Основы истории философии. Том второй – Средневековая философия

Как это часто бывает с мистицизмом, здесь также прослеживаются отголоски пантеизма. Бог мыслится как единственное Существо, которому поэтому отказано во всех определениях как ограничениях. В отличие от него, зло – это просто преграда, недостаток, и оно вообще не имеет бытия. Особую известность получило деление ангельского мира на три триады, или небесные иерархии: Seraphim Cherubim Throni, затем Dominationes Virtutes Potestates, наконец Principatus Archangeli Angeli; только Principatus некоторые, например Григорий Великий, ставят на место перед Potestatibus, так что вместо них на вершине третьего порядка (иерархии) стоят Virtutes. Ветхий Завет отводит серафимам и херувимам, Послание к Колоссянам и Ефесянам – пять следующих уровней, к которым в конце добавляются часто упоминаемые архангелы и ангелы. Однако Дионисий не хочет объяснять этот порядок рангов последовательной эманацией одного класса из другого, а считает, что каждый из них произошел непосредственно от Бога или, скорее, был создан им. Концепция творения отстаивается самым решительным образом, поэтому Дионисий впоследствии всегда цитируется как авторитет против неоплатоников. Ревностным почитателем Ареопагита является аббат Максим (580—662), украшенный заслуженным именем Исповедника, который в своих сочинениях – (изд. Combcfisius II Vol. Paris 1675, дополнено по: Oehler Anecdota gracca Tom. I II al. 1857) – показывает последнюю, но блестящую вспышку спккулятивного духа в греческой церкви. Что Бог открывает Себя через две книги – природу и Писание, что Он может быть описан только отрицательными предикатами, что Логос имеет дело с первопричинами всех вещей в Себе, что все истинное бытие есть добро, и поэтому зло не является ни существом, ни объектом божественного знания и воли, что воплощение имело бы место даже без грехопадения человека, поскольку оно является лишь кульминацией предыдущего откровения, что чувство, понимание (ratio) и разум (intellectus) образуют три ступени познания, что универсальной целью является всеобщая суббота, в которую все в Боге прейдет и т. д. и т. д. – это утверждения Максима, которые играют важную роль в последующий период. – Тот огромный авторитет, которым Иоанн Дамаскин, умерший во второй половине VIII века, и сегодня пользуется в Восточной Церкви, объясняется не его глубокомыслием и оригинальностью. Напротив, его труды (изд. Leqnien 2 full. Paris 1712) демонстрируют простое, часто бездумное собирательское усердие, с которым он собирает сведения о том, как определяли пленумы, как классифицировали прескриптивисты, какие категории применяли Отцы, какие ереси возникали и, наконец, какие доктрины считались ортодоксальными. Однако он не хотел давать ничего подходящего, да и не было в то время нужды в новых продуктах философствующего ума. Нужен был репертуар учений Отцов, и Дамаскин удовлетворил эту потребность, взяв окончательный итог из патристической деятельности. Как и он, последующие греческие богословы проводили много времени, полемизируя с мусульманами Полемика и апологетика – единственное, что до сих пор производит греческая церковь.

§. 147.

В Западной церкви творческая активность философского духа также прекращается в это время. Клавдиан Экцидий Мамертус, пресвитер из Вьенны в Галлии, написал сочинение de statu animae (ed. Mosellanus Basil. 1520, ed. Barth. Cygu. 1655), в котором он опровергает учение о телесности души, применяя аристотелевские категории, не лишенные значения и влияния. Последнее в очень большой степени оказал Марциан Миней Феликс Капелла, чей «Сатирикон», написанный в 460 году (Pr. Vicent. 1499, затем часто издавался), содержит в девяти книгах краткое изложение всех известных в то время наук. Вскоре после него жил Аниций Манлий (Торкват?) Северус Бостий 478—525, чье важное влияние на последующую философию основано не на его оригинальном труде (de consolatione philosophiae libri V), написанном в эклектическом духе, а на его переводах всех аналитических трудов Аристотеля и комментариях к некоторым из них, а также к трудам Порфирия, что сделало его, помимо прочего, создателем поздних аналитических трудов Аристотеля. Кроме того, он был создателем позднейшей терминологии, часть которой используется и по сей день. Труд de trinitate, весьма почитаемый в Средние века, ему не принадлежит. Не принадлежит ему и тот труд, который, поскольку он касается семи избранных трудных вопросов, был назван de hebdomadibus, а также сочинения de fide Christiana и de duabus naturis in Christo. Сомневались даже в том, был ли он христианином; то, что он не был очень ревностным христианином, признают даже те, кто считает его таковым. (Ср. F. Nitzsch Das System des Boöthius. Berlin 1860.) Его полные труды были впервые опубликованы в Венеции в 1492 году, затем в Базеле в 1546 году и позже очень часто, также в «Патрологии» Минье. – Как и Марциан Капелла, Магнус Аврелий Кассиодор (469—508 гг.) также дал энциклопедический обзор наук. С его времени стало ясно, что систематическое преподавание должно быть посвящено сначала трем искусствам (Grammatica, Dialectica, Rhetorica, вместе также называемые Logica, также известные как scientiae sermocinales), затем четырем дисциплинам (Arithmetica, Geometria, Musica, Astronomia, вместе Mathematica, также известные как scientiae reales, позже Physica) или быть организовано как trivium и quadrivium. – Наконец, следует упомянуть Исидора, епископа Севильского, ум. в 636 г. (Opp. ed. de la Bigne Paris 1580. Fol, затем чаще, например, в «Патрологии» Миньи), чьи двадцать книг Origines или Etymologiae долгое время были репертуаром, из которого черпали ученые заметки, так же как его три книги Sentences стали для многих единственным источником знаний об Отцах Церкви, а его труды de ordine creaturarum и de natura rerum – главным источником знаний о природе.

§. 148.

Философией Отцов Церкви завершается первый период средневековой философии, который, поскольку он содержит в качестве элементов гностическую и неоплатоническую философии, можно a potiori назвать патристическим или патристическим периодом. Три рассматриваемые школы мысли нельзя сравнивать с первым периодом греческой философии (§18 – 48), но их отношение друг к другу можно. Когда Ориген борется с гностиками оружием, которому он научился у Аммония, а Афанасий – с арианами, используя доводы, взятые у Оригена, когда Августин освобождается от манихейства с помощью Платина и Порфирия, а Ареопагит пытается доказать с помощью формул, выученных у Прокла, что христианское учение содержит истинную мудрость, и если, с другой стороны, самые выдающиеся неоплатоники, не делая никакого различия между гностиками и отцами Церкви, критикуют последних за их ненависть и презрение к миру, отсутствие чувства красоты и т. п. Это можно объяснить только тем, что Отцы Церкви стоят выше тех и других, подобно тому, как Эмпедокл стоял выше элеатов и физиологов.

Второй период средневековой философии (Схоластика)

C. E. Bulaeus, Historia universitatis Parisiensis etc., Paris 1665—73 VI voll., Fol. Barth. Haureau, De la Philosophie scolastique, Paris 1850. Ders., Singularitas historiques et litcraires, Paris 1861. Ders., Histoire de la Philosophie scolastique, 2 Theile in 3 Bdn., Paris 1877 —1880. Ders., Notices et Extraits de quelques manuscr. lat. de la Bibi. Nation., 6 Bde., Paris 1890—1893. W. Kaulich, Geschichte der scholastischen Philosophie, 1. Thl., Prag 1863. A. Prantl, Geschichte der Logik im Abendlande, Leipzig, Bd. II 1861, 2. Aufl. 1885; Bd. III, IV 1867, 1870. Alb. Stbckl, Geschichte der Philosophie des Mittelalters, 3 Bde., Mainz 1862—66. J. E. Erdmann, Der Entwickelungsgang der Scholastik, in d. Z. f. wiss. Theol., VIII, 1865. H. Reuter, Gesch. der religiösen Aufklärung im Mittelalter, 2. Bde., Berlin 1875, 77. H. Denifle u. Fr. Ehrte, Archiv für Litteratur- und Kirchcngeschichte des M.-A.’s, Berlin 1885 f., Freiburg 1888 ff. H. Siebeck, Die Anfänge der neueren Psychologie in der Scholastik, in der Ztschr. f. Ph., N-F. 93—95, 1888, 89. Ders., Zur Psychologie der Scholastik, im Archiv f. G. d. Ph., I – III, 1888—1890. CI. Baeumker, Beiträge zur Geschichte der Philosophie des M.-A.’s, I, Münster 1892, fF. K. Müller, Ueber Th. Zieglers und Chr. E.Luihards Geschichtswerke über die christliche Ethik, im Archiv f. G. d. Ph., III, 1890.

§149.

Только обретя мирское существование или став церковью, церковь может отправиться на завоевание мира. Но поскольку она благодарит за эту перемену, по крайней мере, также и мировую власть, эта дочерняя связь с государством мешает беспощадной борьбе, без которой невозможна никакая победа. В греческой церкви эти отношения сохраняются, и власть кесаря никогда полностью не прекращается. Римская церковь, напротив, уже предстает перед завоевателями-язычниками, но тем более там, где она посылает своих посланников к языческим народам, как подательница не только веры, но и государственного порядка и морали, и таким образом вступает в материнские отношения со светской властью. Там, где это признается, церковь и государство идут своим путем и происходит взаимное признание; там, где это не так, церковь справедливо противостоит такому нечестию. В отличие от восточной государственной церкви, церковное государство развивалось в Западной Европе. Активно с помощью миссий, которым меч завоевателя обычно пробивает дорогу, интенсивно с помощью энергичных пап, чтобы расширить и увеличить власть Церкви, или чтобы привести все под духовное правление, что теперь становится главным словом.

§150.

Задача миссионеров Римской Церкви совершенно иная, чем у апостолов. Не Благая весть о спасении, а доктринальная концепция Римской церкви, которую они должны сделать доступной духу народов, особенно германских, и сделать свою конституцию привычной для них. Для этого требовалось не только апостольское рвение, но и глубокое понимание всей системы догм, а также большое диалектическое мастерство, чтобы сделать доктрины, созданные с помощью философии, в которой было объединено то, что классические и восточные умы совместно создали на пике своей образованности, приемлемыми для естественных, незатронутых умов сырых народов. Так были созданы миссионерские школы, ученики которых, путешествуя от одной к другой, очень часто выступали в роли учителей и учеников одновременно, и рано получили название scholastici, которое уже давно стало общим для школьных учителей.

§151

Как патристическая философия соответствует желанию паствы стать Церковью, так желание Церкви сделать свои догматы и свою конституцию известными естественному мыслителю соответствует философии, которая из-за сходства своей задачи с задачей этих миссионеров справедливо получила название схоластики или схоластической философии. Ее представители должны не помогать Церкви существовать, а работать над ее доктриной; поэтому они не patres, а magistri ecclesiae. Их задачу и задачу Отцов Церкви действительно можно подвести под одну и ту же форму, ибо и те и другие хотят сделать доступным для разума то, чем обладает вера; только для Отцов Церкви «вера» означает то, что записано в Библии как послание апостолов, а для схоластов – догматы, установленные Отцами. Первые создавали догмы, вторые должны были их разумно организовать и сделать понятными. Поэтому, если философствование схоластов всегда исходит из положений, установленных авторитетом, это не ограничение, а необходимое ограничение их задачи. Философия схоластов – церковная, поэтому их язык – (церковная) латынь, собственно католический язык, с помощью которого представители самых разных народов одновременно слышат и толкуют Евангелие на своем (церковном) языке. Наконец, подобно тому, как Церковь управляется из центра, который объединяет все, характерно, что и наука вскоре обретает признанный центр: Италия – папская резиденция, Германия – императорский престол, Франция – «Студиум». Разные задачи отцов церкви и схоластов связаны также с тем, что если отцы церкви должны были уделять особое внимание тем ранним философам, чьи учения обнаруживали наибольшее сходство с Евангелием по содержанию, то схоласты уделяли особое внимание тем писателям, у которых можно было больше всего почерпнуть по форме. Отсюда высокое уважение к логическим и энциклопедическим трудам, что объясняет, почему, когда впоследствии вновь стал известен весь Аристотель, этот отец логики, эта живая энциклопедия всех наук, стал признанным мастером схоластики. Среди немногих книг античности, которые, однако, не были забыты, некоторые логические сочинения Аристотеля и введение к Порфирию в переводе и с комментариями Боэция стоят на первом месте. Аналекты и Топики долгое время оставались неизвестными. Их место должны занять трактаты Боэция о категорическом и гипотетическом выводе и о темах.

I. Ранний период схоластики

§152

Цель, к которой стремится средневековый дух, – подчинить мир церковным интересам – настолько хорошо достигнута в чудесном облике Франкской империи, что все последующие попытки приблизиться к ней более или менее сознательно направлены на повторение этой монархии. Последнее Рождество VIII века демонстрирует такой брак мировой монархии и мировой иерархии, какого Средневековье больше никогда не видело. Едва подготовившись, Карл Великий оказывается перед задачей, которая решается только силой его гения, который также ставит перед собой задачи, возникающие лишь много веков спустя. Однако именно поэтому его достижение – это временное явление, которое, будучи эпохальным, ставит перед последующими эпохами непреложную цель их усилий: правитель христианства, который одновременно является феодалом и любимым сыном католической церкви.

§153

H. Gehle, De Bedae venerabilis vita et scriptis, Lugd. Bat. 1835. G. F. Wiggert, in Niednere Ztschr. f. hist. Theol., XXVII α. XXIX, 1857 a. 1859. K. Werner, Beda der Ehrwürdige and seine Zeit, Wien 1875. – F. Lorenz, Alcuins Leben, Halle 1829. Monnier, Alcuin etc., Paris 1835. K. Werner, Alenin nnd sein Jahrhundert, Paderborn 1876. Andr. Fl. Wut, Alcuin and the Rise of the Christian Schools, New-York 1892. – Kunstmann, Rhabanus Magnentius Maurus, Mainz 1841. Ad. Ebert, in Mittelalterliche Philosophie. Zweite Periode (Scholastik). Bd. II des zu §131 gen. Werkes, Leipzig 1880. – Μ. F. Picavet, De l’origine de la philos. scol. en France et cn Aliemagne, in der Bibl, de l’origine des Hautes Etudes, Sect. des Sciences rclig., P. I, Paris 1893.

Схоластическая философия, как мировая формула этого периода, также начинается с человека, который силой своего гения сразу постигает то, что медленно должны выработать те, кто следует за ним: полное единство церковной веры, установленной восточными и западными отцами, с тем, что исследует интеллект, для него настолько несомненно, что он предлагает опровергнуть каждое сомнение против первого с помощью второго. То, что этот создатель эпохи, обещающий то, чего схоластика достигает в своем совершенстве (см. §205), принадлежит к одному из народов, получивших образование в Риме, нельзя считать чем-то случайным. Ведь для них было особенно важно, чтобы такое согласие было продемонстрировано. Кроме того, на его родине, в то время, когда научная культура повсеместно была очень бедна, духовенство было заметным исключением. Гибернийская мудрость была знаменита; школьный метод, который проходил через тривиум к квадривиуму, назывался гибернийским. Она распространилась из Ирландии в Шотландию и Англию, а оттуда – на континент. Имена Беды (673—735) и Алкуина (около 735—804), украшавшие школы в Веремуте и Йорке, принадлежат не только их стране, но и всему миру. Ученость первого пользовалась такой репутацией, что потомки приписывали ему алфавитно организованный репертуар философских, в основном аристотелевских изречений, из которого они черпали свои цитаты, хотя цитировали живших задолго после него людей, таких как Гильберт, Авиценна, Аверроэс, Марсилий и другие (эти Axiomata philosophica venerabilis Bedae [например, Ingolst. 1583] также часто появлялись под другими именами. В Sitzungsberichte der Münchener Akademie [6 июля 1867 г.] Прауиль очень подробно обсудил их отношение к более поздним, более полным, не алфавитным реперториям, которые очень часто печатались под названием Auctoritates Aristotelis и подобными, и доказывали схоластическую, особенно томистскую реакцию против Ренессанса). Тот факт, что Беда дал одному из своих трудов название de rerum natura, по-видимому, доказывает его высокое уважение к Исидору Севильскому. Карл Великий использовал Аленина для подготовки учителей для своего народа в своей дворцовой школе и в других местах (особенно в школе, основанной Алкуином в Туре). Как Алкуин был для Франции, где его учеником был, в частности, Фредегиз (ум. 834), так Рабанус (Грабан) Маурус (776—856) стал для Германии, через школу в Фульде, начинателем не только ученого, но и философского интереса. Среди трудов Альвина – de ratione animae, среди трудов Рабана – энциклопедический труд de universo, Libb. XXII, вероятно, также называемый de naturis, а также его комментарии к «Введению» Порфирия и к теореме Аристотеля (подлинность которых, конечно, оспаривается), и, наконец, среди трудов Эдегиса – de nihilo et tenebris, в котором он объясняет, почему nibil является aliquid, не остались бесплодными. Более поздний современник этих двух, родившийся и получивший образование в Британии, – тот, кого мы хотели бы назвать Каролем Магнусом схоластической философии: Эригена, правильнее Эриугена.

§154.

Эриугена

F. Hjort, Johannes Scotus Erigena oder Vom Ursprünge einer christlichen Philosophie, Kopenhagen 1823. F. A. Staudenmaier, Joh. Scot. Erigena und die Wissenschaft seiner Zeit, 1. Thl. Frankf. a. Μ. 1834. St. Reni Taillandier, Scot, Erigena et la philosophie scoliistique, Straesb. 1843. 7Ά. Christlieb, Leben und Lehre des Joh. Scot. Erigena, Gotha 1860. Joh. Huber, Joh. Scot. Erigena, München 1861. (r. Huber, Der Logos begriff des Joh. Sc. Erig., Leipzig 1884.

(1) Что старейшие рукописи вскоре дают имя Johannes Scotus (или Seotigena), вскоре Johannes Eriugena (ср. CI. Baeumker, Ein Traktat gegen die Amalricianer, Paderborn 1893, p. 1, и добавление, в Jabrb. f. Phil. u. spek. Th. von E. Commer, VIII, 1893), или позже также Johannes lerugena (ни в одной старой рукописи не читается Erigena), породило споры о месте рождения этого человека. Эригена в Англии, Эйр в Шотландии, наконец, Ирландия (ἱερὰ νῆσος, Ἰερνη, Erin) спорят о чести, которая, вероятно, принадлежит последнему, так как он всегда упоминается как представитель гибернийской мудрости. Он родился между 800 и 815 годами, а в 877 году был еще жив. Его знание греческого языка, а также склонность к греческой догматике и александрийской философии делают понятным известие о том, что он много путешествовал по Греции, хотя и то и другое было небезынтересно на его родине. Призванный в Париж Карлом Лысым, он руководил там дворцовой или другой школой. Вероятно, он был мирянином, и слухи о том, что он был убит как аббат Ательни или, как утверждают другие, Мальмсбери, скорее всего, основаны на путанице имен. Также нет уверенности в том, что он преподавал в Оксфорде, когда его туда призвал Альфред. Сам факт того, что он выдвинул совершенно новую точку зрения, а затем то, как он боролся с доктриной Готтшалька о двойном предопределении, которую порицал даже Хинкмар фон Реймс, побудивший его написать эту книгу, сделали Ибна ненавистным для духовенства. Трактат о Тайной вечере, вероятно, написанный Ратрамном против Пасхазия Радиерта, который был сожжен по приказу духовенства, был и до сих пор частично приписывается ему. Перевод Дионисия Ареопагита, опубликованный без папского разрешения в 860 году, побудил папу Николая 1 потребовать удаления Эриугены из Парижа, но это не было выполнено, поскольку в 873 году он, несомненно, все еще находился во Франции. Его главный труд, пять книг de divisione naturae (περὶ φύσεως μερισμοῦ, также цитируется как περὶ φύσεως, de naturis, peri fision merismu, periphisis, etc.) был торжественно сожжен 23 января 1225 г. и, поскольку этот труд часто находили среди альбигойцев, подвергался гонениям и поэтому был очень редким. Впервые она была опубликована Т. Гейлом в 1681 году и переиздана К. Б. Шлютером в 1830 году. Гораздо более правильным, чем оба издания, является издание Х. Дж. Флосса, который опубликовал это произведение вместе с трактатом о предопределении и переводом Ареопагита в 1853 году в 122-м томе «Patrologiae cursus completus» Миня с предисловиями Гейла и Шлютера. Только комментарий на Martianus Capella, который Гале оспаривал, отсутствует в издании JVow. Хауртау просил об этом в «Notices et Extraits des Manuscrits de la Bibi. Nat. XX, Paris 1861.

(2) Высказанное в трактате о предопределении (1, 1), а также в других работах Эриугены положение о том, что истинная религия является также истинной философией и наоборот, является темой всей схоластической философии. Вытекающий из этого вывод, что любое сомнение против религии может быть опровергнуто философией, в то время еще казался настолько возмутительным, что собрание франкских священнослужителей объявило его безумием или богохульством. Религия для него в ее отношении к философии – то же, что авторитет для разума. Согласно ему, разум имеет приоритет, даже в зависимости от времени, поскольку то, чему учил авторитет отцов, было найдено ими с помощью разума. Слабые, конечно, должны подчиняться авторитету, но менее слабые тем более должны довольствоваться им, поскольку образность многих выражений и несомненная приспособленность отцов к пониманию необразованных людей требует использования разума в качестве корректора (Div. nat. 1, 69). Под разумом, однако, следует понимать не просто субъективный взгляд, а общее мышление, возникающее в разговоре, где два рассуждения становятся одним, так как каждый из собеседников становится как бы другим (IV, 9). Органом этого общего мышления или собственно умозрения является интеллект (intellectus), называемый также νοῦς или animus, который стоит выше ratio или λόχος, а еще выше sensus internus или siavoca, под которым опять-таки находятся пять внешних чувств и жизненная сила, которыми душа обладает только потому, что они связаны с телом. Особенность умозрения он видит то в том, что оно не останавливается на отдельном человеке, но всегда принимает во внимание целое, которое затем идет рука об руку с тем, что оно возвышается над всеми противоположностями, то в том, что в нем знающий становится как бы знаемым, так что, таким образом, умозрительное познание Эриугены есть единство субъективного и объективного (II, 20). На его непосредственность очень часто указывают, называя его intellectualis visio, intuitus gnosticus или experimentum.

(3) Совокупность всего сущего, иногда παν, иногда φύσις (поэтому в четвертой книге он называет все свое исследование Physiologia), обычно называемая natura, делится на четыре класса: несотворенное творящее, сотворенное творящее, сотворенное несотворенное, несотворенное ни творящее. Поскольку из них первый, основание всякого бытия, и четвертый, конечный конец, за которым уже ничего нельзя сказать, приходятся на Бога, а второй класс составляет диаметральную противоположность четвертому, третий – первому, то эти два класса составляют тварь саму по себе, таким образом, что второй класс образуется первыми сотворенными causae primordiales всех вещей, третий – их следствиями, самими вещами (II, 2; V, 39 и т. д.). Было справедливо отмечено, что по крайней мере первые три класса можно найти уже у Августина, который основывается на аристотелевских движущемся и недвижном, между которыми стоит то, что является и тем, и другим. Тот, кто захотел бы сказать в связи с этим согласием, что Эриугене остается лишь поместить небытие в четвертый класс, возможно, не нашел бы с ним противоречий (см. далее подпункт 4). Из пяти книг, на которые делится труд Эриугены, первые четыре рассматривают каждый из классов бытия, не стремясь, однако, ограничиться только им; в пятой представлено возвращение всех сотворенных вещей к первооснове творения. Подобно тому, как это составляет содержание «Этики» Эриугены, четыре предшествующие книги соответствуют двум другим частям – философии, теологии и физике. Процедура здесь такова, что причины разума и причины авторитета постоянно смешиваются. Что касается последних, то Священное Писание в основном толкуется аллегорически, и он прямо следует Оригену и косвенно Филону. За пределами Писания он обращается за помощью к Отцам, как греческим, так и латинским. Среди них особенно часто используются Ориген, Григорий Каппадокиец, Ареопагит и Максим Исповедник, среди них Августин, а еще больше – аллегоризирующий толкователь Писания Амвросий. То, чего достигли величайшие представители Востока и Запада, стало для него отправной точкой.

4 О Боге как о несотворенном Творце говорится особенно много в первой книге. Его обычно называют summa bonitas. Как тот, от кого, через кого и к кому все существует, он является началом, центром и концом, а потому справедливо описывается как единство трех лиц, что может вызывать тем большее недоумение, что каждое существо в своей сущности, добродетели и действии, но прежде всего человек, образ Божий, несет в себе Троицу; находим ли мы это у Августина в esse, veile и scire, находим ли мы это у других отцов в essentia, virtus и operatio, или, наконец, находим это в intellectus, ratio и sensus. Все три личности образуют несотворенное творение; ибо Pater vult, Filius facit, Spiritus perficit. Бог настолько является основанием всего бытия, что вне его фактически нет бытия, все есть лишь постольку, поскольку в нем проявляется Бог; все бытие есть теофания (III, 4). Бытие Бога ничем не ограничено; поэтому он на самом деле не есть quid, не знает, что он есть, потому что он вне всякого quid, и в этом отношении может быть назван nihil (II, 28).