Полная версия
Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата
На месте вопрошания вода и мука возлиты были,
Словами молитвы барана я подготовил,
Гадатель мой, подобно дикарю, взирал на это с восторгом.
Готовый баран на руки мои положен,
Доброе со злым я не смешаю.
…
Я, царь, внутри любого барана Найду знаки для всей вселенной.
Shulgi B, 131–146, 148–149 [24]Важность роли прорицателя век за веком увеличивалась, вместе с расширением набора применявшихся им ритуальных процедур и объемом письменных ресурсов, которыми он мог располагать. Практика предсказаний была все еще в ходу, когда Александр Македонский подошел к стенам Вавилона: жрецы предсказали ему смерть, если он войдет в город, – как мы знаем, предсказание исполнилось. Знамения и приметы могли выводиться из случайных событий – например, если геккон[31] упадет с потолка вам в тарелку с кашей; но они также могли быть и результатом активных действий – например, если выпустить птиц из клетки и наблюдать за траекторией их полета.
Самым распространенным способом гадания был тот, что описан в приведенной выше цитате, – гадание по печени жертвенной овцы (гепатоскопия), а иногда и по совокупности других ее внутренних органов (экстиспиция). Исследуя свежеизвлеченные органы, предсказатель искал на них всякого рода особые или аномальные признаки, которые интерпретировались как знаки, поданные ему Шамашем, богом солнца. Заключение делалось на основе этих обнаруженных знаков, рассматривавшихся в строгой последовательности, соответствующей важности долей печени (или других органов).
На протяжении второго тысячелетия до Р. Х. гадание по внутренностям жертвенного животного оставалось прерогативой царской власти, но с началом первого тысячелетия различные практики предсказаний стали распространяться все шире – хотя, вероятно, преимущественно в обеспеченной среде. Многовековые профессиональные наблюдения за небесными светилами завершились в эллинистическую эпоху составлением личных гороскопов, уже весьма похожих на наши современные.
Небеса и земля, весь существующий мир были наполнены разнообразными знаками и знамениями. Практически любое событие обыденной жизни могло заключать в себе некое предзнаменование; что же касается каких-то драматических событий или необычных феноменов, таких как, например, уродливый плод (человеческий или животного), то рассмотрение всех связанных с ними возможностей составляет целый жанр клинописной литературы.
В первом тысячелетии до Р. Х. профессиональный месопотамский гадатель мог предсказывать будущее, задавая вопросы покойным родственникам своего клиента (некромантия); или толкуя его сны, в том числе вызванные гипнозом (онейромантия); или интерпретируя очертания фигур, образованных рассыпанной мукой (алевромантия), либо дымом воскурений (либаномантия), либо маслом, разлитым по поверхности воды (леканомантия); или бросая на специальную пленку камешки (псефомантия) либо кости для игры в бабки (астрагаломантия)… Несомненно, имелось еще много других способов гадания. В эпоху Александра по вавилонским улицам прогуливалось много разных личностей, которые за несколько истатерранус (как они называли греческую монетку в один статир) могли с помощью доброй дюжины хитроумных приемов получить ответ на ваш вопрос – скоро ли вы разбогатеете, и сына ли родит вам жена.
Об истоках происхождения всей месопотамской системы гадательных практик велось много научных споров, не принесших ясности; возможно, однако, что механизм их появления имеет достаточно простое объяснение. Какое-нибудь удивительное событие, например появление на свет двухголового ягненка, совпало по времени, скажем, с большой военной победой. Из собирания таких тщательно фиксировавшихся «первичных фактов» со временем расцвела некая «наука», основанная на тезисе, что всякому значительному событию всегда предшествует появление необычных феноменов различного свойства. Запоминающимся событиям сопутствуют удивительные явления – это наблюдение затем было дополнено формальным причинно-следственным принципом: повторение удивительных явлений, подобных когда-то случившимся, указывает на наступление важного события, подобного когда-то при них происшедшему. В основе любой серии предсказаний, независимо от их типа, лежит, как я думаю, когда-то зафиксированное эмпирическое наблюдение совместного появления некоторых феноменов и какого-то события, как будто из них вытекавшего. Желание описать все возможные ситуации привело к разрастанию корпуса предсказательных текстов во всех направлениях; например, для точного предсказания грядущего события по овечьему желчному пузырю нужно было проанализировать размеры, цвет и расположение всех его особенностей. Желание перечислить все мыслимые случаи зачастую приводило к рассмотрению абсурдных или физически невозможных феноменов, вроде одиннадцатиголовой овцы или лунного затмения в такой день месяца, когда его не может произойти. Огромные многотабличные сборники предсказаний, использовавшиеся гадателями всех видов и техник в первом тысячелетии до Р. Х., весьма удивили бы их предшественников, практиковавших за тысячу лет до них.
Приметы – применение «принципа Ниагары»
В берлинском Музее Ближнего Востока (Vorderasiatisches Museum) есть уникальный и очень поучительный экспонат – использовавшееся для предсказаний бронзовое скульптурное изображение морской собаки (вид небольших акул), на котором не хватает одного плавника: справа их два, а слева всего один.
Морская собака с недостающим плавником: предсказание, отлитое в бронзе
На поверхности имеется клинописная надпись, содержащая датированное предсказание, связанное с изображенным уродством:
Если у рыбы нет левого плавника (?) – иноземная армия будет уничтожена.
12-й год Навуходоносора, царя Вавилона, сына Набопаласара, царя Вавилона
Месопотамские жители верили, что любое отклонение от нормы является неким предзнаменованием. Природные аномалии, в особенности врожденные уродства (как животных, так и человеческие), воспринимались чрезвычайно серьезно; вполне возможно, что о таких случаях требовалось всякий раз сообщать столичным властям, хотя, вероятно, люди старались побыстрее и потише закопать родившихся уродцев, а затем утверждать, что ничего такого не было. Нашу морскую собаку с недостающим плавником, по всей вероятности, выловили в каком-то из вавилонских каналов; долго она не прожила бы, но вместо того, чтобы просто засолить, ее увековечили в глиняной модели с соответствующей надписью. У нас нет данных о какой-то примечательной победе Навуходоносора в двенадцатый год его царствования, но именно к этому году, очевидно, относится сопоставление обнаруженного уродства и соответствующего ему предсказания. Отлов аномальной рыбы совпал по времени с военной победой – и вот уже родилась и зафиксирована новая примета. Более того, она отлита в бронзе и стала теперь неуничтожимым свидетельством и превосходным учебным инструментом для Колледжа Предсказателей.
Этот экспонат может служить наглядным образцом для применения «принципа Ниагары», когда из одного эпизода выводятся очень широкие обобщения. Хотя на данный момент это единственный найденный образец, я полагаю, что такая практика была достаточно регулярной: врожденные уродства изображались моделями, отлитыми в бронзе для назидания будущих учеников. Я думаю, что столичные города и Ассирии, и Вавилонии были полны всевозможными внушавшими ужас изображениями природных уродств; но пришедшие завоеватели, чуждые этой культуре, все это собрали и разом переплавили.
2. Магия и медицина
Несчастья, недомогания и болезни приписывались в основном действиям демонов и других сверхъестественных сил; кроме того, их могли насылать колдуны и злонамеренные знахари. От большинства этих напастей помогали соответствующие заклинания – либо чтобы предотвратить их, либо чтобы их изгнать. Мастера этого дела, называвшиеся āšipu, знали, как помочь в любой трудной ситуации – от задержки при родах до обеспечения хорошей прибыли от новой таверны. Их ассортимент амулетов, заговоров и ритуальных действий известен нам по огромному количеству сохранившихся магических табличек. Такие целители работали бок о бок и, разумеется, во взаимном согласии; другая категория целителей, называвшихся asû, специализировалась на лекарственных средствах, почти исключительно растительного происхождения, и терапевтических техниках.
Все, что мы знаем о вавилонской медицине, в основном относится к тому, что Том Лерер когда-то метко назвал «болезнями богатых». Почти все наши источники медицинской информации происходят из городов Ашшур и Ниневия на севере современного Ирака, Урук и Вавилон на юге. Здесь услугами целителей пользовались придворные, чиновники высокого ранга, а также влиятельные купеческие фамилии. Это видно по сложным ритуалам и разработанной системе несомненно дорогостоящих медицинских средств. Людям же бедным и незначительным, а также тем, кто жил в деревенской местности, вряд ли вообще доводилось когда-либо сталкиваться со всей этой изысканной медицинской деятельностью, известной нам по записям на табличках. Хотя, конечно, ходили и странствующие лекари, и местные повитухи, знавшие много средств и наверняка помогавшие многим, кому можно было помочь.
Городская медицинская практика в самом своем полном варианте состояла из совместного применения амулетов, заговоров и лекарственных средств. Возникает вполне законный вопрос – какой уровень медицинских знаний открывается нам из клинописных источников, отражающих двухтысячелетнюю историю целительных практик? Мы видим, что при сходных обстоятельствах систематически применялись одни и те же травы; мы обнаруживаем тщательно и многократно копировавшиеся таблички, содержащие с трудом добытые знания; эти таблички с записями в несколько столбцов объединялись в большие библиотечные собрания, где информация упорядочена «от головы до ног», – все это дает нам право считать, что месопотамские методы лечения, несомненно, чаще приносили пользу, чем вред. Конечно, как замечает Гвидо Майно (Guido Majno), недомогания у людей чаще всего проходят сами собой, независимо от примененных средств; но в вавилонской медицине содержится нечто гораздо большее. Месопотамские медики избегали изучения внутренних органов человеческого тела, но они знали достаточно много, потроша овец (а также убитых солдат), а уж относительно внешних симптомов были настоящими экспертами. Хороший врачеватель, увидев знакомые ему типичные симптомы, решит, какие из них пройдут сами, а какие требуют применения лекарств из имеющихся в его распоряжении вяжущих, болеутоляющих, мочегонных или рвотных средств. Обширные сведения о лекарственных травах тщательно документировались. Одновременное присутствие āšipu и asû у постели больной дочери встревоженного камергера непременно должно было возыметь эффект: клубы воскурений в затемненной комнате, бормотание грозных заклинаний, бесценный амулет, укрепленный в изголовье кровати, а в довершение всего – отвратительно пахнущая микстура из непроизносимых компонентов в темных флаконах, с трудом проглатываемая и наверняка вскоре возвращаемая обратно…
Будучи погруженным уже несколько десятилетий в мир, описываемый этими увлекательными текстами, я пришел к выводу, что древняя месопотамская система врачевания была одновременно и интуитивной, и основанной на наблюдениях. Накопленный за много веков основательный репертуар лекарственных средств соседствовал в ней с большим количеством разнообразных плацебо (хотя сами врачеватели оставались уверены в их действенности). Очень многому можно было у них научиться, что и сделали греки эпохи Гиппократа, успешно включив идеи вавилонской медицины в свои новые трактаты.
Магия и медицина – применение «принципа Ниагары»
Древние шумерские заклинания были в большом почете у вавилонских экзорцистов. При этом сами шумерские слова зачастую стали совсем непонятными и даже произносились с искажениями, свидетельствующими о записывании со слуха и механическом заучивании наизусть без понимания смысла. Несколько заклинаний вообще невозможно расшифровать ни по-шумерски, ни по-аккадски, это настоящий «язык мумбо-юмбо»: чем более по-чужеземному звучат слова, тем сильнее они будут действовать, в особенности если они пришли с Востока, из-за гор древнеиранского Элама. В Британском музее хранится необычная желтоватая табличка со словами «на мумбо-юмбо», чрезвычайно эффективными для изгнания злых домовых:
zu-zu-la-ah nu-mi-la-ah hu-du-la-ah hu-su-bu-la-ah
Подобные звонкие «иностранные» слова, оканчивающиеся на – lah и звучащие как будто по-эламски, повторяются на многих табличках и даже выбиты на обсидиановых амулетах, что показывает распространенность этого заклинания в течение достаточно долгого времени. Анализ имеющихся примеров показывает, что первое магическое слово zu-zu-la-ah встречается в различных вариантах: si-en-ti-la-ah, zi-ib-shi-la-ah, zi-in-zi-la-ah и zi-im-zi-ra-ah. Ни сам экзорцист, ни его клиент не имели ни малейшего понятия, что значат все эти слова, но так уж случилось, что сегодня мы могли бы просветить их на этот счет. Около 2000 г. до Р. Х. шумерская администрация импортировала свирепых собак-мастифов из Элама, где их разводили, а вместе с ними и их поводырей, вероятно потому, что никто другой не мог с ними справиться.
Клинописные записи о ежемесячном довольствии госслужащих сохранили нам имя одного из этих эламитов-поводырей, zi-im-zi-la-ah, что означает по-эламски просто «собачий охранник». Следует отметить, что это имя кончается звучным окликом «аха!» или «ага!». Оно открывает нам совершенно обыденное происхождение того, что впоследствии становится мощным магическим инструментом. Какая-то древняя табличка с именами эламских служащих была через тысячу лет обнаружена в котловане для строящегося нового здания – месопотамцы, в отличие от некоторых современных археологов, постоянно находили древние таблички – и принесена какому-нибудь грамотею для расшифровки. Для этого грамотея странная цепочка непонятных имен, записанная четкими старинными знаками, не могла быть ничем иным, как мощным древним заговором. Нетрудно себе представить, как эта табличка была воспринята сообществом предсказателей и введена в их постоянную практику: Вот, теперь я произнесу совсем древнее заклинание, пришедшее к нам из далеких стран Востока… Эти слова нельзя произносить громко, их можно только шептать, но если мы напишем их на каменном амулете, который ты будешь носить на себе или повесишь вот здесь над дверью, то «они» больше не появятся.
Другая удивительная деталь, касающаяся месопотамских каменных амулетов, – странная манера письма. Надписи делались чудовищным почерком, при этом клинописные знаки часто делились надвое, а иногда часть знака даже переносилась на другую строку – позорное нарушение всех писцовых традиций. К счастью, самые явные образцы таких нарочно исковерканных надписей происходят из вполне научных раскопок в известных местах – иначе всякий назвал бы их подделками. Конечно, можно предположить, что эти надписи делались не профессиональными писцами, а неграмотными мастеровыми, на одной стороне камня вырезавшими какую-нибудь сценку, а на другой – слепо копировавшими с какого-то оригинала надпись, которую сами не умели прочесть. Но такое объяснение не проходит. Для того чтобы магические слова производили действие, в них не должно было вкрадываться никаких ошибок; и действительно, изображения, выгравированные на тех же амулетах, поражают своей точностью и выразительностью и свидетельствуют о высоком мастерстве резчиков, которые, конечно же, не могли удовлетвориться искаженными надписями на обратной стороне. Твердые камни всегда стоили дорого, и даже неграмотный покупатель, увидев такую неряшливую надпись, сказал бы, что цена не соответствует качеству. При этом, однако, в клинописных заговорах на амулетах встречаются редчайшие использования знаков, что говорит об исключительной учености составителей или переписчиков таких текстов; поэтому я полагаю, что надо искать другое объяснение этой внешней неряшливости. Некоторые распространенные заклинания против злых духов, встречающиеся на многих амулетах, пользуются эвфемизмами, чтобы не называть духа по имени; так, например, заклинание против ведьмы Ламашту, выкрадывающей новорожденных детей, использует целых семь ее прозвищ, всем вавилонянам, разумеется, хорошо известных. Может быть, вавилоняне думали, что если распространенное заклинание написано четко и красиво, то Ламашту, видевшая до этого много подобных образцов, узнает его издалека и не испугается; в то время как с трудом прочитываемый текст с искаженными или редко используемыми знаками может таить в себе нечто для нее очень опасное, и тогда она испугается и отправится на поиски другого, менее защищенного дома. Между прочим, хорошо знакомую клинописную надпись нетрудно узнать и за двадцать шагов: очень забавно бывает, когда посетитель приносит вам штампованный кирпич времени Навуходоносора, надпись на котором можно перевести на английский раньше, чем он его до конца развернет.
3. Духи покойников
Что в духов верят все люди, кто бы они ни были и что бы они сами об этом ни говорили, – еще требует доказательства. Но что все вавилоняне верили в духов – в этом не может быть никаких сомнений; вечно беспокойные духи умерших были для них простой и очевидной реальностью. Никому бы и в голову не пришло спрашивать соседа, покупающего фрукты в лавке, «неужели он и вправду в них верит».
От духов происходило много беспокойства: всякий, кто умер при каких-то драматических обстоятельствах, или не был достойно похоронен, или просто чувствовал себя забытым своими потомками, мог вернуться и напомнить о себе, бродя среди них. Когда-то членов семьи даже хоронили в доме под полом и потом кормили их сверху через специальную трубку. Увидеть духа всегда очень волнительно, но услышать, как он разговаривает, – это еще намного страшнее; у практикующего экзорциста-āšipu всегда имелся целый мешок разных штуковин и приемов, помогающих безвозвратно прогнать духов туда, где им положено пребывать. Типичный ритуал состоял в изготовлении маленькой глиняной фигурки, изображавшей этого конкретного духа, и в захоронении его, вместе с его партнершей или партнером (в зависимости от пола духа), снабдив их всем необходимым на обратную дорогу и для дальнейшего мирного пребывания в месте упокоения. Эти ритуалы разрабатывались во всех деталях; один экзорцист, наставляя своего ученика, даже сделал изображение духа, чтобы легче было слепить его фигурку (см. об этом в Приложении 1 к настоящей книге).
Присутствие духов имело и другие, более серьезные последствия. Многие недомогания приписываются в медицинских заговорах «руке» какого-нибудь бога, богини или иного сверхъестественного существа. Эта «рука» могла, например, проникнуть в человека через ухо и вызвать глухоту или помешательство. Недовольные духи, законные нужды которых не были в достаточной мере удовлетворены, становились мстительными и очень опасными.
Правильный конец подзорной трубы
Огромный корпус клинописных свидетельств, подборок религиозных текстов и заклинаний, и в особенности текстов медицинского и магического содержания, представляет собой сокровищницу идей и представлений мыслящего человека того времени об окружавшем его мире и о том, как ему соответствовать на всех уровнях бытия. Этот комплекс идей и представлений изложен достаточно формально, но без попыток синтеза. Месопотамские идеи, а вместе с ними и вся совокупность их знаний, фиксировались довольно специфическим образом, в первую очередь рассчитанным на практическое употребление: единственной целью было передать знания, унаследованные от предшественников, в форме, удобной для их нахождения и применения. Объем знаний, полученных из наблюдений, конечно, постоянно увеличивался; но они никогда (или почти никогда) не подвергались аналитическому осмыслению с последующим синтезированием общей концепции – процессу, столь естественному не только для современного человека, но и для древнего грека. Во всей известной нам клинописной литературе не найдено ни одной формулировки какой-либо обобщающей идеи или теоретического принципа.
По этой причине мы можем задать себе вопрос – на который, впрочем, затруднительно дать определенный ответ: в какой мере жителям Месопотамии был свойственен этот мыслительный процесс, и был ли он им вообще свойственен? Лично я полагаю, что человеческий ум никогда не ограничен в полной мере традицией, и трудно даже представить себе, что ни один вавилонянин никогда не задал себе никакого теоретического или хотя бы нонконформистского вопроса, и весь образ его мыслей полностью соответствует тому, что мы имеем в нашем корпусе клинописных текстов. Вместо этого следует попытаться понять, как возникали различные идеи в этом обществе и как они затем работали, а также попытаться зрительно представить себе их носителей.
Вавилонские знания представлены двумя основными типами документов, один из которых – это словари (списки попарных соответствий знаков и слов), а другой, несколько более интеллектуальный, можно охарактеризовать как содержащий простые импликации «если – то». Оба эти типа документов следуют одному общему принципу смыслового равновесия или соответствия.
Словарные таблички записываются в два столбца, и каждому слову в левом столбце соответствует ровно одно слово в правом. (Исключение из правила составляют некоторые школьные таблички, написанные нерадивыми учениками, которые для скорости сначала переписывали один столбец, а потом переходили ко второму; при этом уже к середине столбца соответствие один к одному нарушается, так что пользоваться таким словарем становится затруднительно.) Разумеется, два соответствующие друг другу слова А и Б (как правило, шумерское слово и его аккадский перевод) не обязательно имеют одну и ту же область значений, т. е. Б не обязательно означает в точности то же, что и А, и таким образом их сопоставление надо понимать лишь как наличие обширного пересечения между областью значений А и областью значений Б. Иначе говоря, слово А может переводиться как Б; и часто, но не всегда, должно переводиться именно как Б [25]. То же происходит и при переводе между любыми двумя современными языками – удивительно, насколько редко встречается слово, имеющее в другом языке точное соответствие, включающее все смысловые оттенки оригинала.
Желание установить смысловое равновесие или эквивалентность проглядывается в аккадских подборках текстов типа «если – то», относящихся ко многим различным категориям. Термин «если-текст» я не сам придумал, поскольку сами вавилоняне для обозначения этого типа текстов или высказываний использовали технический термин šummu, означающий «текст (фраза, высказывание), начинающийся со слова если». Этот термин является производным от šumma, обычного слова, переводящегося как «если». Подборка статей в сводах законов, подборка диагностических медицинских примет – всякую такую коллекцию текстов библиотекари называли šummus.
В сводах законов вроде Кодекса Хаммурапи каждый отдельный параграф точно следует этой модели:
Если человек выколол глаз (другому) человеку – нужно выколоть глаз ему[32].
Одно действие или событие безусловным и неизбежным образом влечет за собой другое – свое следствие. Приведенный пример – это эквивалент библейского правила «око за око», но надо заметить, что предписанная кара не всегда применялась буквально. С текстами законов все ясно; но ту же самую структуру «если А, то Б» имеют тексты, принадлежащие двум гораздо более обширным категориям: предсказаний и медицинской диагностики.
Условные предсказания
Представим себе такую картину. Второе тысячелетие до Р. Х., вавилонский царь задумывает военный поход на восток, чтобы покарать эламитов. Первое, что он делает, – вызывает придворного предсказателя, чтобы узнать от него, увенчается ли это предприятие успехом по воле богов и какой день будет для него наиболее благоприятен. Предсказатель, используя все свои профессиональные знания и навыки, исследует свежеизвлеченные внутренние органы овцы, находит несколько характерных признаков (из которых одни считаются более важными, чем другие) и, наконец, выносит свой вердикт: царя ожидает победа, а подходящий день – четверг.
Работа предсказателя трудна и опасна. Он должен авторитетно провозгласить то, что царю, как ему представляется, хотелось бы услышать, опираясь на традиции своей профессии и, может быть, даже цитируя подходящие первоисточники. При этом он не должен показать виду, что просто угадал желания царя; а кроме того, его формулировки должны быть достаточно обтекаемыми, чтобы не поставить под удар себя и своих коллег в случае провала военной операции. Тогдашний царский двор не был похож на Версаль, и среди придворных могучего царя всегда находился его верный предсказатель, в меру своих сил и умений маневрировавший между разнообразными опасностями. Ну а Ниневия, похожая на арабскую сказку из «Тысячи и одной ночи», прямо-таки изобиловала талантливыми и амбициозными предсказателями, одновременно обслуживавшими многих высокопоставленных клиентов. Нетрудно себе представить всю тонкость и сложность интриг, окружавших предсказания на государственном уровне, – до нас дошло из этого придворного круга несколько восхитительных частных писем.