Диалоги душ. Внутренняя речь ψ здоровья и развития

– Но если мы восстанавливаем «Кого-то», которого я ранее называл зеркальным двойником, в душе человека, то возвращаем Ему Его изначально природу, здоровую душу и тело…

Важно

Вспоминая теперь диалог с Г. М. Назлояном, мои мысли кружат вокруг ключевого понятия «патологическое одиночество».

Патологическое одиночество и для нашей книги может быть отправной точкой.

При патологическом одиночестве внутренняя речь, диалог отсутствует.

В таком одиночестве нет образов, субличностей и их разнообразных масок.

Нам сложно себе представить стерильную пустоту, что переживает человек в патологическом одиночестве.

Он не может себе представить даже предполагаемые отношения с кем-либо.

В храме его души никто не живет и никто в него не заходит.

Даже бледный мираж самого себя (зеркальный двойник) не бродит по его комнатам.

Более того, вероятно, что и какая-либо форма индивидуальной души отсутствует, а есть только бесформенный туман, безобразная пустыня, безграничная пустота пространства и времени.

Но как мы можем познать и понять все это?

В духовных практиках, желая вырваться за пределы стереотипов восприятия мира, мы вынуждены выйти и за границы личности, невольно переживая опыт выхода за пределы внутреннего диалога образов субличностей.

Только отстраняясь от потока сознания, который всегда насыщен образами, внутренней речью, диалогами, мы можем взглянуть на самих себя и на мир с новой и незамутненной точки зрения, увидеть всю сложность, парадоксальность и нелогичность мироздания.

В этом случае мы, практикуя выходы за пределы потока сознания, можем испытать себя и представить это уникальное состояние патологического одиночества.

Возвращаясь обратно в обычное состояние сознания, в привычный поток образов, масок, мыслей и чувств, сформировавшаяся личность неминуемо возвращается и к внутренней речи, диалогам.

Таким образом:

– патологическое одиночество (безобразность души) может возникнуть в начале жизненного пути и лишить человека основ зарождения личности;

– оно может стать нежелательным опытом в процессе развития человека и, будучи причиной душевного расстройства, помешать образованию личности;

– оно может быть целенаправленно пережито во время духовных практик как ключевое испытание и стать частью необходимого опыта формирования целостной личности.

Будем об этом помнить, изучая книгу далее.

При этом важно отметить, что первый и ключевой диалог книги отражает взгляд на человека и его душевный мир основателя метода маскотерапии.

Потому выделим еще одну ключевую идею.

Человек не может жить и развиваться в обществе без социальных масок, ролей.

А любая роль обязывает носить маску, которая ей соответствует.

Окружающие нас люди без исключения всегда находятся в ролях и в масках.

Такими же они запечатлеваются и в нашем сознании, становясь субличностями, частями души.

Они же ведут и внутренние диалоги, находясь в масках социальных ролей.

Упрощая, можно утверждать, что душа содержит набор масок, которыми она пользуется как инструментами для социальных коммуникаций, и эти же маски ведут между собой диалоги в душе.

Хорошо это или плохо?

Почему именно маски, а не лица?

Во-первых, потому что лицо всегда скрыто и очень неопределенно, непонятно.

Во-вторых, человеку с детства легче запоминать именно упрощенную маску, словно знак, символ чего-то более сложного.

В-третьих, даже слово, будучи знаком скрытых за ним смыслов, всегда является маской.

Таким образом, Маски и Лица окружают нас в социальном мире, они же наполняют наше сознание и являются частями нашей души, между ними развивается внутренняя речь, диалоги и даже само слово выступает в роли маски для смыслов.

Слово и маска – синонимы.

За Словом и Маской всегда скрываются более глубокие и менее определенные сущности, о которых мы порой только догадываемся.

Но мы не можем быть сознательными, если будем оперировать неопределенными сущностями, мы не можем казаться психически здоровыми, если не будем пользоваться конкретными словами и масками.

Дополнительные мысли

Как мы уже упомянули, одним из первых собеседников во внутренних диалогах души всегда является образ самого себя (зеркальный двойник).

Он чаще всего никогда полностью не соответствует двойнику внешнему, который видят другие люди.

Более того, он зачастую отличается и от зеркального отражения.

Человек, подходя к зеркалу, замечает несоответствия своего отражения с мнимым образом себя и пытается часто приукрасить свое лицо, прическу и фигуру.

При этом невольно возникают слова, фразы, диалог.

Подобное происходит и при рассматривании своего портрета.

Портрет может быть поводом и для внешнего диалога.

Далее следует именно такой диалог знаменитого человека.

Зигмунд Фрейд наблюдал в конце жизни создание своего портрета.

Он даже оставил в письмах мысли о нем.

Его записи и позволили мне представить тот вероятный диалог великого психотерапевта со своим скульптурным двойником.

2. Фрейд у портрета

Фрейд и его портрет

В последние годы жизни Зигмунда Фрейда его ученики настойчиво просили учителя позировать скульптору для портрета.

Он нехотя согласился и вскоре стал невольным свидетелем сотворения его портрета из глины.

Однажды, когда портрет уже был достаточно похож, скульптор отлучился, оставив Фрейда наедине с его скульптурным двойником.

Между ними не мог не возникнуть диалог.

Вот каким автору представился диалог Фрейда с портретом.

– Это я? – подумал Фрейд, вглядываясь в портрет. – Да, это я.

Глиняный портрет молча смотрел в бесконечность.

– Изможденный, бородатый мастер своего дела из праха земного, – думал Фрейд. – Как добрый Господь.

Застывшее лицо портрета словно прислушивалось к внутреннему монологу Фрейда, участвуя тем самым в беседе своим молчаливым присутствием.

– Очень хорошо и удивительно похожее впечатление обо мне, – продолжал Фрейд молча, становясь напротив портрета.

Глиняное лицо смотрело на него, словно ожидая своего часа.

– Да. Потрепала тебя жизнь, старина, – заметил Фрейд, рассматривая черты очевидной старости.

Слепок лица молча согласился.

– Жизнь-то, кажется, уже клонится к закату. Не зря ученики настойчиво так просят мой прижизненный портрет, – подумал Фрейд, затуманивая взгляд.

Портрет внимательно смотрел на своего угрюмого двойника.

– Жизнь клонится к закату, и я постепенно склоняюсь, горблюсь. Склоняюсь перед смертью? – отвлекся старик на мгновение от скульптуры.

Портрет наблюдал и ждал.

– Ни перед кем не кланялся, а перед смертью склоняюсь? Да, перед ней склоняются все. Только перед жизнью мы не кланяемся. Видимо, считаем, что… Что? Жизнь – Эрос? Только ли Эрос? – усомнился Фрейд в собственной теории психоанализа.

Портрет красноречиво молчал.

– Вот мы с тобой еще живы, но говорим и о смерти, предвидим и предчувствуем ее. Она во мне уже присутствует… Она здесь во всей своей красе в виде постоянной боли, усталости, запахов и чувств. Ты ее чувствуешь? – наклонился Фрейд к глиняному лицу.

Портрет словно сморщился.

– Да что ты можешь чувствовать, прах ты земной? – еще сильнее наклонился Фрейд к холодному лицу.

Портрет вызывающе молчал.

– Прижизненный портрет. Подобие, созданное при жизни. Сколько смысла и сколько скрытой иронии, сарказма и даже издевки. Они насмехаются надо мной? Самоутверждаются, руководят, желая подчеркнуть, что будут чтить меня в моем двойнике после моей кончины. Будут жить и уважать мой образ и подобие. Тебя, грязь! – все более расходился психоаналитик.

Портрет ждал.

– Не обижаешься? Ты неизменен. Можешь ли ты обижаться? Молчишь. Можешь ли ты чувствовать и тем более мыслить?

Портрет смотрел прямо в глаза Фрейду.

– В тебе только то, что сейчас есть во мне, только это сиюминутное состояние тела и души.

Портрет молча соглашался.

– В этом мгновении есть только то, что есть от всего того, что было. От всего того, что было во мне при жизни.

Портрет утвердительно молчал.

– В этом мгновении вся моя прошедшая жизнь, во мне и в этом слепке вся она. Вся жизнь в одном мгновении и в одной форме. Твоя форма и есть символ моей жизни?

Портрет не мог не согласиться.

– Художник, конечно, примешал немного своего видения и своего мнения. При этом я видел, как он подстраивался под мои состояния и выражения. Он перевоплощался в меня, теряя себя и свое лицо? Его словно и не было. Только его руки и это первоначально бесформенное изображение, которое постепенно творилось и возникало из ничего. Ты сделан из ничего?

Конечно же – было написано на лице портрета.

– Все мое – из ничего… Весь я – из пустоты, из бездны небытия. Был сотворен…

Да! – донеслось со стороны портрета.

– Как? Кто сотворил меня? – спросил Фрейд.

Портрет улыбался еле заметной улыбкой.

– Великий скульптор? Творец один и другой сотворили нас из праха земного?

Да! – сказал портрет.

– Творец – образ и продукт человеческой культуры, – уточнил Фрейд свою мысль.

Если это так, то именно продукт культуры сотворил человека, – дополнил портрет.

– Вначале человек сотворил Творца, а потом Он – человека? – сказал Фрейд.

– А если все наоборот? – спросил портрет.

– В моей коллекции скульптур, что в кабинете, множество изображений богов и большинство из них имеют человеческие тела и даже лица. Несомненно, что боги подобны человеку, а человек – богам. У них сходная природа, – сказал Фрейд.

– Создал Бог человека по образу и подобию своему из праха земного и вдохнул в лице его жизнь, – сказа портрет.

– Создал скульптор тебя и уподобился в этом процессе Творцу? – с сарказмом произнес Фрейд.

– Да, – согласился портрет. – Я твой двойник и не могу думать иначе.

– Но Он создал человека по образу и подобию своему, а мой портрет слепил другой человек.

– На моем месте должен был бы быть автопортрет, – сказал портрет.

– Если бы я сотворил тебя сам, то образ мой и подобие были бы более близки самотворению? – размышлял Фрейд.

– Да, скульптурный автопортрет – чудо самосотворения, – согласился портрет.

– А как возможно вдохнуть в это холодное лицо жизнь? – спросил Фрейд у портрета.

Портрет молчал с многозначным выражением лица.

– Жизнь уже есть в тебе благодаря моему наблюдению тебя и отождествлению с тобой? Жизнь в лице портрета вдыхается наблюдателем? – спросил Фрейд.

– Да, – молча согласился портрет.

– Но почему ты выглядишь как добрый Господь? – спросил Фрейд у портрета.

– Это твое видение себя, и оно невольно обходит твою теорию психоанализа. Сквозь твои глаза на тебя же сморщит Творец, – сказал портрет.

– Творец смотрит сквозь мои глаза и отражается в моем лице? – спросил Фрейд.

– Ты и теперь будешь утверждать, что Бог – продукт человеческой культуры? – спросил глиняный портрет.

– Если я выгляжу как добрый Господь, это еще не означает, что Он во мне. Просто я о нем очень много думаю в последнее время. Можно сказать, что мои мысли о Боге и о человеке поглощают меня всецело. Но я не отождествляю себя с ним. Это было бы слишком… Отождествить себя с Богом, – сказал Фрейд.

– Образ Его и подобие всегда содержит в Себе первоначальный образ Творца, – констатировал портрет.

– Первый скульптор и первый образ Его и подобие во мне? – спросил Фрейд.

– Да, – ответил портрет.

– Осталось засучить рукава и сделать свой образ и подобие самостоятельно? – спросил психотерапевт.

– Приложи руки к моему лицу и почувствуй его со стороны, словно лепишь меня, – сказа портрет.

Фрейд приложил обе руки к глиняному изображению собственного лица.

– Особое переживание. Я держу в своих руках свое лицо и всего себя, вернее, свои образ и подобие, своего двойника, словно ребенка, – подумал Фрейд.

– Я и есть ты, – сказал портрет.

– Ты есть я, и все мое есть в тебе. Ты останешься после меня. Вернее будет сказать, я останусь в тебе на все будущие времена, на вечность, – сказал Фрейд.

– Да.

– Моя личность со всей ее историей в формах моего лица. История моего рода, этноса, человечества и живой природы вместилась в неживом и холодном материале, который все переживает и живет вне времени. Пребывает вне времени.

– Да. Время не для портрета. Портрет вне времени и содержит его в себе. Я – символ вечности, а сотворение образа и подобия – путь выхода из безобразности безвременья.

– Портрет запускает поток сознания у наблюдателя и фиксирует его в себе, словно особый кристалл смысла и света личности, – подумал Фрейд.

Портрет молчал.

– Со всеми пороками и возвышенными чувствами в одном лице. Со всеми мечтами и памятью, отношениями и способностями, с образованием и воспитанием.

– Я больше, чем просто форма лица человека. Я лицо его лица, – сказал портрет.

– Лицо личности?

– Да.

– Лицо личности может ли быть иным? – подумал психоаналитик.

Портрет словно кивнул.

– Мое лицо в моей жизни было таким разным и одним, единым. Его усредненный вариант, содержащий всю вселенную меня. Вселенную моей личности, способную раскрыться в любом наблюдателе моего портрета?

– Не в любом наблюдателе твоего портрета раскроется твоя личность, но в близком тебе человеке раскроется все то, что было, есть и будет в тебе, – сказал портрет.

– В моем портрете есть и моя перспектива? Моя смерть?

– Твоя перспектива не только в смерти, но и в той жизни, которая будет после нее.

– Что будет после нее?

– Жизнь моя и твоя во мне и вне меня.

– Жизнь моя в портрете и вне его. Представленность личности в мире через портрет и в портрете. Содержание формы лица и ее смыслы, смыслы формы, форма смысла и энергия формы. Смысл и сила чувств может иметь форму в лице портрета?

– Смыслы и чувства наполняют форму лица портрета и могут быть переданы всем наблюдателям в разной степени точности.

– Сила и жизнь формы лица портрета не одно и то же, что форма живого лица.

– Форма живого лица очень подвижна, изменчива, непостоянна и неполна. В ней еще нет смерти.

– А в портрете смерть уже присутствует?

– В портрете присутствует все, что потенциально есть не только в человеке, но и в физическом мире.

– Что же есть в физическом мире такого, чего нет в живом человеке?

– Постоянства формы, – ответил портрет.

– Зафиксированная форма лица в портрете, неизменность лица – признак силы?

– Неподвижная форма лица – признак вечности.

– Быть неподвижным при жизни можно и при психоанализе, когда мы отслеживаем поток сознания. Наблюдая свой личный поток мыслей и чувств, мы словно выходим за его пределы, и у нас появляется возможность быть для себя же внешним наблюдателем. Когда мы неподвижны в беседе, то возникает чувство выхода за пределы беседы, возникает ощущение новой и более сильной жизненной позиции, с которой мы можем выступать в роли не только стороннего наблюдателя, но и судьи. Это и есть выход за пределы времени?

– Я есть твое безвременье и вечность, я есть ты во всей своей сложности и непознаваемости, я есть твое отражение и содержание, я есть твой судья и друг.

– Да, тебе известно все, что есть во мне и вокруг меня. Но мне порой кажется, что в тебе есть еще что-то, чего я в себе не знаю, но только догадываюсь.

– Память предков и всего твоего рода, память человечества и его перспектива.

– Мы с тобой так можем договориться Бог весть до чего.

– Ты устал и не можешь идти дальше?

– Да. И тому есть объективные причины. Посмотри вокруг.

– Вижу.

– Еще есть жизнь. И ты мне поможешь?

– Я буду рядом всегда.

– Хорошо… Так тихо на душе, – подумал Фрейд.

Важно

Портрет может быть собеседником для нас даже в зрелом и преклонном возрасте.

Почему в диалоге с портретом легко преодолеваются защитные механизмы психики, а дорога самопознания становится посильной даже в старости?

Возможно, потому, что портрет не просто зеркальное отражение, зеркальный двойник.

Портрет – физический надвременной образ личности.

И диалог с портретом отражает внутренний диалог не просто с застывшим отражением, но диалог с надвременным образом человека, образом, который выходит за пределы времени в измерения вечности.

В талантливо исполненном портрете отражены все уровни души человека, все измерения времени жизни его (прошлое, настоящее и будущее), что невольно превращает отношения с портретом в откровенную связь со всем уникальным миром человека.

Дополнительные мысли

Внутренний диалог – основа нравственности, – в котором человек сам и обвинитель, и защитник, и судья.

Сенека

Мы создаем наш мир своим внутренним диалогом. Остановка этого диалога может изменить нас и наш мир.

Карлос Кастанеда

Симптом деперсонализации – утрата чувства собственного «Я», что сопровождается ощущением отсутствия мыслей, остановкой внутреннего диалога.

Мнение психиатра

Развивая и совершенствуя диалоги внутренние, мы развиваем и совершенствуем внешние диалоги и отношения с людьми.

Внутренние отражения мы переносим в окружающий мир, создавая его таким же, каким мы увидели его внутри.

Без внутреннего диалогического движения души не происходит развития и во внешних отношениях.

Во внутреннем душевном храме движение возможно по двум лестницам одновременно – вверх и вниз.

Вверх – к сверхсознанию, и вниз – в подсознание.

В каждом направлении индивидуальность может встретить свою ложь, которая рядится в различные маски.

За маской социальной роли, например, может стоять личность и даже лидер, что в полной мере выражено в диалоге «Художник».

Если брать еще более основательный и базовый уровень диалога, то он должен состояться с той сущностью человека, которая в полной мере пропитана животными инстинктами Эроса и Танатоса. И такой диалог уже затронет животную природу человека.

Все диалоги книги можно распределить по уровням человеческой души.

Таких уровней может быть девять. Они следующие:

1. Лидерский уровень (диалог «Власть истинная»).

2. Личностный уровень (диалог «Фрейд у портрета»).

3. Индивидуальный уровень (диалог «Душевная пустота»).

4. Семейный уровень (диалог «Как жить»).

5. Родовой уровень (диалог «Любовь»).

6. Общечеловеческий уровень (диалог «Жизнь противоречивая»).

7. Животный уровень (диалог «Отдых и страх»).

8. Физический уровень (диалог «Тела женщин»).

9. Темпоральный, скрытый и непроявленный уровень (диалог « Лица жизни вечной»).

Если у каждого из этих уровней жизни души есть свои смыслы и слова, а мы убеждены, что жизнь души всегда диалогична, то значит, могут быть и диалоги.

Если диалоги могут быть, то их можно наблюдать и записывать.

Специфическим, возможно, покажется для читателя уровень темпоральный.

Он содержит не только чистый поток сознания без пространственных ощущений, в том числе и ощущений тела, но и выход за его пределы, то есть чисто временной или безвременной.

Но он, уверяю вас, имеет свои уникальные диалоги.

Более подробно о темпоральности души можно посмотреть в книге С. А. Кравченко «Темпоральная психология. В измерениях времени и за его пределами».

Здесь уместно только будет сказать, что темпоральность – единственная объективная характеристика психических процессов.

Душа живет только во времени или за его пределами и может быть объективно познана только с опорой на временные характеристики.

Диалог записанный отличается от других литературных повествований тем, что он тоже происходит в рамках настоящего временного потока и может приблизиться по своим характеристикам к потоку сознания.

Что есть сократовский диалог, если не проникновение в суть вопроса или проблемы, в том числе и нравственного характера, непосредственно в процессе диалогического взаимодействия?

Отдельный участник в своей временной неподвижности не может быть носителем истины.

Если диалог происходит в масках, то он не может быть сократовским, так как он скрывает истинные лица, цели и состояния собеседников.

Если диалог с двойным смыслом, то тем более он не может быть сократовским, так как иносказателен и применим только там, где правду жизни преподносят в завуалированной занимательной форме.

Если диалог о пустом и поверхностном, то такой диалог возникает часто только ради самого диалога и просто удовлетворяет потребность человека в общении.

Если диалог только для того, чтобы поддержать разговор, заполнить время и некомфортную паузу, то и это не то, что нам нужно.

Таким образом, диалог можно назвать сократовским, если он о важном и правдиво подводит собеседников к сути и основанию темы, проникая в подсознание и выявляя скрытое ранее.

3. Любовь

Встретился Мужчина с Женщиной

Встретился Мужчина с Женщиной.

Они оба в зрелом возрасте.

Они, несомненно, имеют опыт жизни и чувств, образованы и воспитаны.

Более того, они нравятся друг другу, иначе между ними никогда не возник бы подобный диалог о Любви.

– Что есть любовь? – спросил он у нее.

– Любовь есть чувство, страстное желание быть рядом, близко и всецело с любимым! Мы все это знаем, но выразить не каждый может, – ответила она без капли сомнения.

– Почему же я задаю этот вопрос, почему сомневаюсь в своих чувствах, почему оно меня так мучает? – вновь спросил он.

– Это уже не любовь, а желание знать то, что знать невозможно. Оно просто чувствуется, разливается в душе теплом, истомой, наслаждением, оно просто есть, и все этим сказано, – ответила она.

– У каждого есть свое видение любимого человека, – продолжил мужчина. – Знание любимой еще до того, как увидел ее в первый раз. Это знание подобно образу, который скрыт в подсознании, в бессознательной природе человека. В этом причина феномена любви с первого взгляда.

– Ты хочешь сказать, что в моей душе изначально есть представление о любимом мужчине, которое я знаю с самого раннего детства? – спросила она.

– Я говорю о том, что в нас изначально живет образ любимого человека, и всю дальнейшую жизнь мы только приближаемся к нему, к нашему представлению любви, – ответил он. – Живой человек может собой символизировать архетип, который в нас всегда есть. И приближение к любимому человеку – это приближение к архетипу, но наше познание любимого человека, в том числе и в сексуальных отношениях, дает только некоторое познание спрятанного в глубине души образа.

– Возможно, именно поэтому часто возникает ощущение, что любимый – это тайна? – спросила она саму себя. – Любимый человек – это не только тело и его душевные проявления, которые всегда гораздо проще и не такие совершенные, как мы представляем и хотели бы видеть?

– Да! – сказал он. – Архетип-образ любимого человека всегда богаче, совершеннее, роднее и ближе. Он есть живая, родная и очень близкая часть нашей души, потому он идеален. Анима – частица мужской души, содержащая образы, чувства и смыслы идеальной женщины. Анимус – часть женской души, содержащей суть образа идеального мужчины. И как бы мы не метались по белому свету, не искали свою половину, мы всегда будем удовлетворены не полностью.

– Неудовлетворенность любимым человеком кроется в изначальной непознаваемости идеального мужчины, что скрыт в Анимусе, и доступен интуитивно женщине как идеал, что так хочется всегда видеть в любимом? – спросила она.

– От этого всплывает неудовлетворенность и реальной женщиной, а потом и потеря чувства любви, – сказал он. – Чувство уходит в другую, менее познанную женщину, что, как нам кажется вначале, больше соответствует любимому образу. Особенно когда мы фантазируем об интимных отношениях.

– Секс с любимым возможен, но он нереален с идеалом? – спросила она.

– Секс с любимой женщиной – это желание познать, приблизиться и слиться со скрытым в собственной душе, удовлетворить жажду обладания, владения, овладения Анимой, что невозможно в полной мере никогда, и никогда не утоляет нашу жажду, – сказал он. Анима всегда манит и всегда недостижима. Образ живет своей жизнью, как мираж.

– Мираж? Любовь – мираж? Не хочу верить, – вырвалось у женщины.

– Устанавливая отношения с любимой женщиной, мы синхронно пытаемся строить мост с тайной частью своей души, и эта связь – жизненно важная потребность нашего развития, самопознания и часто основной смысл нашей жизни. Синхронные события: в физической реальности и в душе, в отношениях с любимой и во взаимоотношениях с Анимой. Но когда любовь уходит, они не синхронны, так как тоска по Аниме остается, а любимая женщина исчезает, словно мираж, если она уже не вызывает прежнего чувства, – сказал он.