И в аду есть герои

Рот скривился, глаза закатились, были видны лишь желтоватые, быстро наливающиеся кровью белки, казалось, еще чуть-чуть, и резко возросшее внутреннее давление взорвет голову маньяка.

– Ортега, хочу напомнить, что чел пока нужен, – бесстрастно произнес щеголь в белом.

– Конечно, комиссар, – буркнул черный костюм и отвел от Остапчука взгляд. – Извините.

– Ничего страшного.

Девочка засопела и Ортега вновь поправил на ней халатик. Микроавтобус погрузился в тишину, изредка прерываемую негромкими стонами окровавленного, насмерть перепуганного Остапчука.

///

Возможно, жители Пяловской улицы гораздо внимательнее отнеслись бы к своей необычной электроподстанции, если бы среди них нашелся хоть один старожил, который помнил, что именно находилось на месте этой типовой коробки семьдесят-восемьдесят лет назад, до того, как деловитые бульдозеры начали вгрызаться в дегунинскую землю. Но таких старожилов в районе, увы, не оказалось, и некому было вспомнить, что раньше на этом самом месте располагался большой каменный амбар, еще раньше – амбар деревянный, а еще раньше высился поросший бурьяном холм. И стоит ли говорить о том, что размеры амбаров и холма в точности совпадали с размером современной электроподстанции? Возможно, если бы люди были более внимательны, они сопоставили эти странные факты и попробовали, невзирая на надпись: «Осторожно, высокое напряжение», проникнуть наконец в расположенное в их дворе здание.

И были бы крайне удивлены.

Потому что в «электроподстанции» не было и намека на сложные, высоконапряженные устройства энергетических систем. Не было никогда, ибо за разрисованными стенами электроподстанции располагался Дегунинский Оракул – одно из древнейших строений Тайного Города. Старинный артефакт, созданный еще асурами, пришедшими на берега Москвы-реки много тысяч лет назад.

Внутреннее помещение «электроподстанции» представляло большой зал, пол которого покрывал великолепный ларнайский мрамор, черный, с прожилками из чистого золота, любимый камень асуров. Каменоломни, на которых добывали этот удивительный сорт мрамора, давно погрузились на дно океана, а он продолжал украшать зал, напоминая о былом величии создателей Оракула. Стены помещения были выложены плитами зеленой яшмы, а куполообразный потолок отделан нежно-голубым лазуритом, демонстрируя удачную попытку создать иллюзию небесного свода. В центре зала, на небольшом постаменте из того же мрамора, только белого, стояли четыре изящные колонны прозрачного горного хрусталя, поддерживающие вырезанную из цельного золотистого берилла сферу. Исходящее от нее сияние освещало зал, и в его слегка мерцающем свете была отчетливо видна красноватая дымка, извивающаяся между колоннами – сердце Дегунинского Оракула.

///

– Хотел бы я увидеть твои сны.

Глухой, чуть шипящий голос исходил от высокой, закутанной в черный плащ с низко надвинутым капюшоном фигуры, медленно вошедшей в зал и остановившейся в нескольких шагах от подиума. Берилловая сфера вспыхнула ярче, красноватая дымка сначала замерла, а затем переместилась к тем колоннам, которые стояли ближе к гостю.

– Поменяемся душами?

Оракул ответил точно таким же голосом. Абсолютно таким же. И красная дымка, сгустившись между колоннами, приняла вид высокой фигуры в черном плаще.

– Это лишнее. – Низко надвинутый капюшон качнулся. – Мне просто интересно.

– Странно, я думал, ты отдал любопытство кукле.

– Сантьяга не кукла, – спокойно ответил гость. – Он – это я.

– А я – это он! – Теперь между колоннами стоял высокий черноволосый мужчина в элегантном белом костюме. – И кто из нас ты?

Голос, жесты, свободная поза – хозяин идеально скопировал щеголя из микроавтобуса. Фигура в черном плаще кашлянула. Хотя, возможно, то был легкий смешок.

– Ты по-прежнему забавен, Оракул.

– И по-прежнему голоден. – Между колоннами снова извивалась красноватая дымка. – Ты пришел по делу, князь?

Вместо ответа гость медленно развел в стороны длинные руки.

– Хорошо, – прошептал Оракул, – хорошо.

Фигуру князя окутал плотный черный туман. Он продолжал поднимать руки, и облако, изредка прорезываемое сверкающими черными искрами, начало сгущаться над его головой.

– Чувствую, вопрос серьезный.

Неопытный наблюдатель мог услышать в замечании Оракула издевку, но князь хорошо знал, что скрывается за внешней суровостью и снисходительностью Оракула. Заключенная в артефакт всезнающая и всевидящая душа тосковала в одиночестве и была искренне рада любому посетителю, способному заплатить цену за ее откровения. Князь Темного Двора – мог.

Черное облако над его капюшоном приняло форму правильного шара, не уступающего размером берилловой сфере. Князь запрокинул голову, свел руки над головой и теперь испещренное молниями облако танцевало на кончиках его пальцев. В нем было достаточно энергии, чтобы снести с лица Земли средних размеров город.

– Ты согласен принять мою цену? – поинтересовался князь.

– Это только часть цены, – ответил Оракул.

– Я знаю.

– Ты готов платить дальше?

– Готов.

– Тогда я согласен принять твою цену.

Князь медленно опустил руки перед собой на уровень глаз и облако послушно поплыло к колоннам.

– Я согласен…

Красная дымка выскользнула из-за колонн и резким, стремительным броском дотянулась до облака.

– Я согласен…

Облако остановилось и стало быстро втягиваться в красноватую дымку, на глазах уменьшаясь в размерах.

– Хорошо!

Берилловая сфера запылала гораздо ярче, ее свет залил помещение, и князь, пробурчав что-то невнятное, глубже надвинул капюшон.

– Хорошо!!!

Прозрачные колонны побелели, словно наполнились густым молоком. Остатки облака исчезли, красноватая дымка не спеша вернулась на место, какое-то время покрутилась между колоннами, словно наевшаяся и ищущая место для отдыха змея, затем снова сгустилась и приняла форму толстого, самодовольно улыбающегося мужчины в ниспадающем белом балахоне.

– И о чем ты хотел спросить?

– Нужно посоветоваться, – глухо произнес князь. – Зеркало Нави принесло странные знаки.

– Что в них было? – осведомился Оракул. – Кровь?

– Не только, – спокойно ответил гость, – хотя знак большой крови присутствовал. Главное, что подобное сочетание дает неопределенность. Зеркало не может вычислить источник будущих событий.

– Странно, что оно вообще дало тебе хоть какой-то знак, – усмехнулся Оракул и погладил большой живот. – Я не ожидал, что ваш артефакт сумеет уловить те робкие следы грядущего, которые вижу я. Настолько робкие, что даже лучшие маги-прорицатели Тайного Города не способны их почувствовать. Неудовлетворенность и обида дают странные всходы…

Глаза Оракула закатились и князь понял, что собеседник готов к пророчеству. Оракул никогда не выдавал точную информацию – только образы, способные объяснить грядущее, но сейчас даже эти расплывчатые фразы были весьма важны.

– Дерзкий ум одиночки способен принести только горе. Оторванный от всех, он не может понять глубину своего разума и силу, к которой прикоснулся. Ум и глупость идут рядом…

Оракул открыл глаза и хитро прищурился:

– Ты еще не забыл о цене?

Князь, внимательно слушавший пророчества, покачал капюшоном:

– Нет.

– Странно, учитывая особенности твоего характера.

Гербом Темного Двора была белка. И не зря.

– Мы договорились, – отрезал князь. – Какую душу ты хочешь сегодня?

– Какую душу?

В руках у Оракула появились два шара: белый и черный. Толстяк подбросил их к берилловой сфере, понаблюдал за тем, как шары вращались рядом с ней, а затем его толстые губы разошлись в плотоядной улыбке:

– Темную! – Шары исчезли. – Я хочу темную душу, князь!

– Хорошо, – кивнул гость, не двигаясь с места.

Несколько мгновений собеседники молчали, а затем входная дверь приоткрылась, и в помещение втолкнули испуганно озирающегося мужчину в полосатой тюремной робе.

– Что? Чего вы хотите?

Легкая, почти незаметная красноватая дымка, выскользнувшая из-за молочно-белых колонн, окутала голову Остапчука.

– Хорошо, – рассмеялся Оракул. – Ты приготовил хорошую темную душу, князь.

– Тогда бери его, и продолжим разговор, – предложил гость.

– Нет. – Оракул с улыбкой выставил перед собой ладони. – Ты сам. Я так хочу.

Остапчук со страхом переводил взгляд с Оракула на фигуру в темном плаще.

– Ладно, – после короткой паузы кивнул князь. – Я сделаю все сам.

Мягким, неуловимо быстрым движением он приблизился к маньяку и откинул с головы капюшон.

Внутреннее пространство Дегунинского Оракула прорезал длинный, полный дикого, первобытного ужаса крик.

///

Железная дверца электроподстанции отворилась, выпуская в теплую летнюю ночь закутанную в черный плащ долговязую фигуру. Стоящий у микроавтобуса мужчина в элегантном белом костюме не спеша подошел к повелителю Темного Двора.

– Что-нибудь интересное?

– Мне еще предстоит обдумать услышанное, – негромко ответил князь. Справа от него набирал силу вихрь портала. – Ты нужен. Заканчивай здесь и немедленно ко мне.

Повелитель Темного Двора вошел в портал.

Сантьяга задумчиво посмотрел на вихрь, сдул с плеча несуществующую пылинку и перевел взгляд на подошедшего помощника. Точнее, на белокурую девочку, мирно спящую на его руках.

– Ортега, верните, пожалуйста, ребенка домой и проследите насчет вознаграждения за беспокойство.

– С удовольствием. – Ортега помялся. – Комиссар, разрешите вопрос?

– Разумеется.

– Как вы узнали, что Оракул потребует темную душу?

Вопрос был понятен: в отличие от помощника, Сантьяга не стал утруждать себя погружением подопечного в сон и позволил Остапчуку видеть происходящее. В Тайном Городе, ревностно оберегающем секреты от челов, это считалось преступлением, а значит, комиссар был уверен, что Поволжский Людоед никому ничего не расскажет.

Сантьяга усмехнулся:

– Я почему-то был уверен, что сегодня Оракул выберет зверя.

И тоже скрылся в портале.

///

– Я хочу услышать отчет о военно-политическом положении в Тайном Городе, – глухо произнес князь, усаживаясь в простое деревянное кресло с прямой спинкой. – Включая прогноз на ближайшее будущее.

Кабинет повелителя Темного Двора не отличался изысканностью. Грубо говоря, он вообще ничем не отличался, поскольку представлял собой лишь простенькое кресло князя, окруженное непроницаемым мраком, живой, пульсирующей тьмой, принимающей в свои объятия всех входящих. Именно здесь могущественный лидер Нави предпочитал проводить большую часть времени и именно здесь современный человский покрой элегантного костюма комиссара, а особенно его белый цвет были более неуместны, чем в каком-либо ином помещении Цитадели. Они были чужды окружающей тьме до рези в глазах, противны самой ее природе, но мрак был вынужден мириться с ярким пятном.

Сантьяга огляделся и недовольно протянул:

– Здесь раньше был стол?

– Мне надоело, что ты вечно усаживаешься на него.

– Надо учиться быть терпимым, – буркнул комиссар. – Неужели вы заставите меня стоять?

– Ты потерял форму?

– Я с кем-то соревнуюсь?

Повелитель Темного Двора издал неразборчивое клокотание и рядом с Сантьягой появился грубый деревянный табурет.

– Не пойдет, – покачал головой комиссар.

– Я услышу то, что меня интересует?

Табурет преобразовался в венский стул. Сантьяга поставил его перед креслом князя и уселся, поставив локти на спинку:

– Насколько полным должен быть отчет?

– Можешь ограничиться ключевыми моментами, – ответил князь. – Хочу оценить ситуацию.

– Занятно, что вы заговорили об этом, – улыбнулся комиссар. – Я планировал провести развернутый доклад для вас и советников Темного Двора на следующей неделе, но знаки, которые вы увидели в Зеркале Нави, заставили меня приостановить работу. Сейчас мои аналитики ждут эти данные, чтобы продолжить расчеты.

– Избавь меня от своего словоблудия, – холодно попросил князь. – Развернутый доклад представишь потом. Я хочу услышать главное.

– Хорошо. – Сантьяга потер подбородок. – Главное заключается в том, что Темный Двор начинает терять лидирующее положение в Тайном Городе. Пока это незаметно, но тенденция прослеживается отчетливо.

– В чем она заключается?

– Как вы знаете, для нашего собственного спокойствия мы стараемся поддерживать принятое соотношение сил шесть к четырем. То есть в случае затяжной войны с любым Великим Домом Темный Двор одерживает победу с вероятностью шестьдесят процентов. Сейчас это соотношение сохраняется, но, по моим прогнозам, в ближайшие десять лет оно снизится до пятидесятипятипроцентной вероятности успеха, а еще через пять-шесть лет – до полного паритета. Пятьдесят на пятьдесят. Дальше мы стремительно покатимся вниз. Примерно в то же самое время, то есть через десять-пятнадцать лет, к власти в Великих Домах придет новое поколение жриц. Почти гарантированно лишится своего поста великий магистр Ордена. Старику Леонарду на днях стукнуло двести…

– Я послал ему поздравления?

– Я послал ему поздравления от вашего имени, – успокоил повелителя Сантьяга. – И присутствовал на торжествах с одним из советников.

– И что?

– Чуды все больше и больше пропитываются осознанием своего могущества. Гвардия разрастается, ложи богатеют, молодые рыцари жаждут славы. Леонард умиротворен и слаб, ему осталось править недолго.

– Он может попытаться вспомнить былую прыть.

– К сожалению, да, – согласился комиссар. – Но это лишь отсрочит уход. Сейчас великий магистр окружен целой плеядой молодых и толковых магов. В Ордене и гвардии сменились почти все лидеры, и возведение на трон нового вождя – вопрос времени.

– А Зеленый Дом? Королева Всеслава слишком молода, чтобы отдать власть.

– Здесь ситуация обратная: она плотно занимается своим окружением. С момента воцарения Всеславы сменились уже три из семи жриц Зеленого Дома. На очереди еще две. У дружины Дочерей Журавля новая воевода, я рассказывал вам о ней: Милана, молодая и весьма энергичная особа. Через десять лет вокруг королевы будут только такие, и Всеслава будет вынуждена учитывать их амбиции. А амбиций у них много уже сейчас. Новое поколение лидеров Великих Домов не будет отягощено воспоминаниями о наших прежних подвигах и захочет проверить на зуб крепость Темного Двора.

– Разве твои усилия недостаточны для подтверждения этой крепости?

В обязанности комиссара Темного Двора входило обеспечение безопасности Великого Дома Навь и, по мнению всего Тайного Города, Сантьяга был лучшим комиссаром за всю историю Темного Двора. Его хитроумные комбинации не раз заставляли Великие Дома скрежетать зубами. А то и терять их.

– Интриги, локальные операции, – пожал плечами Сантьяга. – Не хочу хвастаться, но я демонстрирую наш ум, а молодые вожди захотят увидеть наши мускулы.

– К каким же выводам ты пришел?

– Через десять-пятнадцать лет Тайному Городу угрожает затяжная война Великих Домов, – жестко произнес комиссар. – Причем разразится она в самый неблагоприятный для Темного Двора момент. Этот прогноз учитывает даже вероятности непредвиденных событий, которые могут произойти за это время.

– Ты хочешь сказать, что мы проиграем?

– Только в том случае, если Орден и Зеленый Дом объединятся, а вероятность этого около трех процентов. В любом случае нам придется тяжело.

Князь помолчал, обдумывая заявление своего комиссара, а затем задал следующий вопрос:

– В чем причина нашей слабости?

– В длительном отсутствии серьезных конфликтов, – разъяснил Сантьяга. – Последняя война Великих Домов была очень давно. А в мирное время развитие Ордена и Зеленого Дома идет гораздо быстрее, чем у нас. Грубо говоря, они нарожали столько магов, что скоро попробуют закидать нас шапками.

– Опять человское выражение, – недовольно пробурчал повелитель Темного Двора. – Нав должен говорить: «Пойдут в бой с тупыми клинками».

– Мощь Источников магической энергии неизменна, но за десять лет наши соседи сделают большие запасы боевых артефактов, которыми смогут воевать. – Комиссар не обратил на замечание князя никакого внимания. – Сейчас мы опережаем и людов и чудов в знаниях, но это не стратегический перевес. Нам нужно совершить нечто такое, чтобы пришедшее к власти молодое поколение вплотную занялось восстановлением утраченных позиций и не помышляло о ратных подвигах.

– Война сейчас?

Сантьяга поморщился: его излюбленным оружием был стилет, а не дубина.

– Необязательно война, князь. Я имею в виду, что необязательно воевать Темному Двору. Но смысл вы уловили правильно: нам нужно придать развитию Тайного Города новый импульс. Желательно, пожестче, так, чтобы и Орден и Зеленый Дом оказались в нокдауне. Если дадите разрешение, я немедленно займусь выбором подходящей причины для серьезного конфликта между рыцарями и Людью.

– Разумеется, у тебя есть заготовки?

– Только наброски. Затеем заварушку к концу ноября, потом соберем уцелевших на Карнавале Темного Двора и вы их помирите. Это станет хорошим украшением праздника.

Повелитель Нави помолчал, наблюдая за тем, как Сантьяга раскачивается на стуле, издал негромкий клокочущий звук и сообщил:

– Подходящая причина уже есть.

– Это связано с тем, что сообщил Оракул? – уточнил комиссар.

– Да, – коротко ответил князь. – Но мне надо подумать.

– Что ж, в безделье тоже есть свое очарование, – протянул комиссар и, заметив недовольное движение капюшона, тонко улыбнулся: – Это я о себе. Пока стратеги мыслят, тактики предаются утехам.

– Сантьяга, – устало буркнул князь, – мне надо серьезно обдумать слова Оракула. – Он помолчал. – А чтобы ты не скучал, проверь все, что связано с Золотым Корнем.

– Все?

– Все. Оракул сказал, что Золотой Корень – ключ к предстоящим событиям.

– Хорошо. – Комиссар поднялся со стула. – Пошел проверять.

– И еще… Почему ты опять в белом?

– Когда я вытаскивал из тюрьмы Остапчука, – улыбнулся Сантьяга, – мне пришлось прикинуться привидением – не успел переодеться.

И растворился во мраке.

///

«Ты стоишь на склоне горы и видишь, как с вершины начинает соскальзывать камень. Ты знаешь, что этот огромный валун вызовет мощный камнепад, безжалостный и неукротимый. У тебя есть два варианта: либо ты побежишь наверх, стараясь предотвратить события и рискуя быть погребенным под камнями, либо отойдешь в сторону, не препятствуя естественному ходу вещей».

«Это зависит от того, что находится под горой».

«Под горой стоят три дома, один из них принадлежит тебе».

«Тогда я постараюсь предотвратить камнепад».

«Ты не уверен в крепости своих стен?»

«Чтобы проверить прочность алмаза, не стоит бить по нему кузнечным молотом».

«Это относится только к алмазам. Крепость стен, руки и духа надо проверять постоянно. – Оракул выдержал паузу. – Но мы забыли о соседях, ради которых ты готов оставить свой дом без хозяина. Уверен ли ты, что оказавшись в подобной ситуации, они поступят так же?»

«Я думаю о своем доме».

«Но под горой их три. Возможно, кто-то из твоих соседей больше тебя уверен в прочности своих стен».

«И пробравшись на вершину, сам столкнул камень?»

«Зачем же так прямолинейно? Мы приняли за аксиому утверждение, что камень сорвался сам по себе, но мощь лавины завораживает наблюдателя. Делится с ним ощущением колоссальной силы».

«И завороженный могуществом, он захочет оседлать лавину?»

«Подчинить своей воле, – кивнул Оракул. – В надежде, что стены именно твоего дома окажутся слабыми».

«Останутся крепость духа и руки».

«Не лучше ли сделать выбор раньше?»

«Позволить начаться камнепаду…»

«И собрать все камни внизу».

«Посмотреть, что будут делать соседи».

«Освободить вершину от подозрительных камней».

«Чтобы не было больше лавин».

«По крайней мере, из этих камней».

«Потом спуститься вниз…»

«И посмотреть на стены».

«Или на то, что от них осталось».

«Останется, – проворчал Оракул. – Если с хозяином ничего не случится, дом всегда можно отстроить заново. – Он снова выдержал паузу. – Первый камень уже покатился, и у тебя очень мало времени».

«Ты предлагаешь опасный выбор, – угрюмо произнес князь, – но видишь дальше меня».

«Не надо мне завидовать. Даже Спящий удивляется, наблюдая в своих снах мои мучения».

«Вряд ли ему снятся такие кошмары…»

///

Камень, сорвавшийся с вершины. Камнепад, неумолимо приближающийся к стоящим под горой домам. Сегодня витиеватая речь Оракула была на редкость прозрачной, но князь все еще не принял окончательного решения:

– Оседлать лавину или предотвратить ее?

* * *

Как бы ни старались индустриальные гиганты, ежеминутно выбрасывающие в атмосферу десятки тонн пыли, с какой бы интенсивностью ни засоряли планету своими отработанными шлаками металлургические комбинаты, сколько бы тонн сырой нефти ни выливалось из дырявых нефтепроводов, налетевших на рифы танкеров и сорванных плавучих платформ, все равно на Земле не было места, похожего на это. Даже если бы все машиностроительные заводы и химические комбинаты, все танкеры и нефтепроводы мира были сосредоточены на одном поле, все равно это поле не стало бы столь мертвым и безжизненным. Все равно нашлось бы растение, которое пробилось бы к солнцу через горы шлака и химических отходов, которое научилось бы соседствовать с нефтяными прудами и подставлять листья кислотным дождям, которое сумело бы переработать мусор с тем, чтобы через тысячу или десять тысяч лет, когда тупые и оборотистые «хозяева Земли» вымрут от созданной ими грязи, вернуть планету в ее нормальное состояние. Нашлось бы такое растение, ибо несмотря на все усилия челов, они не сумели и не сумеют преодолеть главный закон своего мира – стремление давать жизнь.

…Это место не могло находиться на Земле: ведь ни в черной пыли, покрывающей его поверхность, ни в мрачно нависающем над небе, ни в неистовом, непрерывно дующем ветре не было и намека на жизнь. На то вечное, хаотичное движение, которое не признает правил и ограничений, которое всегда побеждает врага только ради того, чтобы жить, и которое невозможно вычислить или просчитать – его можно только почувствовать.

В Глубоком Бестиарии не чувствовалось ничего подобного.

А еще в нем не чувствовалось времени.

А еще казалось, что тяжелое, как будто мраморное небо только потому не падает на поверхность, что уже соприкоснулось с нею на линии горизонта да так и застряло.

А еще все это место было покрыто мельчайшей черной пылью, каждая частичка которой была тверже алмаза и настолько маленькой, что увидеть ее можно было лишь в электронный микроскоп. Если кому-нибудь пришло в голову притащить его в Глубокий Бестиарий.

Но при этом, как ни странно, непрерывно дующий ветер не поднимал пыль, не заставлял ее клубиться под мраморным небом, и единственное, на что у него хватило сил, – создать из черных частичек невысокие дюны, которые неторопливо мигрировали по Глубокому Бестиарию.

Невысокие черные дюны.

Казалось, ничто и никогда не сможет изменить царящий здесь порядок. Слишком уж безжизненными выглядели дюны, слишком тяжелым – небо, слишком постоянным – ветер. Но так только казалось. С тихим шорохом по мрамору небесной тверди пробежала тоненькая молния, золотистая змейка, нарушающая привычное постоянство Глубокого Бестиария. Прочертив длинную ломаную кривую, она бесшумно ударила в одну из черных дюн, образовав в пыльной поверхности маленькую воронку и из-под сводов тяжелого неба послышался негромкий голос:

– Ктулху!

Миллиарды черных песчинок взлетели в воздух и, подчиняясь чьей-то воле, оказавшейся гораздо сильнее порывов ветра, закружились в причудливом танце вокруг воронки, из которой устремился вверх узкий лучик золотистого света.

– Твое время пришло!

Пыльный смерч становился все больше, скорость движения песчинок возрастала, из легкого облачка, напоминающего рой черных насекомых, они превратились в плотный, подобный веретену, вихрь, полностью поглотивший золотистый луч. Постепенно внутри смерча возникли новые завихрения, его основание распалось на три части, а еще два отростка возникли примерно в шести футах над поверхностью. Когда плотность пыли достигла максимума, вихревые движения прекратились и черная фигура стала быстро приобретать окончательную форму: складки серой кожи, острые клыки, длинные жилистые руки, и вот…

– Я вернулся!!!

Ослепительная вспышка озарила безжизненную равнину Глубокого Бестиария и когда она погасла, на том месте, куда ударила молния, появилась массивная, семи с лишним футов ростом, тварь с необычайно широкими плечами и мощными ногами. Ступни чудовища представляли собой длинные и острые шипы, поэтому при остановке ему приходилось поддерживать равновесие при помощи толстого хвоста. Круглая голова была абсолютно лысой, рот, растянутый от уха до уха, наполнен кривыми желтыми зубами, а маленькие, глубоко проваленные глаза горели настолько ярким золотым огнем, словно впитали в себя давешнюю молнию.