Легенда о Мантикоре. Пропащая душа

Эура лежала, вжавшись в камни, а ветер сдувал с дороги рыжую пыль, заметая орочьи следы. Она ещё раз развернула свою карту: три дороги как в плохой сказке. Направо пойдёшь – голову потеряешь, налево пойдёшь – голову потеряешь, а прямо пойдёшь… тоже потеряешь голову. Орки будут караулить её у ворот. Они уже разбивают лагерь в ожидании того, что через денёк другой уставшая от опасностей, измотанная длинной дорогой, голодная жертва сама приползёт к ним в лагерь… или сдохнет в пути, а на её обглоданный зверьём труп укажут грифы. Людских поселений на карте не было, а путь назад был отрезан: как только камни, орошённые конской кровью, замёрзли, мост рухнул в пропасть.

Девушка перекинула через плечо сумку и пошла бодрым шагом по левой дороге, так как в отличие от двух других, на ней виднелись едва различимая колея.

Дорога была пуста: лишь торчащие зубьями валуны, да сухая трава. Даже снег не ложился на землю, застревая грязными клочками меж камней. К вечеру поднялась пурга. Ночевать Эура устроилась в одной из пещер, дырами зияющих в окрестных скалах. Разведя костёр из досок старой телеги и гнилого столба указателя, Эура сидела в глубине пещере и слушала как поёт жалобную песню ветер, и вглядывалась в тени костра, пляшущие на каменных стенах. Стены пещеры до самого потолка покрывали рисунки. Одни были багряно-красными, другие – оранжевыми, в цвет охры, третьи – чёрными, намалёванными сажей. Кое-где были видны отпечатки ладоней и странные бороздки. Видно ветер, непогода или дикие звери оставили их на камнях, испортив творения древних обитателей. Когда-то эту долину населяли люди: днём ей попадались заброшенные колодцы, стены домов с провалившимися от времени крышами, поломанные заборы. Люди давно покинули эти места, а нелюди почему-то избегали селиться на руинах. Нелюди… С наступлением ночи в горах раздавался рёв горных циклопов, призывающих рыком своих коз. Крики горных кошек на их фоне казались мяуканьем новорожденного котёнка. Чутье подсказывало, что в горах могли обитать существа и пострашнее.

Эура дремала. В пещере же было тихо и сытно, потрескивали полешки, и зеленоватая позёмка лёгкой дымкой ползла по полу. Или то были не поленья… Тихий шёпот и стук раздавались из глубины. Тень скользнула по разрисованным стенам пещеры. Эура быстро оглянулась: никого. Лишь отблески пламени и темнота, подступавшая плотным кольцом. Из глубин пещеры явственно слышался скрежет, словно где-то близко грызли зубами камни. Эура вытащила из костра горящую палку и сделала шаг в сторону, где звуки были особенно чётко слышны, но тут же отпрянула. На неё из темноты пещеры, перебирая костяшками пальцев, ползла человеческая рука. Тряпка, болтавшаяся на пожелтевших костях, была когда-то рукавом, роскошно вышитым рукавом. Сейчас обрывок истлевшей материи держался лишь на почерневшей от времени манжете. Хозяин руки стоял в отдалении, оперившись сгнившим плечом о стену. В пустых глазницах выбеленного дождями и временем черепа появились всполохи изумрудного пламени. Мертвец втягивал воздух остатками носа, словно гончая, пытаясь почуять добычу. Девушка медленно попятилась, сжимая горящую палку. Коленки её предательски дрожали. Рука приблизилась к ней, быстро перебирая пальцами, словно паук–сенокосец. Эура сделала шаг назад, и угли зашипели под каблуками сапог, зачадили, окутывая едким дымом и вонью палёной кожи. Эура выдернула ногу из костра, резкими движениями пытаясь стряхнуть угольки, а рука ринулась вперёд и вцепилась когтями в колено. Хозяин кинулся вперёд следом за ней. Эура едва успела выхватить клинок, но что сделает простая сталь против магической кости. Клинок лишь оставлял небольшие отметины, на торчащих рёбрах, срезая куски гнилой плоти. Огонь тоже был слабым помощником: мертвецы слепы. Дожди давно выели глаза, оставив чёрные глазницы в которых горел мёртвый огонь. Вслед за первым показались другие обитатели пещеры. Мертвецы, словно страшные куклы, шли вперёд покачиваясь из стороны в сторону, вытянув вперёд остатки рук. Растопырив худые пальцы с длинными пожелтевшими ногтями, они хватали воздух, пытаясь ухватить кусок живой плоти. Зубы их клацали в предвкушении добычи. Эура крутилась, выворачивая мёртвые суставы, ломая колени и пальцы, отбиваясь от рук, пытавшихся разорвать одежду. Мёртвые конечности падали рядом и пауками атаковали отдельно от тела. Одна из отрубленных рук вскарабкавшись по одежде, вцепилась в ладонь. Сквозь разодранную варежку просочилось голубоватое сияние. Нападавшие руки мерзкими насекомыми бросились врассыпную, стуча костями по каменному полу. Мертвец готовый нанести удар в нерешительности замер с поднятым над головой ржавым мечом. Другие просто отступили. Узоры на руке девушке беспокоили их, не давали приблизиться. Мертвецы сбились в кучу и стояли. Наконец один, клацнув зубами, шагнул вперёд, но Эура, быстро стянув варежку, протянула руку в его сторону, и он, скуля словно побитый пёс, отпрыгнул назад. Первый мертвец не унимался: очнувшись от морока, он стал обходить девушку, отрезая путь к выходу из пещеры. Медлить было нельзя: схватив горящую палку, Эура побежала прочь из страшной пещеры. Снаружи бушевала вьюга. Сквозь снег и ветер проглядывали зелёные огоньки россыпью сиявшие из глубины пещер и тени человеческих фигур, худых человеческих фигур видневшиеся в руинах каменных построек вдоль дороги. Страх гнал её вперёд. Внезапно впереди сквозь снег и вьюгу проступила одиноко стоящая башня. Повинуясь животному инстинкту, Эура побежала к ней. А позади уже ковыляла проклятая голодная толпа. Не помня себя от страха, девушка взлетела на верхний этаж, перепрыгивая через ступеньки старой винтовой лестницы. Только затворив тяжёлую дверь и завалив её остатками мебели, она рухнула на пол. Сердце бешено колотилось в груди. В дверь уже скреблись, ковыряя окованные железом доски грязными ногтями. Её быстро выследили по запаху плоти и крови… живой крови….

Девушка осмотрелась: маленькая неприметная коморка под самой крышей колокольни храма не раз спасала жизни. То, что Эура приняла за обломки мебели, оказалось сложенной поленницей дров. В углу валялся соломенный тюфяк, чуть припорошённый снегом, нанесённым ветром через щели в старых ставнях окна. С высоты колокольни город был виден, как на ладони: нарядный городишко, весь в россыпи зелёных огоньков, ручьями стекающимися к башне, словно светлячки на трухлявом пне. Город… был ли он когда-то городом? Эуре, испуганно взирающий на него из маленького окна, он казался кладбищем, а аккуратные домики – склепами. Даже с высоты колокольни, сквозь снег и вьюгу можно было разглядеть белого змея, намалёванного на каждой двери странного поселения. Та же змея, флегматично глотающая свой хвост, была нарисована на карте, с той лишь маленькой разницей, что у змеи на карте были зелёные нефритовые глаза. А может, убегая от толпы мертвецов, продираясь сквозь пелену бури, Эура просто не заметила какого цвета глаза у змей безразлично взирающих на неё со стен разрушенных строений.

Присев на тюфяк, Эура отхлебнула вина из фляги. Метель пыталась оторвать ставни и кидала снег в щели. Ветка, которую она все ещё сжимала в руке, еле тлела, норовя погрузить комнату в полную темноту. Выбрав сухой уголок, Эура развела маленький костёр и, завернувшись в плащ. Вздрагивая от каждого шороха, она так и не могла сомкнуть глаза до утра.

Рассвет заставил мертвецов вернуться в могилы. Метель утихла. Город стоял тихий и чистый, словно невеста перед алтарём. Озираясь по сторонам, готовая снова кинуться в башню, Эура добрела до пещеры. Костёр был затоптан. Все ещё тлеющие угли беспорядочно валялись на полу. Отпечатки измазанных в саже босых стоп вели вглубь пещеры. Сумка была выпотрошена: застёжка выдрана, а солонина и сушёная рыба – исчезли. Собрав уцелевшее, Эура поспешила из города.

В обед её сморил сон и, спрятавшись среди камней, разбросанных вдоль дороги, она задремала на солнце. Проснулась Эура от того, что кто-то толкал её в плечо. Она открыла глаз и, едва увернувшись от прицельного удара крепким клювом, вскочила. Большая, ростом с охотничью собаку птица, с лысой безобразной головой и алыми глазками пыталась стащить пряжку с плаща. Вторая пернатая разбойница вытаскивала из-под головы сумку. Внезапное пробуждение жертвы ограбления нисколько не смутило лысую парочку. Они, щёлкая от негодованья клювом, шипя и растопырив крылья, прыжками удалились на безопасное расстояние.

– Прочь, – зло зашипела Эура, неловко замахиваясь. Плечо, затёкшее от долгого лежанья на камнях, хрустнуло.

Солнце тем временем клонилось к закату. Запустив в птиц булыжником, Эура подобрала сумку и побрела по обочине, прячась за камнями. Одни боги знали, кто ещё ходил по этой дороге. Стоило только стуку копыт достигнуть уха, как Эура проворно нырнула за камень. Всадник, не заметив её, промчался мимо. Эура разглядела лишь коричневый плащ, из-под которого торчали прибитые к шлему коровьи рога. Чутье подсказывало, что не стоит окликать незнакомца. Когда всадник скрылся во мгле ранних сумерек, снова послышался стук копыт по мощённой булыжником дороге. Ещё несколько коней, несущих на себе рогатых всадников проскакали мимо. Судя по карте, дорога спускалась в долину, петляя через посёлки мёртвых.

Эура остановилась у перекрёстка. Следы копыт, отпечатавшиеся в рыжем от пыли снегу вели вправо, главная дорога – прямо, к видневшимся у горизонта чёрным крышам домишек, сиротливо прижимавшихся к подножью скалы, а перед нею у развилочного камня стоял трактир с наглухо закрытыми массивными воротами. Ветер гулял под остроконечными крышами каменных дозорных башен. На створках дверей кто-то нетрезвой рукой намалевал красной краской корявую звезду в центре круга. Левый конец её был больше правого, верхний – коротковат.

Двери трактира гостеприимно распахнулись перед ней, но стоило только девушке войти, как они с шумом захлопнулась за её спиной. Эура оказалась в трактирном дворике. Стояла такая тишина, что было слышно, как на морозе скрипит снег и покачивается фонарь над дверью. Озираясь, Эура миновала двор, поднялась по крыльцу и постучала. Тишина была ей ответом. Эура толкнула дверь.

В большой зале, готовой вместить в себя добрую (или злую) сотню человек (или нелюдей) было пусто. Лишь в противоположном конце, повернувшись к двери спиной, стоял рослый трактирщик и монотонно протирал стаканы. Мужчина был из той породы людей, что спокойно гнули подковы руками, завязывали в узел кочергу и открывали глазом бутылки с вином. Мышцы бугрились под потёртой кожаной жилеткой.

– Эй, любезный! – Крикнула Эура, подходя к барной стойке. Она незаметно положила руку на рукоять меча. – Нет ли у тебя чего-нибудь выпить?

Трактирщик продолжал ожесточённо тереть бронзу грязной тряпкой. Его движения, тупые и механические, настораживали.

– Эй, любезный, – повторила Эура, оглядываясь по сторонам. – Не найдётся ли у тебя тёплой комнаты и горячего ужина? Плачу деньгами.

Трактирщик медленно повернулся. Зелёные глаза мёртвым огнём светились в тусклом свете свечей. Изуродованное лицо было мертвенно бледно, а на тонких губах застыла полуулыбка.

– Есть у нас комнаты: сухие, тёплые, только маленькие. – Глухо ответил он, не переставая натирать бронзовую ножку кубка.

Сердце Эуры рухнуло в пятки, пальцы сами сжали рукоять меча.

– Сдохни, мертвяк, – прошептала она, выхватывая оружие.

Мертвяк, проявив недюжую сноровку, увернулся. Полотенце с пудовыми бубенцами, привязанными к уголкам, брошенное трактирщиком, едва не задев голову девушки, повисло на люстре. Попади оно в висок, как метил трактирщик, и можно было спокойно идти ночевать в город: мертвяки своих не трогали. Перемахнув через стойку, Эура увернулась от удара дубинкой, припрятанной рядом с бочкой с вином. Второй раз дубина, едва не задев голову, приземлилась между двумя глиняными кружками. Перехватив руку на мгновенье замешкавшегося трактирщика, она ударила под дых. Гостеприимный хозяин грохнулся на грязный пол.

– Забирай золото и уходи, – простонал он, хватаясь за живот. – Только не убивай.

– Ты живой?

– Живой, живой. Мортель жил, Мортель жив, и Мортель будет жить, коли будет на то воля богов.

– Что ж ты хрипишь?

– К проруби ходил, форель ловить: простудился, горло приболело.

– А лицо?

– Что лицо-то. – Обиделся Мортель. – Дурные люди кислотой плеснули: вот кожа и сошла, а восстановить – денег немалых стОит, да не каждый маг за лечение возьмётся.

– Извини, я думала: тут только мёртвые обитают, – виновато проговорила Эура, помогая мужчине подняться.

– Мёртвых хватает, – заметил Мортель, опираясь на её руку. – Да и живые, вроде тебя, сюда тоже забредают. Вина?

– Пожалуй, – согласилась Эура, убирая в ножны меч. Она обошла барную стойку и, кинув на пол сумку, устроилась на высоком деревянном табурете напротив Мортеля. – А супчик есть?

– Есть и супчик, – ухмыльнулся трактирщик, ставя перед девушкой дымящийся котелок.

– И не страшно здесь жить? Чуть дальше деревня с мёртвыми…

– Нет, – пожал плечами Мортель. Он достал из-под стойки глиняную бутыль с истёршейся бумажной этикеткой, вытащил зубами пробку и разлил вино по глиняным стаканам . – Мёртвые дальше околицы не вылезают: нельзя им далеко от могил отходить, а я к ним без особой нужды не суюсь. А вот если нужда заставит к мёртвым в гости попасть, то в любой деревне у меня место заветное есть. Ночь пересижу, а утром снова в путь. Здесь у нас тихо, не то, что на севере. Там мертвяки среди белого дня бродят, да и нежить сильнее: есть среди неупокоенных и колдуны, и жрецы, и костяные гончие и даже драконы, и те, чей разум ещё жив, а наши.… Наши так… злобные и тупые. Ты, часом, не с севера?

– Нет.

– Батюшки светы, с юга… И какого лешего тебя к нам занесло? Я такие деньги платил, чтоб через ТрайЕлоссу перебраться, а она сама на север подалась!

– Что у тебя с глазами?

– Не обращай внимания: стеклянные очи. И видишь в них лучше, и огнём сумеречным светят: тучу денег за них заезжему колдуну отдал.

– А почему ты дальше на юг не поехал, когда за перевал перебрался?

– А зачем? Здесь у меня трактирчик, доход и гости.

– И много гостей?

– Людей мало, чаще нелюди ездят.

– Орки?

– Не, орки дальше перевала не выбираются. Там у них лагерь свой и копи, на которых рабы руду добывают. Тут недалеко ведьмы живут. Они будущее видят, на костях гадают, а дорога к ним одна: через развилку и мой трактир. Это зимой у меня пустовато, а летом народу, как дураков на ярмарке.

– А кроме орков здесь ещё кто-нибудь обитает?

– Тролли горные, гиганты, духи, кобольды в заброшенных шахтах… Гарпии, но они ближе к храму Тахо, болезной богини. Их местные жрецы разводят: как охрану и для удовольствия. Нравятся настоятелю эти птахи, да и женщин в здешних горах мало. Правда, сейчас они в тёмных пещерках спят. Зимой только мертвяки и шатаются, будь они неладны! Им все едино: что жара, что стужа. Была бы горячая кровь, да кусок мяса.

– А как они знают, что кровь горячая?

– Вот насмешила. Ты точно нездешняя. Чуют они тепло. И запахи чуют. Вот только слепы они, как землеройки и медлительны, потому что сухожилия истлели.

– А кто они, эти мёртвые?

– Народец местный. Жили они здесь много сотен лет назад, колдовали помаленьку, торговали, детей растили, овец пасли, да нашли они в пещере книгу особую. Прочитали её и обрели Силу магическую. Часть просветлённых на север подалась, а остальные – здесь остались. Обжились, драконов перебили. Нелюдей приструнили. Только ушедшие вернулись через несколько поколений с армией, уничтожили местных и Книгу забрали. И поклялся местный народец, что не будет никому покоя, пока Книгу на место не вернут.

– Занятная легенда.

– Занятная, говоришь. Это у вас, у южных, легенды всякие, сказки да прибаутки, а нам сочинять некогда, мы только правду рассказываем.

– То есть, если вернуть Книгу, все будет хорошо, и мёртвые опять будут спать спокойно?

– Если вернуть и закопать, где нашли, то да. Только вот кто тебе её отдаст-то? Живые-то давно её проворонили, мёртвым магам она досталась. Уж эти из своих костяных лап её никогда не выпустят. У нас же, как говорится, «что мертвецам досталось, то пропало». Знаешь, сколько золота они в своих могилках хранят?! Сколько вещей диковинных?! Сколько артефактов магических?!

– Так что ж не сходишь и не заберёшь?

– Дурак я что ли: мёртвых тревожить? Чтобы они каждый вечер под моими воротами торчали? И скрыться от них нельзя – везде найдут. Были умники, что хотели добро мёртвых к рукам прибрать, да только где они: сами свои могилки от чужих стерегут. А Мортель жив… Кстати о могилках…. Ты как Призрачный мост перешла?

– Какой такой мост?

– Тот, что ведёт из южных земель через Киттеру? Сама догадалась, как камни оживить, или подсказал кто?

– Само как-то все получилось, – уклончиво ответила Эура, потягивая крепкое домашнее вино из глиняной кружки. – Может и сделала чего-то, только я не помню. На разбойничью засаду нарвалась, коня подстрелили. Еле ноги унесла.

– У моста или чуть дальше? – задумчиво спросил Мортель.

– У моста.

Мортель почесал куцую бородку могучей волосатой рукой и отложил тряпку.

– Кто-то погиб в той передряге?

– Я не знаю.

– Рассказывай что знаешь.

– Да ничего я не знаю… Лошадь подо мной подстрелили, может, и людей ранили.

– Конская кровь попала на камни, – задумчиво проговорил Мортель. – Ай да орки! Ай да твари! Я много лет хотел узнать, как они в южные земли через Киттеру перебираются, а ответ у меня под носом был! Мост-то местные раньше Хавонесильтой звали, Лошадиный Мост, дескать. Я ещё думал: чей-то он лошадиный? А вот оно что: орки духов моста кровью поили конской! Старый дурак! Я ещё много лет просил шаманов тайну открыть, так они такую цену заломили!

– А с чего ты решил, что тебе крови будет достаточно? Может мне колдовать пришлось? Или ключ у меня есть?

Мортель в ответ громко захохотал.

– Девочка, я здесь гостиницу держу дольше, чем ты по свету бродишь: колдунов, магов и прочую магическую шушеру за версту чую. Из тебя маг, как из облезлой кошки снежный барс. У тебя с собой нет ни артефактов, ни амулетов, ни свитков, ни грамот верительных от магических гильдий. Да у тебя даже палочки волшебной нет, что уж говорить о магическом посохе. К тому же ты с юга, а маги я скажу у вас не очень. Да и нет там просто-напросто магов.

– Зато у нас войны хорошие и охотники. Кстати, охотнику в здешних местах работы не найдётся?

– Тварьему богу молишься?

– Какому богу?

– Понятно. Для охотников у нас работы нет. Хотя.… У меня вот сестрёнка сбежала месяц назад, с заезжим торгашом: задурил девке голову коробейник проклятый, да и увёз с собой. Как жить дальше: не знаю. Пойдёшь ко мне работать хозяйкой? Деньгами не обижу, – подмигнул Мортель.

– Нет, – покачала головой Эура.

– Ты что так сразу отказываться, – обиделся Мортель.– Ты подумай, я тебе дело предлагаю. Ты сама долго в горах не протянешь. Тебя или дикие звери сожрут, или мертвяки на тот свет утянут, а у меня сухо и тепло, замки крепкие да защита магическая хорошая: ни одна нежить не сунется.

– Нет, Мортель спасибо за заботу. Мне одна дорога: на север. Ты б лучше мне комнату показал, где можно кости бросить, ато ночь в мёртвых посёлках меня вымотала.

Мортель выполз из-за стойки и, подволакивая правую ногу, побрёл к лестнице помпезной змеёй извивающейся вокруг центральной колонны.

– На кладбище кости бросишь… вместе с желудком, – обернулся Мортель, опираясь о резные позолоченные перила. – Комнату тебе сейчас покажу. Как раз, на вечер приготовил. Вчера благородная госпожа по дороге к ведьмам останавливалась. Думал я, сегодня вернётся, ан нет, у ведьм ночевать осталась.

Несмотря на то, что никого кроме Мортеля в таверне не было видно, бронзовые масляные светильники, развешенные через каждые двадцать шагов, ярко горели, освещая узкий коридор, обитый деревянными панелями, вереницу дверей с начищенными до блеска бронзовыми номерками, потёртый ковёр цвета гнилой вишни и мелкие пасторальные картинки в прямоугольных рамках.

– А что за госпожа?

– Не принято у нас спрашивать, если не рассказывают, да говорят жена самого Маркуса Чёрного Когтя, правителя земель по ту сторону от Врат!

При упоминании благородного имени Мортель благоговейно закатил глаза, словно господин Маркус был одним из множества богов, великим магом или святым.

– И что же нужно было такой благородной госпоже у ведьм?

– Ясно что. Наследника родить хочет, вот и пришла к костяным бабам за помощью.

– А к мужу своему обращаться не пребывала? – Усмехнулась Эура,

– Ты бы свой язычок за зубами попридержала, пока не оторвали, – огрызнулся Мортель. – Дело тёмное, слухи ходят разные, но напортачил где-то наш господин. Говорят, прокляли его. С тех пор ни одна из местных девушек не может родить ему сына.

– Так взял бы из неместных.

– А ты откуда такая умная взялась, – огрызнулся Мортель. – Взял уже. Жена господина Маркуса, говорят, откуда-то с севера. Поговаривают, неблагородных она кровей, простолюдинка, да с добрым сердцем. Только все напрасно, детей у них нет. Сколько магов привозили, кудесников всяких, да все без толку. Пришли. Вот твоя комната. Темновато, правда, но если хочешь, свечей ещё принесу.

Я много думала над этим…. Что было бы, если бы я уступила тогда, поступила иначе? Что было бы, если бы сломавшись под напором матери, впервые поднявшей на меня руку, согласилась принять предложение достопочтенного Хайдгера? Что было бы, если бы я, испугавшись трудностей дороги, осталась у гостеприимного Мортеля. Что было бы.… У меня нет ответа на эти вопросы.

Маленькая комната на постоялом дворе, затерявшемся среди лысых горных вершин, казалась роскошными палатами после ночи в мёртвом городе. Откровенно сказать, это был лучший номер в таверне «Приют живого странника». Здесь были и большая кровать с резной спинкой украшенной изящными статуэтками человекоподобных крылатых и хвостатых существ, и трюмо с большим зеркалом и маленьким пуфиком, и ковёр, лежащий у камина. И не важно, что алый балдахин давно проела моль, а мелкие детали у фигурок отбили неаккуратные постояльцы; что все ещё пахнущее женскими духами трюмо покосилось, припадая на одну из кривых ножек, так и норовило свалиться на подпиравший его сундук; что засиженное мухами зеркало потемнело от времени и отражало лишь пыль; что бордовая парча на пуфике давно протёрлась, а некогда белоснежный ковёр пожелтел и стал похож на облезлого домашнего кота. Обстановку дополняли выцветшие гардины с потрепанными позолоченными кистями и стоявшая в углу ваза с бумажными лилиями. Но в комнате было тепло: в камине горел огонь, и сквозь плотно затворенные обитые сталью ставни не проникало ледяное дыхание зимы. Подперев для верности дверь стулом, девушка разделась и юркнула под одеяло. Почувствовав себя счастливым человеком, Эура быстро заснула, прижимаясь щекою к лежащим на подушке ножнам меча.

Эура проснулась так же быстро, как и заснула. Снизу слышался шум и недовольное бухтение Мортеля. Она быстро оделась и, схватив оружие, спустила вниз. В большом зале все так же чадили свечи. Мортель в накинутой на ночную рубашку кольчуге возился у двери. Неестественный бледный, холодный свет лился от серебряной звезды, приколоченной над дверью. Звезда мерцала, пульсировала, бросая пучки света на Мортеля и вязаный коврик, лежавший у двери.

– Ты что вскочила? – Недовольно проворчал Мортель, не оборачиваясь.

– Крики слышала.

– Показалось тебе. Мёртвые что-то шумят сегодня. Тебя ли чуют или после полнолуния не отошли…

В дверь заскреблись, царапая крепкие доски.

– Мыши, – пожал плечами Мортель, запирая дверь ещё на один засов.

– Откройте, – донёсся снаружи слабый человеческий голос. – Ради всех богов, откройте…

– Мортель, там живые!

– Нет там никого. Показалось. Мыши скребутся и ветер воет.

Истошный крик раздался из-за двери.

– Открой дверь! – Потребовала Эура.

– Нет там никого!– Упрямился Мортель.

– Я прошу по-хорошему. Открой дверь!

– Мёртвые чудят…

– Мёртвые не разговаривают! Открывай! – Приказала Эура, вынимая меч из ножен.

– Эх, путнички… – Крякнул Мортель. Резко развернувшись, он распрямился словно тугая арбалетная пружина. Белый мерцающий шарик размером не больше грецкого ореха, вылетев из его рук, приземлился перед Эурой. Девушку заволокло едким дымом. Дым обжёг глаза, защипал носоглотку. Руки и ноги онемели, и девушка кулём рухнула на пол. Перед глазами стояла едкая пелена, голова раскалывалась, но звуки, усиливаясь много крат, молотом били по голове. Она слышала мерзкий скрежет, крики умирающего, треск разрываемой плоти.

Эура очнулась от ледяного прикосновения к своему лицу. Мортель сидел на корточках, и вытирал ей лицо губкой смоченной в молоке.

– Погубить нас хотела! – Причитал трактирщик.

– Там… там человек… – Прохрипела Эура пытаясь встать на локтях, но тело плохо слушалось, и она повалилась на пол.