bannerbanner
Дочь кузнеца, или Секреты Cредневековой стоматологии
Дочь кузнеца, или Секреты Cредневековой стоматологии

Полная версия

Дочь кузнеца, или Секреты Cредневековой стоматологии

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

Одежда бродячих артистов коренным образом отличалась от той, что носили односельчане. Пусть и пыльные, но настоящие бархатные камзолы, береты с перьями, добротные сапоги. На шее у солиста висела массивная серебряная цепь с медальоном.

В ногах артистов стояла соломенная шляпа, к которой изредка подходили слушатели, бросая в неё медяки.

Перебирая струны лютни, солист напевал:

«Вспомним Артура великого славные дни!

Ныне потомкам примером послужат они.

Славный король наш Британии славу принёс…»

Менестрель довольно долго исполнял свою балладу о подвигах короля Артура, его пение сопровождалось одобрительными возгласами слушателей и аплодисментами в самых патетических местах.

«И вот Артур разит врага,

И, словно меч Господний,

Карает, и к руке рука

С ним рыцарь благородный…»

Внезапно на самом интересном месте, выступление прервал чей-то негодующий крик. Сквозь толпу пробирался человек в сутане, видимо, тот самый местный священник. Он был долговязым и худым, как скелет, а в чертах его морщинистого лица читалась злая натура и вздорный характер. Что-то внутри подсказало мне, что это и есть отец Стефан. Пастырь подбежал к музыкантам и стал грозить им кулаком:

– Ах вы, нечестивцы! Кто вам позволил сюда явиться? Бесовскими песнями народ смущаете накануне святого праздника! А ну, пошли прочь отсюда, а не то я стражников кликну! Чтоб вас всех унесло в геенну огненную! – принялся изрыгать проклятия отец Стефан. Ему бы рот прополоскать, столько некрасивых слов оттуда вылетело.

Музыканты не стали спорить, торопливо забрали шляпу со скудной данью, закинули за плечи инструменты и поспешили прочь, сопровождаемые руганью блюстителя нравов. Похоже, это была не первая в их практике стычка с духовенством.

Увидев, что менестрели ретировались, пастырь накинулся на слушателей.

– А вы, что тут столпились, олухи, ротозеи! Вместо того чтобы в церковь пойти да Богу дань отдать, нечестивым игрищам внимаете! Вот уж вас покарает Господь! Кайтесь, кайтесь, окаянные!

Крестьяне, напуганные гневом своего духовного отца, потупили взоры и стали суетливо расходиться. Я тоже постаралась побыстрее дать дёру и заметила, как взгляд священника остановился на мне, и лицо его вспыхнуло неподдельной яростью. Я поспешила восвояси, ощущая на себе его липкий холодный взгляд.

По пути домой подумалось: а ведь рассказ отца о медицинских навыках настоятеля оказался правдой. У священника крепкие, здоровые зубы. Значит, он действительно обладает некими целительскими знаниями, пусть и на уровне своей эпохи. Ну, конечно, и питается намного лучше, чем большинство из его паствы. Вот бы почитать его медицинские книги, интересно, что там говорится о лечении зубов, какими методами пользуются эскулапы Средневековья?

Без приключений я добралась до дома. Войдя во двор, услышала голос кузнеца и ещё кого-то. Значит, папа сегодня не в кузне?

Бормотание доносилось со стороны пустой конюшни. Я, ведомая любопытством, направилась к сараю. Тихо вошла внутрь и заглянула во второй пустующий денник.

Картина, открывшаяся моему взору, поразила: отец стоял, вооружившись устрашающего вида огромными щипцами, а напротив него, привязанный к широкому деревянному креслу, сидел тучный крестьянин. Лицо его было бледным, как молоко, всё его тело мелко тряслось от ужаса.

– А ну, прекрати, Том, иль ты не мужик? – оглушительно рявкнул мой вечно спокойный отец и… со всего размаха ударил пациента в висок, мгновенно его оглушив.

И тут мне стало дурно…

Глава 7

Очнулась я на холодном земляном полу, на тонкой подстилке из старого сена. Голова моя лежала на коленях отца, который брызгал мне в лицо водицей из допотопного ковша.

– Доченька! – обрадованно воскликнул он, когда я открыла глаза. – Да что ж с тобой такое опять приключилось-то, никак прежняя хворь вернулась? Может, сбегать за Мэгги? Пусть тебя посмотрит…

Я, опираясь на его руку, медленно встала. Бедный Том всё так же сидел привязанным к креслу, тело его обмякло – он был без сознания.

– Нет, папенька, я вовсе не больна, просто очень испугалась. За что ты ударил этого несчастного?

Отец облегченно вздохнул и стал растерянно оправдываться.

– Да не со зла же, дочка. Ох, ты же всё запамятовала!? У Тома шорника зуб давеча разболелся, полоскал он рот травами, наговоры бабка ему начитала, да ничто не помогло. Ночь перетерпел, да ко мне примчался. Одно средство – вырвать. А стукнул-то я его, чтобы он боли не почуял, иначе как же зуб драть?

– А неужели нельзя иначе? Ну, не знаю… Хоть у Мэгги той же какие-то снадобья взять? – я пыталась переварить услышанное. Да уж, своими глазами увидеть реалии средневековой анестезии – это серьёзное испытание для квалифицированного врача. Хоть фильм ужасов снимай.

– Даёт она болящим маковую настойку, – кивнул отец. – да только после того, как зуб вырван. А такую-то траву, чтобы наперёд уснуть – давать опасно, человек может и не проснуться вовсе. А как прознают, что лекарь больного сгубил, тут одна ему дорога – на плаху. Чего же ты так взволновалась-то, дочка? Том – мужик крепкий, сейчас одним махом зуб ему вырву, очнётся да и пойдет своей дорогой. Мало ли я на своем веку таких перевидел! Никто, хвала создателю, от моих рук пока что не помер.

– Папенька, неужели ты рвешь зубы вот этими ужасными щипцами? – указала я на орудие пыток, которое отец положил на колени беспамятному крестьянину. На вид они больше напоминали инструмент палача из кошмарных историй об инквизиторах.

– Ну, а чем же другим, Лира, ты сама посуди? – отец вздохнул. – Непростое это дело, зубы-то, они ведь тоже разные бывают. Иной тянешь – идёт как по маслу, а другой такие глубокие корни пустил, что быстро-то и не управишься. Сила тут большая нужна, дочка, сила рук, и сноровка. Кажется тому, кто несведущ – мудрёное ли это дело – зуб вытянуть, а на деле выходит, что всё не так просто, как кажется.

Я невольно улыбнулась, слушая его. Вот оно как: зубник-самоучка из прошлого читает курс стоматологии профессионалу из будущего.

– И что же, ты ничем не обрабатываешь свои щипцы? – продолжила расспрашивать я.

– Что? Что ты такое говоришь, Лира? Обра-ба, что? Это как прикажешь тебя понимать? – кузнец удивленно приподнял кустистые брови. – Ты уж поясни толком, чего такое на ум тебе взбрело? Иль ты и впрямь рассудок утратила, как старая Мэгги опасалась? – ужас мелькнул в глазах мужика.

Я поняла, что и в самом деле сморозила глупость и попыталась хоть как-то объяснить, что имела в виду.

– Ну, понимаешь… Ты ничем не протираешь щипцы, перед тем как зубы рвать? Хотя бы…

Я задумалась. Спирт, кажется, ещё не изобрели. Тогда чем же можно стерилизовать зубоврачебные инструменты в нашем случае? Я стала припоминать историю медицины, курс которой нам читали в университете. .

Гиппократ, насколько помнится, использовал вино при обработке ран. Ну да, логично, это единственный доступный антисептик античного мира. Славянские воины в походах мёд и хвою при себе держали на случай ранений, для обеззараживания. В средние века в Европе применяли ладан и травы. В позднее средневековье появился ещё и медный купорос…

Так что же сказать отцу? Как объяснить смысл обработки инструментов?

– Ну, хотя бы в огне не держишь или в чем-то горячительном не вымачиваешь? Ведь если твои щипцы занесут грязь в свежую рану, она может загнить. Понимаешь, отец, для больного это очень опасно. Потом зараза может всё тело захватить. И помрёт твой больной.

Кузнец посмотрел на меня недоуменно и покачал головой.

– Сколь уж живу на свете, ни разу на своем веку не слыхал, чтобы щипцы в брагу или эль макали. Тем более в огонь! Что это тебе в голову взбрело? Какая ещё грязь? Нечто я щипцы свои в навозе держу? Ты где этих глупостей набралась?

Надо было спешно что-то придумать. А то и впрямь подумает, что я после болезни брежу. Мне в голову внезапно пришла вполне правдоподобная отговорка:

– Понимаешь, батюшка, я как-то встречала в нашей деревне странствующего монаха, который из святых мест через наши края шёл. Он, как и отец Стефан, во врачевании весьма искусен. Ну, он мне и рассказал, как зараза через раны да ссадины в тело человека входит и губит его. Мол, прежде чем рану вскрывать или зуб больной рвать, инструмент надо от грязи очистить, а для этого подходят пьянящие напитки. – Я старалась придать своей байке как можно больше правдоподобия. – Да ещё и книгу огромную мне показывал, там всякие дивные орудия для лечения зубов нарисованы были. И долго толковал, какой для чего нужен. Я всё запомнила. Хочешь, отец, я и тебе о них расскажу? А ты, я знаю, сможешь их изготовить в своей кузне. И больным будет легче, и тебе.

– Что ж раньше-то мне не говорила? – отец почесал затылок и задумался. – Х-м, учёный монах-то худого не посоветует. Ты сейчас поди к себе, доченька, а мне надо с Томом закончить. Потом, на досуге с тобой покумекаем.

Вот таким было мое знакомство с врачеванием зубов в новом мире.

С тех пор прошло несколько дней. Методы, которые применял кузнец в своей врачебной практике, не могли меня не шокировать. Джон Лидс усаживал пациента на крепкий стул, а затем с бычьей силой опускал свой крепкий кулак точнёхонько на висок больного, после чего тот тут же впадал в беспамятство. Но иногда даже мощный удар могучей руки не помогал отправить пациента в забытье. В таких случаях отец бил второй раз, и в крайне редких случаях чуть придушивал страдальцев, доводя их до бессознательного состояния так или иначе.

К слову сказать, некоторым и анестезия не требовалась. Увидев, как отец перекладывает “плоскогубцы” поближе, иные тут же теряли сознание от страха.

Что удивительно, очнувшись после такой процедуры, никто из посетителей и не думал жаловаться. Наоборот, благодарили своего избавителя и щедро расплачивались домашними припасами, а в редких случаях и парой-тройкой монет.

Я довольно долго склоняла отца к идее создать новые, удобные для зубного дела орудия, которые якобы увидела в учёной книге вымышленного монаха. Наконец, мне всё же удалось его убедить, и отец попросил растолковать, как они выглядят.

Первая попытка нарисовать схемы инструментов не сразу увенчалась успехом – в нашем доме не было ни клочка бумаги и, уж тем более, чернил. О соседях и говорить не приходилось.

– Мы не монахи и не господа, чтобы в доме держать чернила и бересту. Но, слава Господу, грамоте и счёту ты обучена, всё-таки дочь кузнечных дел мастера, потому пойду-ка к пономарю нашему, добуду тебе, что потребно.

В итоге он отправился на поклон к деревенскому пономарю, служившему при церкви, и у него разжился листом пергамента, очиненными гусиными перьями и пузырьком чернил. Взамен служитель божий получил большую корзину домашней снеди, копченый окорок и добрую бутыль эля.

Теперь, когда было на чём рисовать, осталось воплотить в жизнь идеи чертежей, которые дни напролет крутились у меня в голове. Пришлось изрядно повозиться, осваивая технику рисунка с помощью гусиных перьев. Сначала проклятое перо скользило меж пальцами, норовя выскочить и забрызгать все вокруг чернильными пятнами. Но потихоньку я научилась управляться с ним и вошла во вкус.

Когда я закончила со схемами, отец внимательно всё изучил. Одобрительно крякнул, и принялся за работу.

С этой минуты я стала неотрывно присутствовать рядом с ним в кузне, наблюдая, как виртуозно он создает на своей наковальне детали неведомых ему доселе штуковин. Как же было приятно осознать, что мой отец – кузнец от Бога, мастер золотые руки. Наблюдать за его работой было сплошным удовольствием!

По моему совету Джон использовал для создания новых инструментов добротную сталь, с которой ему и раньше не раз приходилось иметь дело, выполняя заказы господ.

Много дней он колдовал над изделиями, и, наконец, результат превзошел все мои ожидания!

Теперь в нашем арсенале был целый набор примитивных стальных помощников. Я условно разделила их на щипцы, элеваторы и люксаторы.

Щипцы по моим чертежам отец сработал двух типов: для удаления корней зубов и для удаления зубных осколков. Корневые щипцы имели сходящиеся щёчки при смыкании, и получились намного удобнее в пользовании, чем те железные монстры, которыми отец рвал зубы до сих пор.

Элеваторы были нужны в качестве рычажного инструмента. В медицине будущего их применяют в челюстно-лицевой хирургии для удаления зубов и зубных корней.

А люксатор – это уж совсем невиданный средневековыми лекарями инструмент. Он позволяет проводить удаление зуба легче и безопаснее.

Конечно, любой зубной техник будущего посмеялся бы над нами, но в моём случае выбирать не приходилось. Главное, что с новыми орудиями кузнец будет причинять пациентам гораздо меньше боли. Мне осталось научить его правильно с ними управляться.

Надо сказать, что новая идея постепенно увлекла отца не меньше, чем меня. Он часами изучал свои творения, радовался им, как малый ребенок новым игрушкам.

Ну, полдела сделано. Теперь я задумалась над надежным средством для анестезии. На ум первым пришел эфир, и я стала вспоминать историю алхимии…

Глава 8

Итак, древняя анестезиология… Что же я помню о ней из университетского спецкурса? В Европе в средние века прогрессивная медицина подвергалась гонениям церкви. Святоши внушали народу: болезнь есть наказание свыше за грехи наши, и не дело облегчать страдания хворых, коли их сам Господь покарал болезнью.

Но даже в те суровые времена лекари как могли старались облегчить страдания заболевших. Знахари применяли такие средства, как опий, белена, цикута, семена латука, сок смоковницы и некоторые другие растения. Отец упоминал, что Мэгги дает больным маковую настойку. Хм, по сути это и есть тот же опий…Надо бы хорошенько расспросить старушку…

А диэтиловый эфир появился только в XIX веке… Первую операцию под эфирным наркозом тогда выполнил американский хирург Лонг. Но до этой революции ещё очень далеко…

Интересно, а смогла бы я создать эфир самостоятельно? Нет, без определенного оборудования и опыта алхимиков никак не обойтись. Где же я найду алхимика в деревенской глуши? В средневековье они обитали, я думаю, только в городах. В основном, надо полагать, это были выходцы из тех же медицинских школ, вроде Салернской корпорации врачей. Наверняка такие доктора где-то есть и у нас – достал же откуда-то отец Стефан свои медицинские книги!

Да, о создании эфира на настоящий момент говорить ещё рано, – в итоге разочарованно подытожила я. Но вот с опиатами поэкспериментировать обязательно нужно! Надо наведаться к Мэгги, добрая знахарка не откажет мне в совете.

Решив так, я наскоро оделась, наложила в большую плетеную корзину нехитрых домашних гостинцев для старушки и, около полудня, покуда отец работал в своей кузне, отправилась к целительнице.

Лачуга Мэгги стояла за околицей деревни, в стороне от других домишек. Её жилище представляло собой небольшое деревянное строение, ветхое и старое, как и его хозяйка. Крыша была покрыта соломой, а стены сложены из грубо обработанных брёвен. Домик был окружен небольшим садиком, где старушка, видимо, выращивала лекарственные растения, чтобы не ходить за ними далеко в лес или поле. Среди прочих растений я заметила мяту, ромашку, календулу и другие травы, наполнявшие всё пространство дворика терпкими, бодрящими ароматами.

Подойдя к дому, я открыла входную дверь и ступила внутрь. В помещении царил полумрак, единственным источником света служило маленькое окошко, затянутое бычьим пузырём. В центре комнаты высился потемневший от времени деревянный стол с грудой глиняных горшков и плошек, напротив входа прямо на стене висели кривовато прибитые полки, на которых у старой Мэгги, судя по всему, хранились настои, коренья, мази и другие нужные в её ремесле снадобья. На стенах висели пучки сушёных трав, а на полу лежала вязанка сена, служившая по всей видимости постелью. В углу комнаты находилась глиняная печь, на которой знахарка готовила немудрёную пищу, ею же обогревала своё жилище. Рядом с печью стояла деревянная скамейка, такая же ветхая и темная, как все предметы в этой обители.

Мэгги была дома. Она возилась у плиты, помешивая черпаком в котле какое-то зелье, издававшее малоприятный запах. Огромный чёрный кот, по виду раза в два больше нашего Тибо, тёрся об её ноги, а, увидев меня, зашипел и кинулся в угол комнатки, испугавшись чужака в доме.

Мэгги обернулась на скрип двери.

– А, Лира, девочка моя! Вот уж не ждала, не гадала! – старушка радостно заулыбалась беззубым ртом. – Проходи, деточка, садись. Просто так решила меня проведать, аль нужда какая появилась?

– Я, тётушка Мэгги, и навестить вас пришла, да, скажу прямо, и за советом. Вот, гостинцев вам принесла, что Бог послал, – протянула я старушке свою корзину. – И отец вам кланялся, просил захаживать к нам, как досуг будет.

– Ну, спасибо, спасибо, голубка, что не забываешь старуху, – знахарка поставила корзину со снедью на стол и стала неспешно вынимать содержимое. – Да куда же столько притащила-то, разве я одна осилю такую груду? Что, мне, старой надо-то – хлеба ломоть, да браги глоток. Ладно, что не съем, снесу хворым. Нужды-то в нашей деревне хватает, а уж больным и подавно харчи сгодятся. Что ж, сказывай, за чем пришла? Какого совета просишь?

– Видите ли, дело такое. Хочу попросить вас: обучите меня, как боли облегчить тем людям, которые приходят к батюшке зубы рвать. Мучаются они сильно, жаль мне их. Как увидела я недавно, что отец живого человека кулаком оглушил, так дурно мне стало. Слышала я, знаете вы секрет настойки из мака, от неё человек в забытье впадает и боли не чувствует, – я постаралась придать своей просьбе невинный тон несведущей в медицине девушки.

Старушка пристально посмотрела на меня, вздохнула и стала неторопливо говорить своим скрипучим голосом.

– Сподобил же Господь, привёл ко мне тебя, чтобы секреты мои передать. Я всё думала: помру, кто же болящим помогать будет? Ан, выходит так, небеса мне ученицу послали. Расскажу тебе, что знаю, а ты уж это в помощь скорбям людским употреби.

Что ж…запоминай, доченька. Поведаю тебе я о маке. Цвет этот непростой, видно, Господь его создал с умыслом. Да только опаска тут нужна: не ровен час, неправильно зелье сваришь, от него человек может и навеки сном забыться. Мак-то, он на все случаи пригоден. И корешки, и листья, и коробочки – всё в ход пустить можно. А в листьях-то сила главная: хранят они в себе сок млечный, маковый сок. Он-то в забытье и уносит. Листья маковые для заготовки я собираю, как сам цвет полностью в зрелость войдет. Раньше собирать опасно – ядовиты будут! Запомни это крепко-накрепко, Лира! А вот корешки, напротив, срывать нужно, пока коробочки ещё не дозрели. Выкопай бережно корешки, от земли очисть, высуши хорошенько да в ступке растолки. Коробочки на время дозревания лучше обвязать загодя тряпицей, не то семена-то все осыпятся…

Знахарка встала, подошла к своему ветхому шкафчику и порылась в нем. Достала маленькие мешочки, перевязанные бечёвками.

– Вот он тут у меня, маков цвет. Здесь – листики, здесь, гляди-ка, семена. От многого настой маковый пособляет, ох, от многих хворей. И боль головы снимет, и, коли сердце прихватит, поможет. Кто животом мается – тем тоже даю его. Ну а ежели он нужен как оберег от боли, так тому свой секрет есть. Запомнишь аль запишешь?

Услышав это, я не смогла скрыть своего удивления..

– Тётушка Мэгги, а у вас есть, на чём писать? – спросила я с неподдельным изумлением. Достать бумагу и чернила в нашей деревне – тот ещё квест!

– Как же, милочка, память-то моя уж не та, что прежде. Все свои секреты записала, авось, кому и пригодятся, как отойду на небеса. Года-то уж мои преклонные, пора и в вечный путь сбираться… Да ты, небось, и не слыхала, что я грамоте обучена. Дело давнее. В юные годы отдал меня отец покойный на воспитание к монашкам в монастырь. Дом наш из хороших был, батюшка достаток имел. Ну, и обучили меня там письму, да счёту, да белошвейному делу. Сейчас-то многое подзабыла. Да и глаза не те, печатные да писаные буквы плохо уж разбираю. А когда могла, всё, что знала да примечала, всё записывала…

Старушка поковыляла в другой конец комнаты и принесла мне небольшой лист серого, низкопробного пергамента, пузырёк с чернилами и гусиное перо.

– Садись, девонька, да пиши, запоминай, пока я жива.

Я стала старательно записывать её неторопливые наставления.

– Настойка макова, что в сон крепкий человека вгоняет, вот какова. Зрелые головки макова цвета ты мелко растолки. Возьми их одну унцию да залей винным уксусом на три четверти. Ровно двадцать дней и ночей томи настой в месте тёмном да прохладном. Хоть в погребе. Как настоится, процеди. По десять капель в воде давай человеку, коли он сложения не тучного. А уж если высок шибко больной да толст, то десяток капель капни, да ещё полдесятка. Сразу в забытье впадет, и боли-то уже не почует. Но помни: плод носящим бабам да детям маленьким макову настойку вовек не давай – беды не оберёшься! Вот, запасы, что есть у меня – тебе отдаю. Используй их во благо, деточка, пусть тебе и отцу твоему, доброму Джону, ваши труды пойдут на благо людское!

Так я получила заветный рецепт маковой настойки. По сути, мак – этот тот же опиат, значит, он и служил прототипом средств будущей анестезиологии.

Теперь мне оставалось подумать о подходящем помещении для приёма будущих пациентов. Место, где больных лечил отец, не выдерживало никакой критики. Нет, больных надо лечить в более комфортных условиях.

Правда, ничего лучше, чем наша конюшня, мне на ум не пришло. Хотя, если приложить усилия, её можно было переоборудовать во вполне годный по нынешним меркам импровизированный кабинет для приёма пациентов.

Что же представляла собой отцовская конюшня, где обитала наша единственная рыжая кобыла? Это было обычное для деревень средневековой Европы деревянное строение, разделённое на денники – индивидуальные секции для лошадей. Денники были в своё время сработаны местными плотниками из добротного дерева и имели прочные двери. Также в конюшне было предусмотрено место для хранения сена. Здесь же громоздился специальный рабочий инструмент для распределения сена по кормушкам.

В целом, надо признать, помещение конюшни было сухим, надёжным и прочным, хорошо продуманным для комфортного содержания лошадей. Оставалось переоборудовать его в удобное место для наших пациентов.

Я стала ежедневно докучать отцу просьбами о создании нового места для его больных. Кузнец поначалу только усмехался над моими затеями, но вскоре, по доброте душевной да по смекалке житейской и сам проникся идеей оборудовать новое место для лечения.

И как же нам повезло, что именно в эти дни в нашей деревушке работала артель плотников из города! Наш староста задумал построить новый добротный дом для недавно выданной замуж дочери и позвал в помощь знающих свое дело рабочих. По моей просьбе отец потолковал с городскими мастерами, сторговался с ними за работу, и плотники дружной гурьбой нагрянули на наше подворье…

Глава 9

В нашей глухой деревне, где жизнь текла размеренно и спокойно, приход артели городских плотников стал настоящим событием. Веселой гурьбой, выполняя свои плотницкие работы, они оглашали окрестность задорными, неслыханными ранее в наших краях песнями. По вечерам, окончив труды, эти крепкие здоровые парни прогуливались по деревенским улочкам, и сердца селянок не оставались к ним безразличными. Девицы открыто кокетничали с городскими мастерами, а те по-доброму шутили с ними, и порой даже украдкой срывали стыдливые поцелуи.

И вот эти молодые умельцы взялись за нашу конюшню. Согласно наказу отца, помещение должно было превратиться в удобный кабинет для приёма пациентов с зубной болью.

Первым делом плотники начали создавать прототип стоматологического кресла из морёного дуба. Чертежи для них мы изготовили вместе с отцом, корпя над ними долгими вечерами. К моему удивлению, средневековые мастера взялись за дело с энтузиазмом и быстро схватили суть того, что от них требуется. В итоге сработанное ими кресло стало оснащено специальными зажимами для фиксации головы пациента и мягкими кожаными подушками для комфортного сидения, и получилось удобным и безопасным как для пациента, так и для врача.

Наши старые денники городские умельцы перестроили, снеся пару перегородок. На освободившемся месте разместились шкафы для инструментов и лекарств. Спустя несколько дней первый прототип стоматологического кабинета был готов к услугам пациентов! За хорошую работу отец щедро расплатился с парнями, изрядно опустошив свои неприкосновенные денежные запасы. Кузнец, хоть и поворчал малость для порядка, но, как я поняла, сам осознал к этому времени, что цель оправдывает средства.

Не успели мы переоборудовать конюшню, как к отцу явился первый пациент. Это был бондарь Билл, человек среднего возраста, справный и зажиточный по деревенским понятиям мужик. Он обладал исполинской наружностью, был крепко сбитым, с развитыми мускулами, огромными ручищами и довольно плотного сложения. Увидев его, я поняла, что будет сложновато подобрать нужную дозу обезболивающего – вес пациента был намного выше среднего.

На страницу:
4 из 5