Язык как инстинкт

Стивен Пинкер

Язык как инстинкт

Переводчик: Анастасия Пучкова

Научные редакторы: Александр Пиперски, Валерий Шульгинов

Научный консультант: Пётр Воляк

Редактор: Ольга Нижельская

Издатель: Павел Подкосов

Руководитель проекта: Анна Тарасова

Ассистент редакции: Мария Короченская

Художественное оформление и макет: Юрий Буга

Корректоры: Ольга Бубликова, Ольга Петрова

Верстка: Андрей Фоминов

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Steven Pinker, 1994, 2007

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2023

* * *

Гарри и Рослин Пинкер, которые подарили мне язык

Предисловие

Мне не встречался еще человек, которому не был бы интересен язык, и написал я эту книгу в попытке удовлетворить человеческое любопытство. В наши дни язык постепенно становится подвластен тому убедительному типу познания, который мы зовем наукой, хотя это почему-то держат от нас в секрете.

Человеку, просто интересующемуся языком, я надеюсь показать, что в повседневной речи есть богатство и изящество и это не ограничивается решением загадок, связанных с этимологией, необычными словами или тонкими стилистическими правилами.

Любителям научно-популярной литературы я надеюсь рассказать о последних открытиях, которые вы наверняка встречали в новостях (а во многих случаях о псевдооткрытиях): об универсальных глубинных структурах, о гениальных младенцах, о грамматических генах, о компьютерах и искусственном интеллекте, о нейросетях, о владеющих жестовыми языками шимпанзе, об умеющих говорить неандертальцах, о гениальных безумцах, о детях-маугли, о парадоксальных нарушениях мозга, об однояйцевых близнецах, разделенных при рождении, о цветных изображениях работающих зон мозга, о всеобщем праязыке. Надеюсь, я также отвечу на вопросы, возникающие у всех и каждого: почему в мире так много языков, почему взрослым так трудно дается их изучение и почему никто не может понять, как образовать множественное число от слова walkman[1]?

Студентам, еще мало знакомым с наукой о языке и мышлении или, что еще хуже, зубрящим теории о влиянии частотности слов на их восприятие или тонкости принципа пустой категории, я хотел бы передать то состояние интеллектуального волнения или даже предвкушения, которое несколько десятилетий назад дало старт бурному развитию современной науки о языке.

Моим коллегам, занимающимся совершенно разными дисциплинами и изучающим, казалось бы, никак не связанные между собой темы, я надеюсь предложить способ объединить эти обширные области знаний. И хоть я очень категоричный и упрямый исследователь, мало приемлющий компромиссы, которые часто затмевают суть изучаемого явления, многие споры ученых про язык напоминают мне притчу о слоне и слепых. В ней рассказывается о том, как несколько слепых пытаются составить свое представление о животном, трогая лишь какую-то его часть: кто-то хобот, кто-то бивень, кто-то ноги, – и спорят, так как их описания не совпадают. Синтез, который предложил бы я, заключается в том, чтобы поддерживать все стороны в вечных спорах формализма и функционализма, синтаксиса, семантики и прагматики и так далее. И если можно найти компромисс в этих спорах, то, вероятно, никогда и не было оснований их заводить.

Простому читателю, интересующемуся языком и человеком в самом широком смысле, я надеюсь предложить нечто непохожее на банальные речи о языке, которые, как правило, произносятся во время научных дискуссий как в гуманитарной сфере, так и в естественно-научной (причем часто людьми, никогда не изучавшими язык). Не знаю, плохо это или хорошо, но я могу писать только так, как пишу: в этой книге будет много глобальных идей, которые объясняют устройство мира и подкрепляются множеством значимых деталей. Я рад, что выбрал тему, которая позволяет раскрыть, что́ лежит в основе игры слов, поэзии, риторики, шуток и хороших книг. Я не стесняюсь приводить примеры как из произведений поп-культуры и речи обычных детей и взрослых, так и из работ выдающихся ученых в моей области и произведений величайших английских писателей.

Таким образом, эта книга предназначена для всех, кто использует язык, а значит – вообще для всех.

Я должен высказать благодарность многим людям. В первую очередь Леде Космидес, Нэнси Эткофф, Майклу Газзаниге, Лауре Энн Петитто, Гарри Пинкеру, Роберту Пинкеру, Рослин Пинкер, Сьюзан Пинкер, Джону Туби и особенно Илавенил Суббиа за ценные комментарии к рукописи, щедрые советы и поддержку.

Мой университет – Массачусетский технологический институт – это особое место для изучения языка, и я благодарен всем коллегам, моим нынешним и бывшим студентам за то, что многому меня научили. Спасибо Ноаму Хомскому за острые замечания и полезные советы. Спасибо Неду Блоку, Полу Блуму, Сьюзан Кэри, Теду Гибсону, Моррису Халле и Майклу Джордану за то, что они помогли мне разобраться в проблемах, рассмотренных в некоторых главах. Спасибо Хилари Бромберг, Якову Фельдману, Джону Хоуду, Сэмюэлу Кейзеру, Джону Киму, Гэри Маркусу, Нилу Перлмуттеру, Дэвиду Песецкому, Дэвиду Пёппелю, Энни Сенгас, Карин Стромсволд, Майклу Тарру, Марианне Тойбер, Майклу Уллману, Кеннету Уэкслеру и Карен Уинн за исчерпывающие ответы на мои вопросы, связанные с самыми разными темами: от жестовых языков до речевого стиля малоизвестных спортсменов и гитаристов. Спасибо библиотекарю Департамента исследования мозга и когнитивных наук Патрисии Клаффи и менеджеру информационных систем Стивену Уодлоу, специалистам в своем деле, которые помогали мне на протяжении всей работы над книгой.

Я благодарен Дереку Бикертону, Дэвиду Каплану, Ричарду Докинзу, Нине Дронкерс, Джейн Гримшоу, Мисии Ландау, Бет Левин, Алану Принсу и Саре Томасон за въедливое чтение этой книги и профессиональную критику. Также я признателен всем моим коллегам из киберпространства за то, что прощали мне мое нетерпение и нередко отвечали на мои вопросы за считаные минуты: Марку Ароноффу, Кэтлин Бэйнс, Урсуле Беллуджи, Дороти Бишоп, Хелене Кронин, Лайле Глайтман, Мирне Гопник, Жаку Ги, Генри Кучере, Сигрид Липке, Жаку Мелеру, Элиссе Ньюпорт, Алексу Рудницкому, Дженни Синглтон, Вирджинии Вэлиан и Хизер Ван дер Лели. Большое спасибо Альте Левенсон из средней школы Бялик за помощь с латинским языком.

Выражаю особую признательность моему агенту Джону Брокману, моим редакторам Рави Мирчандани (Penguin Books) и Марии Гуарнаскелли (William Morrow) – мудрые и подробные советы Марии помогли значительно улучшить финальную версию рукописи. Катарина Райс уже помогала с редактурой моих первых двух книг, и я очень рад, что она согласилась поработать и с этой книгой, особенно учитывая то, что я обсуждаю в главе 12.

Мое исследование было поддержано Национальными институтами здравоохранения (грант HD 18381), Национальным научным фондом (грант BNS 91–09766) и Центром когнитивных нейроисследований имени МакДоннела – Пью в Массачусетском технологическом институте.

Глава 1

Инстинкт овладения мастерством

Когда вы читаете эти строки, вы приобщаетесь к одному из чудес света. Мы с вами принадлежим к биологическому виду, обладающему удивительной способностью: мы можем с восхитительной точностью формировать представления в головах друг у друга. И я не имею в виду телепатию, управление сознанием или другие лженауки. Даже если кто-то в это верит, все это просто грубые инструменты в сравнении со способностью, которая, без сомнения, есть у каждого из нас. Эта способность – язык. Произнося звуки с помощью нашего речевого аппарата, мы вызываем у другого человека совершенно новые идеи. Эта способность проявляется так естественно, что мы почти забываем, насколько она удивительна. С помощью простых примеров я могу напомнить вам об этом. Добавьте к моим словам немного воображения – и я повлияю на ваши мысли, заставив вас думать об очень конкретных вещах:

Когда самец осьминога замечает самку, его серое тело внезапно становится полосатым. Он проплывает над самкой и начинает поглаживать ее семью щупальцами. Если она не сопротивляется, то он стремительно приближается к ней и просовывает восьмое щупальце внутрь ее дыхательной трубки. Семенная жидкость самца перемещается по его щупальцу, чтобы в итоге попасть в мантийную полость самки.

После праздника остались следы вишни на белом костюме? На алтарном покрове заметны капли вина? Немедленно замочите их в содовой! Она прекрасно очистит вашу ткань от пятен.

Дикси открывает Тэду дверь и поражается: она была уверена, что Тэд умер. Она хлопает дверью прямо перед ним и пытается убежать, но впускает его после того, как он признается ей в любви. Тэд пытается успокоить Дикси, и внезапно их охватывают чувства. Вдруг появляется Брайан, и Дикси признается Тэду, что недавно они с Брайаном поженились. Собравшись с силами, Дикси сообщает Брайану, что все еще любит Тэда и что Джейми – его сын. «Мой… кто?» – спрашивает ошеломленный Тэд.

Подумайте о том, что сделали сейчас эти слова. Я не просто напомнил вам про осьминогов. Теперь, если вы увидите, как осьминог становится полосатым, хоть это и маловероятно, вы точно будете знать, что произойдет дальше. Возможно, в следующий раз, когда вы окажетесь в супермаркете, из тысячи продуктов, которые там можно купить, вы выберете содовую, которая затем простоит у вас несколько месяцев, пока определенное вещество случайно не попадет на какую-то вещь. Теперь вы, как и миллионы других людей, знаете секреты главных героев, придуманных кем-то для сериала «Все мои дети». Конечно, мои примеры возможны только благодаря умению читать и писать, что делает наше общение особенно удивительным, так как все временные и пространственные границы стираются, позволяя общаться незнакомым между собой людям. В то же время очевидно, что без письма можно было бы обойтись, а на самом деле главным двигателем вербальной коммуникации является устная речь, которой мы овладеваем с самого детства.

Язык сыграл выдающуюся роль в истории развития человечества. Несомненно, человек и в одиночку способен быть блестящим инженером и решать многие проблемы, но цивилизация, состоящая только из Робинзонов Крузо, вряд ли покажется примечательной какому-нибудь внеземному наблюдателю. То, чем действительно удивителен наш род, отражено в притче о Вавилонской башне: люди, говорящие на одном языке, смогли подобраться так близко к небесам, что сам Бог испугался. Общий язык объединяет всех членов общества в информационные сети, обладающие невероятной совокупной силой. Любой человек может воспользоваться чужими гениальными идеями и счастливыми случайностями, произошедшими с другими людьми, или набраться мудрости, научившись на ошибках предшественников и современников. Люди могут объединяться в команды и координировать усилия с помощью достигнутых в ходе переговоров соглашений. Именно поэтому Homo sapiens стал видом, благодаря которому, так же как и благодаря синезеленым водорослям или земляным червям, на планете произошли глобальные изменения. Археологи обнаружили кости десятка тысяч диких лошадей у подножия скалы во Франции – то, что осталось от табунов, распуганных охотниками эпохи палеолита на вершине скалы 17 000 лет назад. Эти следы древнего сотрудничества и совместной смекалки могут пролить свет на то, почему саблезубые тигры, мастодонты, гигантские шерстистые носороги и десятки других крупных млекопитающих вымерли примерно тогда же, когда современный человек появился в местах их обитания, – очевидно, их истребили наши предки.

Язык и наша жизнь переплетены так тесно, что мы с трудом можем представить ее без языка. Если где-то на планете встретятся два человека, то, вероятнее всего, почти сразу они начнут обмениваться словами. Когда нам не с кем поговорить, мы говорим сами с собой, с собакой, даже с растениями. В наших социальных отношениях одерживает верх не самый быстрый, а тот, кто лучше всех владеет словом, – приковывающий внимание зрителей оратор, красноречивый обольститель, умеющий уговаривать ребенок, которому не составляет труда победить в борьбе интересов даже самого стойкого родителя. В случае афазии – потери речевой способности из-за поражений мозга – последствия могут быть ужасными, и в некоторых случаях семье пострадавшего даже может казаться, что человек как целостная личность потерян навсегда.

Эта книга посвящена человеческому языку. В отличие от других книг, в названии которых фигурирует язык, здесь вы не найдете наставлений о том, как нужно говорить правильно, не прочитаете о происхождении идиом и сленговых выражений, она не будет развлекать вас палиндромами, анаграммами, перечислением известных личностей, в честь которых что-то названо, или изысканными обозначениями групп животных вроде «стаи жаворонков», exaltation of larks[2] (букв. 'восторг жаворонков'. – Прим. пер.). Это связано с тем, что я намереваюсь писать не про английский и не про какой-либо другой язык – я расскажу о чем-то более общем: об инстинкте овладевать языком, говорить на нем и понимать сказанное. Наконец-то настало время, когда об этом есть что написать. Примерно 35 лет назад родилась новая наука, называемая теперь когнитивной. Чтобы объяснить, как устроено человеческое мышление, она использует методы психологии, информатики, лингвистики, философии, нейробиологии. За последние годы наука о языке значительно продвинулась вперед. Мы близки к тому, чтобы понимать языковые явления так же хорошо, как мы понимаем устройство фотоаппарата или то, зачем нам нужна селезенка. Я расскажу вам об удивительных открытиях, связанных с языком, некоторые из которых ничуть не уступают открытиям в естественных науках, но у меня есть и другие цели.

Недавние открытия, связанные с языковой способностью, оказали значительное влияние на наше понимание языка, его роли в жизни человека и на наше видение человечества в целом. Сейчас у большинства образованных людей есть сложившееся мнение о языке. Мы знаем, что язык – это важнейшее достижение человеческой культуры, основное воплощение нашей способности воспроизводить и понимать символы, которое не встречается ни у одного биологического вида и отличает человека от животных. Мы знаем, что язык и мышление тесно связаны и что разные языки порождают у их носителей различия в восприятии мира. Мы знаем, что дети учатся говорить, наблюдая за теми, кто о них заботится, и другими примерами для подражания.

Мы знаем, что грамматическим тонкостям раньше учили в школе, однако падение образовательных стандартов и распространение поп-культуры привело к пугающим последствиям: не каждый человек способен строить грамматически правильное предложение. Мы также знаем, что сумасбродный английский язык не поддается никакой логике. По-английски мы говорим one drives on a parkway and parks in a driveway, plays at a recital and recites at a play – 'Мы ездим по автомагистрали и паркуемся на подъездной дороге, играем на концерте и декламируем в спектакле', причудливо комбинируя корни drive и park, play и recite. Странность английской орфографии удивляла даже великих мыслителей: Бернард Шоу жаловался, что слово fish (рыба) вполне могло бы писаться как ghoti (если читать gh – как в слове tough 'трудный', o – как в слове women 'женщины', ti – как в слове nation 'нация'). И только инертность препятствует утверждению более рационального принципа орфографии – «как слышится, так и пишется».

На страницах этой книги я постараюсь убедить вас в том, что все эти распространенные знания неверны! И неверны они все по одной причине: язык – это не нечто, придуманное человеком, ему нельзя научиться так, как мы учимся определять время или выясняем, как устроено правительство. На самом деле язык – это особая часть устройства нашего мозга. Он представляет собой сложное, специализированное умение, которым ребенок овладевает спонтанно, не прилагая ментальных усилий и не следуя формальным инструкциям, связанным с последовательным выстраиванием внутренней логики языка. Он развивается одинаково у каждого человека и отличается от остальных процессов, связанных с обработкой информации или разумным поведением. По этим причинам некоторые ученые-когнитивисты описывают язык как психологический феномен, особый ментальный орган, нейронную систему или вычислительный механизм. Я же предпочитаю характеризовать язык необычным для большинства термином «инстинкт». В этом термине заключена идея о том, что люди знают, как говорить, так же инстинктивно, как пауки знают, как плести паутину. Плетение паутины не было изобретено каким-то непризнанным пауком-гением и не зависит от наличия специального образования, строительной специальности или архитектурного таланта. На самом деле пауки плетут свои сети просто потому, что они пауки и строение их мозга обусловливает потребность плести паутину и позволяет им в этом преуспеть. Хотя между языком и паутиной есть некоторая разница, я бы хотел, чтобы вы взглянули на язык именно с этой стороны, так как это поможет лучше понять явление, о котором мы будем говорить на протяжении всей книги.

Взгляд на язык как на инстинкт прямо противоположен популярному мнению, господствующему в общественных и гуманитарных науках. Язык является достижением культуры не в большей степени, чем прямохождение. Это и не проявление универсальной способности использовать символы: трехлетний ребенок, как мы увидим, обладает гениальными способностями справляться с грамматикой, но при этом он совершенно не компетентен в изобразительном искусстве, религиозной иконографии, дорожных знаках и других элементах семиотики. И хотя язык – это удивительная способность, свойственная среди всех живых существ только роду Homo sapiens, нет причин выносить изучение человека за пределы сферы биологии, поскольку наличие у какого-то биологического вида уникальной способности вовсе не уникально. Некоторые виды летучих мышей выслеживают летающих насекомых с помощью эхолокации, в основе которой лежит эффект Доплера. Некоторые перелетные птицы пролетают тысячи миль, вычисляя свой маршрут в соответствии с положением созвездий в зависимости от времени суток и времени года. В природном шоу талантов мы просто вид приматов с эксклюзивным номером, в котором мы с легкостью объясняем, кто, что и с кем сделал, с помощью звуков, которые мы издаем на выдохе.

Стоит только посмотреть на язык не как на необъяснимое доказательство человеческой уникальности, но как на биологическую адаптацию, вызванную необходимостью передавать информацию, и язык уже не будет казаться инструментом, формирующим наше сознание, чем он, как мы увидим, и не является. Более того, взгляд на язык как на чудо, созданное природой, как на дарвиновский «орган, обладающий совершенством структуры и способностью приспосабливаться к окружающей действительности, что по праву вызывает у нас восхищение», заставит нас по-новому и с уважением взглянуть на окружающих нас простых людей и на вечно высмеиваемый и критикуемый английский язык (да и на любой другой тоже). Сложность языка, с точки зрения ученого, – это то, чем мы овладеваем по праву рождения, а не то, чему учатся дети у своих родителей или в школе. Как сказал Оскар Уайльд, «образование – это замечательно, но надо хоть иногда вспоминать, что ничему, что действительно стоит знать, научить нельзя». Дошкольник, хотя и не говорит об этом, знает грамматику языка гораздо глубже и детальнее, чем самый толстый учебник по стилистике или ультрасовременная система компьютерной обработки речи. То же самое можно сказать обо всех людях, даже спортсменах, печально известных своей неграмотностью, или э-э-э, ну вы знаете, этих, как их там, подростках-скейтбордистах с их невразумительной речью. И наконец, поскольку язык является результатом тонко организованного биологического инстинкта, мы увидим, что это не просто что-то интересное и забавное, хотя именно такое впечатление складывается после чтения юмористических колонок в газетах. Я постараюсь восстановить репутацию разговорного английского и даже скажу несколько слов в защиту его орфографии.

Впервые идея о языке как одном из инстинктов была высказана самим Чарльзом Дарвином в 1871 году. В книге «Происхождение человека и половой отбор» ему пришлось столкнуться с проблемой языка, так как наличие последнего только у человека, казалось, бросает вызов его теории. Как и все остальные наблюдения Дарвина, его взгляд на язык невероятно современен:

Один из основоположников благородной науки филологии замечает, что язык – это такое же мастерство, как пивоварение или пекарское дело, но с ними скорее нужно сравнить умение писать. Язык, конечно, не то же самое, что любой другой инстинкт, ведь ему нужно учиться, но в то же время он сильно отличается и от искусств, так как человек обладает инстинктивным желанием говорить. Это подтверждается лепетом маленьких детей, и в то же время ни у одного младенца нет врожденного желания начать заниматься пивоварением, что-то выпекать или писать. Кроме того, ни один филолог сейчас не станет утверждать, что язык был создан намеренно – он складывался медленно и бессознательно, проходя через многие стадии развития.

Дарвин делает вывод, что язык – это инстинктивное стремление овладеть мастерством, которое присуще не только людям, но и некоторым другим видам, например говорящим птицам.

Понятие «языковой инстинкт», возможно, режет ухо тем, кто привык считать, что язык является высшей ступенью развития человеческого интеллекта, а инстинкт – это животный импульс, свойственный мохнатым или пернатым. Инстинктом служит намерение построить плотину или взлететь и полететь на юг, и следование этим импульсам делает животных похожими на запрограммированных зомби. Тем не менее один из последователей Дарвина, Уильям Джеймс, замечал, что инстинкт не обязательно представляет собой что-то, что должно произойти автоматически. Он утверждал, что у нас есть те же инстинкты, что и у животных, и, помимо них, многие другие. Наличие у нас гибкого интеллекта обусловлено взаимодействием многих конкурирующих инстинктов. И именно инстинктивная природа нашего мышления не дает нам увидеть в нем инстинкт.

Только уму, развращенному своей образованностью, могут казаться удивительными естественные процессы. Только он способен задаваться вопросом «почему?» в отношении любого действия, совершенного человеком инстинктивно. Только метафизик может спросить, почему, когда мы довольны, мы улыбаемся, а не хмуримся, почему перед толпой мы не можем говорить так же, как наедине с другом, почему мы способны потерять голову из-за девушки. Обычный человек только и скажет: «Конечно, мы улыбаемся. Конечно, наше сердце начинает взволнованно биться, когда мы обращаемся к толпе. Конечно, мы любим эту девушку, с прекрасной душой в совершенной телесной оболочке, существо, которое так ощутимо и явно создано природой, чтобы быть предметом вечной любви».

И так, вероятно, думает каждое существо о всем том, что оно делает в присутствии определенных объектов… Для льва это львица, которая создана для того, что любить ее вечно, а для медведя – медведица. Для курицы-наседки кажется чудовищной даже мысль о том, что в мире существует кто-то, для кого гнездо, полное яиц, не является поистине удивительным, ценным и никогда не надоедающим.

Таким образом, можно быть уверенными, что, какими бы невероятными нам ни казались инстинкты животных, наши инстинкты им представлялись бы не менее удивительными. Можно сделать вывод, что для животного все импульсы и стадии любого его инстинкта значимы сами по себе и кажутся единственным правильным и необходимым решением в каждый момент времени. Разве может муха не ощущать этот сладостный трепет, когда она наконец находит тот самый лист, или падаль, или ту самую кучку навоза, где она будет готова отложить свои яйца? Не кажется ли ей в тот момент, что откладывание яиц – это именно то, что она должна сделать? Должна ли она думать или заботиться о будущем личинки и о ее пропитании?