Новый Дом

– Отстань от меня! – на крик Роберта из кабинетов повылезали озадаченные головы ученых. Кайлы среди них не было, это уже хорошо. – Простите! Не обращайте внимания, просто коллеги в наушнике, – он показал пальцем на пустую ушную раковину. – Бесят иногда.

Солдат нашел ближайшую уборную и ополоснул лицо холодной водой. Глядя на себя в зеркало, он вдруг увидел бледного, постепенно покрывающегося морщинами мужчину лет за тридцать. Страх перед знакомством и непонятный голос в голове обдали его глаза мутным блеском. Во рту пересохло, а в висках загудело. Он простоял еще минуту, упершись руками в серебристую раковину, затем снова посмотрев на себя громко рассмеялся. «Глупый Робби, в самом деле», – подумал он про себя. Высушив лицо и руки, Роберт решил продолжить начатое.

Уняв последнюю дрожь в руках, он постучался в кабинет.

– Войдите! – женский голос, словно спетый ангелами, отозвался из динамика. Сердце Крига забилось быстрее, возвращая страх.

– Здравствуйте, Кайла, – начал он, входя на опасную территорию женщины-мечты. Она сидела за письменным столом и что-то очень быстро набирала на компьютере. – Вы, может, меня не помните, но это я вчера вывел вас из… вы поняли.

– Да, конечно! – Она сняла очки, пару раз быстро сморгнула, встала со своего места и прошла навстречу Роберту. – Я вам так благодарна! Даже не знаю, как бы я вышла оттуда и вышла бы вообще. Мне повезло не видеть всех тех последствий, – она пожала ему руку и пригласила сесть на рядом стоящий диван лицом друг к другу. – Благодаря вам я избежала терапии, и работа над проектами не встала. Кстати, как вас зовут?

– Криг, Роберт Криг. Старший стрелок мобильного отряда, – второпях проговорил солдат, спотыкаясь почти на каждой букве, из-за чего неловкость внутри него возросла. Кайла улыбнулась, заметив его скованность. – Я просто хотел прийти и убедиться, что с вами все хорошо. Кажется, я свою миссию выполнил, – он испустил глупый смешок, затем снова испытал неловкость от своих слов и сильно покраснел.

– Да, со мной все хорошо, – широко улыбаясь, ответила Кайла. Ей забавно было смотреть на этого смущенного чудака. «Миленький», – подумала она. – А с вами все в порядке? Вы же все-таки сами были в гуще событий. Всякого увидели, наверное?

– Да, было на что посмотреть, – он запнулся. – Извините. Просто после службы в армии меня уже не так сильно пугают картины смерти, они просто кажутся любопытными.

– Вам в своем роде повезло, Роберт. А вот я сейчас пью специальные таблетки, чтобы не вспоминать о вчерашнем. Именно поэтому я сейчас не горюю, а даже улыбаюсь. Хотела бы я быть такой же бесстрашной.

– О, вам не пойдет, – он посмеялся. – Вы слишком хороши, чтобы быть такой черствой.

– А разве вы черствы? – улыбка не сползала с ее лица. Роберт решил, что это все из-за таблеток, равно как и желание Кайлы продолжать разговор – эти мысли соревновались в его голове с мыслями о том, что женщина на самом деле в нем заинтересовалась. Собравшись с духом, он решил, что терять уже нечего.

– Слушайте, Кайла. На самом деле я пришел сюда, потому что вы мне понравились. Да, ситуация с нашим знакомством странная, может, и время выбрано неудачное, но ждать я не мог. И я хотел спросить вас, хотите ли вы сходить со мной на свидание? – сердце бешено колотилось. Казалось, будто одежда на нем в области груди подергивается в безумном темпе. Как же давно он не чувствовал подобного!

– Хорошо, – все так же улыбалась Кайла. И вдруг Роберт успокоился, встал с дивана и решился попрощаться.

– Я напишу вам в чате о месте и времени, – второпях он пожал руку женщине и вышел из кабинета.

– Миленький, – вслух произнесла Кайла, когда дверь за ним закрылась. После она снова села за работу.

4

Роберт пытался уснуть. День был насыщен эмоциями, так что спокойно провалиться в сон ближайшие часы было почти невозможно. В каюте было темно. Небольшая щель в шторке иллюминатора мерцала огнями внешних датчиков и фонарей, однако этого света хватало лишь на то, чтобы видеть эту самую щель. Сон начинал постепенно сковывать тело и разум, погружая в свои безмерные пучины тьмы и ярких видений.

Криг заснул. Слегка беспокойная, но все же дремота одолела его. Он еще слышал слабый гул за стальными стенами, его мозг все еще пытался держаться в сознании, вообразить грядущую встречу с Кайлой. Но в миг все это стало частью сна.

Он сидел в казарме в далекой земной стране, где много лет назад ему пришлось проходить службу. Вертолеты беспрестанно кружили над базой. Ровный, почти марширующий бег военнослужащих толстыми подошвами выбивал пыль с расколотого техникой и снарядами асфальта. Он изучал фотографию своей жены, проводил грязными от пороха и земли пальцами по ее лицу, пытался вспомнить, каково это – гладить ее кожу.

– Робби, – раздался знакомый женский голос. – Глупенький.

Роберт резко поднялся с места, когда в казарму вошел командир.

– Криг! Ты почему сидишь, прохлаждаешься, когда твой взвод уже экипирован и ждет вылета? – глубокий прокуренный голос начальника во сне чуть не разбудил Роберта наяву.

– Товарищ полковник! Виноват!

Он быстрыми движениями спрятал в карман формы фотографию и выбежал к вертолету. По пути экипировка сама волшебным образом оказалась на нем, но во сне подобных вещей никто не замечает.

С вертолета открывался великолепный вид на леса и холмы, над которыми пролетал взвод. Еще тогда, во время службы, Роберт запомнил каждое растущее здесь деревце, каждый изгиб маленьких ручейков, каждую зеленую полянку, воспоминания о которых полностью отразились в его текущем сне.

Вертолет по волшебству сновидений приземлился рядом с домом Крига, в который он когда-то вернулся после ранения. Входя в дом, он уже был одет в повседневную городскую одежду. С кухни веяло свежими оладьями. В гостиной с большого плоского телевизора вещала утренняя музыкальная программа.

– Робби, – снова раздался женский голос. – Я на кухне.

– Привет, – выдавил он, когда перешагнул порог ароматной комнаты. Спиной к нему, слегка сгорбившись над плитой, стояла женщина, которая Роберту своими изгибами, своей стойкой очень сильно кого-то напоминала. Только когда она повернулась к нему, держа брызгающую маслом сковороду в руках, он все осознал. Внезапный приступ тревоги сжал сердце в колкие тиски, сдавил горло, к глазам почти подступили слезы – эмоции были иллюзорны, но чувствовались слишком реалистично. – Что ты здесь делаешь?

– Глупенький Робби, – она называла его так, как делала обычно, когда Роберт вдруг забавно глупил или вытворял что-то милое. – Я здесь живу, как и ты.

– Нет, не может быть! Этого места уже давно нет! Как нет и тебя!

Он подошел к ней ближе. Чувства грусти и тревоги ушли, уступив безосновательному гневу.

– Кто ты и зачем ты пришла?

– Робби, – она поставила сковородку на стол. – С тобой все хорошо? Или эта Кайла помутила тебе разум? Я так и знала, что она тебя не стоит! Ты только мой, Робби, и всегда будешь моим.

– Ты умерла!

– Разве это преграда? – она подошла к Роберту вплотную, нежной рукой скользнула по его груди и бицепсу. – Ведь я всегда с тобой. Просто вспомни меня, вспомни наши дни, как мы клялись друг другу в верности и вечной любви.

Она толкнула его в грудь, и Криг вдруг упал спиной на спальную кровать. Она залезла на него сверху и попыталась поцеловать.

– Нет! – Он оттолкнул ее и сел на край кровати, уперев лицо в ладони. – Ты погибла, я горевал по тебе, я страдал. Я думаю, я имею право тебя отпустить и жить дальше.

– Вспомни ту нашу ночь. Вспомни все ночи! Мы любили друг друга, как любим и сейчас. Неужели ты готов изменить мне? Ты мой, а я твоя – и здесь нет места никаким голубоглазым шлюхам!

– Закрой рот! Я не хочу тебя слушать! Тебя нет! Ты не остановишь меня! Я заслуживаю счастья!

– Я твое счастье! – кричала покойница в ответ. – Предатель, убийца, дурак, изменщик!

Картина снова сменилась. Теперь Роберт стоял на кладбище, под его ногами все еще вздымался холмик. На испачканном грязью маленьком надгробии была лишь одна надпись: «Убита неверным мужем».

– Прости меня. Мне очень жаль, что это произошло с тобой. Я долго тебя оплакивал, я потерял смысл жизни. Но из нас двоих я еще жив, и я заслуживаю продолжать жить. К сожалению, без тебя. Но если бы ты была рядом, ты бы поняла меня. Я бы понял тебя. Живые должны жить, а мертвые молчать.

В считанные мгновения могила зацвела тысячей цветов. Надгробная плита стала белоснежно-белой, и с нее стерлись всякие надписи. Какое-то ангельское сияние лилось на Роберта из-под земли.

Прозвенел будильник.

Все первые часы после пробуждения Роберт занимался тем, что прощался с прошлым, которое уже много лет должно быть забыто. Открыв коробку со старыми фотографиями, он вытащил снимки своей бывшей жены. Он даже нашел тот самый кадр, который видел ранее в своем кошмарном сне. Улыбаясь, пока вспоминал прошлое, Криг перекладывал по коробкам и их отделам старые вещи, решая, какие оставить, а какие лучше отложить подальше, чтобы призраки прошлого вновь не атаковали его.

– Мы были счастливы, – прошептал он, разглядывая свадебное фото. – Это был наш год, 2063. Я помню, как мы его провели, такое не забудешь, – он посмеялся. – Я пытался о тебе не думать, не замечая, как на самом деле просто спрятал тебя глубоко в своей голове. Неудивительно, что ты разозлилась, – он замолчал на секунду. – А я сошел с ума, раз разговариваю с призраком жены…

Он убрался в каюте, застелил постель и оделся. Теперь, при беглом осмотре помещения, его глаз перестал цепляться за развешанные повсюду символы давно ушедшего прошлого – все было закинуто в самую темную коробку в дальний угол шкафа. Остается лишь надеяться, что дурные сны и голоса в голове стихнут и перестанут его беспокоить.

«Стоит сходить к психиатру», – заключил Роберт, выходя из каюты.

5

– В общем, это все, что приключилось со мной за последние несколько циклов, – заканчивал свою историю Роберт. – Страхи, галлюцинации, новые знакомства… Даже дома у меня не была такая богатая на события жизнь. А что у тебя, Марк?

– Трудно объяснить, – Шефер отхлебнул из кружки чай. Друзья сидели в одной из общих столовых друг напротив друга за двухместным столом. – Приказы, рапорты, иски… Будто бы мой отдел виноват в том, что случилось. Скоро суд, там я все и опротестую.

– Каких-то тринадцать минут бесконтрольной мясорубки, и столько проблем. Мертвый персонал, обвинения. Но я не хочу об этом слушать, Марк, – он поморщился. – Мне больше интересно то, что ты собираешься делать с той юной особой из своего отдела. Или ты уже перестал думать о ней?

– Я не знаю, Роб. Если честно, то в моей голове эта ситуация представляется слишком сложной. Смотри, она в моем подчинении, у нас большая разница в возрасте, и, кажется, я ей неинтересен. Она умна, красива, заботлива. Помню момент, когда я сильно заболел. Она тогда вызвала врачей в мою каюту, хотя я не хотел. Она навещала меня каждый день. Но значит ли это хоть что-то? Когда она чуть не погибла, я был в ужасе. Будет ли она так же бояться за меня, если я окажусь в опасности? – лицо Шефера оставалось серьезным весь его монолог.

– Ты слишком много думаешь и мало делаешь, друг. Попробуй спросить ее прямо. Если у нее есть хоть что-то к тебе, помимо работы, то лучше узнать об этом.

– Мы сейчас сидим и разговариваем о чувствах прямо как маленькие девочки, – Шефер засмеялся, и Криг присоединился к нему. – Но кое в чем ты прав. Да, думаю, стоит просто признаться, и будь что будет.

– Так держать! Все-таки мы здесь ничего не теряем, наш корабль-город большой и в то же время маленький. Если откажет – не беда, найдешь другую среди тех пяти тысяч остальных женщин или сколько их вообще. Кроме Кайлы, конечно.

– Ты не опаздываешь на свидание? – Марк посмотрел на свои наручные часы.

– Твою мать, – сделал то же со своими часами Роберт. – Еще увидимся, друг.

Он встал с места и протянул руку Марку в знак прощания.

Капитан Шефер вернулся в свой отдел. Осмотрев кабинет и найдя в нем одного только Тумана, он спросил:

– А где вторая?

– Капитан, так обед же. Я уже пообедал, так что снова вернулся к работе, – он показал капитану на экран, на котором в тот же момент вылезло окно ошибки. – Простите, сейчас исправлю!

– Не торопись, а то совсем код попортишь, – он помолчал несколько секунд в нерешительности спросить. – Значит, Кама на обеде?

– Кама? Должна быть… Хотя я не помню, видел ли вообще ее сегодня. Если вспомнить, то я не видел ее уже несколько циклов, с того самого дня, как… Вы поняли какого.

Сердце Марка на мгновение остановилось. Он молча вышел из кабинета и, как только дверь за ним закрылась, побежал со всех ног к каюте Камы.

***

Вдали мерцали огни громадных космических тел. В окно иллюминатора они казались лишь пылинками, застарелой паутиной в углу потолка, обдаваемой новогодними огнями, но их размеры на самом деле превосходили не только Солнце, бывшее когда-то символом света для людей на корабле, но и всю его систему со всеми его планетами, кометами и астероидами целиком. Гигантские миры – как много они могли бы дать человечеству, если были бы пригодны для жизни! Но это лишь большие пустынные комки, обволакиваемые непроходимой металлической пылью и кислотой. Если забыть про эти нюансы и просто наслаждаться видами, то зрелище оказывается на самом деле волшебным и умиротворяющим. Где-то там, в иных галактиках, скрывается Новый Дом. Старый потерян навсегда. Через несколько лет, а может, и десятилетий «Демократия-5» наткнется на красивую, полную флоры и фауны планету. Она будет напоминать Землю, в ней будет тот же воздух, те же горы и реки. Но бывших там людей уже не вернуть. Знания о прошлом, темные как пасмурная ночь, будут преследовать новых поселенцев, напоминая им о том, что они имели когда-то. Однако новые поколения разрастутся, заселят новый мир во всех его уголках и впадинах, и забудут про страшное прошлое Земли окончательно, неся с собой лишь добрую память уже далекой и мертвой планеты. Как же приятно грезить о светлом будущем! И как скорбно вспоминать утраченное. Еще многое предстоит испытать людям на корабле: любовь, смерть, вина, помешательство – но они точно с этим справятся, ведь они истово в это верят. Если ты искренне веришь во что-то, если ты на самом деле чего-то желаешь, то ты обретешь это. Главное не искать преград, не спотыкаться о собственную неуверенность – просто иди вперед, весело перепрыгивая ямы и восходя на вершины. Мир всегда такой, каким ты его видишь, и он будет сильно благодарен тебе, если будет знать, что ты уверен в его чистоте и справедливости.

Большой многонациональный корабль летел сквозь холодную ночь, надеясь обрести свою долгожданную остановку. На горизонте не было ни единого пристанища, но корабль ждал и надеялся, что уже очень скоро он сможет остудить свои двигатели не химикатами и ужасным холодом безвременья, а ярким бушующим морем. Толстые стальные пластины обшивки уже много лет не испытывали на себе ярких солнечных дней. Корабль мечтал, что Новый Дом будет иметь два, а лучше три теплых солнца, чтобы вдоволь искупаться в их лучах. И для него будет большим счастьем, если в конце пути про него не забудут, не забросят как ненужный хлам, а приспособят под новые нужды, состроят из него новый город, где взрослые и дети будут весело проводить время и, глядя на поцарапанные астероидами стены, рассказывать друг другу невероятные истории о приключениях огромного ковчега-спасителя. Яркие солнца будут отражаться от него, а люди, стоящие за ослепленными окнами, будут дивиться этому великолепному чуду.

Глава 3

Вина

1

– Я нечасто испытываю чувство вины или оторванности, но когда вдруг возникает что-то такое, то я не могу справиться со своими эмоциями, – рассматривая фотографии, расклеенные по стенам уютной каюты, Кама вслух предавалась мыслям и воспоминаниям.

– С самого своего детства я ощущала, будто я не такая, другая; будто все мои чувства и мысли невозможно понять другим людям, что они не могут испытывать того же. Как показала жизнь – все-таки могут. Иногда они, случается, страдают от такого, чего я никак не могу понять, даже если когда-нибудь сама опущусь до похожего состояния. Наверное, в этом в повальном недопонимании друг друга проблема не только моя, но и остальных людей. Может, уже абсолютно весь экипаж все понял и смирился, и только я одна до сих пор корю себя за то, в чем моей вины даже не было… наверное.

– Я помню несколько моих самых тяжелых моментов в жизни, которые похожи на этот хотя бы отдаленно. Мое прошлое, в принципе, как и настоящее – череда неловких моментов с взаимным недопониманием, постоянными трудными выборами и нескончаемой виной за то, в чем я сыграла роль лишь стороннего наблюдателя.

– В детстве я часто играла на улице с другими детьми. Как и все, я бегала, прыгала, общалась со всеми без разбора и проказничала. Иногда во время наших игр я оказывалась в центре внимания. Я имею в виду, если водить в догонялках – обязательно я первая, и почти всегда сразу же вторая, так как ребята постарше не признавали мое касание за полноценную передачу роли «воды» в следующем кону. То же самое с прятками и с любой другой игрой. Я никогда не понимала такого к себе отношения. Даже когда они мне объясняли, что моя маленькая девчачья ручка стоит только половины той ладони, которая должна их «засалить», я всегда возмущалась подобной несправедливости, особенно когда мальчик помладше, братишка одного из «старших», всегда считался полноценным игроком. Внутри меня часто возникало чувство, которое я смогла понять только став старше и начав ходить в школу. Я не считала этих детей друзьями, и очень редко мне на самом деле нравилось с ними играть, но либо я пребывала в одиночестве дома перед телевизором, либо с ними на детской площадке. В компании все-таки повеселее.

– В школе все было гораздо лучше, – Кама перестала разглядывать фотографии, подправила где-то отклеившийся скотч, и села на край своей расправленной койки. – Лучше, но взамен той детской несправедливости появилось недопонимание среди ровесников. С самых ранних лет у меня был интерес к технике. Когда отец копался в гараже, я была рядом и подавала ему инструменты. Когда в гости приезжал двоюродный брат и привозил с собой свой компьютер, который он постоянно обновлял по последнему писку техномоды, я всегда сидела с ним, когда он занимался установкой новых железяк, или когда он неумело пытался набрать простенький программный код.

Кама улыбалась, зажмурив глаза и представляя все эти давно прошедшие дни, но, продолжив, ее лицо вновь стало удрученным.

– Так я увлеклась «неженским» занятием (даже по меркам середины XXI века). Именно поэтому, как я думаю, я и не смогла завести друзей в школе. Девочки меня сторонились, обзывали за спиной, иногда портили мои вещи. Мальчики не отставали в этом от одноклассниц (хотя во всем остальном они отставали лет на сто, мелкие уроды), и тоже иногда издевались надо мной. Они не хотели меня понять и отбивали всякое желание понять их. Как я считала тогда, как я считаю и сейчас, такие люди просто не способны идти на диалог, пока им кто-то не объяснит простых вещей. Я не жаловалась родителям, я не ходила к директору и учителям. Лишь пару раз сходила на консультацию к школьному психологу. В конце концов я поняла, что раз деваться мне некуда, раз я не хочу лишний раз беспокоить кого-то из взрослых, то я просто переживу эти годы. Но переживу так, чтобы всегда и во всем быть выше их. Так я и попала в престижный колледж, а затем и сюда, на корабль.

– В высшем учебном заведении случилось то, за что до сих пор я испытываю свою глубочайшую вину. У нас был преподаватель, который чем-то не нравился руководству колледжа. Его постоянно лишали премии, нагружали задачами, ставили в организаторы на такие неблагоприятные мероприятия, от которых убытков и негатива было в разы больше, чем позитива. Хотела бы я сказать, что этот преподаватель в итоге все делал самым лучшим образом и всегда был на коне, но не получится. Бедный, он пытался справиться со своими основными должностными обязанностями и заняться дополнительными от руководства. Но, как итог, в один момент он просто выбился из сил, его энтузиазм иссяк, а вера в добро и человечность растворилась в воздухе. Он был на самом деле хорошим человеком, как и преподавателем, просто оказался среди не тех людей. В один момент, всех его студентов начали вызывать к директору. Преподавателя хотели уволить, при том очень неприятным способом, повесив на него неоднократные эпизоды сексуальных домогательств. Многие отказались содействовать такому преступлению, но некоторые все-таки согласились оклеветать человека в обмен на хорошие отметки в дипломе. Я была круглой отличницей на его курсе, поэтому директор решил, что мое заявление будет лежать наверху этой небольшой стопки лжесвидетельств. Я отказывалась, сопротивлялась, пока на меня не написали приказ об отчислении. Я не знала, что и думать. Я знала, что этот ни в чем не повинный человек сейчас испытывает то же, что и я все свои юные годы. И я хотела это все закончить, хотела противостоять несправедливости, но я была слаба и совсем одна. Под давлением директора и осознанием того, что жизнь и учебу мне оплачивают родители (которых я не могла подвести своим отчислением), а также еще кучей всего, я сдалась и подписала бумаги. Через неделю этого преподавателя уже не было в стенах колледжа, – она тихо рыдала.

– Я не знаю, что случилось бы со мной, если бы ты меня тогда не нашел. Ты спас меня от самой себя. У меня нет других таких друзей, кроме тебя. Я тебе очень благодарна за все те разы, что ты защищал меня от постоянно возникающего чувства вины.

Девушка легла в кровать, положив голову на плечо слушающего исповедь мужчины. Его рука нежно обхватила ее талию, плотнее прижав к себе Каму. Большим и указательным пальцами другой руки он коснулся ее подбородка, приподнял голову к себе и поцеловал в пересохшие губы.

2

2071 год. Великобритания.

Юная красавица бежала, не оглядываясь. Упругие ветки деревьев больно хлестали ее по животу и рукам, которыми она закрывала лицо. Вокруг, словно глубокий лес, раскинулся старый зеленый парк, находившийся совсем неподалеку от технического университета, и рос он здесь еще задолго до появления первых факультетов и их деканов. Слезы туманили взгляд, так что девушка спотыкалась о выступающие из-под черной земли корни, не в силах заметить их заранее. Она упала на одно колено, больно содрав кожу, но вовремя ухватилась руками за протянутые к ней ветки и не прошлась лицом по разбросанным осколкам стеклянных бутылок. Быстро встала и побежала дальше, но уже более осторожно.

Солнце еще не торопилось садиться. Небо было ярко-голубым, и у самого горизонта скапливались не грозовые, но массивные облака. Широкая река чуть дальше подножия высокого холма, на котором находилась Кама, поблескивала рябью в лучах дневного света. Длинный, перекинутый через водоем мост ульем гудел голосами автомобилей, спешащих за город и обратно. Ветер шелестел за спиной, ласкался в траве и разносил запахи цветущих растений.

Кама присела на старую скамейку, почти вплотную к которой подходила черная граница холодного костра. Она смотрела на неторопливое течение реки, на то, как солнечные блики ярко отражались от сверкающих капотов машин. Слезы уже перестали течь, но стискивающая боль в груди и судорога в горле еще не скоро перестанут быть свидетельством глубоких переживаний.

В этот день она предала человека.

– Привет, – раздался голос молодого парня где-то из-за спины. – Ты здесь одна? Я могу присоединиться?

Кама обернулась и увидела добродушную улыбку. Неприятные чувства будто бы отступили на миг, но быстро вернулись и, наверное, даже сильнее. Она отвернулась к реке. Ей сейчас не до новых знакомств. Даже так – она сейчас вообще не воспринимает других людей.

– Мы же на одном курсе учимся? Точно! То-то, думаю, черты лица знакомые. – Девушка все не отвечала и даже не шевелилась. – Может, тебе помощь нужна?

– Нет! – вдруг выкрикнула она.

– Хорошо, хорошо! Но я все равно пришел чуть раньше, просто в кусты отходил. Так что я отсюда не уйду. Посижу, посмотрю с тобой на небо…

Быстрыми движениями парень уселся на свободный край скамейки рядом с Камой. На колени он поставил свою небольшую сумку, которая была явно забита сверх нормы.

Они сидели молча почти четверть часа. Кама все это время металась от эмоций: то ли грустить из-за проступка, то ли злиться из-за такого наглого соседа. В конце концов, он не мешал ей, так что обе ее негативные эмоции, сцепившись друг с другом, постепенно стихли, оставив место тяжелым мыслям.