Родовая отметина

Когда во главе с Хватом люди вышли за ворота, то услышали такое, что воспринималось с трудом, но выглядело уже естественным продолжением угроз и бед, разом навалившихся на племя.

Орёл вещал грозно, обращаясь прежде всего к Хвату:

– Пошто людей не прислал? Уговор порушил, суслик воняшный! Таперя хужей буде… – понизил он голос и кивнул своим.

Из строя отделились с десяток воинов и побежали к “косулям”. Они грубо стали вытаскивать из толпы мужиков покрепче и помоложе и толкать их в сторону, собирая в отдельную кучку. Непривыкшие к такому обращению люди растерялись и подчинились силе, как перепуганные овцы.

Хват менялся в лице, пугливо оглядывался и мучительно соображал, что делать. Задние ряды возопили:

– Чё маешься, вождь! За топоры и копья братися, коли так обертается!

Но Хват решил другое. Он поднял руку кверху, требуя тишины, и прокричал Орлу:

– Гри, скоки лестеней дати за мир наш!

– У вас их многоти? – ухмыльнулся Орёл.

– Тьма… – воровато оглянулся Хват.

Орёл не поворачиваясь махнул рукой в сторону своих воинов. Ещё отделилось с десяток. Они проворно подскочили к Хвату.

– Они за лестенями… Ступай! – скомандовал Орёл.

И тут взметнулся крик, сначала одинокий, а потом подхваченный многими:

– Мы што – овцы! Нас в грязюку? Бити их!

Сам Хват не ожидал такой инициативы людей и тревожно замер в окружении “охотских”. Толпа расступилась и из неё нарастающим потоком стали выбегать вооружённые “косули”. За их спинами маячил Веня-жрец…

Первыми пострадали всё же “косули”. Те, кто был с копьями, кинулись было на окруживших Хвата “охотцев”, но были атакованы с тыла. Причём жёстко и бескомпромиссно – один упал, пронзённый копьём, другой – от удара в шею топориком на длинном древке.

Пролилась первая кровь…

Далее, под вопли и плач женщин, которые прижались к частоколу, началась бойня!

Очень скоро выяснилось, что охотские более искусны в драке, их больше числом, они лучше вооружены и умело управляются Орлом. Вождь же косуль валялся в стороне с окровавленной головой и было неясно, жив ли он. Веня, оставаясь у ворот, пытался руководить, но его не слышали: каждый бился, как мог…

Солнце только показалось из-за дальнего леса, красное, в холодном мареве, когда всё было кончено. На поле боя валялись несколько десятков убитых. В стороне раненые “охотские” зализывали побои, а уцелевшие – пинками и ударами собирали дееспособных “косуль” в кучу. Были здесь мужики, подросшие дети и женщины-молодайки. Их намеревались гнать на работы в стойбище “охотских”. Стоял крик, плач, причитания. Веня-жрец, привязанный к старому клёну, что рос у дороги, готовился к смерти: Орёл распорядился сжечь его! Готовились спалить и стойбище, для чего нашли сено и раскладывали его вокруг частокола. Два рослых “охотца”, сидя, уже высекали огонь.

За победными хлопотами, плачем и криками, не замечали, как из леса ползком к ним приближались и плотно окружали серые тени…

Первым неладное учуял Орёл…

Отдавая очередную команду, он мельком оглянулся и на миг опешил – не ожидал ничего подобного! Ползущих теней было столько, что они казались несметным полчищем подстерегающих добычу волков! Схватился за свой огромный нож и собрался издать крик тревоги, как взвизгнула стрела и поразила вождя прямо в шею. Алой струёй хлынула кровь, поливая пышный мех одежды. Орёл дёрнулся, выгнулся и камнем упал на землю. Кто-то отчаянно крикнул, его подхватили воинственные кличи.

Но окружавшие уже поднялись в рост, и притихшие было “косули” увидели Дениса! И его товарищей! За ними грозной стеной, ощетинившейся копьями, стрелами с луками, древками с топорами неумолимо надвигались неровные, но плотные ряды множества воинов. Не сразу сообразили и разглядели, что это были люди из племени Серых Волков.

Сеча была ужасной!

От “охотских” никого не осталось в живых. Такая ненависть, жестокость проявилась, как ответная мера, вызванная нарушением “охотскими” векового постоянства, священной воли языческих богов – не убивать себе подобного, невинного человека!

– Си звери в людском образе! – указывая на тела врагов, говорил Денис перед скорбными, испуганными и светящимися робкой надеждой лицами родичей. – Сих уродцев надоть спалити дотла! Избыть в корне заразу сию на веки…

Откуда было им, наивным, простодушным, впервые опалённым ненавистью войны, знать, что этим утром уже свершилось роковое. И его уже не остановить, не унять, не вымолить у богов…

Пока Денис говорил, в толпе нарастал ропот… Кто-то протискивался вперёд, и люди почтительно расступались. Наконец, появился взлохмаченный с побитым лицом жрец Веня! Он пронзительным взглядом окинул племянника, повернулся к людям и поднял руку вверх – шум утих…

– Дайти мне молвити… – прохрипел он, откашлялся и тяжело продолжил. – Мы порушили волю богов! Законы, предками вымученные. Мужиче наделили одной жёнкой, почали баловаться с лестенями, богам даренья не несли! – Веня возвысил голос до трагических нот. – Отсель все беды! А надоумил нас ложно – племяш мой, Дениска, День Ясный…

Жрец не поворачиваясь, ткнул пальцем в сторону опешившего Дениса.

– Боги во гневе и хочут имать жертвенника! Токи так избудем напасти и горюшко…

Народ уже не гудел, а взрывался криками:

– Верно глаголешь!

– Дениску жечи, Перуну дарити!

Люди из племени “Серых Волков” тихо стояли в стороне. По установившимся обычаям они не вмешивались в чужие дела. Не слишком понимая, в чём обвиняют этого парня, который фактически спас свой народ от гибели, они всё же кивали одобрительно. Принесение жертвы, когда “всем худо”, считалось самым действенным средством спасения от бед.

У Дениса пересохли губы, затряслись руки. Он пытался вклиниться в речь дядьки, но голос куда-то пропал: парень только шипел и растерянно водил глазами по бушующей толпе, по телам убитых родичей, по лицам стоявших мрачно соседям…

Дальше всё происходило будто не с ним. Веня скомандовал, и трое крепких мужиков подхватили невменяемого парня под руки и потащили в селение. Народ хлынул следом.

Его привели на площадку к святой Косули. Откуда-то принесли ствол берёзы и камнями вбили в землю. Потом Дениса привязали к бревну и заходились готовить костёр из веток, сена и тонких брёвен. Народ выстроился в круг и выкрикивал возгласы одобрения, языческие речовки. Веня принёс из хижины обрядовые вещи, в которые торжественно, отрешённо облачился…

Усилился ветер. Он колючками обволакивал грудь и голову парня, сердито ерошил волосы. И он вдруг почувствовал, как наполняется лёгкостью, которая уже подхватывалась ветром и улетала с ним ввысь! Река, лес люди уменьшались и оставались внизу…

Часть 2. Из грязи в князи

Глава 1

Капала вода…

Камень выпал из рук Дениса, и он очнулся!

– Что у тебя? Покажи, – неожиданно громко, отдавшись тупым эхом, прозвучали слова Ники.

– Понимаешь, какая штука… – подбирая слова, неуверенно заулыбался Денис, осторожно наклоняясь за камнем. – На этом куске породы – рисунок, который я собственными руками рисовал! Откуда он тут взялся? Ведь этой породе тысячи лет. Возможно, этот профиль древнего человека нацарапал какой-нибудь житель раннего палеолита! Каменного века!…

Ника уже стояла рядом и разглядывала загадочный кусок. Она потешно морщила носик, округляла глаза и размышляла. Наконец, высказалась:

– Что значит: ты рисовал этот рисунок?

Денис коротко пояснил.

– Это же невероятно интересно! – восхитилась девушка. – У тебя какая-то внутренняя связь с прошлым!

– Не знаю. Но, когда я поводил по профилю пальцами, то почувствовал сильное головокружение. Чуть не упал, представляешь? У меня такое ощущение, будто я окунулся в сон…

– А я и смотрю, что это ты замешкался… Интересно, интересно… – загорелись глаза у девушки. – Давай…

Их диалог перебил подошедший Фомич.

– Время подоспело, уважаемый корреспондент, посмотреть наши достопримечательности, пока наметился случайный перерыв. А то скоро конец смены и будем выбираться на свет Божий.

– Да, конечно, – засуетилась Ника.

Чувствовалось, её захватила загадка Денисовой находки. Она с трудом оторвалась от нахлынувших мыслей и закончила:

– Возьми камень с собой. Там, на верху, рассмотрим получше и предметнее. А сейчас, мужики, ведите и показывайте свои норы…

Из того, что говорила Ника про какой-то кусок, Фомич ничего не понял, но виду не подал и любопытства не проявил. Он уже симпатизировал смелой девчонке, поэтому по-джентльменски, аккуратно, взял её за локоть, указал на потолок и стал рассказывать.

– Вот эти перекрытия изготовлены из…

Денис с трепетом положил чудесный камень в карман робы, и, думая о своём, сосредоточенно уставился на чёрные губы Фомича…

Равномерно гудел вентилятор, создавая лёгкий ветерок, который неназойливо ласкал лица. После ужина, они сидели в зале на мягком кожаном диване и, посматривая на камень, лежащий на столе, обсуждали находку и её невероятное воздействие.

– Из того сна ты что-нибудь помнишь? – подняла вопросительно брови Ника.

– Абсолютно ничего, – пожал плечами Денис. – Остались только смутные ощущения.

– Где у тебя можно найти карандаш и листочек бумаги? – деловито загорелась девушка.

Денис понял её мысль. Скоро он уже пытался рисовать на бумаге машинально. Однако получались хаотичные линии, далёкие от нужного образа.

– Странно… – удивлялся парень, потирая лоб. – Почему-то не получается. Наверное, нужно отвлечься и рисовать механически.

– Вот именно! – авторитетно произнесла Ника. – Давай-ка поговорим о чём-нибудь другом, отвлечённом. Например, о любви…

Денис усмехнулся.

– Любовь – понятие как раз очень конкретное. Однако давай поговорим…

– Ты рисуй, а я буду тебя отвлекать. Так, вот, можешь ли ты полюбить меня?…

У Дениса дрогнула рука, но, продолжая водить по бумаге, он хитро повёл глазами и, вспыхнув, сказал:

– Твоя прямота мне импонирует.

– Можешь пока не отвечать, поскольку я и так знаю, что можешь. Любовь возникает спонтанно, человек и сам о ней не знает…

Девушка порозовела, глазки заблестели, и она в привычной манере затараторила на заданную тему.

А Денис что-то рисовал…

– Получилось!… – всплеснула руками Ника, заглянув в листок бумаги.

– Неужели?… – обернулся и Денис и воскликнул. – Вот оно! Я же говорил!

– Это невероятно… Ты гений! – Ника, пунцовая, откинулась на спинку дивана. – Где твой камень? Пробуй его опять пальчиками.

Она решительно поднялась, взяла находку, внимательно рассмотрела её:

– А здесь какая-то надпись внизу… – неуверенно произнесла девушка и протянула Денису камень…

На соборной площади шумело вече! Князь Всеслав Ясноокий стоял на помосте в окружении духовенства, старшин, воевод и, нахмурив брови, терпеливо ждал, пока народ угомонится. Его шелом, сползая к затылку, слегка давил лоб, и князь периодически поправлял его свободной левой рукой. В правой – держал меч. Новенькая кольчуга блестела кольцами, придавая особую, блистательную, монументальность и величественность фигуре воина.

Иногда Всеслав поглядывал на купола новой церкви, которую совсем недавно построили по византийским образцам. Купола, несмотря на хмурый день, красовались золотым блеском и волновали, будоражили душу. Вот и архиерей Вениамин отвёл тёплый взгляд от святого места и одобрительно кивнул своему “духовному чаду”. Тот поднял вверх меч и народ притих.

– Братия! Люд работный, ратный, знатный и духовный! Пред сечей с ворогом нашим,       разбойным родичем, княжичем Пронькой Сирым, надобно избрать войскового воеводу…

Народ вновь забурлил, загудел. Князь сурово сжал губы и собрался навести тишину, но его внимание привлёкли два мужика (один откровенно хромал), которые протискивались к помосту, держа под руки молодого человека в странной одежде. Люди расступались, а вслед неслись возгласы удивления:

– Неужель Денислав объявился?

– На медни луна рано умыкнула, знать знак был!

– Во, чудо!

Когда мужики, наконец, вышли в центр, князь замер в удивлении, а потом оглянулся на архиерея – тот бледнел, моргал глазами и лихорадочно крестился.

А мужики, оставив парня, наперебой зачастили:

– Княже, Всеслав, и духовник наш, Вениамин! Чудо нейкое свершилось. Идём мы сюды, а из-за угла Сеньки Рябого дома, выходит вот, он… Денислав… Мы думали – привиделось! Ан, нет – он самый. Первым его разглядел я, Ермилка-колченогий.

Второй мужик оборвал Ермилку:

– Не суетись всуе! Я, Скоморох Ярмошка, попервах узрел, а ты сумлевался ишо! – и мужик ехидно искривил рот, причмокнул и лихо ударил по коленам с пристуком ногой, изобразив начало весёлой пляски.

– Не перечьтесь, черти несурьёзные! – прикрикнул князь и неуверенно добавил: – Не ужо ты… Денислав? Что молчишь? – кивнул он парню.

Денис с растерянной улыбкой оглядывался и с трудом приходил в себя: да он узнавал многих из этих людей! И князя Всеслава и этих чудаков, которые тянули его будто телка; и дядьку, архиепископа Вениамина… Последний уже спускался с помоста, протягивал руки и спешил к племяннику. Когда они обнялись, троекратно расцеловались, народ совсем растрогался: многие со слезами крестились, шепча молитву, а кто-то из женщин заголосил.

– Как же ты сбёг? – оторвался от парня Вениамин.

– Али кто помог? – подошёл и князь.

Денис виновато развёл руками:

– Хоть убейте! Ничего не помню…

– И одёжа чужеземная, не виданная доселе… – разглядывал уже спокойнее родственника Вениамин.

– Чудо это! – вновь оживился, стоявший в сторонке Ярмошка. – Сказывают, знамение по небу красным срубом мигало вчерась на закате…

– А, может, и не чудо, – подошёл старший воевода Злыня, грузный, высокий мужчина в полном военном снаряжении. – Они, басурмане, могут полоненного оглупить, замутить, затуркать и отпустить к своим, дабы он вред сотворял, волю и наказы их тайные, погибельные нёс!

– Не темни, Злыня, – миролюбиво отозвался князь. – Памороки басурмане отбить могут, но воле своей русича, сына самого Святослава! подчинить… Не бывает такое! Однако прервём вече и отправимся в храм, дабы сотворить молитву в честь воскрешения раба божия, отпрыска великого Святослава! Так люди? – крикнул Всеслав в толпу. Она ответила дружными, одобрительными возгласами…

Вечером, в тереме Вениамина, когда после обильной трапезы пили квас, Денис, которого уже переодели в здешнюю одежду, попросил рассказать: как он жил? Что с ним произошло? Откуда он мог явиться?

И вот, что вкратце рассказал дядька, архиерей Вениамин.

Родители Дениса, великий князь Святослав и княгиня Вольга умерли разом от мора, поразившего здешние края:

– Не токмо у нас, но и у соседей-князей пошесть сия пошла в те годы… – печально вещал архиерей. – Светлая княжеская семья умерла быстро, а ты, с божьей помочью, уцелел и стал наследником. Пока руки и ум твои были слабы, люди выбрали над собой княжить Всеслава Ясноокого, свояка рода Святослава. Дела у него пошли хорошо, и ты, повзрослев, отказался от наследной власти. Народ был рад тому. Но год назад налетели чёрной бурей басурмане с половецких степей. Налетели в ночи, коварно и страшно! Многих побили, многих полонили… Тогда и ты пропал… Уцелели те, кто успел схорониться в лесу. А князя Всеслава, который бился до смерти, нашли во рву… Бог смилостивился над ним и над нами и дал князю жизнь. С тех пор он люду, как отец родной. А тебя считали полонённым. Вот так…

– Значит мои родители Святославичи… – задумался Денислав и с жаром обратился к дядьке.

– Но я не чую в себе великой крови! Вижу себя в другой стезе…

– Всё может быть… Где ты был, только Господь ведает… И как ты изменился, прознаем позднее… – печально отозвался Вениамин и отставил в сторону пустой ковшик.

В узкое окно протиснулся блеклый свет звёздного неба, громче застрекотали сверчки в углах, и Денис почувствовал невероятную усталость…

Прошло несколько дней…

О чудесном возвращении Денислава из полона уже не вспоминали, занявшись приготовлением к походу на разбойного князя-соседа, Проньку Сирого. Причиной противостояния стал лес, вернее, та его часть, которая принадлежала княжеству Всеслава. Соседи стали нарушать уговор о границах и “воровски пастись и охотится” на чужих угодьях. Посылали послов для “увещевания и напоминания”, но “сирые” продолжали разбойничать. Причину такого хамства и пренебрежения местными законами “ясноокие” увидели в сговоре Проньки с другим князьком Савватеем Дошлым. Последний имел славу хитрого, коварного властителя: умел договариваться с другими, более могущественными князьями, и с их помощью воевать соседей. Так нажил богатство. За хитрый ум его и прозвали Дошлым.

Денис активно включился в подготовку: ходил в кузню к мастеру Евлампию, который подгонял ему кольчугу, ковал шелом, вострил новенький меч. По вечерам беседовал с Вениамином. Обсуждая предстоящий поход, Денис-Денислав спросил как-то:

– Неужели, кроме войскового похода, нельзя уговориться с Пронькой? Соседи ведь, да и родство есть, пусть и дальнее… Может новых послов снарядить, или придумать нечто?

– Думали, пробовали… – вздыхал архиерей.

– Воевать со своими?…

– Что делать? Молитвы Господу воздаём, крестным ходом ходим, а война не отступает.

– Не гоже так, – недоумевал Денис и что-то обдумывал.

Как-то ушёл он из городища в лес и долго ходил по окраине, не углубляясь в чащобу. Отсутствовал так долго, что Вениамин забеспокоился – не заблудил ли – и прислал мальчика Стёпку за племянником.

А прогулка не прошла для парня даром.

Наслаждаясь мощью столетних дубов, любуясь роскошью елочного убранства старых, но величественных елей, улыбаясь нежности высоких белоствольных берёзок и вдыхая насыщенный смолистыми ароматами воздух, он вдруг придумал, как избежать войны…

Стёпка нашёл его сидящим на валуне, который в компании таких же камней, важно расположился у тропки, ведущей к воротам Святска – так называлось городище “яснооких”. Денис поднялся навстречу мальчику и приветливо спросил:

– Как ты думаешь, что человеку всего нужнее на этом свете?

Стёпка, смышлёный паренёк, перешагнувший подростковый возраст, ответил не задумываясь:

– Есть вволю!

– А, чтобы есть, нужно еду добыть?

– Это, как водится… – пожал плечами паренёк, не понимая, к чему клонит “полонянок” – так звали вернувшихся из плена.

– А еда – это пир с танцами, песнями и шутками, а тогда и мир. А когда мир, люди ладят между собой, тогда и охотиться, и работать сподручней… – заулыбался своим мыслям Денис, совсем озадачив Стёпку.

Они вместе нашли Вениамина: архиерей отслужил обедню, причастил прихожан и спешил домой.

– Не заблудил? – тревогой сверкнули очи старца. – Да и гуляти одному опасно.

Но племянник будто не услышал вопроса и ошарашил словами:

– А ежели нам снарядить не войско к Проньке, а людей весёлых, певучих, танцующих? Предложить вместе устроить праздник шута горохового! Это сблизит нас. А тогда и договориться можно будет. Что скажите, Ваше преосвященство?

– Что за шут такой, гороховый, чтоб его праздновать? – подивился святой отец. – Доселе не слыхивал.

– Это я в лесу надоумился. Вспомнил проделки Ярмошки-скомороха и подумал: собрать бы потешных людей и заявиться к Проньке, повеселить и его, и народ сирый, а? Надо же мир налаживать…

Старик задумался… Он хмурил озадаченно брови и суетливо теребил бороду. Наконец высказался:

– Такого ещё не бывало: идти врага веселить. Не поймёт князь и народ наш – привыкли правду искати мечом, копьём и секирой. А тут… Смех один.

– Вот именно – смех. Но попробовать надобно! – загорячился Денис. – Я сам подберу людей и пойду с ними. Ежели опять полон – так мне не впервой.

Вениамин ещё помялся:

– Тады идём к князю.

Парил полдень. Солнце раззадорилось и, словно заигрывая, так и пыталось заглянуть в глаза Денису. Парень чувствовал душевный подъём, ему казалось всё достижимым, и солнечные шалости только добавляли уверенности. Люди, дома, кривые улицы с дорожками, вымощенными брёвнами, благостный колокольный звон, извещающий о середине дня, – всё радовало!

Когда пришли, князь только отобедал и тоже был в приподнятом расположении духа. Он ходил по двору, беззлобно покрикивал на челядь и заигрывал со сторожевым псом Васюткой. Тот восторженно повизгивал, крутился волчком, подпрыгивал и норовил лизнуть руку хозяина.

Гостей Всеслав приметил сразу и поспешил навстречу. Они раскланялись друг другу, пожелали здравия и только потом приступили к беседе. Денис не торопился и учтиво ждал, когда выскажется Вениамин. Тот же начал издалека:

– Идти на рать – почётное, благостное дело. Ты у нас смелый и отважный воитель. Много дружинников воспитал таких же…

Князь пытливо смотрел в глаза своего духовника и уже начал нетерпеливо переминаться.

– Но кровь и смерть… несут не только славу, но и горе вдовам, детям…

– Ваше преосвященство! – не выдержал Всеслав. – Говорите прямее – что стряслось? Денислав, вон, светится, а Вы про горе…

– Да, Денислав наш, побыв в полоне, мудрости набрался и предлагает нечто новое: не войной идти на Проньку, а… повеселить стервеца!

Князь даже пошатнулся…

– В смысле, лиходея с песнями побить?

Тут уже вмешался Денис и вновь повторил своё предложение, подчеркнув, что биться не надо, а, наоборот, решить распрю миром!

Всеслав не сразу понял замысел. Более того, его настроение испортилось, и он возмутился:

– Посылать наших людей, кабы задобрить ентого разбойника? Повеселить ейный люд и самого? Ну… – у князя закончился запас слов. Он кривил рот, тяжело дышал и белел лицом. Но Вениамин уже проникся идеей Дениса и нашёл-таки убедительный довод:

– Пусть это будет наша хитрость… Наши деды не токо силой брали. Вспомни, как басурманов посёк в пойме Талки княже Велес! Даренья заслал, сделал вид – уходит… А потом… И тут с божьей помощью посрамим разбойника…

Князь посмотрел на купола церкви, на крыши домов, перекрестился, посопел в бороду… потом встряхнул лохматой головой:

– Ладноть, айда в терем, рассудим дробней и с толком, с воеводами покумекаем, – махнул он Денису.

Глава 2

Городище Прониила Сирого, Прянск, являло собой типичное славянское поселение: располагалось на возвышенности, огораживалось частоколом из заострённых брёвен и глубоким рвом с широким мостиком. Вокруг шумел лес, а с запада сквозь стволы деревьев проглядывалось русло небольшой речки.

Процессия “яснооких” благополучно добралась и остановилась в рощице передохнуть и подкрепиться. Денис в этот непростой поход отобрал скомороха Ярмошку, Ермилку-колченогого как неутомимого выдумщика, Стеньку-гусляра и двух молодиц-певиц, Явдоху и Росомаху. Обе вдовствовали, но отличались умением заливисто, с подголосками петь и так голосить, что даже крепкие, бывалые воины пробивались на слезу.

Центральной фигурой потешных послов был, конечно, скоморох Ярмошка. Он прихватил с собой бубен, трещётки и маски. Одна изображала волка, а другая козла. Первая была призвана попугать, а вторая посмешить.

Денис предупредил своих подопечных о риске. Что их ждёт у разбойных соседей, как их примут? – неведомо… Однако народ проникся важностью поручения, данного самим князем и освящённого Вениамином, и безропотно принял эту ношу. Вселял уверенность Ярмошка! Он, перед уходом, покорчил гримасы, прошёлся с бубном по людскому кругу и завопил не своим голосом:

– Проньку надо остудить, до каленья взвеселить! Эх-ма! На сим свете жить лучше, а в ад бежать, ноги крючит!

Люди заулыбались, стали переглядываться и подтанцовывать. Было видно, что настроение у них приподнялось.

Провожали всем миром, как воев, идущих на рать! Вослед им неслись пожелания удачи, тихие молитвы, перезвон колоколов и всхлипывания детей и женщин.

Только расположились на привал, как открылась створка ворот, и выглянули стражники-охранники. Они озадаченно посмотрели в сторону “отдыхающих” и пошептались.

– Кто будите? С чем пожаловали? – натужно крикнул один из них, с настороженным лицом.

Денис уже направился к мостику, бодро проскочил по тёсаным брёвнам и с достоинством представился:

– Мы потешные послы от князя Всеслава Ясноокого. Пришли повеселить соседей, родичей. Заодно уговориться, дабы лес по правде и взаимному согласию поделить. Бумага есть от князя и архиерея нашего к князю вашему… Так и доложите светлому Прониилу Сирому!

– Это как – потешные? – надулся стражник, пытаясь вникнуть в сказанное. – Однако князь разберётся… – махнул он рукой.

– Потешные – знать с миром, с весельем, песнями и танцами. Но дело несём важное! Так и доложи князю, – всё же пояснил Денис и добавил. – А возглавляю людей я, Денислав, сын умершего князя Святослава…

Стражники пожали плечами, переглянулись и вошли в ворота. Створка издала протяжный, нудный скрип и со стуком захлопнулась.