Кровавый Король

Глаза малышки мерцают в свете свечей, пока кайма радужки насыщается ядовито-чёрным цветом, за счёт чего разница глаз становится броской.

Смерть передаёт ребёнка в руки матери, обращая взгляд на братьев.

– Великой службы, Брайтон и Паскаль! Вас ждут гениальные дела! – улыбается краешками губ Смерть, исчезая так же внезапно, как и появился.

– Что ты почувствовал, Кас? – тихо спрашивает Брайтон, пока король увлечён беседой с королевой.

– Тьму.

ГЛАВА 4

Малварма, Королевство Пятой Тэрры, 165 лет назад

Течение времени в Тэррах значительно отличалось от мира людей. От одного годика малыша до двух – проходило десять лет, а потому переводя на исчисление мирское – в шесть лет ребёнку уже было шестьдесят: каждое десятилетие он впитывал в себя колоссальные познания, оставаясь при том юным и маленьким.

Более того, огромное внимание уделялось стихиям и магическим способностям: так альвы славились силами магии земли, а единицы из них слыли первоклассными целителями, некоторым даже открывался дар некромантии; никсы в совершенстве владели магией воды; маржаны с лёгкостью управлялись с холодом, особо одарённые успешно справлялись с тайнами воздействия на разум; сильфы показывали высокие результаты с магией воздуха, а саламы – огня.

Отсюда и явные внешние отличия каждой Тэрры друг от друга, будь то одежда или традиционные знаки: земельные оттенки у альвов, болотные и тёмно-синие у никсов, холодные и мрачные оттенки маржан, небесно-голубые и сиреневые – у сильфов и огненные – саламов.

Жёсткое кастовое разделение (до недавнего времени) существовало лишь в Халльфэйре – чистота крови ценилась выше всего для альвов. И несмотря на то, что запрет был снят уже как сто пятьдесят лет – альвы не стремились раскрывать свои двери остальным Тэррам. В отличие от маржан, что предоставляли убежище каждому, кто обращался за помощью. За ледяными сердцами жителей скрывалась невыразимая теплота и забота для каждого нуждающегося. За нарочито отталкивающим поведением – стремление оградить миры от войн.

Юная шестилетняя Эсфирь Лунарель Бэриморт стремилась быть во всём похожей на отца и старшего брата Брайтона – она копировала их суровые выражения лиц, хмурила тёмные брови, старалась держать спину неестественно ровной, а подбородок – высокоподнятым. От матери и другого старшего брата Паскаля – она вбирала острый язык, кривоватую ухмылку на пухлых губах, очаровательные озорные ямочки при хитрой улыбке и лукавый взгляд.

Сейчас она, укутанная в тёплую меховую накидку угольно-чёрного цвета, усердно всматривалась в полярное сияние. Отец говорил, что ночное небо знает всё, а потому девчушка изо всех сил пыталась понять, что же такое это «всё», и почему именно ночное? Какие ответы могут скрываться за чёрным полотном? И есть ли в конце концов свет?

Учитель рассказывал, что люди верят в жизнь после смерти в райских садах Эдема, рядом с Господом Богом. Это означало, что за тьмой для них всегда следует свет. Но в её мире всё иначе – Хаос олицетворял кромешную темноту, раздоры и кошмар, а, значит, после смерти её ожидал Пандемониум: пустой, холодный и одинокий. И даже то, что она принадлежала к высокопоставленной касте Верховных и Инквизиторов – мало спасало. Скорее, наоборот, служило проклятьем: провести Вечность и посмертие в окружении кровожадных ведьм и убийц – не было мечтой номер один.

– Эффи-Лу, почему ты тут одна?

Серьёзный голос Брайтона заставляет её обернуться и посмотреть на братьев, выходящих на балкон. Она не знала, можно ли любить кого-то в жизни сильнее, чем семью. Чем их.

Смотрит снизу-вверх, не мигающим взглядом разноцветных глаз. Высокие, статные, а один из них ещё и наглый, как тысяча булавохвостых котов2. Мама часто упоминала, какими они были в возрасте Эсфирь: чуть пухленькие, вечно дерущиеся друг с другом из-за длинного языка Паскаля. Как же Эсфирь хотелось посмотреть на это! Увидеть, как Брайтона ставят в пример Паскалю, а Паскаль в ответ отшучивается, за что потом непременно получает подзатыльник.

Те поединки, свидетельницей которых она становилась, уже не сильно интересовали. Да, и заканчивались всегда одинаково: либо Паскаль брал под контроль ауру Брайтона, либо Брайтон насылал на него морок.

– Эффс? – требовательно выгибает бровь Паскаль. – Где виконт Мур?

– Я сбежала, – пряча глаза в пушистых ресницах, отвечает Эсфирь. – Мне очень хотелось посмотреть на полярное сияние!

Паскаль тихо смеётся, пока озорной огонёк мерцает в глазах. Он усаживается на лавку, пересаживая Эсфирь к себе на колени. Брайтон, тяжело вздохнув и, закатив глаза, занимает место рядом. Некоторое время они молчат, а юная принцесса во все глаза рассматривает братьев, точно стараясь запомнить их навсегда. Оба недавно вернулись с военной службы у Всадника Войны. Им было всего по шестнадцать – семнадцать лет, крайне ничтожный возраст для тяжёлой службы в чертогах самого зла. Эсфирь исполнилось два года, когда они улыбающиеся мальчики, каждый раз носившие её на руках – исчезли. Тогда она в первый раз познала, что такое тоска.

Сейчас же перед ней сидели совсем иные молодые маржаны. Лицо Брайтона покрыто несколькими шрамами у левой рыжей брови, но ему всё равно не удавалось догнать Паскаля, у которого имелось их в несколько раз больше. В их глазах будто что-то надломилось: светились они только при взгляде на младшую сестру.

– Все на ушах и ищут тебя, ты же понимаешь это? – хмурится Брайтон, недовольно поджимая губы.

– Понимаю… – сокрушённо кивает Эсфирь. – Но вы только посмотрите, как красиво! А виконт Мур такой нудный!

Паскаль укладывает подбородок на кучерявый затылок сестры, всматриваясь в полярное сияние. Холод приятно стрекочет по щекам, а сам он начинает покачиваться из стороны в сторону.

– Это правда, что вы снова уходите на войну? – нарушает молчание девочка.

– Не на войну, а на службу. В людской мир, – добродушно хмыкает Брайтон.

– Надолго?

Ещё чуть-чуть и кажется, что Эсфирь заплачет от обиды.

– Ты и глазом моргнуть не успеешь, – весело отзывается Паскаль. – Будешь учиться, потом за тебя возьмётся Пандемониум, станешь могущественной ведьмой и уедешь от нас к какому-нибудь королю-самодуру.

– Нет! Никогда не уеду от вас! – Эффи-Лу проворно соскальзывает с коленок брата, устраиваясь на свободное место между Паскалем и Брайтоном. Она крепко обнимает их. – И вы никогда не уезжайте!

– Как знать, какую судьбу уготовила нам Тихе.

Брайтон нежно целует сестру в макушку, снова переводя взгляд на завораживающее сияние.

– Тебе-то уж точно уготовано жениться на герцогине Адель Крайстчёрч! – смеётся Паскаль, за что в ту же секунду получает гневный взгляд от брата.

Возвышенный, тонкий образ герцогини сразу же возникает перед взором будущего короля Малвармы: она скромно приподнимает уголки тонких губ и присаживается в приветственный книксен, аккуратно придерживая полы длинного тёмно-синего платья, пока он скользит заинтересованным взглядом по тонким бледным запястьям, выпирающим ключицам, тонкой шее, на которую спадали чёрные паутинки волос. Она несмело, с благоговением, смотрела на Брайтона васильковым взглядом, стараясь быть той самой родственной душой, что украдёт сердце красавца-принца.

– Мне нравится герцогиня Адель, – мило улыбается Эсфирь.

Семейство герцога Крайстчёрч часто гостили в Замке Льда, являлись хорошими друзьями королевской семьи, а потому, когда встал вопрос о помолвке принца и герцогини – то решился крайне быстро. Готовилась пышная свадьба.

Сама же Адель не просто так нравилась маленькой принцессе – это была маржанка высоких духовных качеств и сочетала в себе удивительную кротость и доброту.

– Глядишь, обернётся твоей родственной душой! – продолжает насмехаться Паскаль, весело тормоша сестру, чтобы та не замёрзла.

– Кас! – грозно протягивает Брайтон.

– Родственной душой? Это как? – Эффи-Лу поочерёдно смотрит на братьев.

– Не слушай его, Кас несёт чепуху… Как и обычно, – хмыкает старший брат, нежно проводя большим пальцем по тёмной бровке сестры.

– Просто Нот не верит в это, Эффи-Лу, – задорно дёргает бровями Паскаль. – Существует древняя-древняя легенда… – Принцесса, чтобы видеть лицо брата практически наравне со своим, забирается на колени к Брайтону. – Когда-то, много веков назад, когда Хаос ещё натурально правил Пандемониумом, а первые люди только-только заселили Храм Божий, Любовь одарила всех без исключения особенным даром – даром родственных душ. Каждый был предназначен друг другу заранее, даже если находились в разных концах миров.

– Да, но нечисть осквернила сей дар, – нехотя подхватывает Брайтон, грустно усмехнувшись, будто стыдясь своего происхождения и причастности к данной нише. – Говорят, что это был ревнивый альв. Ты же знаешь, что они чересчур чтят чистоту крови? – Принцесса кивает головой. – Так вот альв узнал, что его «возлюбленная» был предназначена другому, маржану. Альв разозлился и решил, что способен противостоять Любви. Он заставил альвийку насильно остаться с ним. Маржан же медленно терял рассудок, каждый раз, когда до альвийки касался другой, ему мерещилась боль в области сердца, груди, да и вообще по всему телу. Его так сильно тянуло к альвийке, что он не мог нормально существовать, думать. Родственная связь предполагает и тесную физическую связь… – Пытается подобрать нужные слова, краем глаза замечая, как младший брат ухмыляется. – Без которой – связанные со временем полностью теряют рассудок…

– Когда Любовь увидела, что её дару противятся… – Паскаль быстро переводит тему, чтобы не пришлось объяснять малышке, что такое эта «тесная физическая связь». – Она наслала проклятье. Все, кто не подчиняются дару родственных душ – обречены на смерть. Как только предназначенные друг другу узнают о своём «предназначении» – пути назад нет. Если они не сходятся, то тот, кто нарушает предназначение своими руками губит второго, а именно – поначалу вторая половинка начинает терять рассудок. Затем, зазубрины чужих прикосновений появляются сначала на коже, далее на костях грудной клетки, а после и на сердце. Чем больше родная душа находится с другим, тем быстрее увядает вторая половина. Со смертью второй половины – у первой разрывается сердце.

– Это так жестоко… – тихо протягивает Эсфирь.

– Но, если возлюбленные обретают друг друга, то образуется самая крепкая связь, силе которой нет предела.

– Но всё это глупости, – усмехается Брайтон, покачивая головой. – За мои сто шестьдесят лет такого ни разу и ни с кем не случалось. А потому – это всего лишь легенда.

– А люди тоже страдают от шрамов? – вопрошает девочка.

– По началу да, страдали, но затем их душами начала править не любовь, – презрительно фыркает Паскаль.

– Что же тогда? – хлопает длинными ресницами маленькая принцесса.

– Деньги, материальные блага. Такая глупость, как «любовь» их не интересует уже очень давно. Они зарабатывают деньги на всех Всадниках: на Чуме, Войне, Голоде и Смерти. И совершенно не верят в Судьбу.

– Зачем же отец отправляет вас туда, на службу к этим извергам?

– У них вкусная еда, – усмехается Паскаль. – Буду посылать тебе каждый раз что-то новое! – Он задорно щёлкает сестрёнку по носу, слушая её недовольное бурчание в ответ.

– Странно это всё… Настоящее зло они, а нечистью и приспешниками Пандемония считают нас, – тихо проговаривает Эффи-Лу, снова запрокидывая голову и жадно разглядывая полярное сияние.

Ни один из братьев не посмел нарушить тишину, внезапно упавшую на плечи королевской семьи.

Оба поднимают головы, всматриваясь в разноцветные свечения. Каждый из них чувствовал, мир вокруг меняется, стремится отобрать их и без того хрупкий покой. Сказать этого вслух никто не смел. Не потому, что страх сковывал сердца, нет. Потому что им было ради кого держаться и делать всё возможное, чтобы сохранить умиротворение и любовь.

Так они и сидели. В тишине полярной ночи. Освещаемые лишь сиянием. Наполненные бесконечной любовью друг к другу, откинув все чины, регалии, судьбоносные звания.

Нот. Кас. И Эффи-Лу.

И, кажется, большего им и не надо.

ГЛАВА 5

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, тоже время

Герцог Теобальд Годвин при королевском дворе считался не простым учителем. Блестящий канцлер Халльфэйра, близкий друг короля Тейта, его правая рука.

Поэтому, выслушав просьбу своего короля – поручиться за введение Видара в государственные дела – обрадовался, а затем сразу же приступил к новым обязанностям.

Ему нравился юный принц – скрывать это просто бессмысленно: ум юного альва был развит не по годам. Мало какой житель Халльфэйра в сто шестьдесят лет мог отказаться от беззаботной жизни, ночных плясок, молодых альвиек и амброзии. Для принца Видара это не составляло труда. Весь круг интересов замкнулся на государственных делах.

Больше всего герцога привлекал дар мальчика. Очень редко духи земли становились сильными целителями, способными на настоящие чудеса. Тёмные знания, которые были доступны Видару – не мог постичь ни один альвийский некромант, целитель, алхимик. В свою очередь и Видар не спешил делиться таинством магии ни с кем. Отказался ото всех учителей, стремясь постичь себя сам.

И, что было странно для Теобальда, Пандемониум пошёл навстречу принцу. Никто не знал, насколько силён юный альв, и испытывать его терпение тоже никто не стремился.

Никто, кроме Теобальда Годвина.

Герцог сидел в полутьме, склонившись над государственными бумагами. Свежий ночной ветер раздувал лёгкую серебристую вуаль на окнах. По сравнению с разнообразными залами дворца – его кабинет слыл чуть ли не самым маленьким по размерам. Годвин сам настаивал на небольшом помещении, утверждая, что так намного удобнее.

По стенам расположились огромные книжные шкафы, заполненные под завязку. Некоторые книги не вмещались, а потому были сложены аккуратными стопками на полу. Чего только в этих шкафах не находилось! От истории всей нечисти до мирских книг. Отдельные верхние стеллажи отдавались под альманахи чёрных знаний и материй.

Перо легко скользит по бумаге, пока глаза нервно, каждую минуту, оглядывают кабинет. Замок давно погрузился в сон, но Теобальду не становилось легче. Всему виной – вездесущий Видар.

Вдруг юный принц снова решил заночевать в библиотечной зале? Или, в который раз, отточить военные навыки? Вернувшись со службы в Пандемониуме, да ещё и в почётном ранге Чёрного Инквизитора – почти каждая ночь принца становилась бессонной.

Что произошло там и повлекло наивысший титул – Видар не говорил даже отцу. Поэтому страх перед принцем у Теобальда был обоснован. И тот ждал рассвета, как умалишённый. На рассвете Видар отбывал в людской мир, на очередную службу, стараниями малварского короля Вальтера Бэриморта и не без качественных доводов в эту пользу самого Теобальда.

– Недоброй ночи, герцог Теобальд!

Тягучий низкий голос дымным смогом окутывает кабинет.

Песочные глаза герцога нервно оглядывают полночного гостя. Чёрный балахон скрывает худощавое тело, а накинутый на глаза капюшон позволяет разглядеть только острый подбородок и несколько шрамов на нём, уходящие далеко в черноту.

– Ваше Велич…

Герцог подскакивает с резного кресла, замирая над столом.

– Оставь это для своего альвийского выродка! – Пришедший самодовольно усаживается в кресло из изумрудного бархата, предназначавшееся для посетителей. – Как у тебя дела, дорогой, Теобальд? Я всё ещё не вижу Ветвистой Короны на твоей голове и Первой Тэрры в моих руках… – Он смачивает потрескавшиеся сухие губы раздвоенным змеиным языком.

– В процессе, Генерал! – отчеканивает Теобальд.

– А тем временем мальчишка удостоен звания Чёрного Инквизитора. Она уже вынесла мне мозг, – многозначно улыбается мужчина.

– Завтра он уходит в мир людей. За время его службы я совершу переворот. Стану регентом при осиротевшем наследнике. Ветвистая Корона присягнёт Узурпаторам, – наконец, герцог расслабляется.

Он спокойно усаживается на своё место с выправкой присущей исключительно королям.

– Кем он вернётся оттуда? Кого убьёт там? Ты хоть представляешь, сколько душ надо истязать в недрах Пандемониума, чтобы юнцу, которому нет и двухсот лет дали звание Чёрного Инквизитора? – недобрый взгляд огненным пламенем мерцает из-под капюшона.

– Он не вернётся. Мы подставим малварца Вальтера. Альвийский отпрыск отбудет к людям, на службу. Оттуда его призовут на войну, только… Воевать он будет не за нас. Малварцы разорвут его на части, когда узнаю, что он – альвийской крови.

– Тем более, маржаны не знают его в лицо… Убийство принца, даже по ошибке, обернётся великим скандалом! – протягивает Генерал, по приторной интонации становится ясно: доволен. – Не смей проиграть, Теобальд. Не для того мы столько лет воюем.

– Ни в коем случае, мой Генерал!

– И вот что: как обстоят отношения альвийского отпрыска и Кристайн Дайаны Дивуар?

Теобальд незаметно облизывает вмиг пересохшие губы.

– Не так, как хотелось бы… Совсем близко он не подпускает её, а быть ещё точнее, он почти никого не подпускает. До свадьбы ещё ой, как долго.

– Хорошо, пусть всё идёт как идёт…

ГЛАВА 6

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 165 лет назад

В рассвете есть таинство, что заставляет остановиться и смотреть на восходящее солнце с глупым восхищением в глазах. Настолько глупым, будто ты был вечность слепым и вдруг, совершенно случайно, прозрел. Так неожиданно, внезапно, до паралича всех конечностей.

После нескольких лет в жерле Пандемониума – сон стал для него насмешкой Пандемония, гнойным плевком в его сторону. Оставалось лишь наблюдать за солнцем, занимать мозг многочисленными книгами, отточкой магических способностей (благодаря чему на теле практически не наблюдалось свободного места, где бы магия не оставила чёрных разнообразных отметин, узоров, рун) – лишь бы заглушить крики узников внутри головы, лишь бы заглушить собственный крик.

Десять лет исправной службы Инквизитором могут сломать кого-угодно, но не наследника Ветвистой Короны. Во всяком случае, Видар верил, что его невозможно сломать.

Солнечные лучи касаются ядовито-чёрных волос, не боясь тёмных прядей и такой же души. Скулы Видара сжимаются в напряжении, а яркий небесный взгляд искрится холодом и отрешённостью.

Ох, как же королева Беатриса мечтала увидеть взгляд сына тёплым и семейным! Иногда она даже ловила себя на крамольных мыслях – сбежать с ним в людской мир, куда злой рок Тэрр попросту не дотянулся бы.

Видар медленно облизывает губы, потирая пальцами виски. Когда он был совсем юнцом, Железный Лес успокаивал: в плескающейся зелени и стрёкоте кузнечиков он прятался от надоедливых гувернанток, у Альвийского каньона созерцал красоту и медлительность альвийской жизни. Сейчас же что-то нехорошее осело в груди. Казалось, если он хотя бы на секунду оставит дом – произойдёт взрыв, что разнесёт половину доброй Тэрры в разные стороны.

Тяжело выдохнув, принц решает продолжить путь сквозь плакучие ивы. Дом Дочерей Ночи, куда он шёл, находился в одном из самых труднодоступных мест Железного Леса. Наткнуться на него просто так, беспечно гуляя среди зелени, оказывалось практически невозможно.

Три предсказательницы, прислужницы Богини Судьбы Тихе, не жаловали никого, кто хотел познать судьбу «из интереса». Жилистые, костлявые, бледные руки с длинными когтями протягивались только тем, чьи судьбы считались интересными, уникальными и… обречёнными на смерть.

Видар очень долгое время не понимал их роль в «Великом Балансе», о котором из урока в урок твердил герцог Теобальд. В юном альве всегда зудел вопрос – если богиня Судьбы уже есть, то зачем ещё три? Ответ плавал на поверхности, которую раньше юный принц не принимал – иерархия. Только полностью познав все прелести Пандемониума от первых ступеней до последних – Видар смог осознать модель системы.

Постепенно изумрудная трава под ногами превращается в серый сухостой. Там, где обитали приспешницы Судьбы – витало само безумие. Солнце по-прежнему ярко освещало резко сменившийся пейзаж и теперь не казалось ласковым. Словно оно выжгло всю траву, обратило стволы деревьев в чёрные надгробия, а обитателей этой стороны Железного Леса спалило, обуглив кости.

Видар впервые оказался здесь перед отбытием в Пандемониум. Тогда непонятные Старухи всё твердили про какие-то цвета, что обязаны погубить его. Но, вот он, шёл здоровый и невредимый (не беря в расчёт пару тройку глубоких шрамов на спине от душ-узников), желая доказать выжившим из ума гадалкам, что их слова – пустой звук.

– Ну, и?! – Голос раскатом грома пролетает по выжженному полю. – Где вы, Старухи? Соскучились?

Безумный смех, от которого в первый раз у Видара чуть не иссяк разум, более не действовал. Он даже не дёргается, когда тёмный туман огромной воронкой урагана застилает всё вокруг, засасывая его в эпицентр.

– А Вы возмужали, Ваше Высочество! – стрекочущий безумный голос раздаётся со всех сторон.

От того мальчика, что они видели тогда, действительно ничего не осталось. Он стоял уверенно, чётко глядя перед собой, не прятал взгляд и не отводил его первым. По сравнению с изуродованными телами, лицами и душами в пекле – внешность Дочерей Ночи всё равно, что самая притягательная и обольстительная демоническая красота.

Их исхудалые тела не приближаются к Видару, а отсутствие глаз в глазницах не является огромной проблемой, чтобы смотреть прямиком в чёрную душу альва.

– Что-то ваша обещанная «смерть» за мной особо не спешит, – скулы Видара напряжены, хотя всем своим видом он показывает одну насмешку.

Нападать на них не собирается, только безумец способен бороться с такой энергией, но отразить удар готов.

– Всё смерти ищете, Ваше Высочество?

Одна из них выходит вперёд, волоча за собой подранный подол платья.

– Смерть сама Вас найдёт, – подхватывает вторая с безумным смехом.

– Где? В мире?

Ещё чуть-чуть и Видар вспыхнет от гнева, как спичка.

– А, что для Вас – мир? – Костлявый палец третьей старухи проводит по острой скуле альва.

– Загадки будем отгадывать?

Он молниеносно перехватывает запястье двумя пальцами, выказывая брезгливость.

– Будет Вам ответ! – Они снова исчезают, оставляя только смех в чёрной материи тумана. – «Смерть Ваша ясна, как небо голубое. Зелена, как трава после дождя!»

Очередной взрыв смеха, и туман вокруг рассеивается, снова являя взору альва выжженное поле, да палящее солнце.

– Что это значит, демон вас дери?! – Громкий голос вызывает раскат грома где-то вдалеке. – Отвечайте!

Видар окидывает пренебрежительным взглядом мертвенную местность. Скулы гневно играют, отчего ещё юное лицо кажется мужественным и резким.

– Демон… – слетает тихое, обессиленное ругательство с губ.

Он резко разворачивается, удаляясь от проклятого места. Безумства на квадратный метр земли настолько предостаточно, что ему хочется щёлкнуть пальцами и оказаться у Каньона. Жаль только, что такими способностями он не обладал.

Всю жизнь ему прочили великую судьбу. Каждый день начинался с порции наставлений от отца, продолжался углубленным изучением книг, магии и государственных дел, а заканчивался ссорой родителей: отец снова поучал и наставлял, а мать умоляла прекратить это. В Пандемониум он бежал, сверкая пятками. Но не от наставлений, от желания стать таким, каким его видел отец в своих мечтах: идеальным правителем.

Тогда-то, в первый раз, его и настигли три сумасшедшие Старухи. Прямо накануне отбытия. Всё лепетали про предназначение, баланс и смерть. Видар искренне поверил в то, что живым из пекла ему не вернуться. Но вот он снова покидал Железный Лес. Живой и невредимый. С яростью, что сковывала сердце. Безумному лепету Старух больше не верил, знал только, что впереди сверкали долгие годы службы среди людей, стараниями малварского варвара Бэриморта, конечно.

Спустя столько времени ненависть к Малварме только укрепилась в сердце будущего короля. Малварма перевернула все традиции, заставила отсылать высокопоставленных особ к людям, лидировала в магическом искусстве, занимая своим ведьмам посты при королях. И все их слушали, даже потакали.

Если с ведьмами Видар ещё кое-как соглашался, то с остальным – ни капли. Мечта подчинить Малварму, наступить на горло королю Вальтеру превратилась в идею фикс.

Видар желал вернуть всё на круги своя: служение традициям, Хаосу, исполнение долга, чистую кровь.

– Ваше Высочество!

Тонкий голос выдёргивает из размышлений. Оказывается, он уже несколько минут смотрел на Альвийский каньон с отрешённым взглядом.

– Герцогиня Кристайн! – уголки губ Видара приподнимаются, словно он видит перед собой дорогую игрушку.