Там, за зорями

…Злата долго не могла уснуть в ту ночь. Все ворочалась с боку на бок и прокручивала в голове прошедший вечер, злилась на себя, на Дороша, возмущалась его наглостью и все же не могла сдержать улыбки.

А проснулась поздно. Вернее, даже не проснулась, просто на стуле, у изголовья кровати, залился веселой трелью телефон. Не открывая глаз и не отрывая головы от подушки, девушка потянулась за ним и поднесла к уху.

– Спишь, что ли? – услышала она в трубке веселый голос Блотского.

– Угу! – промычала в ответ.

– Интересно, что ж ты там ночами делаешь? Точно завела себе поклонника!

Злата рассмеялась.

– Ага, Масько! Мы с ним ночи напролет водку глушим, естественно, за мой счет!

Лешка тоже рассмеялся.

– А у меня новости.

– Правда? – девушка села в постели и протерла глаза. – И что за новости?

Она отодвинула край шторы и выглянула в окно. Солнце стояло высоко, и весь мир заливал яркий, ослепительный свет. Еще один теплый весенний день был в самом разгаре.

– У меня сегодня двухчасовой эфир.

– Лешка! – радостно воскликнула девушка. – Ой, как здорово! Я так рада за тебя! А во сколько? А что ты будешь вести? Лешка, а «приветы» будут?

– Конечно. С восьми вечера до десяти я буду болтать, развлекая радиослушателей, периодически прерывая свою болтовню музыкальными треками и рекламными паузами. Я передам тебе «привет», конечно, передам, а ты правда будешь слушать радио?

– Лешечка, ну что за вопрос? Конечно. Ты рад, Леш? – после секундного молчания спросила она уже тише и спокойнее.

– Да, Злата. Все это, конечно, очень здорово, и я чувствую, что это как раз то, чего мне хотелось, но…

– У тебя злые и завистливые коллеги, – почти шепотом, с не которой трагичностью в голосе, закончила за него девушка.

– Нет, – улыбнулся Леша. – Просто я скучаю по деревне.

– Да?

– Да!

– Здесь сады цветут. Я вчера до позднего вечера в старом саду Маслюка засиделась. Так здорово было, честное слово! А ты что ж, Лешка, никогда сюда больше не приедешь? Твои эфиры ежедневны?

– Я пока еще ничего не знаю, Злат, но как только смогу вырваться, обязательно приеду. Приеду, хотя бы на день…

– Приезжай. Скоро клубника созреет, а там и черника пойдет. Мы бы с тобой в лес пошли… – мечтательно сказала девушка.

– К чернике я обязательно приеду. Ни за что не пропущу такое событие! – улыбнулся парень.

Они попрощались, и девушка снова легла. Но спать уже, конечно, не могла. Полежав немного в постели, она встала, раздвинула шторы, распахнула в спальне створки окна, позволив ласковому ветерку раздуть тюлевые занавески, и потопала на кухню. Сварила себе кофе, сделала несколько небольших бутербродиков и забралась с ногами на табуретку. Подперев голову ру кой, она не спеша жевала их и пила маленькими глотками кофе. Шелковистые волосы, цвета спелой пшеницы, свободно падали на плечи, обрамляя ее лицо, а мечтания заволокли дымкой огромные голубые глаза.

Полянская думала о Лешке и радовалась по-настоящему его успеху. Он мечтал о радио, он стремился к этому, шел к своей цели, и у него все получилось! И этот чужой опыт бодрил и подстегивал. У нее тоже все получится. У нее тоже была цель, и она двигалась к ней… Может быть, не так быстро, как хотелось бы. Роман еще не был написан, и она не знала, как отнесутся к нему в издательствах. Ей очень хотелось стать писательницей-романисткой, хотелось быть известной, хотелось печататься большими тиражами, но больше всего на свете хотелось взять в руки свою первую книгу. Девушка так живо это представляла и чувствовала почти благоговейный трепет, как если бы это не книга была, которую она написала, а ребенок, которого она родила…

Жаль, конечно, пока она не может позволить себе не отвлекаться на мелочи, растрачивая себя на то, что не имеет отношения к роману. Осенью придется пойти работать, она не может не работать, не может жить у родителей на иждивении, они ведь и сами не богачи. Полянская не соврала, когда сказала Лешке, что не хочет замуж. Но не сказала и другого, того, о чем иногда грезила, будучи нормальной двадцатитрехлетней девушкой, лежа ночью без сна. Ей хотелось любви. Будучи особой чувствительной и эмоциональной, ей грезилось что-то необыкновенное, волшебное, таинственное. То, что случилось той ночью… То, что она не могла забыть…

Воспоминания о той ночи заставляли ее заливаться краской и учащали биение пульса. Конечно, если подумать, ей стыдиться следовало бы произошедшего. Ведь это было почти изнасилование, в конце концов! Злата и стыдилась, только не воспоминаний, а своих мечтаний и желаний, ведь в глубине души, под покровом ночи, она жаждала этого снова! Это было ужасно, да, она это знала. Тем более, было ужасно теперь, когда она почти была уверена: ее таинственный любовник из той ночи – Дорош.

Она вспомнила его вчерашнее предложение, и ей стало жарко.

– Наваждение какое-то, – пробормотала девушка и, отодвинув чашку, встала из-за стола.

Сунув ноги в тапочки, она отбросила с лица волосы и вы шла во двор. Не ожидая гостей и зная, что к ней никто не пожалует, девушка не стала переодеваться. Она вообще, если не выходила из дома, могла полдня ходить вот так. Злата вышла на огород и стала неторопливо бродить между аккуратных ровных грядок. Ей нравилось наблюдать за тем, как на темной, тяжелой земле появляются первые ровные ряды всходов. Как они подрастают и крепнут. Девушке нравилось копаться в огороде, занимаясь прополкой. Полянской нравилось думать, что теперь это все ее. Она здесь единственная и полноправная хозяйка. Она очень любила розы и осенью собиралась посадить их в саду. Собиралась навести порядок на веранде, избавив ее от хлама, переклеить на стенах обои, повесить кружевные занавески, перетащить туда старый стол и летним жарким полднем просиживать там с ноутбуком, попивая охлажденный зеленый час с жасмином и слушая жужжание пчел. Денег, правда, на ремонт у нее не было, но Злата уже успела наслушаться у местных бабушек, как здесь неплохо можно заработать на чернике и лисичках.

Походив по огороду и нарвав к обеду на салат пучок редиски и зелени, девушка вернулась в дом. Умыла лицо, заплела волосы в косу, сменила ночную сорочку на ярко-голубой топик и белые, спортивного пошива штанишки, обула свои теннисные туфли и, заперев за собой входную дверь, отправилась под навес, где стоял велосипед. Год назад Злате вдруг жутко захотелось иметь велосипед. Она не очень хорошо умела кататься, за то так живо себя с ним представляла. Денег он стоил приличных, а у нее их не было. Пришлось целых полгода копить, откладывая почти полностью стипендию, делать за деньги курсовые. А желание иметь этот велосипед за полгода нисколько не померкло, наоборот, она с таким нетерпением ждала марта. И все ж таки купила его.

Потом оказалось, она вообще плохо ездит, с трудом удерживает равновесие. У себя в городке она так ни разу и не прокатилась по тротуарам, боясь сбить кого-нибудь или попасть в аварию. Поэтому велосипед приехал сюда вместе с ней, и, бывало, Злата ездила на нем по деревне. Здесь и людей не было, и движения…

Вот и сейчас она решила, самое время отправиться прокатиться, а заодно и проветриться. На романе она все равно сегодня не могла сосредоточиться…

Она выкатила велосипед на улицу, огляделась по сторонам, взобралась на сиденье и поехала, неторопливо крутя педали. Чаще всего, выезжая из Горновки, она ехала вперед. Асфальтированная дорога петляла меж полями, к небу тянулись озимые хлеба, а дальше вставал стеной лес. Там, где-то за лесами, были другие деревни и другая жизнь, там Злата никогда не бывала. И каждый раз, выезжая за деревню, она решала туда съездить, и каждый раз возвращалась обратно, так и не доехав. Так было и сегодня. Только сегодня она не успела даже выехать за деревню. Дорога сделала поворот, и она сразу увидела, что на лавочке у бабы Мани сидят бабульки, а подъехав ближе, узнала в них бабу Маню и Тимофеевну.

– Златуля! – окликнула ее баба Маня. – А куды гэта ты сабралася?

– Да так! Просто катаюсь, – неопределенно махнула рукой девушка и притормозила.

– Хадзі з намі пасядзі. Пагавары во са старымі!

Полянская слезла с велосипеда и, поставив его на подножку, присела на лавочку рядом со старушками.

– Ну, як табе тут у нас, Златуля? Не скучна?

– Нет, нормально. Скучать как-то даже и времени нет. Занимаюсь то тем, то этим. На огороде копаюсь, да и поливать уже надо.

– Трэба, трэба! Я тожа патрохі цягаю ваду з калодзежа, толькі рука ў меня баліць, багата не нацягаеш.

– Ну, а дочки ваши что не приезжают? Прошлым летом теть Люда с дядь Колей здесь были, да и внуки их.

– А-а-а… Дак дзеці ж ушколу ходзяць. Яны ў Маскве жывуць, а Людзе маёй апярацыю зрабілі. Слабая яна зусім. Наверна, у гэтым годзе ўжо не будзем по ягады ды па грыбы хадзіць.

– Ой, да бросьте вы! Конечно, пойдете. Вон Максимовна чуть ходит, говорит, почки совсем отказывают. В огороде на коленках ползает. А в лес уже сходила посмотреть, цветет ли ягодник!

– Дык ён кожны год цвіце. А во ў прошлым годзе якая жара была? Гавораць, у гэтым яшчэ сільнейшая будзя. А Максимаўна, яна дарма, што поўзая, яе яшчэ паленам не заб’еш! И выпівая яна добра! Не чуваць, што ў іх там?

– Нет. Я последние дни их не видела, – пожала плечами девушка.

– Ніна казала, пьюць! А Валя паехала ў Ліду. Ніна казала, з сабой павезла здаравенную сумку. Барахла нейкага налажыла і Леначцы Тамарынай павезла, што ёй яшчэ везці… Нічога ж няма. А Арыша брахала, што яна ў яе грыбы сушаныя сцягнула і павезла. Ну, трэба ж было што везці. – Я и не знала. А у вас что здесь новенького? – А што ў нас? Во выйшлі з Тімафеяўнай пасядзець на лаўцы. Аўталаўку чакаем. А ўвечары ў баню пойдзем. Ну а ты там, у сябе, баню не затаплівала?

– Нет. Когда родители были, они, конечно, топили. А я сама как-то нет. Страшновато мне самой. Вдруг еще пожар устрою.

– Злат, так ты к нам прыходзь у баню. У нас харошая баня, з венічкам бярозавым.

– Спасибо, я, может быть, в другой раз. У Леши сегодня первыйэфир, и я обещала ему послушать.

– А-а-а! – протянула Ольга Тимофеевна. – Ну-ну, Аня штось казала пра гэта… Ну дак тады мо зайдзеш, я табе агуркоў нарву? У нас ужо ў цяплічцы ёсць.

– За огурцами, конечно, зайду. Спасибо!

– Звоніць табе Лёшка? – спросила ее Тимофеевна.

– Да.

– І нам з дзедам звоніць. Кажа, па дзярэўні саскучыўся. Прыедзе. Штось я ніколі раней за ім не прымячала бальшой цягі да дзярэўні, а тут во. Калі ад’язджаў, кажа нам з дзедам: «Хачу астацца».

Баба Маня хмыкнула.

– Цімафееўна, вы з дедам, як маленькія! Ты на Златулю паглядзі! Канешне, не хацеў ён ехаць. І вароціцца скора. Як жа інач? А скора, мо, і свадьбу ім справім.

Полянская в некотором смущении опустила глаза.

– Ты не абіжайся на старых, унучачка. Нам тут абы пагаварыць. А Лёша харошы хлопец. Жалка толькі, што баба Соня не пабача, як замуж ты будзеш выходзіць! Яна цябе вельмі любіла…

– Да, я знаю, – только и смогла сказать девушка и, еще немного посидев с ними, поднялась. – Ладно, я пойду! Она подошла к велосипеду и уже собралась отъехать, но в последний момент обернулась. – А дачник сегодня здесь? Вы случайно не видели? – медленно произнесла она и чуть не прикусила себе язык.

– А дзе ж ён, асталоп гэты! – неприязненно, почти зло, ответила баба Маня. – Ездзіць з рання туды-сюды! І чаго яго чэрці носяць! Как б ён менш сюды ездзіў, тыя б менш пілі!

– Угу! – только и смогла сказать девушка.

Дороша в деревне, мягко говоря, не жаловали. Наверное, все вздохнули б с облегчением, если б он отсюда уехал. Интересно, а известно ли ему, как к нему относятся горновцы? Злата села на велосипед и поехала дальше. «Значит, он здесь…» В самый последний момент она решила не ехать в конец деревни. Ей сделалось дурно, и ладони увлажнились при мысли о том, что ей придется проехать мимо его дома и, возможно, наткнуться на него. Вот только не хватало еще, чтобы он решил, будто она специально катается перед его окнами, тем самым дразня его и выставляя себя напоказ.

Поэтому Злата и свернула в улочку между домами, как раз напротив дома Лешкиной бабушки. Насыпанная песчаная дорога, петляя меж огородами, лугами и осушенными болотами, уходила к лесу, к бывшему полигону, к заброшенным нефтяным вышкам…

Злата никогда не ездила по ней, с ее-то умением ездить… Здесь были ухабы и канавы. Девушка ехала медленно и осторожно по краю, размышляя, где б это повернуть обратно и поехать в свой конец деревни. Да, видно, долго размышляла. Темно-синюю «ГАЗель» она увидела издалека, и сердце помимо воли забилось чаще. Поворачивать обратно теперь было поздно, да и малодушно. Поэтому девушка продолжила катить вперед. Машина приближалась, теперь до Златы отчетливо донесся звук работающего мотора. Полянская подняла глаза и ужаснулась! Машина вдруг стала какой-то уж слишком большой, а дорога, наоборот, слишком узкой. Авто, кажется, двигалось прямо на нее, а девушка и так ехала по самой обочине, дальше была канава. Ей бы остановиться, слезть с велосипеда и дать ему проехать, но почему-то Полянской до последнего казалось, что они смогут разминуться.

Да, наверное, и смогли бы. Машина прижалась к другому краю дороги, а Злата подняла глаза и увидела Дороша. Он смотрел на нее, и белозубая улыбка сверкала на его лице. Он слишком уж церемонно кивнул ей, конечно, издеваясь. Она сбилась с ритма, и теннисные туфли соскользнули с педалей. Девушка потеряла равновесие, велосипед стал петлять и, потеряв управление, Злата Полянская вместе с велосипедом упала в канаву.

Глава 9

Злата открыла глаза и, глухо застонав, потянулась к ноге. К ее бедной многострадальной ноге, чувствуя внизу пульсирующую боль. Чертов Дорош! Все из-за него! Тогда она зацепилась за проволоку, сейчас вот лежит в канаве среди высокого бурьяна и грязи! Девушка дотронулась до щиколотки и поморщилась от боли. Пальцам было мокро и липко. Она поднесла ладонь к лицу и увидела кровь. Вот только этого не хватало! Как она домой теперь доберется? Как-то не сразу в ее чуть оглушенное сознание ворвался звук работающего мотора, хлопающей двери, шорох шагов и тихий смех.

– Не смей смеяться! – процедила сквозь зубы Злата, лишь приблизительно представляя, какое зрелище открылось ему.

– Та-ак! – протянул он. – Сдается мне, велосипед не твоя стезя, – он присел перед ней на корточки и стал оттягивать в сторону велосипед.

Девушка перевела взгляд на его смуглое лицо и не смогла не заметить в приподнятых уголках губ затаенную улыбку.

Она могла бы поспорить, и в глазах его, как всегда, пляшут веселые искорки. Только спорить она сейчас была как-то не настроена, да и не смотрел он на нее.

– Ага! Вот если бы ты не ехал на всю дорогу…

– По правилам, которые ты, конечно, и в глаза не видела, тебе следовало бы слезть с велосипеда и подождать, когда машина проедет. Даже из элементарных соображений безопасности ты должна была так поступить, но какие там соображения, ты ж у меня упряма, как баран… А теперь вот… Встать сможешь? – без перехода спросил он, касаясь ее ноги.

Полянская дернулась.

– Вот только давай без оскорблений, ладно, а то ведь я могу тебя и почище обозвать! И не трогай мою ногу! – огрызнулась она в ответ и, приняв сидячее положение, смогла лицезреть всю картину. Весьма плачевную, кстати.

Белоснежные брюки можно было сразу выбросить, они были безнадежно измазаны грязью и кровью. С топом дело обстояло не так ужасно, его можно было еще постирать. А вот рана на ноге, из которой хлестала кровь, всерьез беспокоила.

Злата не сможет сама дойти до дома. Девушка беспомощно оглянулась на деревню. Нет, точно не сможет! А Дорош тем временем ловко развязал шнурок на ее штанине, подтянул ее повыше и этим самым шнурком пережал ей ногу.

– Больно!!!!! – заверещала Полянская, резко дернула ногу и взвыла от боли.

– С крови хочешь сойти? – спросил он. – Ох, не хочется мне вымазываться о тебя… – сокрушенно вздохнул он.

– Я тебя сейчас стукну! – предупредила его девушка и оттолкнула его руку, попыталась подняться. Мужчина не стал ждать, пока она сможет это сделать. Ловко подхватил ее рукой за талию и прижал к себе.

– Обхвати меня рукой за шею и прекрати баловаться, а то получишь! – не терпящим возражений тоном заявил он.

И, не дожидаясь, пока она выполнит его приказ, потащил девушку из канавы. Злата закусила губу и все же обхватила его рукой за шею. Делать это ей очень не хотелось, но и по-другому никак. Сама бы она точно не выбралась из канавы и не дошла до дома.

Повиснув на Дороше, поддерживаемая его сильной рукой, она прыгала на одной ноге, боясь ступить на раненую. Кое-как они все же выбрались на дорогу. Мужчина, продолжая поддерживать ее за талию, отодвинул дверь в будке и, подняв Полянскую на руки, осторожно опустил на сиденье. Злата откинулась на спинку и вытянула ноги.

Дорош вернулся за велосипедом, который загрузил назад. Закрыв двери, он молча обошел машину и сел за руль. «ГАЗель» тронулась. Их глаза встретились в зеркале заднего вида. Темные миндалевидные глаза мужчины блеснули в улыбке.

– Ты только смотри, не умри мне там! – пошутил он.

– Дурак! – обозвала его Злата и отвернулась.

Через пять минут машина уже затормозила возле ее дома. Злата не стала ждать, пока Дорош обойдет машину, откроет дверцу и поможет ей выйти. Она сама пододвинулась к краю сиденья, ухватилась одной рукой за спинку, встала и стала дергать ручку в дверях. Дверь распахнулась, Полянская потеряла равновесие, ведь стояла на одной ноге, и чуть не упала на мужчину. Он же лишь засмеялся и подхватил ее на руки.

– Ну, надо же, какая упрямая! – добродушно пожурил ее он.

А Злата отвернулась. Он был так близко, он так сильно прижимал ее к себе. И уж неизвестно, отчего так веселился…

– И кто придумал, будто каждая девушка мечтает, чтобы мужчина носил ее на руках? Вы, Злата Юрьевна, что-то личико воротите!

– У меня особые обстоятельства! – пробормотала она в ответ, по-прежнему не глядя на него.

– Это ж какие? – со смехом спросил он и осторожно опустил ее на крыльцо. И не отошел, чтобы дать ей возможность достать ключ и сбежать домой.

Дорош стоял почти вплотную к ней, и его дыхание шевелило ее волосы, выбившиеся из прически. Его пальцы осторожно, как будто даже нерешительно, и очень нежно коснулись ее подбородка и заставили поднять к нему лицо. Злата хотела было отшатнуться, но сзади была стена. Отступать было некуда и бежать тоже, тем более, прыгая на одной ноге.

Впрочем, стоило ей встретиться с ним взглядом, как о раненой ноге она тут же позабыла. Забыла обо всем, видя лишь эти глаза, темно-серые, бездонные, цвета мокрого асфальта, которые уже не смеялись, а, казалось, заглядывали ей прямо в душу. Глаза, которые гипнотизировали, притягивали и околдовывали.

«Как странно, ведь он впервые коснулся меня…» – мелькнуло в голове.

Потом пришла другая мысль, и она даже не удивила девушку. Наверное, она давно это знала, только все никак не хотела себе в этом признаться. Не впервые, отнюдь не впервые! Ведь той ночью эти же теплые и грубоватые руки ласкали ее тело, ласкали ее грудь, заставляли ее стонать и выгибаться им навстречу, почти теряя сознание от немыслимого, острого удовольствия…

Коленки у девушки подогнулись, и она, наверное, упала бы, если бы мужчина вовремя не подхватил ее и не прижал к себе. Она уткнулась лицом в его грудь и крепко-крепко зажмурилась, боясь расплакаться.

Все так перепуталось. Она никогда не мечтала о таком мужчине, как Дорош. О любви вообще здесь речи не шло. Он так вероломно ворвался в ее жизнь. Он дразнил ее, провоцировал и издевался. Он был изгоем в Горновке и, скорее, злодеем, чем героем. В памяти, как в тумане, всплыли лица Маринки и Машки. Что ему от нее нужно? Переспать? Так он уже переспал…

Злата ничего не понимала, и сейчас его объятия вряд ли способствовали здравому рассуждению. Дорош ворвался в ее жизнь, в ее мысли, в ее роман, в ее душу, и теперь…

Как странно, но сейчас, прижимаясь к нему и понимая, как ей необходимы его объятия, она не чувствовала себя счастливой. Только уязвимой, слабой и ранимой. Она почувствовала, как его губы, сухие и горячие, легко коснулись ее виска, и издала легкий вздох. И приказала себе успокоиться.

Никогда он не узнает, что на самом деле творится в ее душе.

– У меня нога болит, – пробормотала девушка, по-прежнему не отнимая лица от его груди и не решаясь встретиться с ним взглядом.

– Да, нога… – сказал он.

Сказал так, как будто только сейчас вспомнил об этом. Дорош отстранился от нее и даже отступил на шаг. А Злата поспешно отвернулась и стала открывать замок. Руки дрожали, поэтому ключ не сразу удалось вставить в замочную скважину.

Держась за стены, она проковыляла в дом, тем самым отметая помощь мужчины, и даже не оглянулась, знала и так, что он идет следом. В бывшей спаленке бабушки Сони хранились кое-какие лекарства, и девушка надеялась отыскать среди них перекись водорода или хотя бы йод. Злата нашла коробку в шкафу на верхней полке и вынесла ее в прихожую.

Мужчина уже выходил из кухни с полотенцем и тазиком, наполненным холодной водой.

– Садись, – коротко бросил они кивнул на стул у стола.

– Знаешь, тебе совершенно необязательно здесь возиться со мной. Я сама… – начала девушка.

– Садись! – с улыбкой приказал он. Полянская села и, нагнувшись, стала рассматривать свою раненую ногу.

– Ой, кажется, она у меня уже посинела!

– Она у тебя просто слишком сильно перетянута. Сейчас я шнурок разрежу, и кровь снова станет поступать в лодыжку. Ты ведь не станешь возражать, если я подпорчу немного твои штанишки?

– Не стану. Они и так уже безнадежно испорчены! Куда уж больше!

Дорош присел перед ней на корточки, осторожно разрезал шнурок и, приподняв ее лодыжку, положил к себе на колено. Злате пришлось закусить губу и крепко вцепиться пальцами в края стула, когда он, смочив край полотенца в тазу, стал осторожно стирать грязь и кровь. Она смотрела на него как зачарованная и не могла отвести взгляда. Темные пушистые ресницы отбрасывали тень на его щеках. И что-то странное, беззащитное, почти детское было в них, в разлете бровей, что-то, магнитом притягивающее Полянскую.

Она забыла о ране на ноге, она смотрела на его склоненную голову, и ей до зуда в пальцах хотелось коснуться его лица.

Йод попал в рану, и Злата, подскочив на стуле, вскрикнула.

– Все, все! Потерпи немного, – он стал дуть на ранку. – Рана не серьезная, только вену задело, поэтому и крови было так много, а так вообще-то до свадьбы заживет!

– Я не собираюсь замуж! – убежденно заявила девушка.

Дорош поднял на нее глаза, и брови его в безмолвной усмешке поползли вверх.

– Это еще почему?

– Не представляю, как можно всю жизнь прожить с одним человеком! Мужчина засмеялся.

– Ну, живут же как-то люди. И кажутся вполне счастливыми. И вообще, что за феминистские замашки? Все девушки стремятся выйти замуж, и ты выйдешь, вон, за Лешку своего и выйдешь!

– Ну, разве что за Лешку! – с самым серьезным видом заявила Полянская, не сводя с него глаз.

Улыбка коснулась его красивых губ, а Злата закусила губу. Почему-то ей ужасно хотелось, чтобы он ревновал. Но Дорош больше ничего не добавил, как будто разгадав замысел девушки, или ему просто не хотелось и дальше развивать эту тему. Он туго забинтовал ее ногу.

– Ну вот! Теперь давай, беги, приведи себя в порядок! – сказал он, поднимаясь на ноги.

– Очень остроумно! – съязвила девушка и показала ему язык. Тяжело поднявшись, она захромала к дверям.

– Ты уйдешь? – обернулась она на полпути.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – вопросом на вопрос ответил он, и уголок его губ пополз вверх, отчего на щеке тут же заиграла ямочка.

– Поставь чайник. Выпьем чая, надо же мне как-то отблагодарить тебя за помощь! – небрежно бросила она и поковыляла дальше.

Дорош хмыкнул.

– Чаем она собралась расплатиться… – негромко пробормотал он, но не настолько, чтобы Злата не смогла услышать.

Вытаскивая одежду из шкафа, Злата увидела, как дрожат ее руки. Впрочем, это неудивительно после всего пережитого сегодня. Она вообще-то чуть не погибла и крови много потеряла. Жалкие оправдания! Она прекрасно знала: все это не в счет! Главная причина ее состояния была, конечно же, в Дороше. Это от его близкого присутствия ее бил озноб. Это от его прикосновений так колотилось сердце. Это от предвкушения чего-то необыкновенного, волшебного, того, что вот-вот должно произойти, судорогой сводило живот.

Задвинув шторки в комнате, девушка сбросила с себя грязную одежду и надела простенький трикотажный сарафанчик голубовато-серого цвета с двумя кармашками впереди. Конечно, ей не очень-то и хотелось щеголять перед мужчиной полураздетой, но джинсы или любые штанишки она вряд ли смогла бы натянуть на раненую ногу. Быстро распустив волосы, она расчесала их и собрала в высокий хвост. Теперь оставалось только умыться – и она почти в порядке.