Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть

 За последний год она часто на меня дулась и могла неделями не заговаривать со мной. Когда Кулагин находился поблизости. Но со сменой его предпочтений, ее дружелюбие возвращалось, и мы общались, словно перерыва и не было.

Юлю эта ситуация сильно забавляла, и она шутливо делала ставки на то, сколько продлится «молчанка» Лены в очередной раз. Последний период оказался самым коротким, но лишь благодаря стечению обстоятельств, которые свели Егора с Леной в ночном клубе. Тимирязева «оторвалась» со своим «принцем» и спешила поделиться всеми подробностями с нами…

Время было безжалостно ко мне, и полтора часа пролетели как один миг. Я сильно нервничала, и беспокойство усилилось, когда я увидела, сколько студентов будут принимать участие в конференции. Семнадцать человек. Среди них и гуманитарии, и представители точных и естественных наук. У каждого интеллект читался в глазах, и я вдруг почувствовала себя глупой и несмышленой девчонкой, заблудившейся в коридорах, и не понимающей, как сюда попала и с какой целью. Это ощущение возросло, когда стала слушать выступления этих студентов в актовом зале.

Я вышла читать свой доклад седьмой по счету. Так выпал жребий, и я надеялась, это число станет для меня счастливым. Трибуна стояла на сцене и с высоты актовый зал выглядел намного внушительнее. Пришли не только студенты и преподаватели, но и сторонние слушатели, которые решили поддержать своих друзей. Глаза присутствующих обращены на меня, и это никак не способствовало моему успокоению – руки тряслись, и в горле все пересохло. Стакан воды бы не помешал, но об этом никто не позаботился. Надо было подумать самой.

Прежде чем представиться и зачитать название своего доклада, я посмотрела на Шандора. Точно ища в нем поддержку. Он сидел в первом ряду, и я хорошо видела его глаза. Мы пришли в актовый зал раздельно, он не заговаривал со мной, и я не знала, как обратиться к нему первой. И в этом затишье я наиболее остро чувствовала свою вину. Как будто бы я воспользовалась его помощью в личных целях и снова отвернулась от него, побоявшись открыто поздороваться, когда мы встретились сегодня утром. Словно устыдившись его.

Неожиданно Шандор моргнул глазами, улыбнулся, прошептал одними губами: «Удачи» – и на душе сразу отлегло. Он не обижен на меня. И я дала себе установку обязательно подойти к нему после конференции и еще раз поблагодарить за помощь и эту негласную поддержку.

Я начала прочтение своего доклада тихо, с волнением в голосе, часто подсматривала в свои записи, боясь сбиться и потерять нить повествования, но постепенно взяла себя в руки и уже на третьей минуте вещала с чувством, с толком, с расстановкой. Я не смотрела на Шандора, чтобы не сбиться с настроя, увидев в его глазах оценку своего прочтения, но чувствовала, что он испепеляет меня своим взглядом. Я смотрела прямо перед собой, периодами посматривала на Дмитрия Сергеевича, который, конечно, тоже присутствовал в этом зале и сидел во втором ряду. Он и еще пару студентов задали мне несколько вопросов, я ответила, и только тогда взглянула на Шандора. Едва заметно он улыбнулся и поднял большой палец вверх. «Молодец!» – прочитала я по его губам. Он не стал задавать мне вопросы, и, если честно, это меня порадовало.

Закончив со своим докладом, я окончательно расслабилась и позволила себе следить за выступлениями остальных студентов без оценки степени их подготовленности, а просто наслаждаясь проделанной ими работой и восхищаясь их стремлением выразить свои мысли и мнение на широкую публику. С особым интересом я, конечно, отнеслась к докладу Шандора. Он был на высоте и по моей субъективной оценке на голову превосходил всех остальных. Я не слышала в его голосе волнения, он говорил уверенно и без заминок. Точно также ответил на вопросы, которые прозвучали от преподавателей, и был отпущен на свое место под бурные аплодисменты. Он вел себя как завсегдатай мероприятия и нисколько не смущался проявлению с нашей стороны таких благодарностей.

По окончании всех выступлений за кафедрой выступили преподаватели университета. Они отметили понравившиеся им доклады, похвалили за уникальность и актуальность выбранных тем, сделали свои замечания, подсказали, в каком направлении двигаться, развивая свою тему, изучение которой может быть продолжено в дипломной работе, и по итогу ими было принято решение опубликовать сборник наших докладов. Мы встретили последние слова аплодисментами. Лучшей оценки для наших стараний и не придумаешь.

Шандор задержался в актовом зале, вступив в диалог с Дмитрием Сергеевичем, и я решила подождать его в коридоре. Зал находился на самом верхнем этаже и за его дверями меня встретил лестничный пролет с высоким потолком и панорамными окнами. Я пристроилась около окна и выглянула на улицу. Дождь прекратился, но небо оставалось хмурым, деревья гнулись под порывами ветра, который – хотелось верить – несет перемену погоды.

Из актового зала вышел худощавый студент (кажется, он учился на пятом курсе), читавший доклад по ядерной физике, и, смахнув рукой мешавшие его глазам волосы, похвалил меня за выступление. Я немного растерялась от его комплимента, даже не сразу поняла, что его слова адресованы мне, но так как рядом больше никого не было, то приняла его похвалу на свой счет.

– Спасибо. Ваше выступление тоже было очень ярким. Желаю дальнейших успехов.

– Буду стараться. Меня зовут Аслан. А вы, насколько я помню, Елизавета?

– Верно. Ко мне можно на «ты».

– Хорошо. Ты кого-то ждешь?

– Своего одногруппника.

Молодой человек поравнялся со мной. Он был выше меня на полголовы, одет, как и многие выступавшие студенты, в черные брюки и белую рубашку, его черные отросшие волосы были небрежно распределены по всей голове, челка лезла в глаза, но внимание к себе привлекал его большой орлиный нос. Он выдавал в нем представителя кавказской национальности, что слышалось и в его легком акценте, и мысленно я пыталась угадать, к какому народу он принадлежит. Грузин? Армянин? Или кто-то из южных республик России?

– Это высокий темноволосый парень с хвостом? – спросил он.

– Да.

– Вижу его не в первый раз на конференциях.

– Он частый их участник.

– Ты встречаешься с ним?

Я снова растерялась. Вопрос прозвучал так поспешно за моим ответом, что выбил меня из колеи.

– Что ты имеешь в виду?

– Он твой парень?

– Нет, – сказала я. – Мы просто вместе учимся.

– Тогда могу я пригласить тебя в кафе? Отметим успешное окончание конференции.

Я вновь смутилась. В коридоре появился Шандор, а вместе с ним и Дмитрий Сергеевич. В руках Шандора его постоянный спутник – портфель, а у Короля – папка, в которой, как я подозревала, наши доклады. Мог ли Слобода с Дмитрием Сергеевичем услышать слова моего нового знакомого? Не громко ли он их произнес? В помещении других людей не было, и голоса звучали особенно звучно. Только бы они не подумали обо мне, как о какой-то ветренице, заводящей знакомства на лестничной клетке.

– Извини, но не можешь. У меня есть парень.

– Жаль… И завидую твоему парню.

Шандор стал спускаться с Королем по лестнице, они о чем-то продолжали разговаривать, Слобода поглядывал на моего собеседника, но что скрывалось за этим взглядом – разобрать не могла.

Мой новый знакомый, заметив, что я переключила свое внимание на спускавшихся по лестнице, поспешил откланяться, и я, бросив последний взгляд на него, вздохнула с облегчением. Он определенно мешал моим дальнейшим планам.

– Костолевская, – сказал Дмитрий Сергеевич, – примите мои поздравления в связи с дебютом на конференции. Я не сомневался в правильности принятого мною решения относительно вас.

Я бросила беглый взгляд на Шандора и улыбнулась.

– Спасибо, Дмитрий Сергеевич. Услышать комплимент из ваших уст вдвойне приятно.

Они поравнялись со мной на лестничном пролете. Дмитрий Сергеевич был среднего роста, но весьма статен и подтянут. Его осанке мог бы позавидовать любой танцор. Ему было лет пятьдесят, в уголках его небольших карих глаз виднелись морщинки, которые пробрались и на его лоб, темные виски уже тронула седина, но в целом он выглядел довольно молодо и привлекательно. Король всегда носил белые рубашки, галстук и классический черный (в данном случае на нем был именно этой расцветки) или темно-синий костюм, его туфли были начищены до блеска, и в этом мы усматривали полное соответствие его звучной фамилии. Она обязывала его соответствовать «статусу», и в этом он был непогрешим.

– Хотите поучаствовать еще раз? В мае будет конференция, посвященная Великой Отечественной войне. Мы с Юрой только что ее обсуждали.

– О, это так неожиданно, – растерялась я. – У меня есть время подумать?

– Да, еще неделя.

– Хорошо, спасибо за предложение.

– Вы знаете, где кафедра и как меня найти.

– Поняла. Буду иметь в виду.

– Вы извините, оставлю вас, – сказал Король.

И Дмитрий Сергеевич, пожав руку Слободе, довольно лихо сбежал по лестнице на третий этаж и скрылся за поворотом налево. Мы продолжали стоять в пролете.

– Ты кого-то ждешь? – спросил Шандор.

– Тебя.

– Тогда мы можем спуститься вниз…

– Конечно.

И мы неспешно пошли по лестнице до первого этажа.

– Ты разговаривала с Асланом…– сказал Шандор. – Ты его знаешь?

– Нет, я впервые его встретила сегодня. Он просто поделился со мной впечатлениями от конференции. Вы знакомы с ним?

– Поверхностно. Уже встречались раньше на подобном мероприятии.

– Ясно.

– А как твои впечатления?

– Я сильно переволновалась. Думаю, это было заметно.

– Немного, – согласился Шандор, – начала неубедительно, но потом справилась с эмоциями и закончила достойно. Должен признаться, для новичка ты выступила весьма недурно.

– Шандор, перестань, мне неловко выслушивать комплименты по этому поводу. Это не моя заслуга. Без тебя я бы не осилила доклад.

– Почему ты недооцениваешь себя?

– Потому что ты как никто знаешь, чего стоила моя работа до твоего участия в ней. Если честно, я сегодня чувствовала себя не в своей тарелке среди всех этих талантливых студентов.

– Это с непривычки. Поверь мне, твое выступление было достойным и весьма регламентированным. Ты раскрыла свою тему и не вышла за рамки отведенного времени. В этом не моя заслуга. А твоя. Я только пояснил, как писать, а остальное ты сделала сама. Ведь если бы то же самое тебе рассказал Дмитрий Сергеевич на своей консультации, разве бы ты считала, что твой доклад написал он?

Я улыбнулась.

– Хорошо, ты меня убедил. Я была неплоха.

– И очередное предложение Короля, лишнее тому подтверждение. Ты подумаешь над ним?

Перед моим взором возникла гора книг, журналов и газет, которые я пролистываю в поисках нужной информации по заданной теме. Великая Отечественная война… О чем я могу рассказать? О каком-то подвиге? О какой-то битве? Что нового я привнесу в общеизвестные факты? Чем смогу удивить? Этого я не знала. Но зато ясно видела очередные сложности с формированием текста доклада, определением концепции и подведением итогов по продленной работе. Снова упускаю какие-то важные детали, и предложения кажутся сумбурными и не связанными между собой. Хочу ли я повторить свои мучения? Ответ очевиден.

– Больше, чем уверена, что откажусь, – сказала я.

Мы спустились до второго этажа, и здесь Шандор остановился. Мне пришлось последовать его примеру.

– Почему, Лизавета?

– Пожалуйста, не называй меня этим именем. Оно звучит странно и… старомодно.

Шандор насмешливо улыбнулся:

– А мне кажется, Лизавета звучит гораздо… нежнее, чем просто Лиза.

Я растерялась от его слов. Нежнее? Чей слух он услаждает таким произношением? Мой… или свой? Но нет, заподозрить его в романтическом отношении ко мне, это чересчур. Уж я-то знаю взгляды увлеченных мною парней. У Шандора таких я не замечала. Но бог с ним! Пусть зовет, как ему хочется. Возможно, так оно звучит на цыганский лад, и такое произношение ему ближе.

– Извини, – сказала я, – мы отвлеклись, о чем мы говорили?

– Я спросил, почему ты склонна отказаться от выступления на следующей конференции?

– У меня еще пару работ не написано. Нужно заняться ими. Но и это не главная причина… Шандор, я не уверена, что справлюсь с новым докладом. Это очень ответственный и кропотливый труд, в чем я убедилась на первом опыте, боюсь, что снова попаду в тупик и не смогу верно сформулировать свои мысли. Я говорила, у меня с этим сложности.

– Я могу помочь.

Мне было приятно слышать такие слова, ради них можно было бы даже рискнуть. И снова окунуться в общение с ним, узнать тайны, которые он скрыл вчера. Но как бы ни было велико мое желание использовать учебу в личных целях, я не считала, что это честно.

– Зачем тебе это? – спросила я.

– Я всегда за развитие и стремление добиться большего. Если для твоих достижений требуется моя помощь, я готов ее оказать. Постепенно ты научишься находить главное и размышлять самостоятельно. И дипломный проект станет для тебя посильной задачей.

– Шандор, на мой взгляд… и думаю, ты с ним согласишься, написание доклада для конференции – это все-таки индивидуальная работа, с консультацией научного руководителя, но преимущественно самостоятельная. И пользуясь твоей помощью, я будто бы прибегаю к обману.

Я снова стала спускаться по лестнице, и Шандор пошел следом.

– Конечно, – продолжила я, – было интересно попробовать себя в чем-то новом, но мне кажется, я все-таки не готова к такому уровню.

– У тебя кто-нибудь принимал участие в Великой Отечественной войне?

– Можно сказать, что нет. Мои деды по обеим родительским линиям были малы, чтобы идти на фронт, на войну мобилизовали только одного прадеда, по отцу, но до фронта он не добрался, потому что его поезд подбили немцы. А второй прадед, по маминой линии, погиб еще в 1940 году.

– А в оккупации кто-то был?

– Нет, моя прабабушка с двумя маленькими детьми, как началась война переехала к родственникам на Урал. А семья моего отца переехала в Краснодар уже после войны. В нашей семье не было никого, кто бы находился в городе в военные годы.

Я посмотрела на Шандора.

– Думаешь, если бы мои деды воевали, мне было бы проще подготовить доклад?

– Конечно. Можно было бы поднять домашние архивы, записать какие-то воспоминания.

– Ты прав. Но увы. А у тебя кто-то воевал?

– Да, но преимущественно мой доклад… как ты понимаешь, я буду участвовать в конференции, будет посвящен не семейным архивам, а несколько иным событиям. Хотя о своем прадеде я тоже немного расскажу.

– Любопытно тебя послушать. Я могу быть слушателем на конференции?

– Да.

Мы перешли на последнюю лестницу, за ней только гардероб и выход на улицу. И мне снова не хотелось с ним расставаться. Я стала судорожно соображать, как оттянуть минуту разлуки. Ведь я не знала, что снова ждет нас завтра. Продолжим ли мы это общение?

– Шандор, что ты писал вчера в библиотеке? Твоя тема на конференции не была связана с тем, что я видела накануне…

Он насмешливо улыбнулся. Я смутилась. Я будто подглядывала за ним.

– Прости, я обратила внимание на книги, что лежали на твоем столе.

– Я писал не для себя.

– А для кого?

– Иногда я подрабатываю на написании курсовых работ и рефератов.

Я даже остановилась.

– Ты пишешь кому-то из наших одногруппников?

– Не только. Для младших курсов тоже.

Шандор остановился на две ступени ниже и обернулся ко мне. Мы стали почти одного роста, и я смогла отчетливее увидеть его черные глаза, в которых практически не замечала зрачков.

– Тебе за это платят?

– Да.

– А как ты к этому пришел?

– Однажды я увидел на стенде нашего факультета объявление, написанное каким-то студентом, в котором говорилось, что он пишет рефераты, курсовые, доклады и просит обращаться по такому-то адресу. Объявление провисело на доске недолго, кто-то из деканата его быстро снял и выбросил, но я успел его увидеть. И воодушевился этой идеей. Написал свое объявление и повесил его на доске объявлений в общежитии. Так у меня появились первые клиенты.

Я восхитилась его предпринимательской жилкой и снова тронулась в путь. Мы дошли до гардероба и пока одевались, я поинтересовалась, кому в нашей группе он писал такие работы. Он назвал мне список из трех человек, и в их числе оказался Кулагин.

– Егор? Он никогда не говорил об этом.

– Думаю, об этом не принято говорить. Все должно выглядеть, будто это его работа.

– Так я должна тебе денег?

– За что?

– За мой доклад.

– Ты написала его сама.

– А консультации у тебя бесплатные?

– Мне не доводилось проводить их раньше. Но теперь я об этом задумаюсь.

Мы посмеялись. Я снова чувствовала, как с ним легко общаться. Словно мы знали друг друга много лет.

Я надела плащ, завязала пояс и присмотрелась к окнам, пытаясь понять, не пошел ли снова дождь. Шандор набросил свою куртку, но не стал ее застегивать. Помимо портфеля в его руке оказался пакет, и он посчитал нужным прокомментировать его наличие:

– Сегодня я с зонтом.

Я улыбнулась, и мы пошли на выход. По-прежнему было пасмурно, дул ветер, но местами я замечала голубые проблески неба. Вероятно, вечером оно прояснится, и завтра нас ждет солнечная погода. Во всяком случае, я на нее рассчитывала.

Мы оказались за воротами университета. Перед нами дорога, и вдоль проезжей части росли платаны. На них появились листья, и их сочная окраска добавляла яркого цвета хмурой погоде, поднимая настроение. Дальше наши пути с Шандором расходились. Но я поторопилась задержать его еще на несколько слов:

– Ты живешь недалеко отсюда?

– Да, вот мой дом.

Он указал на другую сторону улицы, где между двумя домами, стоящими к нам фасадом, я заметила еще один пятиэтажный корпус, расположенный торцом.

– О, так близко. А мне туда, на остановку.

Я указала направо от себя. В душе теплилась надежда, что он предложит меня проводить, и тогда мы сможем продолжить разговор, но он только кивнул, соглашаясь с моими словами, и ничего не сказал. Мне не хотелось заканчивать встречу неопределенностью, и я стала судорожно соображать, чем его можно завлечь, чтобы закрепить наши дружеские отношения.

– Шандор, как ты смотришь на то, чтобы куда-нибудь сходить? – выпалила я.

Он пристально посмотрел в мои глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– В кино… в театр… или… что ты предпочитаешь?

– С кем?

– Ты и я, вдвоем.

– Зачем?

Его брови сошлись на переносице, и в голосе я услышала жесткие нотки.

– Просто… по-дружески…

Но вдруг я вспомнила, как накануне корила себя за расточительство, к которому принудила Шандора, и поспешила поправить себя:

– Или в парк… или сквер. Просто погулять на свежем воздухе… пообщаться.

Он продолжал смотреть на меня хмуро и напряженно. Взглядом пробежался по всему моему телу, и затем снова посмотрел в мои глаза. Мне стало неуютно, и я испуганно потупила взор. Что я снова сказала не так? Почему он так осуждающе на меня смотрит, будто я предложила ему что-то непристойное? Вот бы отмотать пленку назад и отказаться от своих слов, но, к сожалению, я не обладала этими фантастическими способностями, и стала выкручиваться из ситуации, причину возникновения конфликта в которой не понимала.

– Прости, – подняв на него глаза, сказала я, – я снова навязываюсь.

– Нет, дело не в этом. Просто… я не могу. Спасибо за предложение, но не могу.

– Не можешь сегодня или вообще? Мы можем завтра… В любой удобный день, когда…

– Нет, – твердо произнес Шандор, – ни сегодня, ни завтра… ни в этой жизни… Прости…

И он резко развернулся и пошел к пешеходному переходу, едва не сбив с ног женщину, которая оказалась на его пути. Он извинился перед ней, и поспешил дальше.

Я с недоумением следила за его удаляющейся фигурой. Что я снова сделала не так? Почему его ответ был таким категоричным? Чего он испугался? Ведь он сам вызвался мне помочь с очередным докладом, значит, не против общения со мной. Отчего обычная прогулка вызвала такой резонанс? Или он склонен общаться только в рамках учебы? Почему? И тут меня осенила догадка – у него есть девушка. Но почему он открыто об этом не сказал? Я бы поняла. И хоть я не намеревалась стать ему кем-то больше, чем друг, мне бы тоже не понравилось, если бы мой парень гулял с другой девушкой в свободное от учебы время. Нет, здесь что-то другое. Но узнаю ли я что? Ответы на эти и другие вопросы снова откладывались. И мне ничего не оставалось, как дойти до своей остановки и поехать домой.

Глава третья

На выходных я встретила в подъезде нашу соседку тетю Валю. На вид ей лет шестьдесят, и сколько себя помню, она всегда жила в нашем доме. Это пышнотелая женщина с двойным подбородком и бородавкой на носу, большими круглыми глазами и высокими как будто удивленными бровями очень добродушная и с детства проявляет ко мне симпатию. Своих дочерей у нее не было, только сыновья, и я ни раз слышала, как повезло моим родителям, что у них такая славная девочка.

Отец тети Вали был ветераном войны, прошел ее от начала и до конца, принимал участие в битве за Днепр, дважды был ранен, но снова возвращался на фронт, получил множество наград и медалей. После войны числился без вести пропавшим, но в июне сорок пятого вернулся домой, и тетя Валя, будучи семилетней девочкой, очень хорошо запомнила этот момент. Как ее мать плакала на груди отца, как он прижимал жену к своему сердцу и осыпал макушку горячими поцелуями, как она сама смотрела на него, не веря своим глазам и не решаясь приблизиться. Она боялась, что это мираж, и стоит сделать хоть шаг навстречу, видение исчезнет, и рядом окажется только унылая, серая, исхудавшая мать и уголек ее глаз с выжженным взглядом пролитых слез. У всех детей в доме отцы погибли на войне, и она тоже была в их числе. Но вот он стоял перед ней живой, покалеченный, но – живой, и она впервые узнала, что такое настоящее счастье. И мама плачет не от горя. И в доме, хоть и инвалид с одной рукой, но все-таки живой отец. И она больше не сирота.

Тетя Валя им гордится, и с трепетом рассматривает и изучает его медали, которые он ежегодно надевает себе на грудь, празднуя День Победы. Она знает, за что отец их получил, после какого сражения, и кто ему вручил эту награду. Он говорит о войне лишь раз в год, на 9 Мая, в другие дни делится воспоминаниями неохотно, желает все забыть. Особенно как гибли его товарищи, с которыми он воевал плечом к плечу и без которых этот день был бы невозможен.

Ее мать хранит его письма с фронта долгие годы, и после его смерти, на тридцатую годовщину окончания войны передает их издательству, чтобы те напечатали их в своей газете. Тетя Валя трепетно относится к этой публикации, держит ее в особой коробке, и на 9 Мая перечитывает отцовские письма, вспоминает его рассказы, больше пронизанные человеческими чувствами – дружбой, взаимопомощью, состраданием, – нежели боевыми действиями. И в том, что мне доводилось от нее слышать, я чувствую героизм русского народа, гордость за нашу страну, за силу и отвагу наших солдат.

И встретив ее в эти дни, я вдруг вспомнила про ее отца и конференцию, посвященную Великой Отечественной войне. А что если мне принять участие в ней и рассказать о подвигах не своих дедов, воспользоваться архивами не из своих семейных альбомов, а поведать историю отца моей соседки? Ведь и материал для этого у меня есть. Он бережно хранится в воспоминаниях и коробках тети Вали. Если к ним присовокупить информацию из книг по сражениям, в которых участвовал ее отец, то это подойдет для целого доклада. И все кажется так легко. Даже без помощи Шандора. И так реально.

Мы ехали вместе с тетей Валей в лифте, и я заговорила с ней о ее здоровье. Она как обычно стала жаловаться на свой варикоз, на отечность и тяжесть в ногах, на усталость к концу дня. Врачи ей рекомендовали носить компрессионные чулки и сесть на диету. Но чулки ей особо не помогали, а для диеты не хватало силы воли. Я сказала ей пару ободряющих фраз, порекомендовала добавить в свой рацион больше фруктов, после чего спросила ее о семье. Дочерей у нее не было, но были внучки. И они часто навещали свою бабушку. Она рассказала мне об их последних проказах, и мы вместе посмеялись над детскими шалостями, за которыми я вспомнила и собственные.

Наше общение не уложилось в те несколько секунд, за которые мы проехали до пятого этажа, а мы продолжили разговор около наших дверей. В нашем подъезде не так давно сделали косметический ремонт, и вместо облезших бирюзово-грязных стен с надписями и рисунками, оставленными нерадивыми подростками, на выходе из лифта нас встретили наполовину выкрашенные в ярко-зеленый цвет стены. На потолке заменили лампы, и теперь в темное время суток нам не приходилось добираться до двери на ощупь.

– А как с учебой дела? На каком ты курсе?