъехал – на остановке не было ни души. Видов передёрнул плечами, потёр виски: опять ему надо было то, чего не надо бы – хотелось знать, кто же шмякнул Риту о крючок. Зачем – из любви к справедливости? Чтобы посадили кого следует, если уж посадят… Да ничего подобного. Так уж сложилось: Видов всегда проводил своё собственное «дознание», если приходилось оформлять человеку последний документ.

Чаще всего смерть была естественной, возрастной – всё-таки работал он на скорой, а не в милиции. То есть не в полиции. Но когда человек умирал от раны, или с трупом было нечто, смущавшее ум… Видов всегда докапывался до правды.

Но докапывался совсем не для того, чтобы поделиться со следствием – хотя бы в тех случаях, когда следствие вообще было. Нет! Он сам наказывал преступника, если преступник имелся. Методы наказания тоже были «авторские».

А ещё Видова не смущало, когда осуждали невиновного. Конечно, не каждый раз, а когда невиновный был настолько «хорош» сам по себе, что вполне заслуживал хоть какого-то наказания. Разумеется, заслуживал не по закону, а по Видовскому мнению. Странный он, конечно, этот Видов.

Первое время о его сыскной деятельности никто не знал. А уж соответствующие структуры никогда Видовской сыскной деятельностью не интересовались. Но как-то так получилось… Нет, он ни с кем не делился. Даже наоборот, всегда был скрытным. Но работал всё-таки не в вакууме, а в коллективе, то есть в бригаде. Кое-какие обрывки его размышлений – коротенькие, случайно вырывавшиеся на волю мысли вслух, сделали своё дело.

Кроме того, он запросто мог заявиться на место преступления и побеседовать с родными и соседями потерпевшего. Как правило, с Видовым общались охотнее, чем с сотрудниками «органов». У него был удивительный дар «разговаривать» самых молчаливых и недоверчивых. И даже злобных.

Конечно, будучи врачом скорой, Видов спас много жизней, но из него вышел бы замечательный психиатр. О чём он, собственно, и мечтал когда-то… Как-то Хитрый Лис – умный, начитанный и любознательный врач, проработавший на скорой около пятидесяти лет, сравнил его с Видоком.

Само собой, никто из медперсонала, и уж тем более из персонала водительского, не стал разбираться, что за перец этот Видок. Непонятно кто и фамилия нерусская. Да и интернет в то время был дорогим и продавался «по талонам». Точнее, по карточкам типа банковских.

Кабанчик, тогда совсем ещё молодой и совсем не кабанчик, а просто крупный плотный мужик, сразу переделал Видока в Видова. Того Видова в те времена помнили многие. Советский актёр, симпатичный такой мужчина. Играл «правильные» роли – положительных героев, примеры для подражания. В том числе, милиционеров.

«Да… – размышлял Видов, рассеянно топая ногой по коробке из-под зефира, брошенной в урну, но не вписавшейся в её узкое отверстие, – вероятнее всего, убийство случайное, но, может, и не случайное. Бытовые ссоры – взрывоопасная штука. Шекспир грызёт ногти от зависти».

И кто только придумал эти урны! Надо быть снайпером, чтобы закинуть внутрь что-то покрупнее яблочного огрызка… Вот ведь хотел человек показать себя с лучшей стороны – бросил коробку в урну. А что вышло?

«Да, да… – мысли Видова не ссорились друг с другом, и не создавали путаницу, от которой могла заболеть самая светлая голова, – Рита и кто-то выясняли отношения, а вышло… труп, тюрьма и детдом. Вся семья вляпалась по самую макушку». Коробка была окончательно растоптана, и Видов потерял к ней интерес.

С кем же Рита – женщина весёлой ориентации, могла выяснять отношения в среду, то есть в будний день, да ещё после полуночи? Ну, кроме мужа. Сын не виноват – десятилетний пацан, у него не хватило бы сил. Или хватило бы? Нет, нет. Серёга, этот отвергнутый страстный претендент на дармовую любовь и выпивку? Возможно… Сосед?.. Уж точно нет – Васютина не было дома. Его машина обогнала скорую на повороте к Ильинке. Лихо так обогнала…

Ну, с соседями вроде всё логично: к ним прибежал напуганный сын Риты и Санька, рассказал о лежащей в коридоре матери. Васютина, естественно, побежала к ним. Естественно, тут же позвонила мужу. Ну он и рванул домой. А… вот что интересно: почему этого хозяйственного хозяина не было дома – в первом-то часу ночи?!

Да уж… Ну вот хотелось ему знать, что же там, у них, произошло, и всё тут!

Вдалеке задребезжал трамвай. Наконец-то! На остановке уже собралась порядочная толпа. Видов издал какой-то невнятный звук, похожий на рычание. К счастью, издал очень тихо, не распугав людей.

«Закушу, посплю пару часов, а потом – за дело», – решил Видов, заваливаясь на трамвайное сиденье, и одновременно вытаскивая проездной из внутреннего кармана. Трамвай громко хлопнул дверями-заслонками, и, тяжело подпрыгивая на каждой дорожной неровности (а неровностей этих было – ого-го), поплёлся дальше.

– Макс, ну и видик у тебя… – жена погладила Видова по щеке, – тяжёлая была смена?

– Да ничего особенного, Танюша, – Видов зевнул и удовлетворённо улыбнулся, – даже задачка попалась.

Странные смерти он называл задачками. Сам удивлялся, почему – но в этом не было цинизма или пренебрежения к чужому горю. Бесстрастное отношение к трупным делам (ещё одна фирменная Видовская фразочка) – как к задаче, пусть сложной, но имеющей решение, помогало ему докопаться до правды.

– Ну-у-у, – жена сразу приуныла, – а кто же мне поможет помидоры окучить? А?

– Танюша! – Видов нахмурился, – помогу, если время останется. А не останется – прости великодушно. У меня только сутки в наличии, послезавтра опять на смену.