Задержание подозреваемого. Конституционно-межотраслевой подход

Следственный осмотр – это действие, которое позволяет обследовать место фактического задержания подозреваемого в целях обнаружения оставленных им следов, объектов, от которых он постарался избавиться, и т. д. В современной правоприменительной практике особую роль осмотр места происшествия приобретает в связи с невозможностью проведения до возбуждения уголовного дела обыска или выемки. Подобная технология, в частности, используется при задержаниях должностных лиц в момент получения ими взяток.

Примером здесь может послужить следующий случай. В начале 2011 года один из московских адвокатов пригласил автора этих строк в качестве специалиста для разъяснения некоторых спорных вопросов по уголовному делу. Из представленных в наше распоряжение материалов усматривалось, что в июле 2010 года сотрудниками органов внутренних дел по Центральному федеральному округу был проведен комплекс оперативно-розыскных мероприятий, направленных на задержание с поличным начальника одного из подмосковных отделов Росреестра И. по факту якобы вымогаемой им взятки за регистрацию земельного участка. После осуществления оперативного эксперимента в служебном кабинете И. незамедлительно был произведен осмотр места происшествия, в ходе которого был обнаружен принадлежащий И. портфель с денежными средствами (в российских рублях и иностранной валюте) и имеющими отношение к делу документами.

Вполне очевидно, что подобный способ обследования помещения и личных вещей задержанного не в полной мере соответствует закону. Фактически здесь имеет место полноценный обыск, который формально маскируется под осмотр места происшествия. Но в силу прямого запрета на производство обыска до возбуждения уголовного дела – это чуть ли не единственная практическая возможность процессуально зафиксировать факт нахождения денежных средств или иных объектов у задержанного и впоследствии изобличить его в совершении преступления.

В ходе описываемой тактической операции вполне допустимо проведение судебных экспертиз. Однако ввиду краткосрочности задержания подозреваемого в данном случае практически приемлемыми будут лишь те экспертизы, производство коих не занимает длительного времени (например, исследование огнестрельного или холодного оружия, наркотических средств, драгоценных металлов, поддельных денег и т. д.). При задержании подозреваемого актуальна и судебно-наркологическая экспертиза человека, направленная на установление состояния алкогольного или иного опьянения, которая в практической деятельности ошибочно именуется медицинским освидетельствованием83.

Известны случаи производства иных следственных действий, направленных на решение вопросов, связанных с задержанием подозреваемого: следственного эксперимента и проверки показаний на месте, примерами чего могут послужить эпизоды из нашей собственной практики во время прохождения службы в Главном следственном управлении при ГУВД г. Москвы.

Так, при попытке сбыта нескольких поддельных 100-рублевых купюр были задержаны граждане Н. и К. Они показали, что приобретали указанные деньги у своего знакомого Ш., который изготавливал их у себя дома посредством самого современного на тот момент компьютерного оборудования. В ходе обыска, проведенного по месту жительства Ш., были изъяты персональный компьютер и принтер; на компьютере были обнаружены графические файлы с изображением билетов банка РФ и иностранных денежных знаков, в частности долларов США. Для решения вопроса о задержании Ш. по подозрении в совершении преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 186 УК РФ84, проводился следственный эксперимент, посредством которого была установлена возможность изготовления поддельных купюр на изъятом оборудовании85.

При попытке предъявления к оплате поддельного векселя в помещении одного из московских банков был задержан гражданин А. В ходе допроса он сообщил, что в целях совершения мошеннических действий использовал поддельную печатную форму (печать) одной из коммерческих организаций. Он также пояснил, что за два дня до своего задержания выбросил указанную печать в сугроб, находящийся на бульварной части Ленинградского проспекта в районе станции метро «Динамо». С учетом насупившей весенней оттепели, несмотря на ночное время, нами было принято решение о незамедлительном следовании совместно с задержанным к указанному им месту в целях поиска печати. Однако данный объект обнаружен не был.

Среди оперативно-розыскных элементов тактической операции по задержанию подозреваемого особое значение имеют проверочная закупка, оперативное наблюдение, отождествление личности, обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств, оперативное внедрение, контролируемая поставка и оперативный эксперимент. К административно-правовым мероприятиям, подлежащим включению в тактическую операцию по задержанию подозреваемого, можно отнести само фактическое задержание, пресечение осуществления преступной деятельности, проверку документов, административное оцепление, доставление, административный досмотр и т. д.

К организационно-техническим элементам тактической операции по задержанию подозреваемого могут относиться самые разнообразные служебно-вспомогательные приемы, необходимые для эффективного производства описанных выше следственных действий, оперативно-розыскных и административных мероприятий. В частности, таковыми являются использование дополнительных сил, специальных технических средств, служебно-розыскных собак, заполнение карточек статистической отчетности и т. д. Сюда же следует отнести тщательную подготовку и планирование тактической операции. А. А. Леви включает в перечень таких действий следующие: получение возможной информации о лицах, подлежащих задержанию; изучение места и определение времени предстоящего задержания; определение состава группы задержания и подготовка ее участников; составление плана задержания; репетиция задержания; проведение необходимых организационных мероприятий на месте задержания86. Схожие рекомендации содержатся в работах В. Н. Григорьева87 и ряде учебников по криминалистике.

Конечно, план – это совсем не обязательный атрибут операции по задержанию подозреваемого. Нередко фактические задержания происходят в условиях спонтанности (В. Н. Григорьев называет их задержаниями при непосредственном обнаружении общественно опасного деяния88), например, когда лицо застигнуто сотрудниками полиции при попытке совершения квартирной кражи или сотрудниками пограничной службы ФСБ России при попытке незаконного пересечения Государственной границы РФ и т. д. В подобных случаях ввиду безотлагательности действий правоохранительных органов составление плана невозможно. Однако при тщательной и заблаговременной подготовке операции по задержанию подозреваемого (В. Н. Григорьев называет их задержаниями в результате анализа собранных материалов89) их надлежащее планирование просто необходимо.

В современной практике достаточно частое распространение возымели ситуации, когда план общей тактической операции по задержанию подозреваемого составляется оперативными работниками и утверждается начальником соответствующего органа. Так, например, по уголовному делу о получении взятки одним из должностных лиц префектуры САО г. Москвы план его задержания с поличным был подготовлен старшим оперуполномоченным ОБЭПиПК и утвержден начальником полиции округа. Помимо прочего план включал проведение следователем осмотра места происшествия, допрос и личный обыск задержанного. В подобных случаях роль следователя представляется весьма странной. В качестве кого он выступает: процессуально самостоятельного участника или рядового исполнителя замысла оперативных работников? С точки зрения уголовно-процессуального законодательства данная правовая коллизия выглядит просто абсурдной. Ведь согласно ч. 1 ст. 152 и ч. 4 ст. 157 УПК РФ именно следователь вправе поручить органу дознания производство отдельных следственных действий, а не наоборот.

4. Задержание подозреваемого – это совокупность режимных мероприятий, связанных с помещением лица в изолятор временного содержания и его нахождением под стражей в условиях изоляции от общества. Правовой основой задержания подозреваемого в данном контексте выступает Закон «О содержании под стражей»90, который устанавливает порядок и определяет условия нахождения подозреваемых в изоляторах временного содержания, регламентирует основные гарантии прав и законных интересов задержанных. К режимным мероприятиям, установленным данным законодательным актом, в частности, относятся прием задержанного в ИВС, его личный обыск (досмотр), дактилоскопирование, фотографирование, опрос и санитарная обработка подозреваемого, размещение в камере и т. д.

Итак, подводя итог всему вышесказанному, еще раз обратим внимание, что задержание подозреваемого, являясь сложной, многогранной правовой категорий, не может рассматриваться исключительно как объект уголовно-процессуального регулирования и уголовно-процессуальной науки. В задержании подозреваемого можно выделить уголовно-процессуальные, криминалистические, криминологические, судебно-психологические, оперативно-розыскные, административно-правовые, уголовно-исполнительные и иные аспекты, которые в своей совокупности и должны формировать соответствующую практику, с одной стороны, отвечающую назначению уголовного судопроизводства и обеспечивающую права и свободы личности, а с другой – позволяющую эффективно решать задачи, стоящие перед правоохранительными органами, в особенности на первоначальном этапе уголовного преследования.

§ 1.2. Правовые основы задержания подозреваемого

В современных условиях особую актуальность представляют вопросы, связанные с правовыми основами задержания подозреваемого91, получившими новый импульс для своего развития в связи с признанием приоритета прав и свобод личности, ратификацией международно-правовых документов в этой области и имплантацией в систему законодательства РФ позиций Европейского суда по правам человека.

Имея безусловный принудительный характер, задержание подозреваемого затрагивает одну из важнейших правовых ценностей – право на свободу и личную неприкосновенность. Поэтому его применение требует от государственных органов и должностных лиц строжайшего соблюдения законности, о чем уже неоднократно отмечалось в юридической литературе92.

Правовые основы задержания подозреваемого имеют четырехзвенную структуру, включающую: а) международно-правовой уровень; б) конституционный уровень; в) законодательный уровень; г) подзаконный уровень.

На международном уровне правовая регламентация задержания подозреваемого выражается в общем контексте обеспечения права человека на свободу и личную неприкосновенность. Соответствующие нормы содержаться в целом ряде международно-правовых документов, имеющих высшую юридическую силу. Так, ст. 3, 9 Всеобщей декларации прав человека93 провозглашают, что каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность и что никто не может быть подвергнут произвольному аресту или задержанию. Аналогичная норма представлена в ч. 1 ст. 9 Международного пакта о гражданских и политических правах94. А ч. 4 ст. 9 этого документа определяет право каждого задержанного на безотлагательное разбирательство его дела в суде в целях определения законности его задержания и решения вопроса об его возможном освобождении. Статья 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (Европейской конвенции)95 устанавливает, что право лица на свободу и личную неприкосновенность (в контексте целей задержания подозреваемого) может быть ограничено с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения. Этой же статьей установлены и другие международно-правовые гарантии в части ограничения права на свободу, а именно: право на разъяснение лицу на понятном языке причин его ареста и любого предъявленного ему обвинения; право на незамедлительное доставление задержанного к судье (к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью) и на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда; право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным; право на компенсацию в случае незаконного ареста или заключения под стражу.

Необходимо обратить внимание на существующие по данному поводу позиции Европейского суда по правам человека, который исходит из того, что возможность законного посягательства на свободу и личную неприкосновенность человека должна предполагать соразмерность ограничения этого права, выраженную в балансе между общественными интересами, требующими предварительного заключения под стражу, и значительностью права на свободу личности – с учетом презумпции невиновности. При установлении такого баланса важным фактором является продолжительность содержания под стражей, которая не должна превышать разумных пределов96. А практика, которая складывается в связи с законодательным пробелом и в соответствии с которой лицо заключается под стражу на неопределенный срок, противоречит одному из фундаментальных принципов правосудия – принципу правовой обеспеченности97.

Кроме того, Европейский суд выражает весьма интересные правовые позиции в толковании ст. 5 Европейской конвенции относительно самого понятия «лишение физической свободы». В ряде его решений отмечается, что такое лишение может приобретать разнообразные формы, не всегда адекватные классическому тюремному заключению. В этой связи предлагается оценивать лишение физической свободы не по формальным, а по сущностным признакам, таким как принудительное пребывание в ограниченном пространстве, изоляция человека от общества, семьи, прекращение выполнения служебных обязанностей, невозможность свободного передвижения и общения с неопределенным кругом лиц. По мнению Европейского суда, ограничение свободы и лишение свободы отличаются друг от друга лишь степенью или интенсивностью, а не природой или сущностью98. При этом ст. 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, провозглашая право на свободу и личную неприкосновенность, говорит именно о свободе физической; ее цель – гарантировать, чтобы никто не мог быть произвольно лишен свободы в смысле данной статьи99. Европейский суд по правам человека исходит из того, что само по себе лишение свободы не обязательно является нарушением п. 1 ст. 5 Европейской конвенции, но перечень исключений из права на свободу является исчерпывающим и только узкое толкование этих исключений соответствует цели данного положения, а именно обеспечению того, чтобы никто не был лишен свободы произвольно100.

Обосновывая этот подход, Европейский суд по правам человека пришел к выводу, что при определении того, был ли кто-то лишен свободы в смысле ст. 5 Европейской конвенции, точкой отсчета должна быть его конкретная ситуация. Следует учитывать весь спектр критериев, таких как вид, длительность, последствия и способ применения рассматриваемой меры; различие между лишением и ограничением свободы состоит, тем не менее, лишь в степени суровости, а не в природе или сущности101.

Правовые стандарты задержания подозреваемого в общем контексте ограничения права на свободу и личную неприкосновенность находят свое отражение еще в целом ряде международных документов, в частности, в Минимальных стандартных правилах обращения с заключенными102, в Минимальных стандартных правилах ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинских правилах)103, в Основных принципах обращения с заключенными104, в Своде принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме105, в Правилах ООН, касающихся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы106, и целом ряде других международно-правовых актов.

Говоря о международных стандартах в области задержания подозреваемого и обращения с задержанными, следует обратить внимание, что они вовсе не являются некой правовой догмой и, тем более, не направлены на построение в определенном государстве, например в Российской Федерации, идеальной системы правоограничительных норм, регламентирующих основания, порядок и условия применения данной меры принуждения. Как справедливо отмечает В. Н. Григорьев, с учетом разнообразия юридических, социальных, экономических, географических условий вполне очевидно, что не все эти правила можно применять повсеместно и одновременно107. Представляется, что цель международных стандартов в сфере задержания лица по подозрению в совершении преступления заключается в создании правового вектора, позволяющего определить направление для формирования и развития национальной системы законодательных норм, регламентирующих применение данной меры уголовно-процессуального принуждения.

На конституционном уровне правовая регламентация задержания подозреваемого находит отражение в ряде положений гл. 2 Конституции РФ108, определяющей права и свободы человека и гражданина. Так, согласно ст. 22 Конституции РФ каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов.

Кстати, весьма примечательно, что установленный Конституцией РФ 48-часовой срок задержания не продиктован никакими международными стандартами. Предопределяя концептуальные подходы к ограничению права на свободу и личную неприкосновенность, ст. 5 Европейской конвенции и иные основополагающие транснациональные правовые акты не регламентируют четких сроков внесудебного нахождения человека под стражей, оставляя данный «пункт» в вéдении соответствующего государства. В этой связи многие ученые, в особенности практики, не перестают задаваться вопросом, чем же все-таки руководствовались разработчики действующей Конституции РФ, устанавливая столь короткий временной промежуток, который явно недостаточен для надлежащего выполнения всех предусмотренных законом процедурных правил задержания в соответствии с их подлинным правовым смыслом и назначением.

Ввиду общего 48-часового срока задержания, включающего время, затраченное на доставление лица в орган предварительного расследования, а также 8-часовой «резерв», предусмотрительно оставленный законодателем для судебного заседания (ч. 3–4 ст. 108 УПК РФ), в распоряжении следователя на проведение всех необходимых процессуальных действий остаются «жалкие кроки» – немногим более суток. О какой свободе оценки доказательств в данном случае вообще можно говорить? Успеть бы провести минимум первоначальных следственных действий, «на скорую руку» сформулировать обвинение, предъявить его задержанному, да подготовить в суд ходатайство об избрании меры пресечения. И еще хорошо, если к следователю доставлен только один подозреваемый. А если их несколько?

Конечно, Уголовно-процессуальный кодекс предусматривает выход из всех подобных ситуаций – возможность воспользоваться правом избрания меры пресечения в отношении подозреваемого (ст. 100 УПК РФ). Однако законодатель прямо указывает на данный механизм как на исключительный, подразумевая возможность его использования в редких, очевидно, наиболее сложных случаях, связанных, например, с большим количеством задержанных, удаленностью суда и другими нестандартными обстоятельствами. Как совершенно справедливо отмечает Л. В. Головко, особый порядок избрания меры пресечения в отношении подозреваемого имеет технический характер и лишь подчеркивает общее правило: в нормальной ситуации для применения меры пресечения требуется сначала предъявить обвинение109.

Советское уголовно-процессуальное законодательство устанавливало более благоприятный правовой режим – 72 (24+48) часа с момента составления протокола задержания (ст. 104 УПК РСФСР 1923 года110, ст. 122 УПК РСФСР 1960 года). Да и сложный судебный порядок избрания меры пресечения в виде ареста не требовался; эти вопросы решались посредством прокурорского санкционирования. Но даже этих трех суток подчас бывало недостаточно для полноценного формирования необходимой совокупности доказательств, предъявления задержанному обвинения и обоснования целесообразности его дальнейшего заключения под стражу. Автор этих строк, успев поработать следователем в условиях действия прежнего процессуального Кодекса, прекрасно помнит те бессонные ночи, которые были посвящены производству неотложных следственных действий по факту очередного задержания и составлению множества процессуальных и служебных документов.

Самое интересное, что ни в одном из доступных на сегодняшний день источников, касающихся подготовки проекта Конституции РФ, не содержится какого-либо понятного, логического и тем более доктринального обоснования предельного 48-часового срока ограничения права личности на свободу. Понять замысел конституционного законодателя в этой части фактически невозможно.

Здесь возникает лишь одна более или менее приемлемая версия. Видимо, разработчики действующей Конституции, пытаясь продемонстрировать всему миру переход Российской Федерации к либерализму, желая максимально наглядно выставить на всеобщее обозрение заботу о правах личности как о высшей ценности, изобрели самый гуманный, самый благоприятный для человека режим вынужденного ограничения его свободы и личной неприкосновенности. При этом реальные потребности следственной практики ими во внимание не принимались или до конца не осознавались, а, может быть, с учетом навеянного антисоветской пропагандой того времени негативного отношения к правоохранительным органам вообще были проигнорированы сознательно.

Между прочим, в этом стремлении российские демократы и либеральные реформаторы начала 1990-х годов оказалась как всегда «первыми учениками» у западных «гуру», обогнав в своем старании даже другие постсоветские государства. Весьма примечательно, что Конституции этих стран (Беларуси, Украины, Армении и т. д.) регламентируют подобные вопросы гораздо более взвешенно. Закрепляя общий принцип свободы и неприкосновенности личности, они вообще не предполагают каких-либо сроков его ограничения, как бы передавая этот вопрос на отраслевой уровень. А соответствующие уголовно-процессуальные кодексы предусматривают более длительные сроки задержания подозреваемых (например, Беларусь – 72 часа (ст. 108 УПК Беларуси111), Украина – 72 часа (ст. 211 УПК Украины112), Армения – 96 часов (ст. 129 УПК Армении113) и т. д.).

Возвращаясь к правовым основам задержания подозреваемого, обратим внимание еще на несколько конституционных положений. Так, в соответствии с ч. 2 ст. 48 Конституции РФ каждый задержанный, заключенный под стражу, обвиняемый в совершении преступления, имеет право пользоваться помощью адвоката (защитника) с момента соответственно задержания, заключения под стражу или предъявления обвинения. И, наконец, ч. 3 ст. 55 Конституции РФ устанавливает, что права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Указанные конституционные принципы подлежат развитию и некоторому толкованию в целом ряде позиций Конституционного Суда РФ по вопросам применения федерального законодательства. В частности, отмечается, что публично-правовые интересы государства могут оправдывать ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей114. Выявляя конституционно-правовой смысл понятия «лишение свободы», Конституционный Суд РФ установил, что оно имеет автономное значение, заключающееся в том, что любые вводимые в отраслевом законодательстве меры, если они фактически влекут лишение свободы (будь то санкция за правонарушение или принудительные меры, обеспечивающие производство по делу), должны отвечать критериям правомерности именно в контексте ст. 22 Конституции РФ и ст. 5 Европейской конвенции, составляющих нормативную основу регулирования ареста, задержания, заключения под стражу и содержания под стражей в сфере преследования за совершение уголовных и административных правонарушений в качестве мер допустимого лишения свободы. Задержание, арест, заключение под стражу и содержание под стражей, несмотря на их процессуальные различия, по сути есть лишение свободы115. Помимо этого, Конституционным Судом РФ сформулирована правовая позиция, согласно которой всякое ограничение или лишение права на свободу и личную неприкосновенность в связи с необходимостью изоляции человека от общества, применяемой в виде меры пресечения в процессе судопроизводства либо в виде уголовного или административного наказания, должно обеспечиваться судебным контролем и другими правовыми гарантиями его справедливости и соразмерности, исходя из его законодательно установленных пределов116. И, наконец, Конституционным Судом РФ высказано мнение относительно прямого действия ст. 53 Конституции РФ при задержании подозреваемого. Отмечается, что вред, причиненный незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия и прокуратуры, должен возмещаться государством в полном объеме независимо от вины соответствующих должностных лиц не только в прямо перечисленных в п. 1 ст. 1070 ГК РФ117 случаях, но и тогда, когда вред причиняется в результате незаконного применения в отношении гражданина такой меры процессуального принуждения, как задержание118.